CC BY
223
УДК 03.23.25
«Летопись о многих мятежах» в контексте исторической памяти и самодержавной идеологии Российского государства середины XVII в.
Д.А. Ляпин
Аннотация. В статье анализируется памятник середины XVII в. «Летопись о многих мятежах», в которой отразились новые идеологические тенденции, характерные для начала правления Алексея Михайловича. Автор показывает, что предыдущие идеологические установки (отраженные, в частности, в «Новом летописце») и сложившаяся к середине столетия историческая память не отвечали новым реалиям времени.
После 1645 г. новой власти важно было сформировать свой взгляд на историю конца XVI - первой половины XVII вв. С этой целью и создавалась «Летопись о многих мятежах», в которой был представлен официальный взгляд на события русской истории этого периода, ставший со временем частью исторической памяти. Это произведение в основной части повторяло «Новый летописец», но имело и важные отличия. В частности, создавался особый, героический образ Алексея Михайловича, по-иному рассматривались события 1645-1650 гг., Смутного времени и церковной реформы 1652 г. В летописи также отразились симпатии «тишайшего» царя к своему самодержавному предку - Ивану Грозному, после правления которого, якобы, наступило «мятежное время», окончившееся только в 1652 г., когда «благоверный царь» повелел начать исправление церковных книг и сумел успокоить своих подданных.
Ключевые слова: «Летопись о многих мятежах», Алексей Михайлович, Смутное время, волнения 1648 г., историческая память, идеология, Иван Грозный.
Ляпин Денис Александрович, кандидат исторических наук, доцент Елецкого государственного университета им. И.А. Бунина, 399770, Липецкая область, г. Елец, ул. Коммунаров, 28, [email protected].
"Chronicle of Many Rebellions" in the Context of Historical Memory and Autocratic Ideology of the Russian State in the mid-17th century
D.A. Lyapin
Abstract. The article examines the written masterpiece of the middle 17th century -"Chronicle of many rebellions", which reflected new ideological tendencies, characterizing the beginning of Alexei Mikhailovich reign. The article shows that previous ideological attitudes (reflected in particular in the "New chronicler") and historical memory established by the mid-century did not respond to the new realities of the named period.
After 1645 it was important for new authorities to form the view on the history of the end 16th - beginning 17th centuries. An official perspective on the events in the Russian history of the 17th century has been presented in the "Chronicle of many rebellions" that eventually became a part of historical memory. A heroic image of Alexei Mikhailovich was created; the events of 1645-1650, the Time of Troubles and the Church reform in 1652 were presented differently. The chronicle also reflected sympathy of the "quietest" king toward his autocratic ancestor Ivan the Terrible, after the reign of the latter the "rebellious period" came and finished only in 1652, when the "quietest" king ordered to correct religious books and managed to calm his lieges.
Keywords: "Chronicle of many rebellions", Alexey Mikhailovich, The Time of Troubles, the riots of 1648, historical memory, ideology, Ivan the Terrible.
Lyapin Denis A., Candidate of Science (History), Associate Professor, Bunin Yelets State University, 28, Communards St., Elec, Lipetsk region, Russia, 399770, [email protected].
Историческая память - понятие, связанное с сохранением и развитием образов и представлений о прошлом, а также с историческим опытом. Не следует забывать, что понятия «историческая память» и «история» - не тождественны друг другу, поскольку в первом случае допустимы отклонения от реальности, искажения и даже вымыслы (предания и легенды), которые здесь считаются нормой, но не допустимы, когда речь идет об истории как науке о прошлом. Специфику понятий «история» и «историческая память» важно осознавать особенно сегодня, когда современная историографическая ситуация создала огромное новое исследовательское поле [Репина, 2003, с. 5]. Иными словами, историческая память связана с понятием «образа прошлого», сложившегося под влиянием различных социокультурных и политических условий.
Очевидно, что большую роль в формировании исторической памяти играет государство, как важнейший общественный институт. При этом в традиционном обществе с низкой политической культурой и политическим сознанием роль государства в процессе создания картины исторического прошлого особенно велика.
В полной мере это правило относится к России XVII в. Правительству первых Романовых понадобилось провести большую работу, чтобы события Смутного времени получили правильную интерпретацию в образе прошлого, сложившемся в народной памяти. Официальные летописи, публицистика, хронографы, агиографическая литература, повести - вот средства, с помощью которых окружение Михаила Романова закрепляло в сознании подданных нужный исторический образ, направляя трансформацию народной памяти в необходимое власти русло.
Процесс этот происходил постепенно и занял много времени. В начале даже упоминания об «отрицательных» персонажах Смутного времени сурово карались. Так, в 1622 г. рязанские крестьяне, разговаривая в пути о Смуте, говорили, что Лжедмитрий II был «воин великий» [Новомбергский, 1911, с. 19]. В итоге один из них получил наказание в виде порки кнутом.
В 1620-е гг. посадские и торговые люди считали, что Смута была временем, когда казаки «заводили себе царей», обвиняя последних в разжигании гражданской войны [Новомбергский, 1911, с. 18]. Государство также боролось с подобными настроениями, указывая, что Смута являлась божественным наказанием за грехи, а не делом рук какой-то социальной группы. Важно было стереть из памяти людей саму возможность «заведения царей» как явление, содержащее в себе антигосударственное начало.
К концу правления Михаила Федоровича официальный взгляд на события Смутного времени уже полностью преобладал над стихийно сложившимся: посланная Богом за грехи гражданская война закончилась всеобщим покаянием, видя которое Бог дал русскому народу нового праведного царя - Михаила Федоровича [Новый летописец, 1998]. Теперь главная задача подданных - служить законному царю и «не заводить новых смут». Понятие «служить царю» требовало от общества
активного добровольного участия в делах самоуправления, а также исполнения различных повинностей и служб, вообще «всякое радение о государевом деле». Это способствовало развитию самостоятельности населения, а также формированию традиций местного самоуправления.
Однако после 1645 г. политическая ситуация в стране изменилась. Пришедший к власти молодой государь Алексей Михайлович был сторонником идей самодержавной власти, он явно симпатизировал Ивану Грозному [Ляпин, 2013, с. 232-242]. А после 1648 г. страна уверено встала на путь абсолютной монархии, страны с развитой бюрократией, современной армией и имперской идеологией. Эти перемены требовали корректировки сложившегося образа прошлого.
В 1645-1650 гг. создается серия памятников, направленных на оправдание самодержавных претензий молодого царя. В этих произведениях приход к власти второго представителя династии Романовых представлен как закономерный процесс и важное условие сохранения «тишины» и незыблемости православной веры [Голубцов, 1892].
Первые годы правления Алексея Михайловича ознаменовались народными волнениями, но после 1650 г. он уже прочно стоял у руля государства. В это время и начинается процесс формирования нового взгляда на историю России. Этот взгляд нашел свое отражение в новом сочинении - «Летописи о многих мятежах», где повествуется о событиях 1584-1655 гг. Время составления этого памятника письменности приходится, вероятно, на 1656-1657 гг.
Летопись была опубликована в 1771 г., а ее полное название звучит следующим образом: «Летопись о многих мятежах и о разорении Московского государства от внутренних и внешних неприятелей и от прочих тогдашних времен многих случаев, по преставлении царя Иоанна Васильевича, а паче о междугосударствовании по кончине царя Федора Иоанновича и о учиненном исправлении книг в царствование благоверного государя царя Алексея Михайловича в 7163 году» [Летопись о многих мятежах... 1771].
Мы видим, что понятие «Смутное время» относительно событий начала XVII в. именуется «междугосударствованием». Тем самым автор произведения давал понять, что отсутствие государя было главной причиной бедствий страны, а также указывал на связь двух династий государства - Рюриковичей и Романовых.
Безусловно, «Летопись о многих мятежах» была связана с предыдущим официальным летописанием, главным образом, с «Новым летописцем» (создан около 1632 г.). Этот памятник служил цели показать преемственность династии Романовых и истолковать события Смутного времени в официальном русле. Теперь же стояла иная задача: показать события прошлого в контексте формирующейся самодержавной идеологии. Именно поэтому «Новый летописец» в середине XVII в. оказался устаревшим в идеологическом плане.
Следует также вспомнить, что в это время формируется новая идея о русском самодержце как верховном покровителе всего православия, начинается исправление церковных книг и обрядов. Также в 1654 г. Россия объявляет войну Речи Посполитой и одерживает первое время ряд крупных побед. Сам процесс сбора войск и отправки на фронт стал своеобразным символом неизбежного торжества единодержавного православного царства над врагами [Флоря, 2010, с. 9].
В таких условиях начинается создание официальной летописи, связанной с формированием нового образа прошлого, основанного на сложившейся в годы правления Михаила Федоровича исторической памяти. За основу летописи, как уже было сказано, был взят «Новый летописец». До 1630 г. логика изложений событий в двух памятниках схожа, однако некоторые отличия между ними все же имеются. Так, в «Летописи о многих мятежах» не уделяется такого большого внимания судьбе клана Романовых в Смутное время, между тем как «Новый летописец» пишет об это подробно. Также история Григория Отрепьева мало интересует автора «Летописи о многих мятежах». Очевидно, официальная история самозванца, которая была важна в годы правления первого Романова, теперь оказалась не столь значимой [Новый летописец, 1998, с. 295-299].
Интересно, что автор летописи подробно останавливается на теме измен правящим монархам, в частности Борису Годунову и Федору Борисовичу, а затем и Василию Шуйскому. Повествуя о событиях Смуты, летопись добавляет небольшой рассказ «О измене городов», которого нет в «Новом летописце». Здесь сообщается о том, как многие города «не устояли в твердости» и «прельстились в дьявольскую прелесть» [Летопись о многих мятежах... 1771, с. 142]. Возможно, это сообщение было актуально в связи с волнениями в русских городах в 1650 г., особенно в Пскове и Томске, где власть перешла в руки местного общества, а царские воеводы были отстранены от управления.
«Новый летописец» заканчивается описанием событий 1630 г. «Летопись о многих мятежах» с этого момента приобретает полностью самостоятельный характер. Среди прочего здесь сообщается о неудачном походе М.Б. Шеина на Смоленск, где полководец фигурирует как главный виновник поражения [Летопись о многих мятежах. 1771, с. 345]. В летописи сказано, что М.Б. Шеин и его помощник А. Измайлов «дали таборы королю польскому», а также «войска поморили множество».
Центральное место в финале произведения занимает коронация Алексея. Перед этим вскользь упоминается о приезде датского королевича Вальдемара («Володи-мира Христианусовича»). Очень показательно, что ничего не говорится о цели визита королевича и о переговорах с ним. Между тем планируемый брак королевича с царевной Ириной мог, возможно, помешать полноценному правлению Алексея.
Согласно летописи сразу после смерти Михаила Федоровича, под удары колокольного благовеста, прошла присяга новому царю. Никаких осложнений и политической борьбы в тексте памятника мы не видим: создается картина некоего
идиллического восшествия царя на трон его отца. Между тем это было далеко не так. В 1645 г. в Москве развернулась настоящая борьба, связанная с попытками не допустить к власти Алексея Михайловича или хотя бы ограничить его возможности на престоле (например, женив Вальдемара на Ирине и передав ему часть русских земель) [Смирнов, 1948, с. 7-13; Светова, 2013; Ляпин, 2015]. Коронация Алексея Михайловича состоялась только через несколько месяцев после упорной политической борьбы с представителями старой правящей группы (Я.К. Черкасским, Н.И. Романовым, Ф.И. Шереметьевым).
Описание начала правления Алексея Михайловича в летописи начинается с рассуждения о титулах: в начале правления титул не включал слова «Белые и Малые России», а затем, «попленив» эти земли, стали писать новый титул.
После описания свадебных церемоний царя и Б.И. Морозова в тексте следует рассказ о мятеже в Москве в июне 1648 г. Это первое официальное описание этих событий, которые еще были памятны в народном сознании. Поэтому для власти важно было изложить «правильную» версию этих событий. Остановимся на этом сообщении подробней.
Автор точно указывает на время начала событий - 2 июня 1648 г. Именно в этот день «восташа чернь на бояр, к ним же присташа и служилые люди». После этого началась «междуусобица великая»: народ пришел к царю с просьбой «побить изменников». На вопрос царя, кого они считают изменниками, толпа якобы кричала: «дай нам убити Бориса Ивановича Морозова, Леонтия Плещеева и Петра Траханио-това». Алексей Михайлович на это ответил решительным отказом, тогда мятежники стали грабить дворы бояр и, прежде всего, двор Б.И. Морозова. Затем ограбили двор Назария Чистого, убив его владельца, а также другие дворы московской знати. На другой день толпа убила «всем миром» Л.С. Плещеева и П. Траханиотова [Летопись о многих мятежах... 1771, с. 357-358].
Это описание весьма примечательно: события июня 1648 г. изложены вроде бы точно (упоминаются реальные лица и даты), но при этом умалчиваются важные факты. Очевидно, что это сделано намеренно и так умело, что в итоге вырисовывается далекая от реальности картина.
Итак, по мнению автора летописи, в волнениях участвовала чернь, низы общества. Однако, судя по челобитной от 2 июня, где очень грамотно изложены претензии к правительству, со ссылками на примеры из истории и библейскими цитатами, авторы ее никак не относились к столичной «черни». Затем сообщается о присоединении к бунтовщикам служилых людей: на самом деле волнения поддержала элита русской армии - московские стрельцы. Более того, они первыми бросили призыв начать разгром боярских дворов.
Действительно, мятежники требовали казни, но первоначально только Л.С. Плещеева, и напуганный царь обещал выдать главу Земского приказа мятежникам.
Более того, Алексей Михайлович также велел отпустить задержанных накануне челобитчиков и тем дал надежду мятежникам на дальнейший успех. Тогда народ потребовал казни Б.И. Морозова (только его), но царь отказал в этом. Однако на следующий день он велел отрубить голову Л.С. Плещееву, но когда его вывели на казнь, толпа набросилась на него и убила. Однако летописец умалчивает о приказе царя казнить Л.С. Плещеева. Затем также по царскому приказу был казнен в угоду толпе ни в чем не повинный дьяк П. Траханиотов. А вот Н. Чистой был действительно убит бунтовщиками, о чем сообщает нам летопись, здесь же добавляя неверные сведения об убийстве чернью Траханиотова.
Мы видим, что в изложении летописи вина за смерть членов правительства Плещеева и Траханиотова лежит на восставшей черни, однако на деле виновником их смерти был царь, приказавший казнить их безо всякого следствия, только в угоду восставшей толпе. Однако этот момент надо было стереть из исторической памяти: в «Летописи о многих мятежах» Алексей Михайлович предстает жестким и непримиримым борцом с дерзкими мятежниками. Он якобы решительно отказывает им в просьбе казнить членов правительства, и тогда мятежная чернь устраивает самосуд. Царю важно было войти в историю как человеку, сумевшему навести в стране порядок, покой и тишину.
Кстати, не случайно вскоре в официальной литературе у государя появляется эпитет «тишайший», который часто принимается за прозвище, связанное с якобы кротким и добродушным характером Алексея Михайловича. На самом деле эпитет «тишайший» означал умение навести порядок, «тишину и покой». В одном из официальных хронографов этого времени о воцарении Алексея Михайловича сказано, что после смерти Михаила Федоровича престол занял «благородный сын его, благочестивейший, тишайший, самодержавнейший великий Государь» [Панченко, 2008, с. 85-86].
«Летопись о многих мятежах» заканчивается описанием перенесения мощей митрополита Филиппа из Соловецкого монастыря в Москву и процесса исправления русских церковных книг. Интересно, что роль патриарха Никона здесь почти не обозначена. Дело происходит по воле царя и по инициативе вселенских патриархов, приехавших в Москву. Здесь мы видим стремление Алексея Михайловича показать себя единственным защитником православия, а значит, этим оправдывались и завоевательные устремления России, ее выход на международную арену, где у страны появились свои интересы.
Исправлению книг уделено особенно много места, и в этой связи наиболее примечателен конец летописи: «Якоже писано и егда рече: Царь праведен на престол сядет и ничто же пред ним станет лукаво. Во истину убо повелением его лукавство исчезне, неправда отогнана бысть, лож потребится; вместо же сих истинна ликует, правда цветет, любовь владычествует» [Летопись о многих мятежах. 1771, с. 366].
Здесь достаточно ясно проводится мысль о том, что исправление книг - заслуга царя, который своей праведностью и мудростью сумел увидеть заблуждения в русских книгах и обрядах и начать процесс их исправления. Однако образ праведного царя, каким Алексей Михайлович хотел войти в историческую память, связан не только с исправлением книг, но и с защитой православия, умением навести «тишину» и порядок, отличить правду от лжи.
В конце статьи уместно вспомнить название летописи: «О многих мятежах и разорении Московского государства от внутренних и внешних неприятелей и от прочих тогдашних времен многих случаев, по преставлении царя Иоанна Васильевича, а паче о междугосударствовании по кончине царя Федора Иоанновича и о учиненном исправлении книг в царствование благоверного государя царя Алексея Михайловича в 7163 году». Следовательно, мятежи происходили (судя по названию) в период от смерти Ивана Грозного до церковной реформы 1652-1655 гг. Тем самым между Алексеем Михайловичем и Иваном Васильевичем как бы проводится параллель. Это не удивительно, если учитывать симпатии «тишайшего» царя к своему «грозному» предшественнику [Ляпин, 2013, с. 232-242]. Для того чтобы провести эту параллель, понадобилось закончить повествование описанием волнений 1648 г. и исправления книг в 1652-1655 гг. Ведь с точки зрения летописи только после этих событий благодаря усилиям Алексея Михайловича удалось прекратить мятежи, продолжавшиеся более половины столетия.
Нам ничего неизвестно о том, кто был автором «Летописи о многих мятежах», однако нет сомнений в активном участии царя в ее создании. Летопись стала важным шагом в процессе формирования образов прошлого, «скорректированных» в новых условиях. Историческая память «подстраивалась» под новую идеологию абсолютистского государства. Алексей Михайлович изображался достойным продолжателем Ивана Грозного: он был способен навести порядок («тишину») в своем царстве, заботился о православии, победоносно воевал за интересы России.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Голубцов А.П. Памятники прений о вере по делу королевича Вальдемара и царевны Ирины Михайловны // Чтения общества истории и древностей российских (ЧОИДР). 1892. Кн. II. С. 10-203.
Летопись о многих мятежах и о разорении Московского государства. СПб., 1771. Ляпин Д.А. Причины восстания в Москве в 1648 г. // Вопросы истории. 2015. № 1. С. 90-98.
Ляпин Д.А. Ритуалы власти: очерки социально-политической истории России раннего нового времени. М., 2014. 387 с.
Новомбергский Н.Я. Слово и дело государевы. Т. 1. М., 1911. 674 с. Новый летописец // Хроники Смутного времени. М., 1998. С. 265-411.
Панченко А.М. Я эмигрировал в Древнюю Русь. Россия: история и культура. СПб., 2008. 544 с.
Репина Л.П. Культурная память и проблемы историописания (историографические заметки). М., 2003. 347 с.
Светова Е.А. Двор Алексея Михайловича в контексте абсолютизации царской власти. М., 2013. 312 с.
Смирнов П.П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в. Т. II. М.; Л., 1948. 456 с.
Флоря Б.Н. Русское государство и его западные соседи (1655-1661). М., 2010. 655 с. REFERENCES
Golubtsov А.Р. Pamyatniki prenij o vere po delu korolevicha Val'demara i tsarevny Iriny Mikhajlovny [The Written Monuments of the debate about faith in the case of Prince Valdemar and Princess Irina Mikhailovna], in: Chteniya obshhestva istorii i drevnostej rossijskikh (CHOIDR). 1892. Book II. P. 10-203 (in Russian).
Letopis' o mnogikh myatezhakh i o razorenii Moskovskogo gosudarstva [Chronicle of many rebellions and about distruction of Muscovite state]. St. Petersburg, 1771 (in Russian). Lyapin D.A. Prichiny vosstaniya v Moskve v 1648 g. [Causes of the uprising in Moscow in 1648], in: Voprosy istorii. 2015. No 1. P. 90-98 (in Russian). Lyapin D.A. Ritualy vlasti: ocherki sotsial'no-politicheskoj istorii Rossii rannego novogo vremeni [Rituals of power: essays on the socio-political history of Russia the early modern period]. Moscow, 2014. 387 p. (in Russian).
Novombergskij N.Ya. Slovo i delo gosudarevy [Word and deed of the sovereign]. Vol. 1. Moscow, 1911. 674 p. (in Russian).
Novyj letopisets [The new chronicler], in: Khroniki Smutnogo vremeni. M., 1998. P. 265411 (in Russian).
Panchenko A.M. Ya ehmigriroval v Drevnyuyu Rus'. Rossiya: istoriya i kul'tura [I emigrated in Ancient Rus. Russia: history and culture]. St. Petersburg, 2008. 544 p. (in Russian). Repina L.P. Kul'turnaya pamyat' i problemy istoriopisaniya (istoriograficheskie zametki) [Cultural memory and challenges of this research (historiographical notes)]. Moscow, 2003. 347 p. (in Russian).
Svetova E.A. Dvor Alekseya Mikhajlovicha v kontekste absolyutizatsii tsarskoj vlasti [Courtyard of Alexey Mikhailovich in the context of absolute Royal power]. Moscow, 2013. 312 p. (in Russian).
Smirnov P.P. Posadskie lyudi i ikh klassovaya bor'ba do serediny XVII v. [Trades people and their class struggle until the middle of the XVII]. Vol. II. Moscow; Leningrad, 1948. 456 p. (in Russian).
Florya B.N. Russkoe gosudarstvo i ego zapadnye sosedi (1655-1661) [Russian State and its Western neighborhood (1655-1661)]. Moscow, 2010. 655 p. (in Russian).
