CC BY
52
ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ РОССИИ The Ecological History ofRussia
E.B. Воейков
ЛЕСНЫЕ ПОЖАРЫ В СРЕДНЕМ ПОВОЛЖЬЕ: ЗАБЫТАЯ ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ КАТАСТРОФА ВРЕМЕН ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
E.V. Voyeykov
Forest Fires in the Middle-Volga Region: A Forgotten Environmental Disaster of the Russian Civil War
Лесные пожары в последние десятилетия происходят в России с пугающей частотой, нанося стране значительный экономический и экологический ущерб1. Большие и многочисленные лесные пожары воспринимаются обществом как экономическое и экологическое бедствие, выходящее за рамки обычных представлений о чрезвычайных ситуациях в лесах нашей страны. Между тем исторический опыт свидетельствует: Россия уже переживала аналогичный экологический кризис в 1920-1921 гг.
Трудно переоценить значение леса как экономического и экологического ресурса России. Лес, в частности, предотвращает распространение оврагов и смыв плодородного слоя почвы с полей, очищает загрязненный воздух. На всем протяжении российской истории и на всех ее этапах лес как важнейший природный ресурс и основа эколого-экономической безопасности страны «самым разнообразным образом использовался обществом»2.
В последние десятилетия в контексте становления экологической истории отечественные ученые стали более активно изучать прошлое лесного хозяйства России3. По нашему мнению, история лесного хозяйства требует детальной разработки прежде всего на уровне отдельных регионов России, тем более что отложившиеся в архивах документы по развитию лесного хозяйства пока еще слабо введены в научный оборот.
В монографических и обобщающих исторических работах по истории Гражданской войны и нэпа в Поволжье экологические проблемы практически не упоминаются. Хорошо известные очевидцам событий беспощадные вырубки лесов, граничащие на отдельных участках с их полным уничтожением, страшные лесные пожары
1921 г., пронесшиеся огненным смерчем по всей России, с точки зрения сегодняшнего дня, возможно, выглядят малозначительными. Историками традиционно изучаются становление большевистской государственности и политические режимы антибольшевиков, боевые действия между красными и белыми, красный и белый террор, тяготы военного коммунизма, массовые эпидемии гриппа и тифа, бандитизм, крестьянские восстания, голод начала 1920-х гг. Трагедия людей полностью заслонила трагедию природы. Но история должна реконструироваться, насколько позволяют источники, во всем многообразии жизни людей. И не следует забывать, что человек - существо не только социальное, он продолжает оставаться и биологическим существом. А лес - это не только важный фактор экономического развития, но и одно из условий сохранения человеческой среды обитания, сохранения жизни на Земле.
Автором статьи уже исследовались катастрофические экологические последствия вырубок лесов в период Гражданской войны в Поволжье4. В настоящей статье рассмотрена история борьбы с крупномасштабными лесными пожарами 1920-1921 гг. на примере Поволжья в рамках Пензенской, Самарской, Саратовской, Симбирской (Ульяновской) губерний, Татарской и Чувашской АССР в границах середины 1920-х гг.
Источниковой базой статьи послужили преимущественно впервые вводимые в научный оборот материалы трех центральных и четырех региональных архивов, а также опубликованные в 1920-е гг. отчеты исполкомов губернских Советов, губернских экономических
совещаний, плановых комиссий и других хозяйственных органов.
* * *
В годы Гражданской войны острый топливный кризис, поразивший всю страну, вынудил как Советское государство, так и антибольшевистские государственные образования вести лесозаготовки с превышением годичного прироста леса, то есть вырубать ежегодно больше, чем вырастало лесных насаждений. В первую очередь вырубались леса вблизи населенных пунктов, железных дорог и вдоль сплавных рек, то есть там, где их экономическое и экологическое значение было особенно велико. Кроме того, в обстановке безвластия на местах развернулись массовые незаконные порубки леса местным населением5. Так, в Пензенской губернии лесосеки были разработаны в среднем на пять лет вперед6, а лесные массивы в расположенном рядом с Пензой Засурском лесничестве были вырублены вплоть до 1932 г.7 В совокупности все эти явления ставили под угрозу нормальное ведение лесного хозяйства в стране в ближайшие десятилетия.
Кроме внеочередных и незаконных вырубок значительный ущерб лесам нанесли в 1920-1921 гг. крупномасштабные пожары. Лесные
пожары были обыденным явлением в России. Они произошли, например, в 1092,1124, 1161, 1193, 1224, 1298, 1325, 1363, 1368, 1372, 1384, 1420, 1508, 1538, 1696 гг.8 По данным исследователя лесов Казанского края (в составе образованных в 1920 г. Татарской АССР, Марийской и Чувашской областей), крупные пожары повторялись в крае каждые 30-40 лет. В частности, «сильные пожары были в 1815-1823 гг., 1848-1854 гг., 1891 и 1921 гг.»9
Но пожары 1920-1921 гг. заметно отличались от предшествующих, поскольку их неблагоприятные экологические и экономические последствия усугублялись идущей в стране Гражданской войной, хозяйственным кризисом, эпидемиями и голодом. Вероятно, и масштаб распространения стихийного бедствия достиг таких размеров именно потому, что на местах, как будет показано далее, зачастую некому было бороться с огнем. Картину пожаров как национальной катастрофы отразила информационная сводка Секретного отдела ВЧК за 1-15 августа 1920 г.: «Волна пожаров, охватившая за июль большую часть территории Советской России, переходит в стихийное бедствие, причиняющее неисчислимые убытки. Уничтожены целые кварталы городов (Саратов), села, целые волости, огромные площади леса, горят торфяные болота, заготовленный торф, дрова... Некоторые пожары затянулись на недели и распространялись на десятки верст... Выдающимися губерниями по количеству пожаров являются: Московская - 99 случаев, Тверская - 31, Новгородская -30...»10.
Лесные пожары в Поволжье в 1920-1921 гг. также достигли катастрофических масштабов. Газета Сердобского уезда Саратовской губернии сообщала в августе 1920 г.: «Во всем Кузнецком уезде горят леса, пожар принимает стихийную силу, горит скошенное сено, на тушение пожара отправлена из города молодежь, убытки миллионные»11. В отправленном в августе 1920 г. в Совет Рабоче-Крестьянской Обороны отчете Симбирской губчека сообщалось: «Лесные пожары приняли стихийный характер»12. В телеграмме из Пензы от 18 августа 1920 г. предгубчека Аустрин упоминал «громадные лесные пожары»13. В докладе Самарского гублескома в 1921 г. подчеркивалось, что «общее число пожаров уже не поддается учету, многие из них даже не протоколируются лесной охраной»14.
Телеграммы, отправленные из лесничеств Пензенской губернии в августе 1920 г., сообщали о катастрофической ситуации с лесными пожарами и неэффективности принимаемых мер. Председатель Городищенского уездного исполкома телеграфировал в губиспол-ком, что лесные массивы горят в восьми местах15. Из Нижнего Шкафта сообщали: «Лес горит пятый день, площадь пожарища достигла тысячи десятин. Лесная стража бессильна, граждане тушить не идут. Прошу выслать воинскую часть до 500 человек»16.
В Саратовской губернии в 1920 г. произошло 320 пожаров на площади 4,7 тыс. десятин, в 1921 г. - 495 на площади 12,2 тыс. де-
сятин17. В Самарской губернии в 1920 г. было запротоколировано 130 пожаров на площади 2,5 тыс. десятин, в 1921 г. - 598 пожаров на площади 28,3 тыс. десятин18. В Симбирской губернии пожарами 1920 г. в 33-х лесничествах была охвачена площадь в 12 тыс. десятин, в 1921 г. в 35 лесничествах было зарегистрировано 300 пожаров на площади 25 тыс. десятин19. В Чувашской АССР в 1920 г. случилось 235 пожаров на площади 4 403 га, в 1921 г. - 445 на площади 37,5 тысячи га20. Таким образом, в Поволжье по масштабу лесных пожаров 1921 г. значительно превзошел предыдущий 1920 г.
В ряде случаев в губерниях Поволжья первоначально регистрировались не все лесные пожары и охваченная ими площадь. Так, по приведенным выше данным из доклада инспектора лесов П.Е. Макшеева по ревизии Лесного управления Самарской губернии, датированного 22 августа 1922 г., в Самарской губернии площадь пожаров в 1920-1921 гг. достигала 30,8 тыс. десятин. Между тем, уже по данным направленной в Экономическое совещание РСФСР докладной записки Самарского губисполкома от 7 декабря 1923 г., в Самарской губернии хвойный лес был поврежден на площади 32 тыс. десятин, лиственный лес - на площади 6 тыс. десятин21. Как видно из приведенных данных, площадь поврежденного леса по сведениям в конце 1923 г. достигла 38 тыс. десятин, разница с предыдущим 1922 г. составила 7,2 тыс. десятин.
Еще более заметно расхождение ранних и более поздних данных по Симбирской губернии. Их сумма (12 и 25 тыс. десятин) составляет 37 тыс. десятин. Эти сведения приводились в архивном «Кратком обзоре деятельности лесного подотдела Симбирского губземотде-ла», датированном 5 января 1921 г., и в опубликованном отчете губисполкома 1921 г. Между тем, по сведениям того же Симбирского гублесоотдела 1923 и 1925 гг. (материалы съезда лесных работников губернии в мае 1923 г. и доклад заведующего гублесотделом А. Гайдамака на съезде лесных работников в марте 1925 г.) площадь пожаров только 1921 г. в этой губернии достигала 70 тыс. десятин22, насаждения были повреждены на 46 тыс. десятин23.
Помимо фактора неполноты ранних сведений и более точного учета позднейших данных, следует принять во внимание соображение, высказанное работниками Самарского губисполкома, готовившими упомянутую записку в Экономическое совещание РСФСР: «Насаждения повреждены огнем в весьма разнообразной степени в зависимости от силы пожара (беглый или повальный); во многих случаях повреждение ограничивалось лишь уничтожением одной лесной подстилки или подлеска... Учесть полностью последствия понесенного бедствия не оказалось возможным, так как площадь поврежденного леса представляет из себя величину переменную, постоянно увеличивающуюся по мере подсыхания насаждений, прилегающих к горельникам и по мере распространения вредителей леса (короедов)»24.
В 1921 г. на территории Чувашской автономной области сгорело около 20 тыс. десятин лесов25. В 1924 г. площадь горелого леса в Пензенской губернии равнялась 20,7 тыс. десятин, основная часть которого стала результатом пожаров начала 1920-х гг.26 В наименьшей степени от лесных пожаров пострадали леса Татарской АССР, где в 1920 г. выгорело 3 455 десятин, в 1921 г.-8 336 десятин27.
В этот период в стране были и более пострадавшие от пожаров районы. Так по масштабу ущерба в общероссийском и общесоюзном масштабах, все регионы превзошла Марийская автономная область, где в 1921 г., по данным специалиста по лесному хозяйству H.H. Кедрова, «пожар прошел по площади около 230 000 десятин, из коих повредил до степени прекращения роста спелых и средневозрастных насаждений 123 000 десятин с запасом около 4 ^ миллиона кубов древесины»28. В Поволжье по площади сгоревших лесов все губернии и области превзошли Симбирская (50-70 тыс. десятин) и Самарская (30-40 тыс. десятин) губернии.
От пожаров страдали в первую очередь наиболее ценные насаждения. В Чувашии хвойные леса, представленные преимущественно сосной, составляли 36 %, лиственные - 64 %29. В Татарской АССР на долю сосны приходилось 8 % всей лесной площади, ели - 7 %30. В Симбирской (Ульяновской) губернии сосна занимала 24 % всей лесной площади31. В Пензенской губернии на долю хвойных насаждений приходилось 20 %, лиственных - 80 %32. Именно хвойные насаждения оказались наиболее уязвимыми для огня. Так, в Самарской губернии самых ценных хвойных лесов сгорело порядка 30 тыс. десятин, что соответствовало 30 % их территории в губернии, в то время как лиственный лес - на площади 6 тыс. десятин (1 % лесной площади)33.
Руководитель Ульяновского губернского лесного отдела, а затем Средне-Волжского крайлесотдела А.К. Гайдамак писал в своей работе, что после вырубки на сосновых лесосеках самостоятельно возобновляется только 15 % площади вырубки34. Поэтому посевы и посадки леса в Поволжье проводились преимущественно сосной. Молодые саженцы сосны оказались еще более уязвимыми при пожаре, чем обычные хвойные насаждения. В докладе Самарского губле-скома о лесных пожарах 1921 г. подчеркивалось: «От этих пожаров пострадали более всего молодые сосновые насаждения, большей частью искусственного разведения культуры, в которые заложено было много человеческого труда. Так, в считавшейся до прошлого года Царевщинской даче наиболее богатой лесокультурами в губернии за прошлый и особенно нынешний год погибли все культуры»35.
Можно выделить несколько причин возникновения массовых лесных пожаров 1920-1921 г.
Безусловно, массовые лесные пожары по всей стране вызвало жаркое и засушливое лето 1921 г. Так, лесничий Алатырского лесничества Симбирской губернии Ф. Шишкин весной 1921 г. в откры-
том письме лесным работникам в уездной газете «Путь революции» писал: «По Алатырскому лесничеству, которым я заведую, пожары начались уже с 23 апреля и продолжаются по настоящее время»36.
Но пожары в 1920-1921 гг. являлись результатом не только летней засухи. В популярной брошюре «Берегитесь лесных пожаров», написанной специалистом лесного дела Т. Нехорошевым, подчеркивалось: «Надо сознаться, что пожары в лесу происходят почти исключительно по вине людей. Чаще всего пожары являются последствием неосторожного или небрежного обращения с огнем, а иногда и умышленного поджога»37.
Более значимой, по сравнению с засухой, причиной пожаров 1920 и 1921 гг. стало несоблюдение правил ведения рубок и пожарной безопасности в лесных массивах многочисленными лесозаготовителями. В условиях острого топливного кризиса 1919-1921 гг. помимо специально созданных губернских лесных комитетов (гублескомов) самостоятельную заготовку дров в лесах вели железные дороги, отдельные промышленные предприятия, губернские Советы народного хозяйства и части Красной армии. Лидером по количеству лесозаготовительных организаций стала Симбирская губерния, где в 1920 г. вели работы свыше 50 различных «субъектов лесохозяйственной деятельности»38. В других губерниях Поволжья счет лесозаготовителей также шел на десятки организаций.
Судя по сохранившимся архивным и опубликованным данным, работники лесного хозяйства в списке причин лесных пожаров на первое место обычно ставили оставление заготовительными организациями на лесосеках порубочных остатков. Специалисты лесного дела предупреждали об опасности захламления лесов задолго до начала крупномасштабных пожаров, но их голоса не были услышаны и приняты к сведению местными учреждениями. Так, на съезде лесничих Ставропольского уезда Самарской губернии в мае 1918 г. было отмечено: «...Опасность в пожарном отношении для леса при хозяйственных заготовках в настоящее время громадна, ибо лес будет завален массой сучков и хвоей.. ,»39.
В Алатырском уезде Симбирской губернии в конце весны 1921 г. была типографским способом отпечатана специальная листовка «Бич русских лесов - лесные пожары». В ней руководитель Алатырского лесничества Ф. Шишкин писал: «Наше русское авось, небось и как-нибудь довели наше лесное хозяйство до полного тупика. В особенности совсем неблагополучно обстоит дело с очисткой мест рубок после лесных заготовок лесозаготовительными организациями... места рубок остаются в хаотическом состоянии, захламленность сучьями и порубочными остатками ужасная, что и дает большую пищу огню»40.
Аналогичные сведения сохранились в журнале Съезда лесничих и заведующих уездными лесными отделами Пензенской губернии, проходившем с 1 по 6 июля 1921 г.41 В очерке лесного хозяйства
Чувашской АССР в качестве последствий лесозаготовок мировой и Гражданской войн отмечалось: «Как обычное явление на лесосеках выбиралась лишь лучшая часть строевой древесины, а все остальное бросалось на месте, захламляя лесосеки... образовались десятки тысяч десятин вырубок, пустырей, захламленных порубочными остатками... При таких обстоятельствах небольшой низовой пожар, добравшись до захламленных лесосек, становится непобедимым и легко и быстро переходит в верховой пожар... при котором гибнет лес сплошь»42.
Местные власти в отдельных случаях пытались организовать очистку лесов от хлама и валежника. Например, в мае 1921 г. Кузнецкий уездный исполком Саратовской губернии (уезд практически полностью был покрыт лесами) издал приказ об очистке лесосек и мобилизации всего трудоспособного населения на эту работу43. Но результативность подобных мероприятий в условиях Гражданской войны и экономического кризиса была низкой. В отчете Лесного отдела Земельного управления Симбирской губернии за 1921/22 г. приводились следующие данные: «из намеченных к очистке 10 тысяч десятин очищено 550 десятин»44.
В упомянутой листовке лесничий Алатырского лесничества Симбирской губернии Ф. Шишкин обращал внимание на тот факт, что «большинство лесозаготовителей лишены даже элементарных знаний по тушению лесных пожаров». В частности, по его утверждению, если бы захламленные порубочными остатками участки заготовок ограждали полосами со снятием дерна до слоя почвы, то «горели бы лишь малые участки» леса. Как выяснилось, «при проверке на местах у большинства лесозаготовительных организаций не оказывается специальных пожарных сторожей», кроме того, «места неликвидированных пожаров остаются не окопанными канавой и без караула»45.
В докладной записке заведующего Винновским лесничеством Самарской губернии от 31 мая 1921 г. отмечалось, что «разжигаются костры в лесу рубщиками и возчиками... и крестьянами окрестных сел, ночующих в лесу с лошадьми», поскольку «ни один рабочий без огня работать и держать лошадь в лесу не будет», в результате, лесничий только в одном квартале своего лесничества за один день 30 мая обнаружил четыре незатушенных костра46.
Способствовало возникновению пожаров также пребывание в лесу различных лиц, не связанных с заготовками дров и лесных материалов. Так в докладе Самарского гублескома 1921 г. приводился пример июньской экскурсии воспитанников детского дома, которые оставили после себя незатушенные костры, в результате в Царевщинском лесничестве пожар возник сразу в нескольких местах47.
Встречаются в документах и упоминания о преднамеренных поджогах48.
Малочисленность лесной администрации и повсеместное отсутствие специальных пожарных сторожей затрудняло своевременное обнаружение и тушение пожаров. Уже упоминавшийся лесничий Алатырского лесничества Симбирской губернии писал в начале мая 1921 г.: «Пожары только начинаются, мы же с лесной стражей употребляем все усилия, чтобы не давать им распространяться, и в результате мы уже измучены в борьбе с этим заклятым лесным врагом»49.
В Самарской губернии ситуация усугублялась начинающимся голодом 1921 г. Так, в июньском докладе гублескома указывалось: «Имевшаяся специальная стража (конная и пешая)... за отсутствием хлеба покидает свои посты»50.
В советском «Основном законе о лесах» 1918 г. предписывалось, что «каждый гражданин обязан всеми доступными средствами охранять леса от пожаров», «каждый гражданин может быть привлечен по требованию местной власти и на устанавливаемых ею условиях к временному исполнению общественных обязанностей и служб по охране лесов как при общественных бедствиях (например, пожары, нападение насекомых), так и в другое время» (ст. 40, 41 )51. В постановлении Совета Труда и Обороны «О борьбе с лесными пожарами» от 27 июля 1920 г. общая ответственность за непринятие мер возлагалась на президиумы исполкомов. В пункте 2 данного постановления указывалось, что охрана лесов от пожаров являлась обязанностью органов, подчиненных Центральному лесному отделу. Исполкомам местных Советов поручалось назначить ответственных уполномоченных по борьбе с пожарами, «распределить лесные участки между селениями, сделав их ответственными под угрозой штрафов», «мобилизовать население в порядке трудповинности для очистки лесов от сушняка»52. В соответствии с постановлением виновные в разведении огня в лесу, из-за чего возник пожар, и в умышленном поджоге леса подлежали суду ревтрибунала.
В своей листовке лесничий Ф. Шишкин предлагал «ввести в лесозаготовительный аппарат опытных работников», «озаботиться немедленным снабжением пожарными инструментами: ломами, мотыгами, ведрами», «посылать в леса время от времени конные разъезды милиции в помощь лесной страже», «немедленно завести в лесах специальную пожарную стражу, которой еще нет у лесозаготовительных организаций», «произвести срочную... очистку лесосек в более опасных местах»53.
В 1921 г. исполкомами губернских и уездных Советов в Поволжье издавались специальные постановления о проведении аналогичного комплекса противопожарных мероприятий в лесных массивах. Так, приказ Кузнецкого уездного исполкома от 18 мая 1921 г. предусматривал запрет разведения в лесу костров, устанавливал обязанности пожарных сторожей и лесной стражи по предотвращению пожаров, регламентировал порядок привлечения населения на борьбу с ог-
нем54.
Чрезвычайная комиссия Чувашской автономной области в августе 1921 г. ввела высшую меру наказания - расстрел - «поджигателям или уклоняющимся от принятия своевременных мер к тушению лесных пожаров»55.
Согласно пункту 2 «Правил по охране лесов Пензенской губернии от пожаров», принятым весной 1921 г., все уездные исполкомы к 15 мая должны были назначить уполномоченных по борьбе с лесными пожарами. Судя по содержанию пунктов 3 и 10, составители документа учли опыт лесных пожаров 1920 г. Была предпринята попытка борьбы с причинами их широкого распространения, в частности с захламленностью леса: «Все лесозаготовители обязаны к 1 июня привести лесосеки, оконченные рубкой и вывозкой, а также неоконченные, в состояние безопасное в пожарном отношении для смежных лесных площадей, для чего порубочные остатки должны собираться и складываться в кучи по оси лесосеки. Собранные материалы предоставляются лицам, производившим эту работу с обязательством немедленной вывозки. Это особенно тщательно должно быть проведено на лесосеках в хвойных насаждениях... Лесничие обязаны произвести полную очистку квартальных просек от хлама, кустарника и т.п., приведя их в надлежащий вид, а в участках с хвойными молодняками заложить противопожарные полосы»56.
Результативность тушения лесного пожара часто определял человеческий фактор. Если в нужном месте в нужное время оказывался энергичный руководитель-организатор, который сумел включить на полную мощность «административный ресурс» и заставить своих подчиненных и местных жителей полностью выложиться для достижения общей цели, то лесной пожар очень быстро ликвидировался. В роли такого эффективного управленца мог выступать как работник лесничества или сам лесничий, так и руководитель местных органов власти.
Например, акт о тушении лесного пожара от 9 августа 1920 г., составленный заместителем лесничего Ломовского лесничества Пензенской губернии, сообщал: «...В квартале 9-м Черной дачи... от неизвестной причины произошел пожар. Начался он в 3 часа дня... На работу по тушению пожара немедленно отправлена была лесная стража... и администрация лесничества. Была послана телеграмма в Толковский волсовет о высылке людей для тушения пожара. Нарочный объездчик 1-го объезда Редькин был отправлен в Верхнеломовский волисполком и милицию для набора граждан по тушению пожара... Силами лесничества, а также подоспевшими рабочими в числе 6 человек из с. Толковки огонь удалось остановить и к вечеру пожар был ликвидирован»57. Таким образом, решающую роль в быстром тушении пожара сыграли оперативные действия работников самого лесничества и быстрая отправка волостным Советом шести человек из села Толковки. Пожар, начавшийся в три
часа дня, был ликвидирован «к вечеру», то есть за несколько часов. Огню не дали распространиться на большую площадь, что позволило потушить лесной пожар в самом начале. Привлечение жителей из Верхнего Ломова уже не понадобилось, хотя лесничество предусмотрительно позаботилось об этом.
Участие местного населения в тушении пожаров было типичным и привычным для многовековой истории России. Местное население в Поволжье, привлеченное к тушению пожаров 1920 и 1921 гг., зачастую воспринимало эту обязанность как еще одну тягостную повинность, возложенную на него государством в рамках политики «военного коммунизма», что приводило к низкой активности участников борьбы за спасение горящих лесов.
Типичная ситуация замедленной организации населения на борьбу с огнем описана в уже упоминавшемся докладе гублескома Самарской губернии, датированном 30 июня 1921 г.: «Для локализации и тушения пожара в начале нужно бывает 10-15 человек, пока их по настоянию лесного агента соберет местный Совет, проходит обычно несколько часов, пожар принимает такие размеры, что для борьбы с ним уже нужно 100-200 человек. Население выходит на пожары крайне неохотно, ссылаясь на полное свое обессиление от отсутствия хлеба, а в последнее время оно занято уборкой трав. Реальной силы для понуждения крестьян к выходу на пожар у лесных агентов нет»58. Мнение самарских работников подтверждается и материалами по Пензенской губернии 1920 г. В докладе особоуполномоченного по лесозаготовке Чембарского уезда в августе 1920 г. о пожаре в Чернышевском лесничестве отмечалось, что «в субботу на воскресенье почти всю ночь в Студенке били в набат, в колокол, но граждане окрестных селений пожар тушить не пошли»59. Бессоновский лесничий в телеграмме сообщал: «Лесной пожар принял громадные размеры... Тушить некому, народу нет»60.
В Пензенской губернии для тушения пожаров в отдельных случаях привлекалась милиция. В телеграмме из Чембара упоминалась «перегруженность местной милиции ловлей дезертиров, борьбой с бандитизмом и лесными пожарами»61. Председатель Городищенского уездного исполкома телеграфировал в губисполком, что отправленных для организации тушения 20 красноармейцев и всей местной милиции оказалось недостаточно62.
Сложившаяся чрезвычайная ситуация вынудила использовать на тушении пожаров в Поволжье не только милицию, но и части Красной армии. В докладе Самарского гублескома 1921 г. утверждалось: «Донесения с мест категорически говорят, что если не будут присланы войсковые части, то леса рискуют быть выжженными дотла»63. В Алатырском уезде Симбирской губернии в июне 1921 г. из состава частей Запасной армии Республики ежедневно направлялось от 50 до 150 военнослужащих для ликвидации пожаров64. Летом 1921 г. в Карсунском уезде той же губернии для тушения лес-
ных пожаров вдоль железнодорожной линии привлекались трудар-мейцы. При этом в отчете губернского экономического совещания отмечалось, что «все усилия гражданских учреждений... не дали положительных результатов», применение же военно-трудовых частей позволило ликвидировать пожары в течение пяти суток65.
Неудачный опыт тушения лесных пожаров постепенно учитывался при дальнейших действиях по защите леса от огня.
Так, летом 1921 г. работники лесничеств Пензенской губернии действовали при тушении пожаров более успешно, чем в 1920 г. На съезде лесничих и заведующих уездными лесными отделами в июле 1921 г. в докладах с мест отмечалось: «Несмотря на засушливый год и возникновение большого количества лесных пожаров, они не распространялись на большую площадь, благодаря самоотверженной работе лесной стражи. Лишь в некоторых лесничествах пожары охватили площадь от 200 до 1 ООО десятин»66.
Лесничества начали строже контролировать лесозаготовителей в вопросе очистки лесосек, повсеместно стали проводиться противопожарные полосы и просеки, строиться специальные пожарные вышки, прокладываться телефонная связь в лесничества. Сохранившиеся в архивах отчеты губернских лесных отделов Поволжья за период 1923-1927 гг. свидетельствуют, что именно реализация мероприятий по предотвращению пожаров проводилась гораздо успешней, чем, например, посадки леса или обследования лесов. В результате, с 1922 г. и вплоть до начала 1930-х гг. в Поволжье ежегодное количество лесных пожаров в отдельных губерниях и республиках сократилось с сотен до десятков случаев, охваченная огнем площадь лесов измерялась уже в сотнях га. Так, в Самарской губернии с 1923/24 г. по 1925/26 г. показатели «горимости» лесов уменьшились с 512 случаев на 6 178 га до 94 случаев на 438 га67. В Саратовской - с 376 случаев на 2 551 га в 1923/24 г. до 85 случаев на 136 га в 1926/27 г.68 Десятки тысяч гектаров сгоревших и поврежденных огнем насаждений 1921 г. остались в прошлом.
Экономический и экологический ущерб от пожаров 1920-1921 гг. не ограничивался только количеством уничтоженных огнем лесных насаждений. Поврежденный пожарами лес быстро засыхал и становился местом размножения насекомых-вредителей леса69. Работники лесничеств в годы нэпа зачастую не могли эффективно бороться с вредителями леса и организовать вырубку мертвых лесных массивов из-за почти полного отсутствия финансирования и массовых сокращений сотрудников лесного ведомства. Погибший от пожаров в 1920-1921 гг. лес в отдельных лесничествах Поволжья не удалось полностью вырубить вплоть до конца периода нэпа. Так, только в Юрткульском лесничестве Ульяновского округа Средне-Волжского края в 1929 г. площадь мертвых сосновых насаждений равнялась 6,3 тыс. га с запасом древесины 550 тыс. кубометров70.
ф ф ф
Пожары 1920-1921 гг. в Поволжье приобрели характер и масштабы общенациональной экологической катастрофы, что отличало их от лесных пожаров предшествующих лет.
Масштабов стихийного бедствия и экологической катастрофы пожары в Поволжье на исходе Гражданской войны достигли благодаря не столько природному фактору - засухе, поразившей Поволжье летом 1921г., сколько факторам социально-экономическим и военно-политическим. Эти факторы были порождены трехлетней Гражданской войной, и основными из них были следующие: смена властей, низкая эффективность работы местных органов власти и управления, общая хозяйственная разруха, транспортный кризис, топливный кризис, кризис сельскохозяйственного производства, голод, эпидемии, убыль населения, многочисленность лесозаготовительных организаций, хищническое истребление лесов на топливные нужды, асоциальное поведение местного населения, стремление крестьян, измученных военным коммунизмом, уклониться от тушения пожаров в лесах.
Еще одним фактором стал распад существовавшей в Российской империи системы лесоохраны. У Советского государства на создание и налаживание работы государственной системы лесоохраны и тушения лесных пожаров ушел не один год. При этом для тушения лесных пожаров широко привлекались милиция и Красная армия, а также, в принудительном порядке, местное крестьянское население. Трагический опыт лесных пожаров в Поволжье в 1920-1921 гг. и борьбы с ними в дальнейшем был учтен советскими органами управления лесным хозяйством и пожарной охраной.
Примечания Notes
1 Пуряева А.Ю. Опыт дореволюционного лесного законодательства России по вопросу охраны государственных и частных лесов от пожаров // Актуальные проблемы экономики и права. 2011.№2. С. 149.
2 Истомина Э.Г. Леса России: экологическая и социоэкономическая история (XVIII - начало XX в.). Москва, 2019. С. 5.
3 Истомина Э.Г. Лесное хозяйство губерний Европейской России в XIX - начале XX в.: механизмы управления и охраны // Вестник РГГУ Серия: История. Филология. Культурология. Востоковедение. 2014. № 17 (139). С. 169-184; Макеева Е.Д. Исторические истоки современных экологических проблем Среднего Поволжья // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2016. Т. 18. №6. С. 93-99; Тихонов П.Т. Лесное хозяйство Чувашии в XX веке: Исторический опыт и уроки развития. Чебоксары, 2001; Редъко Г.И., Редъко Н.Г. История лесного хозяйства России. Санкт-Петербург; Москва, 2002; ТяпкинМ.О. Государственная ле-
соохранная политика в Западной Сибири в XVIII - начале XX в. Барнаул, 2019.
4 Воейков Е.В. У истоков экологических проблем // Отечественная история. 2001. № 5. С. 150-154.
5 Старшова И.Г. Топливный кризис на Псковщине в годы Гражданской войны // Псков. Научно-практический, историко-краеведческий журнал. 2006. № 24. С. 143-147; Карпенко С.В. Расстройство железнодорожного транспорта и топливный кризис во врангелевской Таврии: причины и взаимовоздействие (апрель - ноябрь 1920 г.) // Вестник РГГУ Серия: История. Филология. Культурология. Востоковедение. 2014. № 19 (141). С. 41-52; Сизое С.Г. Топливный кризис в Белом Омске в 1918 - 1919 гг. // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2018. № 4 (20). С. 146-151; Воейков Е.В. История восстановления лесного фонда Поволжья в годы нэпа: Экологическая проблема нестабильной экономики // Вопросы истории. 2020. № 6. С. 224-234.
6 Смелый А. Деятельность Пензенского губернского лесного отдела за период 1919 - 1924 гг. // Природа и хозяйство Пензенского края. 1924. № 2-3. С. 149.
7 Государственный архив Пензенской области (ГАПО). Ф. Р-952. Оп. 1. Д. 10. Л. 64.
8 Пуряева А.Ю. Опыт дореволюционного лесного законодательства России по вопросу охраны государственных и частных лесов от пожаров // Актуальные проблемы экономики и права. 2011.№2. С. 149.
9 Кедров Н.И. Очерк лесов Казанского края. Казань, 1923. С. 33.
10 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД, 1918 - 1939: Документы и материалы. Т. 1. 1918 - 1922 гг. Москва, 2000. С. 298.
11 Лесной пожар // Серп и молот (Кузнецк). 1920. 7 авг.
12 Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. Р-130. Оп. 3. Д. 337. Л. 525.
13 ГА РФ. Ф. Р-130. Оп. 3. Д. 337. Л. 493.
14 Центральный государственный архив Самарской области (ЦГАСО). Ф. Р-235. Оп. 1. Д. 39. Л. 52.
15 ГАПО. Ф. Р-2. Оп. 4. Д. 162. Л. 63.
16 ГАПО. Ф. Р-309. Оп. 1. Д. 824. Л.31.
17 Работа Саратовского губплана // Нижнее Поволжье. 1924. № 2. С. 85.
18 Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 478. Оп. 9. Д. 1567. Л. боб.
19 Государственный архив Ульяновской области (ГАУО). Ф. Р-337. Оп. 1. Д. 53. Л. 20об.; Отчетный бюллетень Симбирского губернского исполнительного комитета Советов: К XI губернскому съезду Советов Симбирской губернии 15 августа 1921 г. Симбирск, 1921. С. 61; Природа, хозяйство и культураУльяновскойгубернии. Ульяновск, 1927. С. 94.
20 Тихонов П.Т. Лесное хозяйство Чувашии в XX веке: Исторический опыт и уроки развития. Чебоксары, 2001. С. 57.
21 ГАРФ. Ф. А-259. Оп. 8 Б. Д. 2252. Л.13.
22 ГАУО. Ф. Р-337. Оп. 1. Д. 195. Л. 98.
23 ГАУО. Ф. Р-337. On. 1. Д. 502. Л. 240.
24 ГА РФ. Ф. А-259. Оп. 8 Б. Д. 2252. Л. 13.
25 Тихонов П.Т. Лесное хозяйство Чувашии в XX веке: Исторический опыт и уроки развития. Чебоксары, 2001. С. 57.
26 СмелыйА. Деятельность Пензенского губернского лесного отдела за период 1919 - 1924 гг. // Природа и хозяйство Пензенского края. 1924. № 2-3. С. 152.
27 Питеркин П. Опасность угрожает из леса // Известия (Казань). 1921. 3 дек.
28 Кедров Н.И. Очерк лесов Казанского края. Казань, 1923. С.21.
29 Чувашский край. Вып. 1. Чебоксары, 1925. С. 60.
30 Украинцев В. Лесное хозяйство Татреспублики // Труд и хозяйство.
1926. № 6-8. С. 91.
31 Природа, хозяйство, культура Ульяновской губернии. Ульяновск,
1927. С. 85.
32 Природа, население и сельское хозяйство нашего края. Пенза, 1928. С. 98.
33 ГА РФ. Ф. А-259. Оп. 8 Б. Д. 2252. Л. 13.
34 ГайдамакА.К. Лесное хозяйство. Москва; Самара, 1930. С. 8.
35 ЦГАСО. Ф. Р-235. On. 1. Д. 39. Л. 52.
36 Путь революции (Алатырь). 1921. 7 мая.
37 Нехорошее Т. Берегитесь лесных пожаров. Москва, 1920. С. 8.
38 ГАУО. Ф.Р-181. On. 1. Д. 228. Л. 24.
39 ЦГАСО. Ф. Р-644. On. 1. Д. 75. Л. 21об.
40 РГАЭ. Ф. 2254. On. 1. Д. 56. Л. 2-3.
41 ГАПО. Ф. Р-288. Оп. 1.Д.31.Л. 3.
42 Чувашский край. Вып. 1. Чебоксары, 1925. С. 65.
43 ГАПО. Ф. Р-2303. Оп. 1.Д.2. Л. 64.
44 Отчет Симбирского губернского исполнительного комитета XII губернскому съезду Советов за время с 22 августа 1921 г. по 22 ноября 1922 г. Симбирск, 1922. С. 58.
45 РГАЭ. Ф. 2254. On. 1. Д. 56. Л. 2.
46 ЦГАСО. Ф. Р-235. On. 1. Д. 71. Л. 46.
47 ЦГАСО. Ф. Р-235. On. 1. Д. 39. Л. 52об.
48 ЦГАСО. Ф. Р-235. On. 1. Д. 71. Л. 9.
49 Открытее письмо лесным работникам Алатырского уезда // Путь революции (Алатырь). 1921. 7 мая.
50 ЦГАСО. Ф. Р-235. On. 1. Д. 39. Л. 52об.
51 Декреты Советской власти. T. II. Москва, 1959. С. 318, 319.
52 Собрание узаконений и распоряжений рабоче-крестьянского правительства РСФСР. 1920. № 69. Ст. 320.
53 РГАЭ. Ф. 2254. On. 1. Д. 56. Л. 2об.
54 ГАПО. Ф. Р-2303. Оп. 1.Д.2. Л. 64об.
55 Лесное хозяйство Чувашии, 1798- 1998: Два века в датах, событиях ицифрах. Чебоксары, 1998. С. 174.
56 ГАПО. Ф. Р-288. Оп. 1.Д.31.Л. 30.
57 ГАПО. Ф. Р-309. Оп. 1. Д. 824. Л. 73, 73об.
58 ЦГАСО. Ф. Р-235. Оп. 1. Д. 39. Л. 52об.
59 ГАПО. Ф. Р-309. Оп. 1. Д. 824. Л. 70об.
60 ГАПО. Ф. Р-309. Оп. 1. Д. 824. Л. 53.
61 ГАПО. Ф. Р-2. Оп. 4. Д. 162. Л. 231.
62 ГАПО. Ф. Р-2. Оп. 4. Д. 162. Л. 61, 63.
63 ЦГАСО. Ф. Р-235. Оп. 1. Д. 39. Л. 52об.
64 Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 212. Оп. 3. Д. 237. Л. 144.
65 Отчет Симбирского губернского экономического совещания на 1-е октября 1921 г. Симбирск, 1921. С. 134.
66 ГАПО. Ф. Р-288. Оп.1.Д.31.Л.З.
67 ЦГАСО. Ф. Р-644. Оп. 1. Д. 4694. Л. 49-50.
68 Государственный архив Саратовской области (ГАСО). Ф. Р-313. Оп. 1. Д. 3017. Л. 39; Д. 4568. Л. 25.
69 ГА РФ. Ф. А-259. Оп. 8 Б. Д. 2252. Л.13.
70 Ульяновский округ Средне-Волжской области: Краткий экономический обзор. Ульяновск, 1928. С. 40.
Автор, аннотация, ключевые слова
Воейков Евгений Владимирович-докт. ист. наук, доцент, Пензенский филиал, Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации (Пенза)
В рамках экологической истории многие аспекты истории лесного хозяйства России продолжают оставаться недостаточно изученными. В статье впервые в отечественной историографии рассматриваются причины, масштабы и последствия лесных пожаров, охвативших Среднее Поволжье в 1920-1921 гг. Эти пожары являлись стихийным бедствием и экологической катастрофой национального масштаба.
В статье характеризуется кризисная ситуация в лесном хозяйстве России, показывается, что в годы Гражданской войны лесозаготовки велись с массовыми нарушениями правил. Деревья вырубались вдоль железных дорог и около населенных пунктов, вырубка многократно превышала годичный прирост лесных насаждений. Нарушение правил лесозаготовок и поджоги привели к тому, что на исходе Гражданской войны, помимо разрухи и голода, на Поволжье обрушилось новое бедствие - лесные пожары. Приводятся количественные показатели площадей лесов, пострадавших от огня в губерниях и автономных республиках Поволжья. Делается вывод, что наиболее значимыми причинами лесных пожаров стали значительное количество лесозаготовительных организаций и несоблюдение правил пожарной безопасности людьми, работавшими в лесу. Мероприятия органов Советской власти по борьбе с лесными пожарами, опыт тушения лесных пожаров в Поволжье был использован для укрепления государственной
системы охраны лесов и тушения лесных пожаров в 1920-е гг.
Гражданская война, военный коммунизм, Советское государство, лес, лесное хозяйство, лесной пожар, пожаротушение, экология, экологическая катастрофа, Поволжье, экологическая история.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Istomina, E.G. Lesnoye khozyaystvo guberniy Evropeyskoy Rossii v XIX - nachale XX v.: mekhanizmy upravleniya i okhrany [Forestry in the Provinces of European Russia in the 19th - Early 20th Centuries: Mechanisms of Management and Protection.]. Vestnik RGGU. Seriya: Istoriya. Filologiya. Kulturologiya. Vostokovedeniye, 2014,no. 17(139),pp. 169-184. (InRussian)
2. Karpenko, S.V. Rasstroystvo zheleznodorozhnogo transporta i toplivnyy krizis vo vrangelevskoy Tavrii: prichiny i vzaimovozdeystviye (aprel - noyabr 1920 g.) [The Disruption of Railway Transport and the Fuel Crisis in General P.N. Wrangel's Tavria Province: Causes and Interaction (April - November 1920).]. Vestnik RGGU. Seriya: Istoriya. Filologiya. Kulturologiya. Vostokovedeniye, 2014, no. 19 (141), pp. 41-52. (InRussian)
3. Makeyeva, E.D. Istoricheskiye istoki sovremennykh ekologicheskikh problem Srednego Povolzhya [The Historical Origins of Modern Environmental Problems in the Middle-Volga Region.]. Izvestiya Samarskogo nauchnogo tsen-tra Rossiyskoy akademii nauk, 2016, vol. 18, no. 6, pp. 93-99. (In Russian)
4. Puryayeva, A.Yu. Opyt dorevolyutsionnogo lesnogo zakonodatelstva Rossii po voprosu okhrany gosudarstvennykh i chastnykh lesov ot pozharov [The Experience of Pre-Revolutionary Russian Forestry Legislation on the Protection of State and Private Forests from Fires.]. Aktualnyye problemy eko-nomiki iprava, 2011, no. 2, pp. 149-153. (InRussian)
5. Sizov, S.G. Toplivnyy krizis v Belom Omske vl918-1919gg. [The Fuel Crisis in White Omsk in 1918 - 1919.]. Vestnik Omskogo universiteta. Seriya «Istoricheskiye nauki», 2018, no. 4 (20), pp. 146-151. (InRussian)
6. Starshova, I.G. Toplivnyy krizis na Pskovshchine v gody Grazhdanskoy voyny [The Fuel Crisis in the Pskov Region during the Russian Civil War.]. Pskov. Nauchno-prakticheskiy, istoriko-krayevedcheskiy zhurnal, 2006, no. 24, pp. 143-147. (InRussian)
7. Voyeykov, E.V. Istoriya vosstanovleniya lesnogo fonda Povolzhya v gody nepa: Ekologicheskaya problema nestabilnoy ekonomiki [The History of the Restoration of the Volga Region Forest Reserve during the NEP: The Environmental Problem of an Unstable Economy.]. Voprosy istorii, 2020, no. 6, pp. 224-234. (In Russian)
8. Voyeykov, E.V. U istokov ekologicheskikh problem [At the Root of Environmental Problems.]. Otechestvennaya istoriya, 2001, no. 5, pp. 150-154. (In Russian)
(Monographs)
9. Istomina, E.G. Lesa Rossii: ekologicheskaya i sotsioekonomicheskaya istoriya (XVIII - nachalo XX v.) [The Forests of Russia: An Environmental and Socio-Economic History (18th - Early 20th Centuries).]. Moscow, 2019, 358 p. (In Russian)
10. Redko, G.I. and Redko, N.G. Istoriya lesnogo khozyaystva Rossii [A History of Forestry in Russia.]. St. Petersburg; Moscow, 2002, 457 p. (In Russian)
11. Tikhonov, P.T. Lesnoye khozyaystvo Chuvashii v XX veke: Istoricheskiy opyt i uroki razvitiya [Forestry in Chuvashia in the 20th Century: Historical Experience and Developmental Lessons.]. Cheboksary, 2001, 221 p. (In Russian)
12. Tyapkin, M.O. Gosudarstvennaya lesookhrannaya politika v Zapadnoy Sibiri v XVIII - nachale XX v. [State Forest Protection Policy in Western Siberia in the 18th - Early 20th Centuries.]. Barnaul, 2019, 495 p. (In Russian)
Author, abstract, keywords
Evgeniy V. Voyeykov - Doctor of History, Associate Professor, Penza branch, Financial University under the Government of the Russian Federation (Penza, Russia)
Ecological history has still numerous aspects to research in the forestry history of Russia. The article is the first attempt in Russian historiography to examine the causes, scale and consequences of forest fires raging in the Middle-Volga region in 1920 and 1921. These fires were a natural calamity and ecological disaster of a national scale.
The author analyses the critical situation in Russian forestry highlighting the fact that during the Russian Civil War the logging was done with massive rule violations. Trees were cut down along railways and in the proximity of inhabited locations, with the timber harvest many times exceeding annual forest growth. By the end of the Civil War the violations of the logging rules and arsons triggered forest fires, another disaster hitting the Volga region, apart from destruction and famine. Statistical data are used indicating the forest area in the Volga provinces and autonomous republics that were damaged. It is concluded that the factors causing the forest fires were the high amount of logging companies and fire safety violations by people working in the forest. By using the forest fire fighting experience in the Volga region and conducting fire fighting activities organized by the Soviet authorities the state system of forest protection and fire fighting in the 1920s were consolidated.
Russian Civil War, war communism, Soviet state, forest, forestry, forest fire, fire fighting, ecology, ecological disaster, Volga region, ecological history.
