CC BY
80
ЛЕВИ-СтРОС И ДЕРРИДА: от одной попытки выйти за рамки эпохи к другой
Н.Н. Ефремов
Принадлежность эпохе, равно как и способность выйти за ее пределы, взглянуть на нее со стороны, подразумевает, прежде всего, овладение в совершенстве существующими выразительными средствами, чувствование себя "своим" в смысловом, ассоциативном и аффективном контексте того вида деятельности, который лежит в ее основе. Одновременно это предполагает (выступая в равной степени также и основой для осуществления) внутреннюю свободу обращения с их наличными формами, способность обращаться на "ты" с признанными авторитетами и их "священными" текстами, умение принимать "иное" как "свое" и даже более того, порождать это "иное".
9 октября 2004 г. на 74-м году жизни в Париже скончался выдающийся французский философ Жак Деррида. Он был неотъемлемой частью поколения великих интеллектуалов (Альтюссер, Фуко, Барт, Делез, Лиотар и др.), творчество которых определило состояние французской духовности во второй половине ХХ в.
Деррида родился 15 июля 1930 г. в Эль-Биаре (Алжир). Учился в Эколь Нормаль (Высшей педагогической школе), в 1965 г. там же начал преподавать философию и скоро стал заместителем директора по учебной работе ("caïman"). Слава пришла к нему в 1967 г., когда вышли сразу три его книги: "Голос и феномен" (La voix et le phénomène), "Письмо и различие" (L'écriture et la différence) и "О грамматологии" (De la grammatologie), в которых были заложены основы деконструкции -одного из самых значительных философских направлений ушедшего века. С 1968 по 1974 г. постоянно преподавал в университете Джонса Хопкинса, а после 1974 г. - в Йельском университете (США). В 1983 г. создал Международный философский колледж (Париж) и стал его первым директором.
Близкий к структурализму, он выступил с оригинальной критикой метафизики как основы европейской культуры. Не очаровы-
Ефремов Николай Николаевич - кандидат философских наук, доцент кафедры теории культуры, этики и эстетики факультета философии и культурологии Ростовского государственного университета.
ваясь авторитетом ее традиционных форм, он попытался отыскать ее исторические истоки путем аналитического расчленения понятий, составляющих основу онтологии, и в первую очередь - понятия "бытие". Основанная им "грамматология" (наука о письме) утверждает примат письменности над звучащим словом. Деконструкция Деррида демонстрирует, каким образом то или иное философское положение может оказаться подорванным, разрушенным самим же текстом или дискурсом, его утверждающим. Западная философия, по его мнению, в конечном итоге базируется на "логоцент-ризме", согласно которому существует некая фундаментальная инстанция смысла, истины, логики (logos). Это допущение и порождает основополагающие иерархические различения (смысл - форма, сущность - случайность, серьезный - несерьезный и т. п.), где первое понятие рассматривается как первичное, а второе оказывается производным. Деконструи-ровать эти оппозиции означает, прежде всего, выйти за рамки сложившихся стереотипов, предложить новый взгляд на основы человеческого мышления, "перевернуть" иерархию, показав, что качества, относимые ко второму ряду понятий, таковы, что именно первые следует трактовать как вариант вторых, а не наоборот.
А начиналось все в далеком 1966 г., когда Жак Деррида был приглашен для участия в коллоквиуме, организованном университетом Джона Хопкинса в г. Балтиморе, США (John Hopkins University). Он прибыл на него в блистательной компании своих соратников и единомышленников: Ролана Барта, Жака Лакана, Жерара Женета, Жана-Пьера Вернана, Люсьена Голдмана, Цветана Тодорова, Николя Руве. К этому времени французская гуманитарная мысль уже перегруппировалась под знаменем структурализма и за несколько лет добилась таких впечатляющих результатов, что стала существенно влиять на общемировое состояние философии. находясь в зените своей славы, ее представители, и в первую очередь Деррида, буквально очаровывают американских коллег новыми возможностями и эффективностью предложенной исследова-
тельской программы, рожденной, как это ни удивительно, не в Америке, а в Старом Свете. Дух "Мая 1968" уже пробуждался...
Деррида выступает с программным сообщением, в котором пытается раскрыть свое понимание подлинной позиции структуралиста как исследователя в современном мире. Для того чтобы быть конструктивной, она должна стать двойственной по самому своему определению, т. е. одновременно основываться как на поиске путей критического преодоления традиционных парадигм философского мышления, так и на критике самой критики в той мере, насколько она окажется недейственной, нерешительной или неспособной увидеть свои собственные возможности.
Чтобы понять причины возникновения такой позиции Деррида, необходимо, хотя бы в самых общих чертах, обрисовать ту интеллектуальную и социальную ситуацию во Франции, которая предшествовала этим событиям и наложила отпечаток на становление его как мыслителя. Деррида, напомним, получил высшее образование в Париже в одном из самых знаменитых как тогда, так и теперь учебных заведений - Высшей педагогической школе*. Он учился на факультете философии; кстати, его однокурсником был известный социолог П. Бурдье**, а учителями - Л. Альтюссер, М. Фуко, Г. Башляр, Ж. Кангильем и А. Койре. В первые годы их студенчества умами безраздельно повелевала философия, основывавшаяся на классическом типе мышления, а затем ее сменила антропология, трудами К. Леви-Строса поднятая на вершину социальных наук. Немаловажное значение имело и то, что в целом интеллектуальная атмосфера в философии в то время строилась на знаменитых оппозициях, иногда переходящих в личностное противостояние: Ж.-П. Сартр - К. Леви-Строс, Ж.-П. Сартр -Р. Арон, Ж. Батай - Э. Вейль [2]. Свою пре-
* Ecole Normale Supérieure - одно из старейших и самых престижных учебных учреждений Франции (образование, полученное там, зачастую ценится выше, чем в Сорбонне). Основано в 1794 г. по решению Конвента для подготовки преподавателей и исследователей в области языкознания, наук, медицины и экологии. Среди знаменитых выпускников представители самых разных сфер: Ж. Жорес, А. Бергсон, Л. Пастер, Ж. Помпиду, Р. Ролан и др.
* * Его анализ роли престижных высших школ Франции (Grandes Ecoles) в создании национальной интеллектуальной элиты и воспроизводстве позиций поля власти
см. в книгах [1].
подавательскую карьеру Деррида начинал ассистентом у Поля Рикера.
В 50-60-е годы ХХ в. во французской философии наиболее ярко были представлены три влиятельнейших направления: феноменологический экзистенциализм (основывавшийся на традициях г. гегеля и э. гуссерля, Ф. Ницше и С. Кьеркегора, М. Мерло-Понти и М. Хайдеггера; в университетской среде его идеи распространяли Ж. Ипполит, А. Кожев, Ж. Валь), структурализм (прежде всего -К. Леви-Строс) и марксизм (представленный Л. Альтюссером).
Деррида, как и многие другие молодые в то время философы (М. Фуко, Ж.-Ф. Ли-отар), первоначально попал под влияние первого направления. Его диссертация была посвящена анализу наследия гуссерлевской феноменологии, а первые проекты исследований предполагали обращение к литературе в качестве идеального объекта. Такой мыслительный и психологический контекст позволяет наметить важные особенности становления его позиции. Ведь некоторые исследователи находят истоки его критического вдохновения в самой попытке совместить в едином мировоззрении следование самым разным и зачастую противоположным традициям (не только феноменологии и структурализму, но и Ницше, Хайдеггеру, Фрейду, Левинасу) со стремлением нетрадиционно истолковать священные иудейские книги и интересом к авангардистской литературе. такая крутая закваска не могла не вызвать значительное проблемное напряжение [3].
это, несомненно, не лишено основания, действительно, можно проследить, каким образом корни мировоззренческой позиции Деррида восходят к положениям классиков, но из этого вовсе не следует, что она исходит лишь из их комбинации. Самое интересное и самое трудное одновременно - это показать, как возникла потребность в критическом прочтении теоретических трудов не только классиков, но и современников. говоря словами П. Бурдье, каким образом пришла идея "прочитать вместе с автором против него".
Фактически французский структурализм никогда не был единой школой или тесной группой единомышленников, но между его представителями на протяжении пятидеся-тых-шестидесятых годов, вплоть до 1968 г. существовала проблемная и методологическая общность [4]. Понять и объяснить ее особен-
ности невозможно без обращения к ключевой фигуре К. Леви-Строса, который в свою очередь впервые использовал приемы лингвистического анализа для объективного познания неосознаваемых структур культурной и ментальной жизни первобытных племен. Во многом его трудами структурализм в форме антропологии превратился в одну из немногих признанных в социальных науках дисциплин и спровоцировал в них настоящий переворот своей попыткой стереть грань, отделяющую философию от науки. в значительной степени он стал реакцией на засилье феноменологического экзистенциализма в университетской академической среде того времени. ведь не случайно студенчество иронично оценивало последний как "вялый гуманизм", построенный на потворстве "жизненному опыту" и политическом морализаторстве, и противопоставляло ему структурализм, основные положения которого в большей степени походили на "чистую науку", преодолевающую надоевшее "философствование ни о чем". ситуация напоминала о знаменитой библейской истории, когда отцы ели кислый виноград, а оскомина на зубах у детей...
Подготавливая сообщение "Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук" для выступления в университете Хопкинса в 1966 г., Деррида пытается как бы войти внутрь творческой лаборатории К. Леви-Строса для того, чтобы осуществить деконструкцию ее основ. ведь предназначение структурализма он понимает как совершение важнейшего перелома в развитии мысли, основывающегося на открытии "игры различий" в смысловом контексте движения мысли. При этом главной задачей оказывается разоблачить эфемерность всех попыток любого институциализирован-ного смыслового центра наложить запрет на игру смысла как бесконечного мультиплицирования возможных. другими словами, он уверен в том, что ". структура, право на которую присвоено любым центром, представляет всего лишь немыслимое само по себе" [5].
Таким образом, он атакует главное мировоззренческое зерно классического структурализма и эта попытка будет воспринята и впервые названа американскими коллегами именно в этот его приезд в США как переход к постструктурализму. Буквально в следующем году он выпустит подряд три работы, о которых уже упоминалось выше, именно они
и подтвердят его роль идеолога обозначившегося нового направления. Справедливости ради нужно заметить, что деррида все же находит у самого Леви-Строса (прежде всего в его "Мифологиках") также вполне ясно выраженное стремление освободиться от власти единого смыслопорождающего центра. "мифологический дискурс сам по себе должен быть мифо-морфным. Он должен иметь форму, подобную тому, о чем он повествует [5, с. 420]. И если квалифицировать это движение мысли Леви-Строса в качестве первоначальной пробы, некоторой "увертюры", предваряющей возникновение идеи деконструкции, то необходимо отметить, что в первую очередь для него самого она приближала конец статического взгляда на культуру, основанного на нейтрализации исторического звучания самой структуралистской тематики.
в своей критике деррида исходит из того, что концепция Леви-Строса основывается на модели знания, заимствованной из фонологии Романа Якобсона и в качестве универсальной примененной ко всему полю социально-гуманитарных наук. В свое время Леви-Строс заявлял об этом открыто: "Фонология не может отказаться от того, чтобы сыграть по отношению к социальным наукам такую же реформаторскую роль, какую, например, сыграла ядерная физика для ансамбля точных наук" [6]. В этом смысле деррида, прослеживая пути фонологизма, несомненно выбирает Леви-Строса в качестве самой уязвимой мишени, тем более что метод деконструктивного размышления уже проверен им на Фуко: он изымает из необъятного стросовского наследия сравнительно небольшую его частицу (например, в "Уроке письма" это "Печальные тропики") для того, чтобы на нем продемонстрировать ситуацию оттеснения письма. В этом произведении Леви-Строс описывает появление письма у членов племени Намбиквара, которое, по его мнению, приносит им вхождение в систему отношений эксплуатации, вероломства, коварства и различных форм порабощения.
такой характер рассуждений Леви-Стро-са послужил для деррида доказательством того, что этнолог не в состоянии успешно осуществить то, что, например, Соссюр в полной мере сделал для разрушения западного этноцентризма. тем не менее уже сам Леви-Строс участвует в подготовке грядущей эры "всеобщего подозрения", предполагающей
иную логику игры, устремленную за пределы привычных мыслительных моделей и заставляющую предпочесть не одно центральное, а всю цепь означающих. Если учесть эти тенденции, Деррида "явным образом присоединяется к исследовательскому проекту Леви-Строса, даже если он и не начинает открыто, как этот последний, с торжественного отречения от философских упражнений" [7]. Как у одного, так и у другого мы находим в принципе один и тот же поиск различий: у Леви-Строса - между мифами, у Деррида -между текстами, включенными в "заговор" интертекстуальности.
В четвертом номере "тетрадей для анализа" Деррида делает вывод, что социальная антропология Леви-Строса в действительности возрождает традиции мыслителей восемнадцатого века и, прежде всего, Руссо, несущих с собой целую серию категорий ("природа", "культура", "генезис", "знак" и др.), которые и обнаруживают ее логоцентризм. "Структурализм, вероятно, так и останется зависящим от философии природы" [8]. Поскольку мы ограничены объемом журнальной статьи, обратимся к судьбе лишь одной, но главной для антропологии проблемы - перехода от природы к культуре*.
Леви-Строс в последней главе книги "тотемизм сегодня" обозначил "Второе рассуждение" Руссо как первый трактат по общей антропологии в истории французской мысли. Причем квалифицировать его таким образом он смог потому, что в нем почти в современной трактовке формулируется классическая дихотомия "природа - культура". В другой работе он выражает эту мысль более ясно: "Руссо не только предвосхитил этнологию - он ее основал. Прежде всего -практически, написав "Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми", где ставится проблема соотношения между природой и культурой: в нем можно видеть первый трактат по общей этнологии; а затем теоретически, с замечательной ясностью и краткостью разграничив собственный объект этнолога и объект моралиста или историка: "Когда мы хотим изучать людей, нужно смотреть вокруг себя, но чтобы изучать человека как такового, нужно научиться смотреть вдаль: сначала нужно наблюдать
* Анализом преломления этой проблемы у Леви-Строса отечественные исследователи занимаются давно, см., например: [9].
различия, чтобы потом обнаружить общие свойства" ("Опыт о происхождении языков", гл. VIII)" [10].
Деррида предполагает, что за провозглашением следования традициям Руссо стоит более общая проблема, которая одинаково важна не только для понимания значения его наследия, но и для уяснения самого механизма наследования Леви-Стросом его позиции: в какой мере первый принадлежит к традициям логоцентрической метафизики и философии наличия и в какой степени такая принадлежность задает границы научных рассуждений их обоих. В связи с этой ситуацией Деррида ставит вопрос о том, чем является наследование в порядке дискурса и текста. При этом он уточняет: "... мы здесь называем дискурсом актуальное живое, осознанное представление текста в опыте пишущих и читающих, и если текст постоянно выходит за рамки этого представления всей системой своих ресурсов и своих собственных законов, то разработка генеалогического вопроса выходит далеко за рамки наших нынешних возможностей" [11, с. 244]. К вопросу о наследовании нельзя подходить прямолинейно, ища его причину во взаимовлиянии, объясняя простым накоплением и взаимоподгонкой концептуальных элементов. он оказывается более сложным, чем представлялся на первый взгляд, потому что, например, в конкретном случае связан с тем, что наследуемый метафизический способ мышления был создан как "образцовая система защиты против угрозы письма" [11, с. 241]. Почему же в ходе рассмотрения этого примера наследования возникает сам вопрос о связи письма с насилием? Чем должно быть это насилие, чтобы в цепочке шагов, пройденных от Руссо к леви-стросу, нечто оставило свой след?
самосознание текста строится на заложенном в нем представлении о его генеалогии: к примеру, в рассматриваемом случае это содержание выражений "XVIII век" или "французский XVIII век" (если таковой в действительности существовал), а также способ, с помощью которого леви-строс их конструирует и применяет. Но нужно осознавать, что "генеалогическое представление о себе самом уже есть представление самоопределения. и строится как представление о собственном происхождении (provenance) и наличии" [11, с. 242]. Тогда задача исследования, предпринятого Деррида, состоит в выяснении,
в какой мере наследование в области гуманитарных наук (например, при соотношении позиций Кондильяка, Руссо и Леви-Строса) осуществляется на основе исходных метафизических понятий (таких, как "анализ", "происхождение", "первоначало", "природа", "культура", "знак", "речь", "письмо").
деррида отмечает, что структурализм Леви-Строса является фонологизмом (логоцент-ризмом) в двух смыслах: он построен на устранении письма и признании за наукой роли модели всех гуманитарных дисциплин*. В работах Леви-Строса немного страниц, специально посвященных письму (глава "Печальных тропиков", одна из бесед с Ж. Шарбонье, фрагменты "Структурной антропологии" и "Первобытного мышления"), но «они прекрасно написаны и поражают нас, формулируя - в парадоксальном и современном виде - упорно повторяющееся Западом проклятие, провозглашая то устранение письма, посредством которого - от "Федра" до "Курса общей лингвистики" - запад строил и узнавал себя» [11, с. 243].
Если помыслить письмо можно только на основе критического пересмотра якобы само собой подразумевающегося классического разделения природы и культуры, всей совокупности различий «между physis и ее "другим" (вот этот ряд "других": искусство, техника, закон, установление, общество, немотивированность, произвольность и пр.), а также всей системы понятий, которой она подчиняется, - то нам необходимо самым внимательным образом проследить неспокойный ход мысли ученого, который на разных этапах своих размышлений то берет это различие за основу, то приводит нас к той точке, где оно стирается» [11, с. 244].
так в "Печальных тропиках" Леви-Строс приходит к мысли о том, что постулируемая им в молодости противоположность между природой и культурой в большей степени имеет лишь методологическую значимость. отметив это, деррида делает предположение, что в действительности на своем теоретическом пути Леви-Строс шел от одной точки, где стирается это различие, к другой. Ведь уже даже в докторской диссертации 1949 г., посвященной проблеме запрещения инцеста как некоего "шва", разделяющего природу и
* Наиболее наглядно это дано в статье "Язык и системы родства", переизданной в "Структурной антропологии" и в знаменитом "Предисловии к трудам Мосса" [6].
культуру, последние, представленные в таком ракурсе, становились еще менее понятными. «Было бы рискованно решать вопрос о том, является ли сам этот шов - запрещение инцеста - странным исключением в прозрачной системе различий, "фактом", с которым, по леви-Стросу, "нам пришлось бы тогда столкнуться" [12], или, напротив, (перво)началом различия между природой и культурой, внесистемным условием системы различий. Это условие становится чем-то парадоксальным, "скандальным" (un scandale) лишь в том случае, если мы стремимся понять его внутри системы, условием которой оно является» [11, с. 244].
леви-Строс при этом отдает себе отчет в том, что это разделение строится на предположении: все, что есть в человеке всеобщего, относится к порядку природы и отличается стихийностью, а все, что подчиняется норме, принадлежит культуре и выступает как относительное и частное. Однако, отмечает он, эта ситуация лишь на первый взгляд кажется прозрачной, она быстро становится противоречивой, "поскольку запрещение инцеста совершенно недвусмысленно представляет в неразрывном единстве те два признака, в которых мы узнали противоречивые свойства двух взаимоисключающих порядков: оно является правилом, которое - единственное среди других социальных правил - обладает в то же время и свойством всеобщности" [12, с. 9]. Остановившись на этой ситуации, Деррида делает важное замечание, что как "парадоксальная" она возникает только на определенном этапе размышлений: когда от "реального анализа", в принципе способного показать различие между природой и культурой, Ле-ви-Строс переходит к "анализу идеальному", позволившему определить "двойной критерий нормы и всеобщности".
Тогда главным условием возникновения этой "скандальности" становится сама вера в правильность такого разделения типов анализа и в необходимость перехода от одного из них к другому. Она строится на осознании себя «в виде права ученого пользоваться теми "орудиями метода", в которых он предполагает наличной "логическую значимость", в устремлении к "объекту", "истине" и пр., ради которых наука и делает свое дело» [11, с. 245]. Действительно, вплоть до "Первобытного мышления" (1962) мнение Леви-Строса о методологическом значении
разделения природы и культуры коренной переоценке не подвергается. однако в результате незаметных на первый взгляд шажков происходит постепенное размывание его первоначально подчеркнуто уважительного отношения к своеобразию разделяющего их "шва": "разграничение между естественным и общественным состоянием (нынче мы сказали бы - между естественным и культурным состоянием), хотя и не имеет приемлемого исторического содержания, все же обладает логической значимостью, вполне надежно обосновывающей его применение в качестве методологического орудия современной социологии" [12, с. 1]. Но к периоду написания "Первобытного мышления" оно фактически редуцируется, хотя и с оговорками о необходимости сохранить особенности исследуемого материала: «... было бы недостаточно, если бы "человечество в целом" поглотило отдельные человеческие общества, это первое действие порождает и другие,. они выпадают на долю точных и естественных наук, которые должны вновь ввести культуру в природу и в конечном счете - жизнь в совокупность ее физико-химических условий.» [13].
По какому типу мыслит себя Ле-ви-Строс как этнолог: по "инженерному" шаблону или по мифопоэтическому? Деррида этот вопрос не дает покоя и он отмечает, прежде всего, что, "одновременно сохраняя и устраняя унаследованные понятийные оппозиции, эта мысль, как и мысль Соссюра, оперирует крайностями: то остается внутри некритически принимаемой системы понятий, то, напротив, теснит преграды. и трудится на ниве деконструкции" [11, с. 246]. При этом достаточно прямолинейным и односторонним начинает выглядеть концентрирование внимания лишь на том факте, что, будучи воинствующим руссоистом, Леви-Строс вольно или невольно испытывает на себе влияние его (Руссо) принадлежности к логоцентрической метафизике и философии наличия. "Можно ли сказать, что она с необходимостью удерживает в своих границах и науку этого этнолога и теоретика современной этнологии, и его верность Руссо?" [11, с. 247].
Давая ответ на этот вопрос при частичном воспроизведении статьи "Леви-Строс в ХУШ веке" в работе "О грамматологии", Деррида приходит к выводу, что Леви-Строс фактически подтверждает свою "вину", состоящую в принадлежности к западному миру,
традиционно противопоставляя невинную природу, полную доброты и красоты, западной культуре, которая творит разрушения, исходя при этом из стремления к идеальному состоянию, представление о котором создано на основе зеркального отражения самой себя, также абсолютно деформирующего западный контрэтноцентризм: "эта археология является также теологией и эсхатологией, мечтой о полном и непосредственном присутствии, закрывающей историю" [14]. Таким образом, Деррида, осуществляя анализ конкретных текстов того или иного философа, на самом деле в качестве сверхзадачи имеет цель разобрать и заново собрать сам западный стиль, образ мышления, его традиции. Первая попытка такого рода и была им осуществлена в книге "О грамматологии", в которой он обосновал программу своих действий идейно и методологически.
Секрет признания Деррида - а им было опубликовано около 60 книг, его произведения переведены на 40 языков, он является почетным доктором 25 самых престижных университетов мира - состоит в том, что его позиция воплощает на рубеже ХХ и ХХ1 веков извечное, глубинное стремление философии постоянно выходить за рамки устоявшихся для той или иной эпохи пределов, создавать новые модели значения и понимания мира и места человека в нем [15]. Он с неизбывным интересом пытался проникнуть в тайны творческой лаборатории Леви-Строса, оказавшиеся такими созвучными его устремлениям. В свою очередь глубинное течение его собственной мысли наглядно продемонстрировано в вышедшем в 2003 г. полнометражном документальном фильме "Деррида"*, который снимался на протяжении пяти лет. Его авторы приложили немало усилий для того, чтобы воплотить образ человека, "изменившего характер нашего восприятия искусства, истории и языка". Они постарались запечатлеть его как живую и динамичную натуру, живущую в непрерывной работе, в повседневном общении с родными и близкими, блещущую остротами и анекдотами, полную юмора и самоиронии.
И как тут не вспомнить известное выражение А. Бергсона: "Французские философы не пишут для узкого круга посвященных,
* Релиз в США 10 декабря 2003 г., авторы К. Дик и А. Ц. Кофман. Получил премию "Золотые ворота" на фестивале в Сан-Франциско и самую разнообразную прессу; см., например: [16].
они обращаются к человечеству в целом. И если для того, чтобы представить себе всю глубину их мысли и полностью ее освоить, необходимо быть философом и ученым, не существует образованного человека, который не был бы в состоянии прочесть их главные произведения и извлечь из них некоторую пользу" [17].
ЛИТЕРАТУРА
1. Bourdieu P. Homo academicus. Paris, 1984; Idem. Noblesse d'Etat. Paris, 1989.
2. См.: Шматко И.А. Горизонты социоанализа. Социоанализ Пьера Бурдье. СПб., 2001.
3. См.: Автономова Н. Деррида и грамматология // Ж. Деррида. О грамматологии. М., 2000.
4. См.: Dosse F. Histoire du structuralisme. T. 2. Le chant du cygne, 1967 à nos jours. Paris, 1992. P. 9.
5. Derrida J. La structure, le signe et le jeu dans le discours des sciences humaines // L'Ecriture et la Différence. Paris, 1967. P. 409.
6. Lévi-Strauss Cl. Anthropologie structurale. Paris, 1958. P. 39.
7. Delruelle E. Claude Lévi-Strauss et la philosophie. Paris, 1989. P. 109.
8. Derrida J. Lévi-Strauss dans le XVIII-e siecle // Cahiers pour l'analyse. № 4. Septembre - octobre 1966. Paris, 1966. P. 114.
9. Рыклин М.К. Генезис противопоставления природы и культуры в работах Клода Леви-Строса: (Критика неоруссоизма в структурной антропологии): Автореф. дис. ... канд. филос. наук. М., 1977.
10. Lévi-Strauss Cl. Jean-Jacques Rousseau, fondateur des sciences de l'homme // Jean-Jacques Rousseau. Paris, 1962. P. 240.
11. Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000. с. 244.
12. Lévi-Strauss Cl. Les structures élémentaires de la parenté. Paris, 1949.
13. Lévi-Strauss Cl. La pensée sauvage. Paris, 1962. P. 327.
14. Derrida J. De la grammatologie. Paris, 1968. P. 168.
15. Из последних по времени публикаций Деррида см.: De quoi demain. (dialogue avec E. Roudinesco). Paris, 2001; Marx & Sons. Paris, 2002; Voyous. Paris, 2003; Chaque fois unique, la fin du monde. Paris, 2003; а также последний, специально посвященный ему номер журнала: Jacques Derrida // Europe. 2004. № 901 Spécial. 6 mai.
16. Baecque A. Le philosophe en pijama // Libération. 10.12.2003; Sotinel Th. "Derrida": l'hagiographie déconstruite par son sujet // Le Monde. 09.12.2003.
17. Цит. по: Huisman D. Histoire de la philosophie francaise. Paris, 2000. P. 7.
10 февраля 2005 г.
