CC BY
94
В.К. ШУМИЛОВ
ЛИБЕРАЛЬНЫЙ РАКУРС: ОСМЫСЛИВАЯ ТЕОРИЮ МОДЕРНИЗАЦИИ
Современное состояние очень многих отечественных умов можно охарактеризовать словами Ю. Пивоварова: «Я довольно долго надеялся, что на этот раз Россия изменится содержательно, но в последние годы мои надежды рухнули. Видимо, к началу второго срока президентства В. Путина в основном завершилась эпоха «транзита». Выйдя из пункта "А" Россия пришла к пункту "А"» [15, с. 13].
Однако преобладающее противоположное мнение можно выразить словами И.И. Глебовой: «Крах утопии демократических преобразований привел возрождению (в превращенном виде) прежних страхов и предрассудков. Отсюда представления об отказе от демократии, возвращение к традиционной российской политической модели. В 1990-е годы в России не возникла демократия в западном ее понимании, а значит, нам не от чего отказываться. Не произошло и разрыва с «корневыми» особенностями национальной политической культуры, что делает бессмысленным разговоры о возврате: нельзя вернуться к тому от чего не уходили». В заключение следует обычная в таких случаях констатация: «Тот факт, что политический консенсус, достигнутый элитами, ориентирован на русскую «осо-бость», еще раз подтверждает, по своему происхождению и взглядам мы не принадлежим к западному миру» [8, с. 33-34].
Итак, за 15 лет демократических реформ в России так и не возникла демократия - общий вывод подавляющего большинства ученых специалистов, исследователей. Сразу же возникает множество вопросов типа, а стоило ли в таком случае затевать перестройку, а затем реформы? Чуть ли единодушным становится мнение о неправильно выбранном пути, который навязали стране радикальные либералы вместе с их хозяевами американцами. Чтобы в какой-то степени разрешить этот вопрос, не обойтись без привлечения социальной теории и практики исторического развития обществ.
Транзитология как наука возникла на рубеже 80-90-х годов XX в. как своеобразный ответ на крах коммунизма в странах Восточной Европы. Общим местом стало убеждение в том, что завершением «транзита» посткоммунистиче-ских стран станут соответствие их стандартам Евросоюза и допуск в его ряды. В целом данная теория получила реальное подтверждение во всей Восточной Европе, кроме Белоруссии и России. Расширенное применение транзитологии (переход к демократии и рынку) к другим странам и регионам мира натолкнулось практически на те же самые препятствия, которые испытывает теория модернизации. Одна из самых радикальных версий критики теории модернизации дана Б.Г. Капустиным. Он же вполне справедливо трактует транзитоло-гию как «новое издание» теории модернизации [10].
Теория модернизации возникла на рубеже 50-60-х годов ХХ в. как ответ на вызов коммунистической системы. В это время происходил распад колониальной системы и, соответственно, решалась проблема выбора пути развития новых стран. Теория модернизации противопоставлялась марксизму и опиралась на труды таких ученых, как М. Вебер, Т. Парсонс. По мнению Б.С. Старостина, «с момента возникновения модернизационной теории ее создатели взяли на вооружение междисциплинарный подход к объяснению общественного развития. В рамках этой теории попытались объединиться представители самых разных наук - экономисты, социологи, этнологи, политологи, социальные психологи. Именно такой подход придал теории модернизации черты научной
респектабельности и солидности, сделал ее весьма влиятельным направлением общественно теоретической мысли» [16, с. 10].
Существуют самые различные определения модернизации. Одно из самых общих дано Ш. Эйзенштадтом: «Исторически модернизация - это процесс изменения в направлении тех типов социальной, экономической и политических систем, которые развивались в Западной Европе и Северной Америке с семнадцатого по девятнадцатый век и затем распространились на другие европейские страны и девятнадцатом и двадцатом веках - на южноамериканский, азиатский и африканские континенты» [20, с. 1]. Отсюда видно, что с самого начала теория модернизации носила эволюционный характер: развитие общества рассматривалось как линейно-стадиальный, универсальный процесс, имеющий одни и те же закономерности для всех этносов и цивилизации.
Структурный кризис стран Запада и временное ослабление их влияния в 1970-е годы породили новую волну в теории модернизации. В первую очередь критике подвергся принцип универсализма, линейно-поступательного движения обществ в процессе модернизации, а также явный этноцентризм данной концепции. По этому поводу Э. Гидденс заметил, что «нам представляется невозможным устранить недостатки эволюционной теории вообще и исторического материализма в частности. Вот почему мы настаиваем на необходимости их деконструкции. Иными словами, мы не можем заменить их сходной теорией. Объяснения социальных изменений невозможно свести к обнаружению единственного полновластного их механизма; нет ключей, которые могли бы раскрыть тайны социального развития человечества, сведя их к единой формуле, или объяснить переходы от одного социального типа к другому, прибегнув к такому же способу» [7, с. 338].
Крушение коммунистической системы дало развитие третьему этапу мо-дернизационных теорий, который характеризуется попытками «вдохнуть как бы новую жизнь в теорию модернизации, осуществить на ее базе новый синтез, соответствующий реалиям современного мира» [7, с. 339].
Одной из таких многообещающих попыток является синергетическая парадигма, которая пытается установить, какие процессы самоорганизации происходят в природе и обществе. Синергетика претендует на преодоление двух барьеров: во-первых, между живой и неживой природой, во-вторых, между миром природы и социальной жизнью людей. Синергетика изучает диссипативные системы, т.е. открытые, неравновесные, нелинейные. Можно сказать, что человек и общество являются типичными диссипативными системами. Однако это совсем не так. Дело в том, что в природе существуют относительно закрытые системы. Следовательно, и в человеческом обществе могут существовать относительно закрытые структуры. Кроме того, общества сами добровольно в ответ на внешний вызов могут самоизолироваться. Причем такая самоизоляция может происходить на всех стадиях развития общества, начиная от охотников и собирателей каменного века до буквально современного времени (на данный момент пример такой самоизоляции демонстрируют Куба, Северная Корея, Иран, Саудовская Аравия). В таких закрытых системах социальное развитие, как правило, консервируется. Поэтому именно в наше время существуют человеческие общества, находящиеся на стадии каменного века.
Позднеклассическая наука, опираясь на синергетику, дает новую интерпретацию детерминизма. Французский социолог Р. Будон выдвинул принцип умеренного детерминизма: социальное изменение рассматривается как результат пересечения нескольких «цепочек» причин; каждая их этих «цепей» может быть детерминированной. Но сам факт их пересечения в данное время
и в данном месте случаен. Какие именно «детерминизмы» образуют эти «цепочки», можно установить только путем анализа как конкретных условий, в которых происходит изменение, так и конкретной структуры всего процесса [3]. Отсюда развитие диссипативных систем можно рассматривать как нелинейное, имеющее несколько вариантов, т.е. социальное развитие не предопределено четко в каком-то одном направлении.
Однако следует подчеркнуть, что синергетика не отвергает принцип эволюционизма, универсализма в развитии человеческих обществ. В последнее время среди большинства российских ученых и некоторой части их зарубежных коллег становится просто неприличным отстаивать однолинейную концепцию социального развития. В большой моде всякого рода «многолинейные», «нелинейные» теории, цивилизационно-формационный подход и т.д. Расхожей стала идея, что человеческие общества испытывали и испытывают множество вариантов эволюции, что развитие «веерное».
Действительно, история развития обществ многократно демонстрирует многолинейность, но в конечном счете только одна из этих линий оказывается продуктивной. Многолинейность наблюдается с самого начала антропогенеза. Однако все боковые ветви исчезли, и осталась только единственная линия современного человека.
Неолитическая революция привела к постепенному, но синхронному переходу человеческих обществ от охоты и собирательства к производящему хозяйству и образованию цивилизации. Затем наступило синхронно, во всех существовавших тогда цивилизациях, «осевое время», по определению К. Ясперса [19].
На наш взгляд, модернизация, т.е. переход от традиционного общества к современному, является второй по счету революцией, после неолитической, в истории развития человечества. Она, безусловно, носит комплексный характер и охватывает все сферы общественной жизни: экономическую, политическую, социально-культурную. Хотя изменения в этих сферах взаимосвязаны и коррелируют друг с другом, но уровни и характер взаимосвязей не имеют жесткой детерминации и варьируются в самом широком диапазоне.
С самого момента появления теории модернизации выявились две позиции по отношению к традиционным обществам стран Востока: модернизация и вестернизация. Сторонники вестернизации полагали, что по мере того как в странах Востока будет достигнут определенный уровень развития экономики, массового образования, информационной инфраструктуры, в них обязательно проявятся и утвердятся нормы западной демократии общественной жизни, и они станут западными странами. Следовательно, они утверждали, что проблема отличия стран Востока и Запада заключается в их отсталости.
Модернизаторы же исходили из того, что иные цивилизационные базисы, культурные предпосылки приводят к совершенно другим методам использования новшеств в незападном обществе. Социальное развитие этих стран не может уподобиться западному. Демократия, права человека являются достижениями западной цивилизации, которые в иных культурах привиться извне и развиваться самостоятельно не смогут. Характерна в этом плане эволюция взглядов С. Хантингтона, который был одним из ведущих сторонников вестернизации, а затем в своей последней работе он, наоборот, перешел на концепцию незыблемости цивилизационных границ [23]. Ш. Эйзенштадт в своем фундаментальном труде «Традиция, изменения и современность» показал необходимость разграничения понятия традиция и традиционализм. «Традиция в отличие от традиционализма не препятствует построению современного общества. Традиция большая (центр) и малая (периферия) могут постоянно изменяться по мере приспособления к из-
меняющимся условиям. Поэтому модернизация может происходить под эгидой традиции (Англия, Япония)» [21. Р. 98].
Если вестернизаторы исходят из главенства экономической сферы общества, то модернизаторы обращают внимание на социокультурную составляющую. Правда, имеется точка зрения «о главенствующей роли политики по отношению к экономике» [1, с. 26]. Экономическое развитие в принципе может происходить в условиях любых этнических традиций и политической организации общества. И лучше всего модернизацию проводить, опираясь на свои национальноцивилизационные традиции, идеалы, тип культуры и личности. Действительно страны Юго-Восточной Азии: Япония, Корея, Тайвань, Сингапур, а затем Китай и Вьетнам на практике показали возможность модернизации на основе своей идентичности, своих национальных традиций. Но еще раньше подобную возможность модернизации осуществляли в России - Петр I и Сталин, в Германии - Гитлер, в Испании - Франко, да и Япония до второй мировой войны.
На наш взгляд, определять понятие модернизация только через технологическую составляющую, т.е. трансформацию традиционного аграрного общества в индустриальное, неправомерно прежде всего потому, что сама индустриализация - это продукт западной цивилизации, который появился благодаря именно политической организации общества. Повторение, дублирование индустриализации, как показал исторический опыт, возможно, но только в рамках догоняющей модернизации. Следовательно, незападные страны будут вынуждены перманентно догонять идущие по дороге вестернизации общества.
Здесь также кроется ответ на вопрос В.Г. Федотовой: «Какую стадию модернизации Запада Россия должна догонять, когда он сам стремительно изменяется в направлении постмодернизма?» Так можно считать только в том случае, если считать сутью процессов догоняющей модернизации - индустриализацию и создание индустриальной культуры независимо от политического и социального строя [17, с. 59]. Однако модернизация является комплексным процессом, и искусственное разделение сфер общества допустимо только в чрезвычайно узких научных исследованиях. Если исходить из сферы политической организации общества, то сутью догоняющей модернизации будет достижение политических форм устройства социальной системы Запада, которые на данный момент не имеют никаких признаков для социальных мутаций.
В конце XX в. страны Запада вступили в новую стадию своего развития -постиндустриальную, т.е. стала формироваться информационная цивилизация. И здесь оказалось, что традиционные ценности не могут столь же плодотворно функционировать, как они работали на индустриальной стадии. Кризис японской экономики в 1990-х годах породил в обществе дискуссию о дальнейших путях модернизации. «Сторонники глобализации мировой экономики исходят из неоклассического представления о наибольшей эффективности конкурентной экономики с минимальным государственным вмешательством, и если Япония не хочет отставать, к данным эталонам должны быть приведены ее экономическая политика, организация правительства, трудовые отношения и прочие формальные институты. Но сторонники традиционалистких ценностей... считают, что японская традиционная модель еще не исчерпала всех своих возможностей, да и в силу специфики японского массового сознания англосаксонская модель общественного развития неприменима в японском обществе» [11, с. 113].
Следует также отметить, что сама индустриализация в незападных обществах была бы невозможной без участия западных специалистов. К сожалению, на данный аспект модернизации ученые, работающий в этой парадигме, практически не обратили никакого внимания, за исключением голландского
исследователя К. ван Вольферена, который показал, что индустриализацию японской традиционной экономики обеспечивали 200 тыс. американских инженеров [26]. Догоняющая модернизация России при Петре I и Сталине также была невозможна без участия западных специалистов.
Пример Японии показывает, что традиционные ценности незападного общества могут работать только до определенного предела. Недаром в ответ Ш. Эйзенштадту американский ученый С. Кхиндука заметил, что очень немногие фундаментальные социальные изменения осуществлялись на основе соглашения или социального сотрудничества народа. И поэтому «ссылка на необходимость двигаться медленно и избегать насилия над традицией, в сущности, оправдывают сохранение статус-кво; не учитывается, что при некоторых обстоятельствах изменения менее разрушительны, а именно в том случае, если они вводятся быстро» [24, р. 65].
В правоте этого высказывания на основе своей практической деятельности смог убедиться венгерский реформатор Я. Корнаи: «Даже сегодня я не отвергаю понятия радикального пакета урегулирования, пакета, в котором многие меры были бы приняты одновременно. Что я критикую в этом предложении сегодня, так это неправильный акцент. Слишком много внимания было уделено тому, что может быть достигнуто быстро с этим радикальным пакетом урегулирования, и слишком мало тому, как укрепить это быстрое урегулирование и как произвести дальнейшее продолжительное улучшение. Чтобы рост экономики можно было поддержать, должно быть не просто одно макроэкономическое вмешательство, но и глубокая, обширная программа институциональных реформ» [2, с. 44]. Эта фраза примечательна тем, что лишний раз показывает, что для модернизации общества недостаточны радикальные меры только в экономической сфере.
Поэтому основным компонентом модернизации, ее сущностью является отнюдь не прогресс человечества в технологии, а «торжество человеческой свободы, торжество человечества над самим собой, или же над теми, кто пользовался привилегиями. Эта современность была современность не технологии, но скорее - освобождения, реальной демократии, самореализации человека. Эта современность освобождения была современностью не мимолетной, но вечной» [4, с. 125]. Экономическую составляющую прогресса модернизации не включал в свою философию истории Г. Гегель. По его мнению, «всемирная история есть прогресс в сознании свободы, - прогресс, который мы должны осознать в его необходимости. Это применение принципа свободы в мирских отношениях является длительным процессом, который составляет самую историю.» [6, с. 18-19].
Отсюда следует пересмотреть традиционные рамки начала модернизации человеческих обществ. Следует признать, что первыми дорогу к модернизации показали древние греки, а затем римляне. Античная демократия оказалась нежизнеспособным вариантом развития, так как не смогла обеспечить индивидуальную свободу каждого отдельно взятого гражданина. Правящая элита античного общества допустила возникновение пролетариата. Отсюда последовал рост социальной напряженности в обществе. Решение было найдено только благодаря разрушению демократии, установлению авторитарного политического режима, который затем плавно перетек в деспотию римско-византийского типа.
Совершенно иначе действовала английская элита, когда в результате огораживания земель стал образовываться пролетариат. Последовали жесткие законы приписки к мануфактурам и работным домам. Ситуацию разрешила также массовая миграция в Америку. В ходе индустриализаций XIX в. Европа фактически избавилась от значительной части образующегося пролетариата благодаря его миграции в Северную Америку.
Образование пролетариата, в результате социального расслоения общества - один из самых существенных из множества факторов, блокирующих дальнейшее развитие социальной системы. Появление протестантской трудовой этики во многом способствовало, смикшировало противоречия, возникающие между бедными и богатыми. Аналогичную роль выполняла система «пожизненного найма» в Японии.
Античную модернизацию продолжила европейская цивилизация, но совершенно на иных социальных основаниях. Понятие свобода принадлежало сначала только элите общества. «Привилегии немногих избранников судьбы в дальнейшем служат примером для остального населения. всеобщие права и свободы обычно берут свое начало в привилегиях меньшинства» [13, с. 254]. Поэтому достаточно сложно хронологически обозначить начало модернизации Европы, так как привилегии немногих зарождаются с реформ Карла Мартелла в VIII в. Свободные граждане европейских городов (начиная с XIII в.) - очередной шаг на пути к свободе человека, а следовательно, к модернизации общества. Однако подлинное понимание свободы и прав человека (начиная со свободы совести) принесла протестантская идея в XVI в. Первым новым обществом было голландское, затем - английское и завершила формирование западной цивилизации Франция. Но в целом процесс модернизации в Европе завершился только к началу XXI в.
Эволюционный процесс модернизации общества хотя и носит однолинейностадиальный характер, он отнюдь не прямолинейный. Траектория модернизующегося общества носит весьма сложный нелинейный циклический волнообразный характер, при котором бывают отступления, срывы, реформы сменяются контрреформами и даже происходит возврат в исходное состояние в превращенной форме деспотизма [14]. Наиболее яркие примеры последнего - античная цивилизация, Россия Ивана Грозного и Сталина. В этой связи важное значение имеют введенные французским социологом А. Туреном такие понятия, как «контрмодернизация», «антимодернизация». По мнению А. Турена, контрмодернизация - альтернативный вариант модернизации по незападному пути; антимодернизация - открытое противодействие, противостояние модернизации. Контрмодернизация может сменяться антимодернизацией [25]. Заметим, что подобные явления, описываемые А. Туреном по отношению к незападным обществам, применимы к самому Западу, так как процессы модернизации универсальны для всех социумов. Антимодернизация особенно характерна для античной модернизации. Обычный ответ контрмодернизации заключается не в перенимании духа свободы индивида, политических, правовых институтов гражданского общества, а в заимствовании отдельных достижений, продвинувшихся вперед стран. Как правило, это достижения в военно-технической области (Германия, Россия, Япония и т.д.). Возможен также перенос верхушечных институтов гражданского общества (Конституция, парламентаризм) без фундаментальных основ - местного самоуправления (Россия, Турция).
Исходя именно из такого понимания сути модернизации не совсем правомерно употребление этого понятия по отношению к эпохе Петра I - петровская модернизация. Следует исходить из того, что Петр I проводил контрмодернизацию, а Сталин - антимодернизацию. Чисто понятие модернизация применимо только к реформам Александра II и Б. Ельцина. Отличительным признаком антимодернизации является установление в политической сфере тоталитарной формы правления или деспотизма азиатского типа с соответствующей формой административно-бюрократического аппарата. В экономической сфере - подавление свободы предпринимательства, ограничение частной собственности или его ликвидация. В культурной сфере - обожествление власти, выдвижение мессианских
идей, монополия на информацию и т.д. В общем плане - подавление понятия свободы во всех сферах общества, превращение индивидов в рабов государства.
О многочисленных конфликтах, возникающих в ходе модернизации, писали многие авторы. Наиболее подробно массовые движения против модернизации проанализировал Ш. Эйзенштадт в своем труде с характерным названием «Модернизация: протест и изменение». Но, пожалуй, одним из первых, кто выдвинул положение о массах общества как основном фундаменте антимодернизации, был испанский философ Ортега-и-Гассет. В своем труде «Восстания масс» он прозорливо отметил, что «фашизм и коммунизм типичное монотонное повторение прошлого для человека массы» [12, с. 152].
Ортега-и-Гассет также выделил в развитии обществ такой ключевой момент, как смена поколений: «Если идеи и вкусы правящего поколения носят радикальный революционный характер, то новое поколение - антиреволюци-онное, т.е. в сущности реакционно по духу. Конечно, эта реставрация не простое возвращение к старому, этого никогда не бывало» [12, с. 153].
Нам думается, что Ортега-и-Гассет прозорливо уловил одно из основных звеньев в развитии общества, а именно, что молодежь, молодое поколение, как правило, является фундаментом антимодернизации. Вопреки распространенному мнению молодежь более традиционна, чем основная масса населения.
Современники с некоторым удивлением констатировали, что молодежь во Франции в 2006 г. в отличие от известных событий 1968 г. не выдвигала каких-либо лозунгов, требований социального переустройства общества. Д. Джонсон, Генеральный секретарь Организации экономического сотрудничества и развития, отметил, что «студенты выступают за сохранение статус-кво, хотя исторически именно студенты подталкивали общество к движению вперед» [9].
Логику действий молодежи можно объяснить исходя из понимания того факта, что модернизация в континентальной Европе в основном завершилась только к концу XX в. В середине XX в. Франция еще была наполовину крестьянской страной, процесс урбанизации еще был в полном разгаре. В период стремительных социальных изменений молодежь оказывается наименее к ним подготовленной в силу отсутствия необходимого социального опыта. Значительная часть молодежи в итоге просто остается за бортом стремительно меняющейся социальной жизни.
В ходе модернизации обычно происходит социальное расслоение - образуются поляризованные социальные «верхи» и «низы» общества. Значительные социальные группы просто не вписываются в новые реалии жизни. Среди них оказывается значительная часть старой элиты, интеллектуалы, которые начинают заниматься разработкой доктрин, направленных против материи и разума, против буржуазного общества, против либеральной демократии и в конечном счете против индивидуальной свободы человека. Именно таким образом зародились такие радикальные идеологические учения, как фашизм, коммунизм, религиозный фундаментализм.
Более мягкие идеологические учения - консерватизм и социализм - также явились реакцией на происходящие модернизационные процессы. Все эти разные на вид идеологии объединяет отрицательное отношение к индивидуализму, свободе личности. «Если консерваторы отказывались отдавать приоритет личности в качестве субъекта истории, выступая в защиту небольших традиционных группировок, то социалисты отказывали личности в приоритете в пользу гораздо более многочисленной группы людей, составляющих народ в целом» [4, с. 82].
Та часть молодежи, которая не смогла вписаться в новые реалии, с восторгом воспринимает антимодернизационные учения, внося свою лепту в духовную жизнь общества. История России второй половины XIX и начала XX вв. яркое
тому свидетельство. Крах коммунистической идеи закономерно привел к распространению среди значительной части российской молодежи идеи национализма. Поэтому недаром так популярна у молодого поколения ЛДПР и всевозможные организации националистического толка. Лозунг «Россия для русских» становится все более популярным.
Представителями «творческого меньшинства», опорой общества, как правило, является среднее поколение. Именно она является мотором не только всех социальных изменений, но и революции. Достаточно указать на такие великие революции, как английская и французская. Либеральная революция 1991 г. в России явилась творчеством послевоенного поколения.
Теория модернизации, сформировавшаяся под влиянием эволюционизма и функционализма в 1950-е годы, прошла длительный путь эволюции, в ходе которого она обогащалась новыми идеями, усовершенствовалась. Эта теория развивалась в постоянном взаимодействии с реальными процессами развития, которые вносили свои коррективы в ее содержание. Несмотря на переосмысление теоретических основ и методологии исследования, современная теория модернизации сохраняет свою эволюционную направленность. По мнению С. Хантингтона, теоретико-методологическая основа теории модернизации включает девять характеристик: 1) модернизация - революционный процесс; 2) модернизация - комплексный процесс; 3) модернизация - системный процесс; 4) модернизация - глобальный процесс; 5) модернизация - длительный, протяженный процесс; 6) модернизация - стадиальный процесс; 7) модернизация является процессом гомогенизации; 8) модернизация - процесс необратимый; 9) модернизация - прогрессивный процесс [22, р. 31].
К этим характеристикам модернизации, по С. Хантингтону, можно добавить следующие положения:
1. Все известные периодизации модернизации основываются, как и маркси-сткая, формационная только на одной сфере общества - экономической. Однако возможно выделение стадии модернизации на базе социокультурной, политической сфер общества. В качестве критерия градации можно предложить уровень развития свободы индивида в обществе. В таком случае можно выделить такие фазы: 1) традиционное общество; 2) традиционное общество цивилизации; 3) от традиционного общества к гражданскому; а) свобода для немногих; б) от свободы для немногих к свободе для всех; 4) гражданское общество.
2. Модернизация может осуществляться на базе традиционных ценностей - контрмодернизация, но рано или поздно встает вопрос о соответствии этих ценностей с нормами современного общества либерально-демократического типа. Информационное общество невозможно представить без свободного и ответственного индивида.
3. Ответом модернизации является контрмодернизация, или антимодернизация. Кроме того, контрмодернизация является предварительной фазой антимодернизации.
4. Ответной реакцией на процессы модернизации является духовный поиск индивидов, который привел к возникновению, в противовес либерализму, таких идеологий, как социализм, консерватизм, национализм, фашизм, коммунизм, религиозный фундаментализм, антиглобализм и т.д. К этому же порядку можно причислить всевозможные концепты самобытного пути развития, «суверенная демократия».
5. Творческие личности и творческое меньшинство, которые, по определению А. Тойнби, являются мотором социальных изменений, это, как правило, индивиды среднего поколения. Молодежь, напротив, в значительной части выступает против модернизаций, являясь «бунтующим поколением».
6. Общинная форма хозяйства является одним из основных факторов развития общества по модели движения «квадратного колеса», по образному выражению бразильского историка Н. Вернека Содре [5, с. 98].
7. По меткому определению Н. Вернек Содре, «в моменты кризиса, когда развитие приобретает скачкообразный характер, неизбежно возникают диктаторские формы правления, что свидетельствует о присутствии и силе оказывающих сопротивление старых структур - клонящейся к упадку латифундистской системы и империализма. Однако при установлении диктатуры все тяготы развития перекладываются на самые бедные классы, что, естественно, влечет за собой разрушительные последствия и разбазаривание ресурсов страны» [5, с. 99]. Однако в этой закономерности имеются исключения, когда диктатуры привлекают для проведения реформ западный капитал и специалистов (Чили, Южная Корея).
Данные характеристики модернизации применимы практически ко всем обществам. Однако следует заметить о действии, согласно синергетической парадигме, множества неуловимых и трудно поддающихся учету переменных факторов, которые в итоге придают вариативность развитию любой социальной системы. Поэтому линейно-стадиальное развитие общества не бывает прямолинейным, а носит волнообразный циклический характер, с отступлениями, перерывами и даже полной обратимостью.
До конца истории, по мнению Ф. Фукуямы, когда историческое развитие рассматривается как поступательный процесс постепенной выработки социально-политических основ либеральной демократии, еще слишком далеко [18]. Такое окончание истории не просматривается даже в перспективе XXI столетия, ибо сам процесс по своей длительности уже продолжается не одно тысячелетие.
Литература
1. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М.: Текст-РИФ, 1993. 301 с.
2. Беляев Э.В. Трансформация: у каждой страны уникальный путь // Социологические исследования. 2002. № 10. С. 37-45.
3. Будон Р. Место беспорядка. М.: Аспект Пресс, 1994. 284 с.
4. Валлерстайн И. После либерализма. М.: Едиторал УРСС, 2003. 256 с.
5. Вернек Содре Н. Бразилия: анализ модели развития. М.: Наука, 1976. 345 с.
6. Гегель Г. Энциклопедия философских наук. М., 1956. Т. VIII.
7. Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации. М.: Академический проект, 2003. 528 с.
8. Глебова И.И. Политическая культура современной России: облики новой русской власти и социальные расколы // Полис. 2006. № 1. С. 33-44.
9. Джексон Д. Резкое падение доллара опасно для мировой экономики // Коммерсантъ. 2006.
№ 60.
10. Капустин Б.Г. Конец «транзитологии»? О теоретическом осмыслении первого постком-мунистического десятилетия // Полис. 2001. № 4. С. 6-26.
11. Леонтьева Е. Япония: преодоление кризиса // Мировая экономика и международные отношения. 2000. № 8. С. 107-113.
12. Ортега-и-Гассет Х. Восстания масс // Вопросы философии. 1989. № 3. С. 119-154.
13. Пайпс Р. Собственность и свобода. М.: Московская школа политических исследований, 2000. 415 с.
14. Пантин В.И. Волны и циклы социального развития: Цивилизационая динамика и процессы модернизации. М.: Наука, 2004. 246 с.
15. Пивоваров Ю.С. Русская власть и публичная политика. Заметки историка о причинах неудачи демократического транзита // Полис. 2006. № 1. С. 12-32.
16. Старостин Б.С. Проблема модернизации: история и современность // Модернизация и национальная культура. М.: Апрель-85, 1995. С. 8-21.
17. Федотова В.Г. Модернизация «другой» Европы. М.: ИФРАН, 1997. 255 с.
18. Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. № 3. С. 134-148
19. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Политиздат, 1994. 527 с.
20. Eisenstadt S.N. Modernization Protest and Change. Prentice-Hall, 1966. 165 p.
21. Eisenstadt S.N. Tradition, Change, and Modernity. N.Y., 1973. 367 p.
22. Huntington S.P. The Change to Change: Modernization, Revelopment and Polities // Comparative Modernization: A. Reader. N.Y; L., 1976. P. 20-32.
23. Huntington S. The clash of civilizations and the remaking of the World order. N.Y. 1996. 318 p.
24. Khinduka S.K. Social Work and the Third world // The social Serwice Review. Chicago, 1971. vol. 45. № 1. P. 62-73
25. Touraine A. Modernity and Cultural Specificities // International Social Science Journal. 1988. № 18. P. 448-450.
26. Wolferen K. The enigma of Japanese power people and politics in a stateless nation. L., 1989.
497 p.
ШУМИЛОВ ВЛАДИМИР КОНСТАНТИНОВИЧ родился в 1953 г. Окончил Чувашский государственный университет. Кандидат философских наук, доцент кафедры философии гуманитарных факультетов Чувашского университета. Автор 25 научных работ, в том числе 5 монографий.
