CC BY
9Ю.И. Некрасов «...Лезвие резца, которое при обработке сталей и сплавов на высоких режимах резания раскаляется и светится, для меня до сих пор является путеводной звездой»
Некрасов Юрий Иннокентьевич родился 20 июля 1946 года в г. Тюмени. Окончил Тюменский машиностроительный техникум по специальности «Обработка металлов резанием» (1964), а затем Тюменский индустриальный институт (1970). С 1970 года - инженер лаборатории лазерной техники Студенческого научного центра Тюменского индустриального института, а с 1984-ого - его руководитель. С 1987 года - заведующий кафедрой «Технология машиностроения» ТИИ. В 1981 году защитил кандидатскую диссертацию в Институте сверхтвердых материалов АН УССР (г. Киев) по специальности «Процессы и машины обработки материалов резанием; автоматические линии». В 2010 году защитил докторскую диссертацию в Тюменском государственном нефтегазовом университете по специальности «Технологии и оборудование механической и физико-технической обработки».
С 2011 года - снова заведующий кафедрой «Технология машиностроения» ТюмгНгу.
В какой семье Вы воспитывались, повлияла ли она на выбор профессии?
Я родился в семье служащих. Мои родители во время войны познакомились в Тюменском госпитале: отец, получив в бою сильные увечья, полтора года пролежал в госпиталях. После демобилизации стал работать в военном отделе райкома партии, основной задачей которого в то время (1945 -1947) было трудоустроить с учетом профессиональной подготовки и потребностей производства приезжавших в Тюмень демобилизованных солдат и офицеров, членов ВКП(б), а также помогать решать вопросы, семейные и связанные с жильем. Отец, занятый с раннего утра до позднего вечера трудоустройством бывших воинов и (что тогда было очень важно) работой по кадровому обеспечению формирующихся парторганизаций на предприятиях города, не только знал насущные заботы людей, но и хорошо представлял, каким человеческим и профессиональным ресурсом обладала страна в период послевоенного восстановления народного хозяйства. Принимал решения только будучи уверенным, на какие ключевые позиции в восстанавливаемых предприятиях следует направлять остродефицитных квалифицированных и трудоспособных работников.
До конца своих дней, несмотря ни на какие перипетии, отец оставался преданным делу партии. Так, во время его работы начальником п/я № 23 г. Тюмени, в 1954 году были утеряны какие-то документы, на отца открыли персональное дело. В результате он получил строгое партийное взыскание, был включен в состав «25-тысячников» и направлен на работу председателем колхоза. Так мы стали сельскими жителями. Отцу приходилось работать на износ: «25-тысячников» направляли в самые неблагополучные колхозные хозяйства. Но он обладал высокой работоспособностью, свойственной людям, родившимся в
деревне и не понаслышке знавшим реалии крестьянской жизни.
Дело в том, что мой дед по линии отца был сельским кузнецом. Как-то, по рассказам родни, ставил он ворота в большом сельском приходе. Кованые ворота были очень тяжелыми, и когда дед стал их поднимать, у него «лопнула жила», он умер. Осталось четыре малолетних ребенка, и моя бабушка тянула их из последних сил. Поэтому отец с детства знал, что такое труд на пределе человеческих возможностей и что значит жить впроголодь. Правительственные награды за самоотверженный труд в сельском хозяйстве не компенсировали перенапряжение: к 1960 году у отца «прихватило» сердце, он пролежал почти год в больнице, по решению райкома партии вернулся в Тюмень.
Отец всегда был в работе, я не помню его праздно сидящим. Могу сказать, что и мне жизнь сидеть не дает...
В родительской семье я усвоил вполне определенные идейные ориентиры, от которых не отступаю и сейчас. В чем они заключаются? Во-первых, все что я делаю, должен делать прежде всего на благо людей, а не во вред им. Во-вторых, я должен трудиться, труд - неотъемлемая часть жизни человека, объективная основа для поддержания ее в нормальном состоянии. Идейные ориентиры, несколько приглаженные, подработанные под идеологию пятидесятых годов и частично восстановленные Моральным кодексом, это по сути и были Десять заповедей. Родителями было заложено понимание, что есть «хорошо», а что - «плохо». Подход простой: работай - и у тебя все будет, а если еще что-то надо - работай еще. В этом смысле идейные ориентиры были не столько политическими, сколько моральными.
Что касается моего выбора профессии, то скорее это было дело случая. Семья целенаправленного влияния на него не оказала.
По возвращении в Тюмень я учился в школе №25 -одной из лучших в городе. Проходил в ней по категории «сын председателя колхоза». Что это за категория? В городских школах для такой категории учащихся - с периферии - предусматривались соответствующие квоты. Правда, и отношение педагогов к этой категории было соответствующее: как бы я ни старался заниматься, успехов в учебе не было. К концу седьмого класса в моем табеле были почти одни тройки. Отец, критически посмотрев на результаты, строго сказал: «Иди-ка, поработай». Так на моем жизненном пути появились завод «Строймаш» и Тюменский машиностроительный техникум (ТМТ).
Не особо надеясь на успех, подал документы в престижный по тем временам ТМТ, на специальность «Промышленное и гражданское строительство» (ПГС). Неожиданно для себя сдал вступительные экзамены на «отлично», но когда пришел на зачисление, своей фамилии в списках не обнаружил, и ушел домой расстроенный. Как потом выяснилось, «произволом» до сих пор неизвестного мне сотрудника ТМТ, я был зачислен на специальность «Холодная обработка металлов». Так техникум дал направление всей моей дальнейшей профессиональной, трудовой, а затем научно-исследовательской и преподавательской деятельности. За это я ему от всей души благодарен. Прошло много лет. И до сих пор я чувствую огромную благодарность.
В 60-е годы в стране реализовалась государственная программа соединения школы с производством, которая в ТМТ проводилась под лозунгом: «Днем - работаем, вечером - учимся». Работа на заводе «Строймаш» - знаковый этап в моей жизни. В ту пору это был один из передовых предприятий города, там применялись современные прогрессивные технологии, новое оборудование, работали высококвалифицированные специалисты. На производстве постижение трудовых, профессиональных навыков мне
давалось не легко. В те годы о работе на земле у меня были определенные представления, а вот о работе с металлом я практически ничего не знал.
На заводе я получил одно из сильных и важных впечатлений, вдохновивших меня. Увидел, как работает трудовой коллектив: несмотря на недостатки, существовала система объективной оценки результатов труда; коллектив промышленного предприятия - это по природе сложившийся здоровый организм; трудовой человек поступает правильно. В то время появился «Моральный кодекс строителя коммунизма». И я видел, что большинство (не говоря громких слов, не цитируя этот кодекс) именно этим путем и шли. И тому было много примеров.
На заводе в то время работала Маргарита Николаевна Угрюмова, токарь, Герой социалистического труда, депутат Верховного Совета СССР. По работе напрямую я с ней не был связан, но находясь недалеко от ее рабочего места, видел, как люди шли к ней со своими нуждами, как она принимала их, как разговаривала, если что-то обещала, то выполняла, иногда отказывала и объясняла причину. Она регулярно отчитывалась перед рабочими о проделанной депутатской работе и реализации наказов избирателей. Для решения проблем, с которыми к ней обращались, М.Н. Угрюмова шла не только к начальнику цеха, директору завода, но и к более высокопоставленным руководителям. Таким образом, то, что не удавалось решить внутри предприятия на своем уровне, она решала уже «на других этажах». В наше время, к сожалению, таких примеров не много.
Эти впечатления для меня, подростка, были самой лучшей путевкой в трудовую жизнь: работай честно, добросовестно, не воруй, не хулигань, не блуди - и мы все вместе будем жить лучше. Этот период моей жизни убеждал, что с каждым днем становилось жить радостнее, интереснее. Изменения были зримы: появляются детские са-
ды, дома культуры, кинотеатры, стадионы, решаются материальные, жилищные, бытовые, частные проблемы людей.
Окончив машиностроительный техникум, по направлению от завода «Строймаш» я поступил в Тюменский индустриальный институт, практически на ту же специальность «Технология машиностроения, металлорежущие станки и инструменты». Полученный на заводе опыт работы (в ремонтном и сборочном цехах, конструкторском бюро техотдела) сформировал способность к анализу значимости факторов и принятию технически обоснованных решений, обеспечивающих технологичность реального производства. И это мне очень помогало в процессе учебы в институте.
На дальнейшую «траекторию» моего профессионального пути повлияло одно, сначала казавшееся незначительным, обстоятельство. Еще в 1956 году отец купил мне фотоаппарат «Смена», и с тех пор я, увлеченно занимаясь в фотокружках, не выпускал из рук фото-, а затем и киноаппараты практически всех видов и форматов; работал с разноформатными диа- и кинопроекторами, снимал на обычную, узкую, широкую, черно-белую, цветную, обратимую фото- и кинопленку, занимался сложной химико-фотографической обработкой самых разных черно-белых и цветных кино- и фотоматериалов и т.п.
К окончанию Тюменского индустриального института у меня уже был наработан довольно большой опыт в фото-киноделе. На это обратил внимание Утешев Мирабо Хусаинович, тогда доцент кафедры «Станки и инструменты». Под его руководством на кафедре аспиранты и соискатели занимались съемками лазерных интерферограмм, получаемых на деформируемом в процессе резания клине режущего инструмента. В то время на Тюменском моторном заводе для оборонной промышленности страны производили весьма сложные и высокотехнологичные изде-
лия из материалов высокопрочных настолько, что при их обработке лезвие режущего инструмента выкрашивалось и разрушалось. Соответственно, повреждалась формируемая поверхность очень дорогой детали. В конечном счете это препятствовало обеспечению высокой точности, производительности и качеству обработки на станках с числовым программным управлением (ЧПУ).
Чтобы решить эту проблему, нужно было исследовать распределение напряжений в режущем клине инструмента, определить допускаемые в этих условиях силовые и температурные нагрузки и соответствующие режимы обработки на станках с ЧПУ. Для решения этих сложнейших и актуальных для производства задач М.Х. Утешев впервые применил лазер. Кстати, у него был Не-Ыв лазер № 007, что было символично по тем временам, т.к. получить для работы такое «изделие» было не просто. Мне все это было чрезвычайно интересно, даже само слово «лазер» звучало таинственно и полусекретно. В открытых публикациях тех времен вместо него следовало писать «оптический квантовый генератор».
Не могу не назвать еще одного значимого для моей дальнейшей работы человека, в индустриальном институте в то время работал Павел Васильевич Серков, очень интересный исследователь, он занимался лазерной ди-фрактометрией - системами контроля диаметра отверстий в алмазных волокнах. Дело в том, что для изготовления очень тонкой проволоки, востребованной нарождающейся микроэлектроникой, использовались созданные в Институте сверхтвердых материалов АН УССР искусственные алмазы, в них лазером прожигалось отверстие, через которое «протягивали» очень тонкую проволоку, микронный диаметр которой необходимо было измерить. Но как? Оказывается, если осветить лазером микропроволочку, можно получить на установленном напротив лазера экране так называемую «дифракционную картину» и, из-
мерив размеры её, определить диаметр микропроволочки, используемой в оборонной микроэлектронике. Для этого требовалась фото-, кино-, а затем и видеосъемка в лучах лазера и обработка специальных фотоматериалов. Здесь и пригодилось мое увлечение фотографией. М.Х.Утешев меня «зацепил». И в итоге дипломный проект мой был связан с использованием лазерной интерферометрии и дифрактометрии в машиностроении и металлообработке.
Практически вся Ваша трудовая деятельность по окончании индустриального института проходила в его стенах?
Да. Хотя к окончанию института я предполагал, что продолжу работать на своем заводе «Строймаш», но активный и пробивной М.Х. Утешев добился того, чтобы меня «поменяли» на другого выпускника. Так я, завершив учебу в 1970 году, остался работать в ТИИ инженером лаборатории лазерной техники. В этот период в институте образовался Студенческий научный центр. В нём было несколько мощных по тем временам лабораторий: лаборатория вездеходной техники (во главе с уникальным специалистом по транспорту на воздушной подушке - М. А. Баяновым); лаборатория дизайна (ее возглавлял замечательный , талантливый Г.П. Толубаев); лаборатория, занимавшаяся энергетикой, принимала участие в «региональной привязке» важнейших для Тюменской области энергетических объектов, в том числе и для Сургутской ГРЭС; лаборатория лазерной техники, которая занималась системами аппаратного, метрологического и технологического обеспечения производства предприятий авиационной промышленности, и др.
Работа студентов и молодых инженеров в этом Центре кипела. В этот период в ТИИ была сформирована, на мой взгляд, высокоэффективная система научных исследований. Дело в том, что в обязанности руководителей производственных предприятий (во времена плановой
экономики в СССР) вменялось и строжайше контролировалось непрерывное обновление и модернизация технологического оборудования, автоматизация производственных процессов и повышение производительности труда. Заводчане тогда активно со своими вопросами и предложениями шли в индустриальный институт, новейшие разработки лабораторий Центра стимулировали их на внедрение новых технологий, устройств, приборов, машин и механизмов. С конца шестидесятых и до девяностых годов эффективное государственное регулирование обеспечивало востребованность результатов хоздоговорной научно-исследовательской работы для тюменских «моторщи-ков» и было мощным ресурсом сотрудничества и развития кафедр «Станки и инструменты» и «Технология машиностроения» ТИИ.
В 60-е годы в Тюмени и в институте появился первый заслуженный деятель науки и техники Российской Федерации - Василий Петрович Ревякин. Это было и почетно для нашего института, и полезно: на его уровне компетенции многие вопросы научно-производственного сотрудничества решались очень оперативно. До 90-х годов мы вообще ничего не получали через централизованные средства снабжения ТИИ: практически все приходило к нам с производства. Сегодня это может показаться неправильным, но в те времена - было элементарно и продуктивно. Действовавшая на предприятиях система непрерывного обновления технологического оборудования и автоматизация производственных процессов создавали возможности передачи высвобождаемого оборудования. Например, завод медицинского оборудования передал нам нерядовое творение отечественного машиностроения - уникальную автоматическую «роторную линию» (!), что, естественно, сказывалось на качестве подготовки специалистов.
Первые полтора года моей работы в лаборатории лазерной техники - это время образования и становления
СНЦ, который возглавлял Валерий Андреевич Чурилов. Энергичный, талантливый и предприимчивый организатор НИР - он усиленно продвигал развитие Центра. Через ЦК ВЛКСМ были установлены связи с другими аналогичными структурными подразделениями и, что важно для нас, с Новосибирским академгородком. Благодаря не только официальным, но и личным контактам, нам удалось «добыть» списанную оборонщиками уникальную лазерную го-лографическую установку. Она позволяла при использовании специальной оптики и лазера получать голографи-ческие интерферограммы - объемные изображения объектов, деформированных под действием приложенных нагрузок, с локализованной на поверхности объекта системой интерференционных линий, характеризующих деформации объекта с точностю до долей длины волны излучения лазера.
Впервые за Уралом в стенах Студенческого научного центра на этой установке 5 декабря 1973 года мне удалось получить голографическое изображение снимаемого объекта (голограмму). Так случилось, что первая голограмма зафиксировала изображение небольшого бюста В.И. Ленина. У нас не было цели получить голограмму именно этого «объекта». Почти полгода что мы только ни делали, куда только ни ездили, сколько ни консультировались у редких в те времена специалистов, пытаясь получить голограммы на установке, - ничего не получалось. И вот, 5 декабря - День Конституции СССР, руководители и сотрудники СНЦ ушли на партийное собрание, я остался «вечеровать» в лаборатории. Вновь и вновь пытался получить голографическое изображение объекта, но ничего не получалось. Терпение подходило к концу, решил сделать последнюю попытку и уйти домой. Выключил вентилятор, вытяжку, уже оделся, подхожу к голографической плите и - есть изображение! Оказывается, когда в лаборатории включали вентиляцию, то создавался неощутимый
для нас поток воздуха, а когда идет воздух, луч в пространстве колеблется (так на фоне заката колеблется изображение в лучах заходящего солнца) и движение воздуха создает колебания и искажения «стоящих» в пространстве волн когерентного излучения лазера. Мы не учитывали движение воздуха, именно поэтому не могли получить желаемую голограмму.
Для нас это было открытие. Я полагал, что руководство лаборатории и СНЦ сделает соответствующее «паблисити», однако наше «открытие» и «шаг в правильном направлении» практически не вышли за пределы лаборатории. Тогда вообще контролировалась информация по научным разработкам, тем более, если что-то делалось для Тюменского моторного завода, который в режиме умолчания производил турбореактивные двигатели бомбардировщиков, самолетов палубного базирования с вертикальным взлетом, а это производство было секретным.
Когда у нас была получена первая голограмма и первые интерферограммы (системы интерференционных линий, локализованные на поверхности объекта, которые давали возможность измерения деформаций нагружаемого объекта с точностью порядка 6328 ангстрем), М.Х. Утешев, со свойственными ему пробивными способностями, можно сказать «утащил» меня к себе в аспирантуру.
Какими исследованиями Вы занимались в аспирантуре?
Занимался получением лазерных голограмм и интер-ферограмм на режущем инструменте непосредственно в процессе резания. Эти голограммы позволяли измерять деформации режущего клина инструмента с точностью до долей длины волны излучений лазера. Такие результаты исследования (только на оптически активных материалах, при моделировании процесса резания) ранее получал Е.В. Артамонов, а на металле они получены мною. Была опубликована первая статья на эту тему в ведущем по тем
временам журнале «Станки и инструменты» - знаковое событие, характеризующее важность полученных нами результатов. Практическая значимость этих «технических решений» заключалась в том, что стало возможным оценивать и прогнозировать прочность и ресурс режущего инструмента. Это было особенно важно для обработки деталей авиационных двигателей на станках с программным управлением. Ведь, если резца «не хватит», произойдет выкрашивание или скол режущего лезвия и повреждение ответственной детали турбореактивного авиадвигателя, в результате очень дорогая деталь может пойти в брак.
В уже сформировавшейся к тому времени научной школе М.Х. Утешева до сделанных нами открытий режимами резания и режущим инструментом целенаправленно не занимались. Если кратко обозначить предмет моего исследования во время учебы в аспирантуре - это распределение напряжения в твердосплавном режущем инструменте при точении жаропрочных сталей и сплавов.
А как сложился Ваш дальнейший профессиональный путь? Какие ситуации, события на него повлияли?
К 1977 году кандидатская диссертация была готова. В индустриальном институте тогда не было своего диссертационного совета, примерно три года у меня ушло на его поиск.
Вы три года искали диссертационный совет?!
Да. Тогда эта процедура была «в порядке вещей». Приезжал в один совет, докладывал, меня слушали и говорили: «Хорошо, хорошо, только вот это нужно убрать, это представить в другом виде, а вот это поменять и кое-что добавить». Я взвешивал - да, это могу убрать, а это не могу.... Ехал в другой совет, докладывал. Там говорили совершенно противоположное: «Вот это оставь, это убери, а это переделай.». Так я ездил и докладывал в одинна-дцати(!) городах Союза. Наконец, меня направили в самое опасное место, туда, где работал мой самый «страшный»
оппонент, решавший аналогичные задачи с использованием математического моделирования процессов нагруже-ния инструмента. Я, провинциальный «эксперименталь-щик» с периферии, конечно же, «боялся» и до последней возможности дистанцировался по отношению к мэтру, ориентированному на «математику». Но мне повезло. Неожиданно я получил от него одобрение проделанной мною работы. И «с его подачи» вышел на защиту кандидатской диссертации в Киеве - в Институте сверхтвердых материалов АН УССР. Это было практически полусекретное «закрытое» учреждение, но там в то время работал сам Александр Минеевич Розенберг - известнейший в данной научной сфере учёный. (От него в 60-е годы из Томска и переехал в Тюмень М.Х. Утешев - бывший аспирантом А.М. Розенберга.) Меня послушали, Александр Минеевич кое-что поправил в формулировках, и я получил высочайшее «добро». В 1981 году я защитил в ИСМ АН УССР кандидатскую диссертацию по специальности «Процессы и машины обработки материалов резанием; автоматические линии».
И перейдя на кафедру «Станки и инструменты» в 1974 году, я не порывал связи с Центром. К этому времени СНЦ, а затем и наш индустриальный институт обрели почетное звание «имени Ленинского комсомола» и соответствующий званию статус. Во времена СССР это было очень важно: тот кто имел такой статус, мог обращаться в ЦК ВЛКСМ для решения различных задач по организации материально-технического обеспечения научно-исследовательских работ. Например, нужны нашему СНЦ приборы, а их делают только на оборонном предприятии, на котором с нами даже разговаривать не станут. А у ЦК ВЛКСМ был свой мощный канал влияния, который позволял решать эти проблемы. Студенческий научный центр в эту пору был «на коне», результативность его работы по тем временам оценивалась высоко, люди, там работав-
шие, чувствовали, что они нужны, результаты их труда востребованы, причем в самых разных сферах жизни.
В 80-е годы (как говорится, «не к ночи будь помянуто.») в индустриальном институте сложилась конфликтная ситуация на кафедрах «Станки и инструменты» и «Технология машиностроения». Профессор В.П. Ревякин к этому времени проделал огромную работу, подготовил не один десяток кандидатов наук. Один из его учеников, Бородин И.Н., даже защитил докторскую диссертацию. Однако ему не удалось «поделить сферы влияния» и научные результаты с другими учениками В.П. Ревякина.... И началась, как тогда говорили в институте, «бородинская битва». Битва закончилась тем, что ее участников развели в разные стороны. «Одержав верх», И.Н. Бородин стал заведующим кафедрой, но. неожиданно уволился, кафедра «Технология машиностроения» оказалась, что называется «без руля и без ветрил». Я в то время «служил на других фронтах»: был погружен в работу Центра и в кафедральные «разборки» не вникал. Неожиданно меня вызывает ректор, в ту пору им был В.Г. Каналин, и спрашивает: «Вы почему на работу не являетесь? Почему Вас нет на рабочем месте?». - «Как? Я вчера в 9-ом часу вечера домой с работы пришел». Оказалось, что после ухода И.Н. Бородина, я уже третью неделю, как был назначен исполняющим обязанности заведующего кафедрой «Технология машиностроения», но ничего об этом не знал.
Пришел на кафедру в апреле 1987 года, а это месяц интенсивной работы с выпускниками над дипломными проектами. Достаточной организационной подготовки к этому специфическому делу у меня не было, но поскольку надо было работать (в очередной раз сказались ориентиры, сформированные родителями), пришлось засучив рукава работать. Однако первое, что я сделал - попытался возвратить на кафедру квалифицированных специалистов, ушедших с нее во время «бородинской битвы». Пре-
жде всего Ивана Федоровича Плеханова (рассчитывая передать ему кафедру, а самому продолжить заниматься прежними делами в Студенческом научном центре). К тому времени у меня сформировалась мысль о работе над докторской диссертацией. Но сложилось иначе: И.Ф. Плеханова удалось перевести на кафедру ТМ, но в начале сентября неожиданно...он умер. Мне пришлось самому «по полной программе» вникать в дела кафедры, и не без осложнений процесс пошел.
В те времена кафедре оказывалась мощная поддержка со стороны руководителей машиностроительных предприятий г.Тюмени. Заведующий кафедрой мог разговаривать, если и не на равных, то почти «на одном языке» с директором завода. В ГЭК входили ведущие специалисты, директора, главные инженеры, главные технологи, ведущие специалисты предприятий. Они каждого выпускника на защите дипломных проектов «пытали по полной программе». Если он вывесил положенные 15 - 20 листов чертежей дипломного проекта, то с содержанием его кон-структорско-технологических разработок серьезно разбирались. После защиты дипломных проектов члены ГЭК, как правило, собирались за рабочем столом и, после соответствующего «вступления», полушутя - полусерьезно говорили «в открытую»: «Некрасов,. это что такое.?! Твои дипломники это не могут, того не знают, этого не умеют, а это делают не так. Если ты и на будущий год еще раз такое пропустишь на защиту... имей ввиду...». Естественно, я под эту «критику» как заведующий кафедрой находил аргументы: «Вы хотите вот это., вот это. и вот то. - тогда помогайте. Кафедре нужны новые технологии, новые системы и программы станков с ЧПУ, нужна технологическая и инструментальная оснастка, средства автоматизации., чтобы выпускники своими руками осваивали работу с современной "конкретикой".. Вот тогда и будет "результат"». Конечно, в сотрудничестве с предприятиями
из возможного и желаемого реализовалось далеко не все, но даже то, что исполнялось, обеспечивало ощутимый прогресс.
Когда началась перестройка (я называю это временем уничтожения Советского Союза), наряду с открытой ломкой производственных предприятий, произошла мощная ломка учебного процесса. Не могу не отметить, что именно в это непростое время большую роль в обретении и преумножении нашего потенциала сыграл декан механического факультета Евгений Владимирович Артамонов. Во многом благодаря его усилиям у нас появилась возможность преобразования учебного процесса и заключения договоров с предприятиями на реализацию договорной образовательной деятельности. Например, у нас появились представители Ирбитского мотоциклетного завода (ИМЗ). Это крупное предприятие нуждалось в специалистах с высшим образованием, но в г.Ирбите не было учебных заведений, которые могли бы обеспечить завод такими кадрами. Направлять своих сотрудников на заочную форму обучения в другой город ИМЗ не мог. Отрывать от работы два раза в год ведущих производственников -практически незаменимых специалистов, людей с огромным опытом, уникальными знаниями технологии и организации производства - значит ставить под угрозу выполнение полугодовых и годовых планов работы предприятия.
Благодаря установлению контактов с Ирбитским мотоциклетным заводом и активной деятельности Евгения Владимировича, мы на протяжении ряда лет реализовали договор на подготовку нескольких десятков ведущих специалистов этого огромного предприятия. Наши преподаватели ездили в Ирбит и проводили занятия. Я как заведующий кафедрой обязан был организовать и контролировать этот процесс. Е.В. Артамонов как декан факультета координировал эту работу на более высоком уровне. Со стороны Ирбитского мотоциклетного завода это обучение
курировал Иван Иванович Шнайдер - начальник отдела технического обучения ИМЗ. Это был, с моей точки зрения, выдающийся человек в городе. Например, по просьбе родителей он брал под опеку молодых людей, не отличавшихся хорошим поведением; каждому подбирал рабочее место, отслеживал поведение, курировал, поддерживал, постоянно держал в поле своего зрения. И потенциальные в прошлом хулиганы при его поддержке становились достойными людьми, замечательными специалистами. Он и подобрал на заводе «могучую кучку» из ведущих специалистов производства, имевших огромный опыт работы, но не получивших высшего образования. С ними мы и работали в течение ряда лет. Именно он приехал к нам, договаривался, а потом координировал обучение своих подопечных производственников. Я считаю, что Иван Иванович Шнайдер делал святое дело.
Сегодня в Ирбите заводчане снова оказались в трудной ситуации - не хватает специалистов с высшим образованием. Но оплачивать обучение сотрудников (как в прошлые времена) завод не может. Изменилась ситуация .
Во многом благодаря усилиям Е.В. Артамонова в этот период мы умудрились чуть ли не первыми в России перейти к подготовке бакалавров: после окончания четырех курсов студенты получали диплом бакалавра. Затем они доучивались еще один год и получали второй диплом -инженера.
Был период, когда Вы защитили кандидатскую диссертацию и еще не были заведующим кафедрой. Чем Вы тогда занимались, на чем сосредоточили свою профессиональную деятельность?
Я был руководителем Студенческого научного центра. Могу сказать, что это - напряженная работа и большая ответственность: много лабораторий, много потребностей, много заказчиков. Ее эффективно курировал В.А. Чурилов, тогда он уже работал в партийных органах, но
Студенческому научному центру помогал. Я предполагал, что закончив активную работу в Центре, займусь докторской, нарабатывал материал по тематике дальнейших исследований.
Как только стал заведующим кафедрой, понял, что пока все организационные проблемы на кафедре не будут разрешены, думать о докторской диссертации бесполезно: на кафедре была очень большая загруженность.
Смог вернуться к диссертационной работе лишь после того как в ТюмГНГУ прибыли несколько докторов наук из Кургана: В.Н. Сызранцев, В.В. Пивень, А.А. Силич и др. У меня появилась возможность заниматься докторской, а заведующим кафедрой «Технология машиностроения» почти на 8 лет стал Александр Анатольевич Силич.
Чему была посвящена Ваша докторская диссертация?
Тема докторской диссертации связана с разработкой методологии диагностики процессов нагружения режущего инструмента при точении жаропрочных сталей и сплавов на станках с числовым программным управлением. Проблема состояла в том, что до недавнего времени использование в производстве станка с числовым программным управлением предопределяло вполне определенную схему работы: оператор загружает в систему ЧПУ программу и этот станок, условно говоря, «зажмурив глаза», «заткнув уши», делает то, что в этой программе записано. Станок «не знает», установлена ли заготовка, поставлен ли резец. Иными словами, он работает, не зная, насколько получаемые результаты обработки соответствуют заданным программой параметрам, эта функция сама по себе не предусмотрена в данной технологической системе. Задача заключается в том, чтобы «научить» станок с ЧПУ в режиме реального времени контролировать текущие отклонения от заданных параметров процесса резания, обрабатывать эту информацию и оперативно без вмешательства опера-
тора вводить соответствующие коррекции в процесс обработки.
Сейчас мы выходим на тот уровень, который позволяет реализовать диагностику процессов обработки на станках, оснащенных компьютерными системами числового программного управления. Эта диагностика и оперативное управление обработкой повышает технологическую эффективность производственного процесса.
Оглядываясь на пройденный путь, какие бы выделили перекрестки, на которых Вам пришлось принимать жизненно важные решения?
Первый жизненный перекресток, который сразу приходит на ум - назначение на должность заведующего кафедрой. Оно изменило мою жизненную траекторию лет на 10-15. Это не входило в мои планы. Откровенно говоря, я с большей охотой стал бы тогда заниматься научной работой, чем организационной.
Второй... На мою жизненную и профессиональную траекторию повлияло рождение сына (к этому времени у меня уже была десятилетняя дочь).
Когда защитил в 1981 году кандидатскую диссертацию, то размышлял примерно так: «Моему отцу не могло и присниться, что его сын - от земли, от крестьян - будет кандидатом наук, доцентом. Вот вроде бы и все: план выполнил.». В 1984 году рождается сын. Начинаю понимать, что на мне жизнь не заканчивается: сына надо вырастить и поставить на ноги. Надо, чтобы он еще и кем-то был, и не просто был, но чтобы пошел дальше меня. А для этого, многое необходимо - не в плане материальном (материальное у нас до сих пор на втором месте), а в профессиональном и жизненном. И я стал думать, как всё это обеспечить.
Каким образом?
Вряд ли взялся бы за докторскую диссертацию после заведования кафедрой (надо было успокоиться, прийти в
себя). Но к этому времени сын уже заканчивал второй курс нефтегазового университета. Без всякого нажима стал привлекать его к научной работе, и глядя на меня, сын на протяжении нескольких лет активно ею занимался. Ко многому мы проявляли интерес, во многих важных делах принимали участие. У меня сохранился огромный архив фото-, кино-, видеосъемок и других материалов проведенных нами экспериментальных исследований.
К окончанию института сын уже имел значительный объем наработанных материалов исследований, который в дальнейшем во время учебы в аспирантуре был использован в работе над кандидатской диссертацией, а я в этот период перешел к активной работе над докторской диссертацией.
И тогда, и сейчас мы делаем «раскладку» и анализируем полученные наработки, в которых проявляются сильные стороны нашего направления работы и определяются дальнейшие шаги в проведении исследований.
Ваш сын унаследовал то, что было наработано Вами в Вашем профессиональном деле?
Унаследовал, но не в полной мере. Очень жаль, но он не имеет навыков производственной деятельности в настоящем трудовом коллективе. А видеть, как работает производство, трудовой коллектив, как человек создает материальные ценности - это дорогого стоит! Когда коллектив создал нечто новое, значимое, реальное и люди довольны, искренне радуются успеху, - это поднимает и тебя самого в собственных глазах. Ведь ты член этого коллектива, это и твой результат, и твой успех.
Нынешнее новое поколение преимущественно погружено в Интернет, а это уже совсем другое общение. Это не мой мир. В виртуальном сообществе чувство единения переживается иначе, если оно вообще в этой среде существует и как-то переживается.
Конечно, мои взгляды, убеждения, сформировавшиеся в прежние времена, не могли не повлиять на сына. Но может быть это и правильно, что он не все из них взял за основу.
Вы работаете с аспирантами. Может быть, у Вас есть неписаный кодекс, кредо, которое Вы бы хотели им передать?
К сожалению, проводимые реформы высшей школы практически уничтожили аспирантуру как процесс интенсивного наращивания нового интеллектуального, исследовательского потенциала. Аспирантура времен моей молодости кардинально отличалась от современной аспирантуры. В те времена мы, бывало, и ночевали на рабочем месте возле экспериментальной установки, заниматься чем-то еще, кроме исследований, даже в мыслях не было: «Меня в аспирантуру приняли, какие еще могут быть дела!». Помимо статуса и амбиций, аспирантура была значима и с материальной точки зрения: если я стану кандидатом наук, доцентом, то я, моя семья станем материально достаточно обеспеченными.
В сегодняшней ситуации стремление человека, который посвятил свои молодые годы тому, чтобы стать кандидатом наук, доцентом за надбавку к зарплате, скажем, в 7 тыс. рублей, вызывает сожаление, а чаще даже смех. Поэтому аспирантура сегодня - это большей частью «виртуальное» дело, которое чиновники, не моргнув глазом, пытаются изобразить как реальное. 90% наших юношей аспирантов вместо проведения исследований вынужденно работают на предприятиях, для них аспирантура - это, преимущественно, способ уйти от армии. К сожалению.
Конечно же, и среди сегодняшних аспирантов есть талантливые, умные, квалифицированные «ребята», которые стремятся к получению знаний, к новому, еще неизведанному. Год - два они увлеченно и с удовольствием работают, но если умудряются в этот период времени же-
ниться и завести семью, то по материальным соображениям возможность продолжать научно-исследовательскую работу исчезает практически полностью.
Возможно ли для профессора в такой ситуации передать аспирантам какие-то свои неписаные правила, установки?
Я пытаюсь. Прежде всего стремлюсь показать им, что решение проблем, которыми мы занимаемся (сейчас основной упор делаем на внедрение эффективной методологии обработки на станках с программным управлением), вносит значимый вклад в развитие современного производства страны, в сохранение и развитие ее потенциала. Иными словами, я говорю им: то, чем мы занимаемся, направлено на благо человека, на благо Родины и имеет большую ценность.
И еще один момент. Для аспирантов сегодня является привлекательным оформление патентов на изобретения. Сначала они учатся специфике оформления заявок на патенты по нашему профилю. Потом мы с ними работаем над патентованием тех наработок, которые имеют научную значимость и в перспективе могут улучшить материальное благосостояние авторов. Некоторые из аспирантов такой подход воспринимают и в итоге включаются в работу над диссертацией по заявленной тематике. Менеджерами современных предприятий проведение исследований для последующего внедрения результатов НИР в производство сегодня практически не поощряется. При этом значимость статуса доцента как состоявшегося человека чаще всего оценивается выражением «ну и что из того?». Поэтому, как показывает опыт, увлечь молодого человека научным поиском сегодня можно лишь оформляя каждый шаг в исследовании некоторым фиксированным результатом - успешным результатом. Вот так с переменным успехом, пошагово, от патента к патенту, мы с ними и двигаемся.
Профессионал в Вашем деле сегодня, как бы Вы его охарактеризовали?
Человек, сумевший реализовать свои профессиональные таланты в рамках тех возможностей, которые предоставляются (скорее ограничиваются), реализовавший свои наработки и сформировавший работы на длительную перспективу, нашедший ресурсы для реализации планов. - так бы я охарактеризовал профессионала.
Многие из нас - тех, кто причастен к машиностроительному производству - разделяют убеждение, что сегодня без развития отечественного машиностроения развитие страны вообще становится невозможным: если не будет производства широкого спектра отечественных машин, в конечном счете нынешняя «экономика» замрет. Поэтому в моем понимании профессионализм сегодня - это умение ориентироваться в сфере профессиональной деятельности так, чтобы в конечном счете твоими трудами поддерживались интересы развития государства российского. А его задачей, наряду с сохранением важнейших ресурсов, должно быть обеспечение жизнедеятельности граждан и повышение благосостояния народа.
Как Вы понимаете профессиональный успех?
Для меня успех профессионала (как положительная внешняя оценка со стороны общества) определяется, с одной стороны, реализацией им своих разработок и признанием его личных заслуг в профессиональной среде. С другой стороны, профессиональный успех, с моей точки зрения, выражается в общественном признании: признании значимости полученных профессионалом результатов для производства, для благосостояния народа, для обороны страны, для роста могущества государства российского. Успех, ориентированный преимущественно на личное обогащение профессионала, а не на пользу для широкого круга людей, вряд ли и самому профессионалу дает ощущение удовлетворенности. Тем более, если результа-
ты его работы, даже и оформленные как успешные, не признаются или вообще имеют негативную оценку в профессиональном сообществе.
Как бы Вы охарактеризовали успешного профессионала в Вашем деле?
Успешный профессионал - это всегда создатель уникальных машин, технологий, конструкций и т.д.
Многие уникальные творения отечественных успешных профессионалов-машиностроителей, спустя десятки лет, никто в мире превзойти не может и даже не пытается. То же можно сказать и об отечественных изобретателях. Наша страна располагала самым большим творческим потенциалом, пожалуй, самой большой армией изобретателей в мире!
Еще относительно недавно я бы сказал, что в отечественном машиностроении несть числа успешным генеральным и просто конструкторам, генеральным и просто директорам, ведущим и рядовым специалистам тысяч машиностроительных предприятий, несть числа труженикам - передовикам и ударникам производства, образующим фундамент благополучия страны. Однако информация о таком потенциале в последние годы «заморожена» и упорно замалчивается. О научных работниках, занятых в сфере обеспечения многочисленных отраслей самого большого машиностроительного производства в мире, сферах их интересов, их наработках - уже и не говорю. Такие профессионалы - сила государства российского.
В последние годы обстановка меняется не в лучшую сторону. Но некоторые надежды на улучшение ситуации еще сохраняются.
Вы свою профессиональную биографию сами строите или реагируете на жизненные обстоятельства?
Я бы сказал так: во многом мой жизненный и профессиональный путь определялся свыше - Божьим произволением. В моей жизни самые значительные свершения
происходили без моего целенаправленного влияния: это и направление на практически неведомую мне и моим близким «холодную обработку металлов», и, конечно же, рождение детей и внуков.
Как бы Вы рассказали человеку, который вообще далек от машиностроения, о сути Вашей исследовательской деятельности?
Сначала бы я охарактеризовал ту сферу, в которой пытался жить и прожил, имею в виду машиностроение, металлообработку, и ее место вообще в сфере реализации устремлений и жизнедеятельности человечества. Далее я бы обосновал, что без развития отечественного машиностроения мы (народы страны) просто бы не выжили. (Пример тому - исход войны 1941-45-го годов.) И если бы не было создано ядерное оружие и ракетно-космический комплекс, как противовес заокеанским «партнерам», то нас, как народа, как государства уже бы не было. А для того, чтобы создать этот комплекс (кто бы ни стоял во главе страны), необходимо развивать машиностроение и металлообработку.
В отечественном машиностроении и сегодня, среди прочего, сохраняются замечательные наработки минувших времен, многие из которых до сих пор не может повторить никто на планете. Эта сфера, безусловно, приоритетна с интеллектуальной точки зрения: мы достигали и кое-где сегодня достигаем в машиностроении таких результатов, которых никто не достигал. Нам иногда говорят: «Вот ваш "запорожец" - а вот их "мерседес"». Я отвечаю примерно так: «Мерседес, конечно, машина хорошая, да и немцы, что и говорить., мастера. А вы поставьте "мерседес" рядом с нашим стратегическим бомбардировщиком. Да, немцы делают "мерседесы", но они стратегических бомбардировщиков не делают, а для этого нужны самые высокие технологии, высочайший уровень исследований и конструкторско-технологических разработок и наконец -
колоссальные материальные ресурсы, огромное многообразие отраслей высокотехнологичного производства и труд уникальных специалистов».
Как в свое время сказал великий Г.Шлезингер: «Технический прогресс держится на кончике резца», иными словами - какую высокотехнологичную машину мы сможем изготовить, такой и будем пользоваться, такой и будет эффект.
В машиностроении при обработке сталей и сплавов на высоких режимах резания вершина резца раскаляется и светится в буквальном смысле слова. Так вот, раскаленное в процессе резания лезвие резца до сих пор для меня является путеводной звездой. Для меня и сегодня это свет звезды, указывающей путь в завтрашний день тем профессионалам, кто с новыми знаниями придет на смену нам в отечественное машиностроение.
Интервью провела М.В. Богданова
