CC BY
0
НАУЧНАЯ СТАТЬЯ
УДК 316.347(470.67) ББК 60.563.05(235.7) Ш 31
DOI: 10.53598/2410-3691-2024-1-334-105-114
ЛИЧНАЯ РЕЛИГИОЗНОСТЬ ДАГЕСТАНСКОЙ МОЛОДЕЖИ
(Рецензирована)
Мадина Магометкамиловна ШАХБАНОВА
Дагестанский федеральный исследовательский центр Российской академии наук,
г. Махачкала, Россия
madina2405@mail.ru
Аннотация. Актуальность темы исследования обусловлена возросшей ролью исламского компонента в современном дагестанском обществе, вовлеченностью существенного пласта населения в религиозные процессы. Целью исследования является изучение влияния религиозной принадлежности на общественное сознание дагестанской молодежи. Объектом исследования является дагестанская молодежь. Предметом исследования выступает личная религиозность молодого поколения дагестанцев. Эмпирический материал свидетельствует о востребованности в общественном сознании дагестанской молодежи конфессиональной принадлежности. Анализ в разрезе социально-демографических параметров констатирует увеличение процентного показателя, подчеркивающих потребность опрошенных в обозначении значимости личной конфессиональной принадлежности. Такая установка в общественном сознании молодого поколения дагестанцев является закономерным итогом возрастания роли ислама в современном дагестанском обществе, активной деятельности исламских институтов, появления мусульманских учебных заведений, приобщающих местное население к религиозным знаниям. Критерием измерения личной религиозности является согласованность вероубеждения и реального поведения человека. Эмпирика констатирует важность для респондентов учета исламских постулатов в повседневной жизни. На такую позицию огромное влияние оказывают проповеди мусульманских деятелей, призывающих паству строго следовать мусульманским предписаниям. Анализ приоритетности светских и религиозных ценностей показывает превалирование с существенным перевесом в общественном сознании молодежи значимости религиозной ценностно-символической системы доводом наличия в вероучении морально-нравственных принципов (милосердие, сочувствие, порядочность, недопущение насилия и зла в отношении другого человека).
Ключевые слова: религиозность, религия, религиозное поведение, конфессиональная принадлежность, религиозная община, религиозные правила, дагестанская молодежь, религиозные ценности, религиозная деятельность.
Для цитирования: Шахбанова М.М. Личная религиозность дагестанской молодежи // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер.: Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология. 2024. Вып. 1 (334). С. 105-114. DOI: 10.53598/2410-3691-2024-1-334-105-114.
ORIGINAL RESEARCH PAPER
PERSONAL RELIGIOSITY OF DAGESTANI YOUTH
Madina M. SHAKHBANOVA
Dagestan Federal Research Center Russian Academy of Science, Moscow, Russia madina2405@mail.ru
Abstract. This research is relevant due to the increased role of the Islamic religion in modern Dagestan society and the involvement of a significant segment of the population in religious processes. The aim of the research is to study the scope of religious affiliation in the public consciousness of Dagestan's youth and their personal religiousness. The empirical material
testifies to the demand for confessional affiliation in the public consciousness of the younger generation of Dagestanis. The analysis in the context of socio-demographic parameters shows an increase in the percentage indicator that highlights the need to indicate the importance of personal religious affiliation. Such an attitude in the public consciousness of the younger generation of Dagestanis is a natural result of the increasing role of Islam in modern Dagestani society, the active activity of Islamic institutions, the emergence of Muslim educational institutions that introduce the local population to religious knowledge. The criterion for measuring personal religiosity is the consistency of religious beliefs and real human behavior. Empirical research shows how important the respondents found adhering to Islamic postulates in everyday life, and this position is greatly influenced by the sermons of Muslim figures calling on the flock to strictly follow Muslim prescriptions. The analysis of the priority of secular and religious values shows that the importance of a religious value-symbolic system prevails with a significant preponderance in the public consciousness of young people by the argument of the presence of moral principles in the creed (mercy, compassion, decency, prevention of violence and evil against another person).
Keywords: religiosity, religion, religious behavior, confessional affiliation, religious community, religious rules, Dagestan youth, religious values, religious activity.
For citation: Shakhbanova, M.M. Personal religiosity of Dagestani youth // Bulletin of Adyghe State University. Series "Area Studies: Philosophy, History, Sociology, Jurisprudence, Political Sciences, Cultural studies." 2024. Iss. 1 (334). pp. 105-114. DOI: 10.53598/2410-3691-2024-1-334-105-114.
Введение. В условиях современного глобализирующегося общества традиционная социальная функция религий меняется, мировые религии возвращаются в статус детерриторизированных, «воображаемых сообществ», которые превосходят национальные сообщества и даже могут конкурировать с ними. Возрастающий интерес к сакральному, потустороннему, поиск вечных ценностей в мире, претерпевающем глобальные перемены, перерос в общемировую тенденцию, получившую название «религиозный ренессанс», которая выражается в притязании на достаточно основательное, иногда даже революционное преобразование общества. Религия перестает быть фактором консервации социального порядка и становится одной из важных предпосылок социальной динамики [1; 5].
Изучение социально-политических трансформаций постсоветской России показывает активизация религиозного параметра и его влияние на те или иные преобразования. Так, исследователями установлено, что, во-первых, религия представляется одним из наиболее значимых признаков в процессе самоидентификации человека, во-вторых, наиболее устойчивой переменной в иерархии типов социальной идентичности. Кризис и преобразования сформировавшихся форм и способов жизнедеятельности общества, закономерно отражаются и на духовной структуре общества, что может трансформировать механизм воспроизводства религиозности и культового поведения. В настоящее время религиозность может себя проявить не в форме возврата к ортодоксальной вере, полагающей включенность человека в институционализированную религиозную общность, а в виде самопроизвольных духовных поисков личности в религиозной сфере. Иными словами, потеря институтов, обеспечивавших в прошлом традиционное воспроизводство религиозности с детских лет и на ранней стадии социализации (религиозная семья, система религиозного воспитания и образования), механизм формирования религиозности, следовательно, соблюдения религиозных предписаний существенно меняется. Свидетельством такой трансформации является политизированный исламский фундаментализм, представляющий серьезную угрозу для национальной безопасности России. Причем, особенно опасной становится практика слияния этнической идентичности с религиозным фанатизмом.
Феномен религиозности стал объектом пристального исследовательского внимания в российских и западных исследованиях по целому ряду причин: в глобальном масштабе можно отметить мощные миграционные процессы, появление больших анклавов проживания мусульманского населения в западноевропейских
государствах, сложности межличностной коммуникации между мигрантами и принимающим обществом, применительно к российскому обществу — религиозное возрождение на фоне провозглашения принципов «демократии, гласности и свободы». В настоящее время, Российское государство сталкивается с целым комплексом проблем, которые естественно, возникли из-за отсутствия контроля со стороны светской власти над религиозными процессами. Несмотря на то, что российской власти удалось подавить экстремистское подполье, которое угрожало национальной безопасности и целостности государства, сложно предугадать вектор развития религиозного возрождения, в данном контексте исламского ренессанса. Активизация деятельности мусульманского духовенства позволяет прогнозировать, что о взаимоотношениях светской власти, с одной стороны, и религиозной общины, с другой, вполне возможно появление противоречий и конфликтной ситуации. Основанием для такого утверждения является активная роль исламских духовных лиц в общественной жизни, например, современного Дагестана.
Что такое религиозность? Отечественные исследователи рассматривают религиозность «воздействие религии на сознание и поведение как отдельных индивидов, так и социальных и демографических групп», в содержательном плане — «определенное состояние отдельных людей, групп и общностей верующих в сверхъестественное и поклоняющихся ему» [2; 127]. И.Н. Яблоков определяет религиозность как «социальное качество индивида и группы, выражающее в совокупности их религиозных свойств» [3; 123].
Е.В. Пруцкова рассматривает религиозность как «иерархически организованный и многомерный феномен. В рамках иерархического подхода выделяются два уровня анализа: общая религиозность и частные проявления (диспозиционная и функциональная религиозность). В рамках многомерного подхода религиозность рассматривается как некоторая целостная система, которую возможно оценить посредством разложения на несколько осей, или измерений (не всегда ортогональных)» [4; 74]. По мнению П. Хилла, функциональная религиозность заключается в том, что «люди проявляют огромное разнообразие в том, как именно они переживают религиозную (и духовную) действительность, в мотивах, определяющих их религиозность, в способах использования собственной религиозности для решения проблем, встающих перед ними. Этот более низкий функциональный уровень ... полезен для предсказания более частных переменных.» [5; 48]. Е.В. Пруцкова индикаторами измерения функциональной религиозности рассматривает «самоидентификацию с определенным вероисповеданием, верования (вера в Бога, в жизнь после смерти, в рай и ад) и практики (частота посещения религиозных служб и частота молитвы)» [6; 77].
Личная религиозность и ее исследование позволяет более глубоко изучить значение конфессионального фактора в жизни каждого человека, причем независимо от отношения к религии (верующий/неверующий). Приведенные ранее эмпирические данные констатировали противоречивые установки в массовом сознании респондентов, несогласованность между типом религиозности и культовой практикой, в частности, регулярность соблюдения портфеля обязательных исламских ритуальных обрядов и т.д. Исследователи отмечают огромную роль личной религиозности в разных социальных сферах, может сложиться ситуация когда «политическая и общественная проекция религии не всегда совпадают с личной религиозностью человека. Порой совершенно нерелигиозные индивиды являются активными сторонниками присутствия религии в политической или общественной жизни. Встречаются и противоположные случаи — высокая личная религиозность не проявляется в общественно-политической сфере» [7; 125].
Таким образом, можно в социологии религии, несмотря на существование множества концептов, сформировалась методика исследования религиозности и индикаторы воспроизводства личной религиозности. Личная религиозность измеряется рядом параметров, среди которых вовлеченность человека в конфессиональное пространство, определением значимости/незначимости вероучения в повседневной жизни, регулярностью следования религиозным правилам и предписаниям.
Методы. Эмпирическое исследование проведено в 2023 г. методом случайного отбора. Опрос был проведен в гг. Махачкала, Дербент, Кизилюрт, Хасавюрт, Бот-лихскомий, Дербентском, Казбековском, Кизлярском районах. Распределение по социально-демографическим параметрам: а) пол — мужчины 249 чел. (48,8%), женщины — 261 чел. (51,2%); б) возраст: 15—17 лет — 144 чел. (28,3%), 18—25 лет — 173 чел. (34,0%), 26—35 лет — 193 чел. (41,7%); в) образование: неполное среднее — 74 чел. (14,4%), среднее — 107 (21,0%), среднее специальное — 173 чел. (34,1%), высшее — 156 чел. (30,5%); д) отношение к религии: убежденно верующий — 198 чел. (38,8%), верующий — 273 (53,5%), колеблющийся — 25 чел. (4,9%), неверующий — 11 чел. (2,2%), убежденно неверующий — 3 чел. (0,6%). N = 510.
Результаты исследования. Изучение религиозной идентичности логично предполагает исследование и личной религиозности, что является предметом анализа в данной статье. Ранее было отмечено, что маркерами измерения личной религиозности являются: 1) обозначение индивидом роли вероисповедания в личной жизни; 2) соотнесение личного поведения с религиозными постулатами; 3) интенсивность религиозного поведения. То есть актуально установление веса ассоциации с вероисповеданием на личностном уровне (см. гист. № 1).
Гистограмма 1
Оценка значимости религиозной принадлежности (%)
Ш Мне очень важна моя религиозная принадлежность
Ш Мне не очень важна моя религиозная принадлежность
0 Мне совсем не важна моя религиозная принадлежность
Эмпирика свидетельствует о важности для подавляющей части опрошенной дагестанской молодежи личной религиозной принадлежности. Анализ в разрезе возрастного и образовательного признаков показывает рост числа подчеркивающих значимость религиозной принадлежности с 82,7% в интервале 15—17 лет до 91,2% 26—35 лет, с 86,3% имеющих базовое среднее образование до 89,3% с высшим образованием. Естественным является обозначение подавляющей частью идентифицирующих как убежденно верующие (93,9%) и верующие (86,6%) своей религиозной принадлежности и ее значимости в противовес подмасси-вам колеблющихся (33,3%) и убежденно неверующих (33,4%), а также неверующим (16,7%). Для 8,2% опрошенных по всему массиву, 11,2% со средним
специальным образованием, 51,9% колеблющихся и 33,3% неверующих религиозная принадлежность «не очень важна». Логичным является поведение убежденно неверующих (66,7%) и неверующих (41,7%), которые подчеркивают суждение «религиозная принадлежность не имеет никакого значения». Резюмируя результаты, можно утверждать, что опрошенное молодое поколение дагестанцев, подчеркивая личную религиозность, одновременно указывает и на востребованность вероучения в своей жизни, причем в самых разных сферах. При этом анализ ценности религиозной принадлежности в массовом сознании представителей разных национальных образований свидетельствует об укреплении ее позиций в иерархии типов социальной идентичности. Слабые позиции религиозной принадлежности по национальным группам характерны представителям этнической общности с пассивным культовым поведением и слабыми внутриэтническими связями и т.д. Так, в ответах на вопрос: «Какие из признаков объединяют Вас с представителями Вашего народа?», в сравнении с другими этническими подгруппами, доля выбравших интегратор «религия» среди лакской молодежи заметно меньше (41,7%); такая же картина прослеживается и при определении единства с представителями своего народа. Эмпирика на вопрос «С кем Вы в наибольшей степени испытываете чувство общности?» показывает, что испытывающих чувство общности с единоверцами среди лакцев, лезгин и даргинцев составляет 12,5%, 23,3%, 27,9%, соответственно.
Таким образом, можно констатировать востребованность в общественном сознании респондентов религиозной самоидентификации, хотя наблюдаются различия по возрасту, образованию, отношению к вере. Данное обстоятельство изначально предполагает осуществление вероучением определенных функций в повседневной жизни человека, ориентированность придерживаться предписаний и правил вероисповедания, последователем которого он себя считает (см. гист. № 2).
Гистограмма 2
Распределение ответов на вопрос «Какую роль играет религия в Вашей личной жизни?» (%)
В жизни подавляющей части респондентов религия играет важную роль, среди подгрупп имеются отличия в процентных показателях: так выделяется возрастной разрез 26—35 лет (98,2%) и опрошенные со средним специальным образованием (91,1%); логичным выглядит позиция респондентов через призму отношения к религии — доля убежденно верующих и верующих, в сравнении, с колеблющимися, неверующими и убежденно неверующими, существенно выше — 94,9%, 0,3%, 37,0%, 25,0%, 33,3%, соответственно. По национальной принадлежности среди аварцев (91,0%) существенно выше число указывающих на важность вероучения в своей жизни в противоположность другим национальным образованиям: 66,7% лакцев, 76,6% лезгин, 85,0% чеченцев, 85,2% даргинцев, 89,1% кумыков.
Менее 10% опрошенных по всему массиву придерживаются позиции о малозначи-мости религии и здесь выделяются подмассивы колеблющихся (44,4%) и убежденно неверующих (33,3%), по национальной принадлежности 25,0% лакцев, 11,5% из подмассива даргинцев и 10,0% чеченцев. Эмпирический материал по всем параметрам анализа позволяет утверждать, что социально-демографические признаки (уровень образования, пол, возраст) опрошенных практически не влияют на обозначение значения вероучения в повседневной жизни человека. Статистически незначимая часть респондентов по всему массиву игнорирует религиозный фактор в своей жизни (2,6%), анализ в разрезе отношения дагестанской молодежи к религии показывает отличие между подмассивами: отрицающих роль вероучения в повседневной жизни больше в подгруппах неверующих (33,3%) и убежденно неверующих (66,7%). Полученный материал однозначно показывает признание респондентами важной функции религии в своей жизни. В этой связи резонным представляется установление соответствие/несоответствие между, с одной стороны, декларированием роли вероисповедания и, с другой — реальным поведением, то есть ориентируются ли опрошенные на религиозные заповеди (см. гист. № 3).
Гистограмма 3
Распределение ответов на вопрос «Соотносите ли Вы свои действия в различных жизненных ситуациях с Вашими религиозными убеждениями или заповедями Вашей религии?» (%)
Результаты опроса показывают приоритет исламских постулатов при принятии решения в установках существенной части опрошенной дагестанской молодежи; с возрастом и уровнем образования наблюдается рост респондентов, учитывающих мусульманские предписания в своей жизни с 71,2% среди респондентов в возрасте 15—17 лет до 86,9% в подмассиве 26—35 лет, с 73,8% опрошенных с базовым средним образованием до 82,3% со средним специальным образованием. Больше половины опрошенных в подгруппах убежденно верующих и верующих отмечает важность соответствия поведения человека положениям мусульманского учения, придерживающихся этой точки зрения меньше в подмассивах колеблющихся (одна вторая часть) и неверующих (каждый шестой); по этнической принадлежности подавляющая часть опрошенных при принятии любого решения учитывает личные религиозные взгляды и убеждения. Самое молодое поколение дагестанцев (15—17 лет) и имеющие среднее образование (каждый восьмой), а также самоидентифицирующиеся как колеблющиеся (55,6%), неверующие (66,7%) и убежденно неверующие (66,7%) игнорируют исламские правила, более того, религиозные предписания не имеют какого-либо значения в определении принципов их личного
поведения. Существование такой позиции в общественном сознании дагестанской молодежи свидетельствует о приоритете исламского фактора, при этом формированию точки зрения о значимости мусульманских правил в повседневном поведении индивида, а также укреплению позиций ислама в современном дагестанском обществе способствовала поддержка мусульманского духовенства властными структурами, участие чиновников разного ранга в религиозных мероприятиях, оказание финансовой помощи религиозным организациям. Примером является оказываемая каждый год С. Керимовым помощь в совершении хаджа: в 2023 г. он оплатил поездку 1000 паломников, 200 чел. из них родственники погибших в ходе СВО военнослужащих.
Позиции ислама в республике с каждым годом только укрепляются и этому, не в малой степени, способствует расширение пространства для реализации религиозных программ с разной тематикой. Правилом «хорошего тона» стало привлечение священнослужителей к сотрудничеству, начиная от научно-практических конференций и заканчивая их активным участием в политическом процессе (в избирательной кампании разного уровня); особенно активны представители духовенства в муниципальных выборах. Такие действия и поведение духовных лиц (имамов) вызывает недовольство у некоторых верующих. Однако открыто никто не высказывается, ибо они боятся обвинений в неверии и противостоянии духовному сословию, которое «преследует исключительно позитивные цели, направленные на улучшение ситуации в населенном пункте, укреплении нравственности и т.д.». Если в городской местности встречается критика исламского духовенства, то сельское население прислушивается к мнению местного имама, строго придерживается положений мусульманства, в частности, в ритуальной практике. В качестве примера можно привести празднование Ураза-байрам, процедуру раздачи милостыни за умершим, выражение соболезнования и т.д. Еще одним примером является запрет мусульманского духовенства на празднование Нового года, открытое противостояние и осуждение детских новогодних утренников, уничтожение украшенной к празднику елки. Часть мусульманского населения проигнорировала запрет и не отказалась в домашней обстановке его праздновать, другая же приняла активное участие в распространении такой установки. К сожалению, на начальном этапе местная власть не приняла никаких мер, правоохранительная система не обратила внимание на призывы имамов игнорировать светские праздники, речь идет о Новом годе, и только акты сожжения установленных на центральных площадях республиканских городов и райцентров новогодних елок вынудило ее изменить позицию. Так, в предновогодние и после новогодние дни полицейский патруль уже не один год охраняет места проведения новогодних гуляний и саму елку. Кардинально ситуацию поменяло личное вмешательство главы Чеченской Республики, демонстративная установка на центральной площади Грозного украшенной новогодней елки. Однако в общественное сознание по-прежнему внедряется тезис греховности отмечать светские праздники. На трансформацию мировоззрения и формирование исключительно религиозной картины мира у дагестанского населения огромное влияние оказывают распространение исламских дошкольных и школьных учебных заведений, которые процесс воспитания осуществляют исключительно по мусульманским канонам. Логичным является воспитание детей в семье также по исламским правилам, ребенку разъясняется нежелательность участвовать в светских мероприятиях, праздновать дни рождения, подчеркивается доминанта конфессионального компонента над светским. Ранее проведенные авторские опросы свидетельствовали о предпочтении 63,2% опрошенных праздновать все праздники, независимо от их характера: «религиозные и светские праздники
одновременно (Ураза-Байрам, Курбан-Байрам, Новый год, 23 февраля, 8 Марта и т.д.)», однако заметная часть (29,7%) отмечала «только религиозные праздники» и статистически небольшая доля склонялась в сторону исключительно светских праздников (2,1%). Результаты опросов в других мусульманских регионах России также показывают приоритетность в общественном сознании последователей ислама мусульманской ценностно-символической системы, то есть на смену ранее существовавшим символам пришли изображения с религиозным содержанием и оттенком. Проповеди исламских духовных лиц, направлены на внедрение в массовое сознание образа «правильного мусульманина», который должен в своей повседневной жизни следовать исключительно исламской модели поведения. Вместе с тем имеет место и другая традиция, когда на фоне мощных глобализационных процессов наблюдаются «попытки Запада навязать мусульманам свои культурно-нравственные стандарты и политико-правовые формы, без учета сложившихся в мусульманском мире традиций, вызывают отторжение. Особенно, когда такие шаги воспринимаются в качестве атаки на ислам как систему ценностей» [8; 448]. Вопрос «Какие ценности предпочтительны для опрошенной дагестанской молодежи?» важен, ибо позволит выявить существующие в их общественном сознании тенденции в части определения роли и веса светского и конфессионального элементов (см. гист. № 4).
Гистограмма 4
Распределение ответов на вопрос «Какие ценности для Вас наиболее важны?» (%)
Ш Религиозные, потому что религия проповедует принципы милосердия, сочувствия, порядочности, недопущения насилия н зла в отношении другого
человека
□ Отличий между религиозными и
светскими ценностями не существует, есть общечеловеческие ценности, которым нужно следовать независимо от отношения к религии
□ Светские, потому что мы живем в светском государстве (религия и церковь отделены от государства)
В Затрудняюсь ответить
Приведенные данные показывают предпочтение респондентами религиозных ценностей с доводом проповеди вероисповеданием «принципов милосердия, сочувствия, порядочности, недопущения насилия и зла в отношении другого человека» (64,9%); социально-демографический срез показывает увеличение придерживающихся данного суждения с 66,5% опрошенных в возрасте 15—17 лет до 73,7% среди лиц 26—36 лет. Однако уровень образования респондентов не очень сказывается на обозначении веса религиозных ценностей: здесь обратная картина — уменьшение предпочитающих ценности вероучения с повышением образовательного статуса — 67,5% со средним образованием против 55,4% имеющих высшее образование. Больше половины опрошенных в подмассивах убежденно верующих, верующих и убежденно неверующих подчеркивает важность религиозных ценностей, среди колеблющихся и неверующих процентные параметры существенно ниже — 18,5% и 16,7%, соответственно. В национальном разрезе преимущество
религиозных ценностей отмечено заметно большей частью чеченцев и меньше их в лакской (45,8%) и лезгинской (51,2%) подгруппах. С большим отрывом на втором месте расположен вариант ответа «отличий между религиозными и светскими ценностями не существует, есть общечеловеческие ценности, которым нужно следовать независимо от отношения к религии (верующий/неверующий)» (14,5% по всему массиву). Анализ по гендерному критерию показывает важность общечеловеческих ценностей для женской подгруппы (17,7%), в сопоставлении с мужской (12,4%); прослеживается отличие внутри возрастных и образовательных под-массивов, их больше в интервале 18—25 лет (17,6%) и со средним специальным образованием (24,1%). Естественно преимущество общечеловеческих ценностей для когорты неверующих (58,3%), в сравнении с убежденно верующими (5,6%), хотя одна шестая часть верующих также подчеркивает значимость универсальных ценностей. Привилегия светской ценностной системы по всему массиву обозначена небольшой частью респондентов, внутригрупповой анализ позволяет выделить имеющих среднее образование (6,4%) и колеблющихся (22,2%). При этом одна десятая часть по всему массиву затруднилась выразить свою позицию, превалирует массив в подгруппах 18—25 лет (13,5%) и с высоким образовательным статусом (одна четвертая часть).
Заключение. Таким образом, исследование личной религиозности позволяет определить востребованность для каждого человека вероисповедания, его правил и предписаний в повседневной жизни. Верификация материала подтверждает важность религиозного учения для подавляющей части респондентов как по всему массиву, так и по анализируемым подгруппам. Более того, подавляющая часть опрошенной дагестанской молодежи руководствуется религиозными убеждениями или заповедями исповедуемого учения при принятии любого решения. Важность мусульманского фактора подтверждается и предпочтением опрошенными религиозных ценностей с доводом заключенных в них принципов милосердия, сочувствия, порядочности, недопущения насилия и зла в отношении другого человека. Несмотря на доминирование в общественном сознании опрошенной дагестанской молодежи важности именно религиозных ценностей, не менее востребованы и универсальные ценности, которым необходимо следовать независимо от отношения к религии (верующий/неверующий). Можно предположить, что изначальное восприятие духовного лица (имам, муфтий) как воплощения нравственности и идеала, со временем претерпевает изменение: верующие сталкиваются с неподобающим поведением священнослужителя, не всегда соответствующими его статусу поступками, что вызывает разочарование у последователей мусульманства. Однако каждый человек имеет право на ошибку и может ошибаться, видимо, не стоит его подвергать остракизму: необходимо посмотреть каковы последствия ошибки или проступка, а также дальнейшее поведение представителя духовного сословия и это должно быть определяющим при формировании образа представителя религиозного духовенства, в данном контексте, исламского духовного лица.
Примечания:
1. Дзуцев Х.В., Березина Н.В. Религия в жизни современного северокавказского общества: монография. Москва; Владикавказ: ФНИСЦ РАН, 2022. 252 с.
2. Угринович Д. М. Введение в религиоведение. Москва: Мысль, 1985. 270 с.
3. Яблоков И.Н. Социология религии. Москва: Мысль, 1979. 182 с.
4. Пруцкова Е.В. Религиозность и ее следствия в ценностно-нормативной сфере // Социологический журнал. 2013. № 2. С. 72-88. DOI: 10.19181/ socjour.2013.2.383.
5. Hill P. C. Measurement in the Psychology of Religion and Spirituality // Handbook of the Psychology of Religion and Spirituality / ed. by R. F. Paloutzian, C. L. Park. New York; London: Guilford Press, 2005. P. 43-61.
6. Пруцкова Е.В. Религиозность и ее следствия в ценностно-нормативной сфере // Социологический журнал. 2013. № 2. С. 72-88. DOI: 10.19181/ socjour.2013.2.383.
7. Ситников А.В., Романов М.В., Фасхудинов Р.Р. Национальная и религиозная идентичности: опыт анализа взаимосвязи (на примере Республики Татарстан) // Социологические исследования. 2022. № 3. С. 120-134. DOI: 10.31857/S013216250015844-1.
8. Семедов С.А. Исламизм и феномен политических религий // Россия реформирующаяся. Ежегодник / отв. ред. М. К. Горшков. Москва: Новый хронограф, 2012. Вып. 11. С. 435-454.
References:
1. Dzutsev H.V., Berezina N.V. Religion in the life of modern North Caucasian society: [monograph]. M.-Vladikavkaz: FNSC RAS, 2022. - 252 p.
2. Ugrinovich D.M. Introduction to religious studies. Moscow: Mysl, 1985. — 270 p.
3. Yablokov I.N. Sociology of religion. M.: Mysl, 1979. — 182 p.
4. Prutskova E.V. Religiosity and its consequences in the value-normative sphere // Sociological Journal. 2013. No. 2. pp. 72-88. DOI: 10.19181/ socjour.2013.2.383.
5. Hill P.C. Measurement in the Psychology of Religion and Spirituality // Handbook of the Psychology of Religion and Spirituality / Ed. by Paloutzian R.F., Park C.L. New York, London: Guilford Press, 2005. P. 43—61.
6. Prutskova E.V. Religiosity and its consequences in the value-normative sphere // Sociological Journal. 2013. No. 2. pp. 72-88. DOI: 10.19181/ socjour.2013.2.383.
7. Sitnikov A.V., Romanov M.V., Faskhudinov R.R. National and religious identities: the experience of analyzing interrelationships (on the example of the Republic of Tatarstan) // Sociological research. 2022. No. 3. pp. 120-134. DOI: 10.31857/S013216250015844-1.
8. Semedov S.A Islamism and the phenomenon of political religions // Russia reforming. The yearbook. Issue 11 / Ed. by M.K. Gorshkov. M.: New Chronograph, 2012. — 480 p.
Статья поступила в редакцию 20.01.2024; одобрена после рецензирования 09.02.2024; принята к публикации 16.02.2024.
The paper was submitted 20.01.2024; approved after reviewing 09.02.2024; accepted for publication 16.02.2024.
© М.М. Шахбанова, 2024
