Научная статья на тему 'Лето Средневековья. [Рецензия на:] Воскобойников О. С. Тысячелетнее царство (300–1300). Очерк христианской культуры Запада. М.: Новое литературное обозрение, 2014. 568 с. ил. (Серия «Очерки визуальности»).'

Лето Средневековья. [Рецензия на:] Воскобойников О. С. Тысячелетнее царство (300–1300). Очерк христианской культуры Запада. М.: Новое литературное обозрение, 2014. 568 с. ил. (Серия «Очерки визуальности»). Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
164
19
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Лето Средневековья. [Рецензия на:] Воскобойников О. С. Тысячелетнее царство (300–1300). Очерк христианской культуры Запада. М.: Новое литературное обозрение, 2014. 568 с. ил. (Серия «Очерки визуальности»).»

Лето Средневековья. Воскобойников О. С. Тысячелетнее царство (300-1300). очерк христианской культуры Запада. М.: Новое литературное обозрение, 2014. 568 с.: ил. (Серия «очерки визуальности»).

«Они ожили и царствовали со Христом тысячу лет. Прочие же из умерших не ожили, доколе не окончится тысяча лет.

Это — первое воскресение».

(Откр.: 20:4-5)

Название этой книги обнаруживает не столько предмет повествования, сколько его дух. Если мы введем в Google или Yandex словосочетание «Тысячелетнее царство», то немедленно получим ответ: «Под Тысячелетним Царством подразумевается та эпоха в Священной и мировой истории, которая предшествует последнему великому Суду»1. То есть эпоха, находящая в постоянном ожидании, всегда в преддверии — «накануне себя»2.

Это ожидание может быть восторженным, может быть спокойным, а может-

трепещущим от ужаса. И все эти разные ожидания смешиваются друг с другом и образуют полногласную симфонию, придают совершенно особенный и ни с чем более не сопоставимый окрас именно этой конкретной эпохе. Так и сама книга Олега Сергеевича имеет полнозвучное полифоническое звучание, где на протяжении всего повествования несколько тем органично переплетаются друг с другом и одна дополняет другую, объясняет ее и раскрывает.

Книга состоит из десяти больших разделов, которые, на первый взгляд, никак не связаны между собой и каждая тема — это тема сама в себе, затрагивающая и раскрывающая один отдельно взятый аспект.

Но чем дальше читатель продвигается вглубь книги, тем сильнее прослеживается связь между, казалось бы, изолированными друг от друга

1. Ринекер Ф., Майер Г. Библейская энциклопедия Брокгауза. М.: Российское Библейское Общество, 1999.

2. Баткин П. М.

частями. Например, раздел «Знак, символ, зеркало» будет непонятен вне связи с тем же схоластическим мышлением. Разговор о мире видимом и невидимом невозможен без обращения к словам Отцов Церкви, равно как немыслим он без разговора об истоках христианства — того живоносного источника питавшего всю культуру Средневековья, начиная с архитектуры и книжной миниатюры и заканчивая размышлениями о миропорядке. И мы поистине можем сказать, что это было Царство Христово, ибо Он был и источником всего, и он же был тем центром, к которому все стремилось и стягивалось.

Как уже говорилось выше, автор невероятно искусно перемежает между собой различные темы и таким образом на протяжении всего повествования плетет замысловатый узор, подобный кельтскому орнаменту, который можно встретить в ранних островных рукописях. Нет смысла подробно излагать содержание каждой из частей (предоставим читателю ознакомиться с ними самостоятельно), но хотелось бы особо заострить внимание на паре проблем, которые, как мне кажется, Олег Сергеевич выделяет, как главные и в ходе всего повествования они постоянно проявляются: где-то больше, где-то меньше, но, безусловно, они являются одними из ключевых.

Первая — догматизм. Мы не раз встретим в книге это слово. К сожалению, по сей день преобладает стереотип, что Средневековье — эпоха бесконечных догм, как правило религиозных, а культура Средних веков — их заложница. И вот от страницы к странице, от параграфа к параграфу автор наносит болезненные и разрушительные удары по этому стереотипу. Уже в первых главах мы знакомимся с ищущим и таким живым Августином, который пытается примирить в себе разум и веру, и Иеронимом, разрывающимся между любовью к античной литературе и Словом Божиим (и тот, и другой лишь конкретные и, несомненно, одни из самых ярких представителей своей эпохи, на примере которых, пожалуй, лучше всего проявились метания, которые были знакомы, как их современникам, так и последователям, вплоть до XIV в.), ту же раздвоенность и противоречивость миросозерцания мы встречаем в искусстве того времени. И наоборот, на примере необычной коллекции миниатюр «Сад утешения» мы видим всю схематичность и неумолимую логичность, стремление к упорядочиванию и систематизации, к почти маниакальному желанию расщеплять и дробить целое на множество составных частей и, в то же время, соединять их, подводить под общий знаменатель — мы видим сам принцип схоластического мышления и миропонимания. И так на протяжении всей книги, переходя от одного памятника искусства к другому, от одной личности, будь то Алан Лилльский или Фридрих ii, мы каждый раз убеждаемся, насколько

живой и подвижной, невыразимо разной, постоянно вопрошающей, была эта эпоха. Чего стоит скромная просьба Фридриха II, обращенная к придворному астрологу — император хотел бы узнать решения и ответы некоторых волнующих его вопросов: какова величина тела земли в ширину и длину, или насколько небо в истинном измерении отстоит одно от другого...3

Не лишним будет отметить, что Очерк Олега Воскобойникова изобилует такого рода переводами оригинальных текстов (переводы выполнены самим автором), чтение которых доставляет особое удовольствие — как будто перед нами ненадолго приподняли занавес и позволили заглянуть в этот странный и далекий мир, который с каждой страницей становится все более понятным, осязаемым и настоящим, а временами даже более подлинным и верным, нежели наш. Все персонажи оживают и изнутри страниц буквально слышно их дыхание.

Вторая проблема, даже не столько проблема, сколько приглашение читателя к размышлению на тему: «А кончилось ли Средневековье?», ведь неспроста заключительная глава книги называется «Лето Средневековья», а начинает ее автор с того, что проводит вот какую параллель: «Если встать на станции метро ''Площадь Революции’’ рядом с переходом на ''Театральную’’, то оказываешься в окружении нескольких бронзовых пограничников. Проведя там несколько минут замечаешь, что прохожие, как местные, так и приезжие, — кто набегу, кто с толком и расстановкой — прикоснуться к мордам их верных ''мухтаров’’: блеск полированного этими прикосновениями металла говорит об укорененности этого жеста в повседневной жизни московского метро. <...> Но почему-то всякий раз оказываясь в том месте я вспоминаю стертую

3. Воскобойников О. С. Тысячелетнее царство... C. 302.

4. Воскобойников О. С. Тысячелетнее царство ...

C. 483.

5. Там же. C. 208.

6. Там же. C. 487.

такими же прикосновениями ступню ‘‘Апостола Петра’’ в ватиканской базилике, созданную в мастерской Арнольфо ди Камбьо в конце XIII в., вспоминаю, стоящего на поперечном трюмо портала Сантьяго-де-Компостела ‘‘Апостола Иакова’’»4. И такого рода параллели автор очерка будет проводить в своей работе не единожды и не всегда так прямо. Порой достаточно приведенного им описания того или иного события, например, почитания святых, где говорится: «По представлениям буквально всех верующих, святые обязаны были активно вмешиваться в жизнь своих почитателей»5, чтобы читатель мог увидеть здесь если не себя, то черту, характерную для многих наших современников. Только нередко святой заменяется на другой объект для переложения на него ответственности, но исполняет по сути те же функции. И здесь невольно задаешь себе вопрос, а может, это вовсе не книга приближает нас к людям «Тысячелетнего царства», а просто все дело в том, что мы, в сущности, не так уж далеко отстоим друг от друга? На этот вопрос автор и предлагает читателям найти ответ, и для каждого он будет свой.

Вообще, читая книгу Олега Воскобойникова, трудно удержаться от восхищения ею. Редко когда можно найти в современной литературе труд, столь настоящим образом использующий сочинения своих предшественников и так мастерски вплетающий их в ткань общего повествования. Временами текст автора принимает вид верховного комментария на уже написанное — так писались позднесредневековые и ренессансные ученые книги. Работа фундаментальна в самом простом смысле слова — под нее подведен колоссальный библиографический фундамент незыблемой прочности. В добавок к этому, очерк написан ясным и хорошим языком, предельно внятным и точным. Поэтому книга будет интересна и понятна как профессионалу, так и неподготовленному, но интересующемуся читателю. Особенно подкупает в труде Олега Сергеевича ненавязчивость повествования и, как говорит сам автор «во всех отношениях проницаемость границ»6. Такой подход превращает читателя в собеседника (что, согласитесь, встречается не слишком часто) предоставляет ему возможность не только познакомится с новым материалом, но и предлагает взглянуть на, казалось бы, хорошо знакомые вещи под другим углом, переосмыслить их и задать им новые вопросы.

Анастасия Егорова Московский государственный университет

vk.com/vse_vranie

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.