CC BY
34
УДК 821.161.1
В.О.Андронова, ассистент, 8-4872- 36-35-86, vikandronova@inbox.ru (Россия, Тула, ТулГУ)
ЛЕС КАК РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ ПРОСТРАНСТВА ПРЕИСПОДНЕЙ В ПОЭМАХ ХЕРАСКОВА И ВОЛКОВА
Посвящена двум эпическим поэмам - Хераскова «Владимир» и Волкова «Освобожденная Москва». Рассматривается специфика реализации мотива «ад на земле» и репрезентация пространства преисподней через образ пространство леса.
Ключевые слова: композиция, сцена, эпическая поэма, художественное пространство
Традиционно художественное пространство в русской эпической поэме XVIII века распадается на три уровня: небеса, земля и ад. При этом адское пространство может быть репрезентировано собственно преисподней, расположенной под землей, отделенной от основного пространства горами, а может получать «земное» воплощение. В нашей статье на примере сцен в лесу из двух поэм Хераскова и поэмы Волкова мы покажем, какими характеристиками наделено пространство леса как репрезентирующее ад.
Лес как репрезентант ада встречается в четвертой песни «Рос-сияды». Лес здесь - это замкнутое пространство, куда не проникает небесный свет, земля извергает огонь, там нет ничего живого: «Подъ тЬнью горъ крутыхъ Казанскш видЬнь лЬсь, Въ который входа нЬть аяшю небесь; На вЬтвяхь вЬчные лежать густые мраки; Прохожимъ дивные являющи призраки... <...> Зефиры нЬжные среди весны не вЬють, Тамь вянуть вкругь цвЬты, кустарники желтЬють... <...> Тамь кажутся въ огнЬ ходящи древеса; Изъ мрачныхь нЬдрь земныхь изходить бурный пламень» [1]. Отгороженный от остального мира, этот лес внушает страх, который, однако, поборола Сумбека, правительница Казани, погруженной в бесовскую тьму. Сумбека занимается чернокнижием, и подвластными страху остаются ее служанки:
«Рабыни вЬрныя за нею вьслЬдьтекущи, Уныше и страхь вь сердцахь своихь несущи, Вступить во мрачный лЬсь сь Сумбекой не могли; Трепещущи кругомь на холмахь возлегли [там же]. Этот лес, временное прибежище погибших на войне татарских воинов, посещает Сумбека, чтобы просить совета у покойного мужа (образ Сумбеки, признающейся на гробнице Сафгирея в любви к Осману, полу-
чит антитетичную пару в шестой песни поэмы: повествователь вспоминает гробницу князя Игоря и княгиню Ольгу:
«Надъ коей плакала премудрая Царица, Хранящая къ тебЪ и во вдовствЪ любовь,
Принесшая тебЪ Древлянску въ жертву кровь» [там же]). Расположенный не в собственно преисподней, не под землей, но в низине («Подъ тЬнью горъ крутыхъ»), лес, очарованный волшебниками, сообщается с подземным миром:
«ЛЪсъ воетъ, адъ ему стенаньемъ отвЪчаетъ» [там же], он наполнен беспрестанным шумом, хаотичным движением, что является одной из дифференциальных черт преисподней: «Hell ceaseless movement, war, emotional turmoil» [2].
Композиция песни, центральное место в которой занимает сцена в лесу, организована таким образом, что открывает ее пейзаж царства мертвых, которое подчеркнуто замкнуто и изолировано от света. А закрывает ее пейзаж преображающегося леса, в который проникает свет: «Тогда всходящее въ небесну высоту Горяще солнце всю явило красоту, Живительны лучи на шаръ пустило земный, И въ первый ими разъ сквозь лЪсъ проникло темный. Стоящи древеса во мракЪвъ той странЪ, Казалися очамъ какъ будто бы въогнЪ» [1].
Души умерших спускаются в ад: Сафгирей предвещает победу христианства и просит Сумбеку сжечь гробницы татарских воинов, чтобы избавить их души от крещения. Таким образом, проникающий в лес свет предвещает будущий свет христианства в царстве тьмы. Пейзаж преображенного леса читается в пятой песни «Россияды», он показан глазами Алея, который вместо мрачного царства мертвых увидел земли любви и жизни:
«Тамъ пЪсни далеко въ пещерахъ раздаются, Пригорки движутся, кустарники смЪются; Источники въ травЪ в1яся говорятъ; Другъ на друга цвЪты съ умильноспю зрятъ; Зефиры рЪзвые листочки ихъ цЪлуютъ, Струи въ ключахъ крутятъ, въ зелены вЪтвидуютъ» [там же]. Преображенный лес очарует Алея, который, испив из волшебного источника, воспылает любовью к Сумбеке. Пейзажная рамка обрамляет галерею погибших татарских правителей, которую проходит Сумбека. Эта сцена коррелирует со сценой из первой части, когда Иоанн видит погибших от ордынцев русских князей [Там же]. Как и в первой песни, галерея князей, перечень татарских воинов здесь сопровождается изложением истории их взаимоотношений с Русью.
Композиционный центр составляют две речи: Сумбека обращается к покойному супругу, Сафгирей пророчествует поражение Казани и славу христианства. Именно в центр композиции помещен образ Провидения, наделяющего Сафгирея способностью говорить и видеть будущее.
Девятая песнь поэмы «Владимир» открывается описанием мрачного леса, куда попадает Владимир, подобно тому,
«как шествовал Улис в подземные места, Когда отверз ему ужасный ад врата» [1].
Лес, «дуброва мрачная», репрезентирует пространство ада и характеризуется теми же, что и ад, чертами: он холмистый, полон мрака, населен языческими божествами:
«Лесистые бугры он видит с мест сходящи, И тучи над главой с перунами висящи, Весь воздух мраками смутился вкруг него» [Там же]. Пространство этого леса - пространство обмана: в пещере, привлекшей внимание князя, Владимир увидел Версону, которая призналась, что Кир и Идолем - злодеи, заточившие ее в этой пещере смерти («Повергли в гроб меня» [Там же]), и что она готова ответить на любовь Владимира. Ве-рсона оказалась наваждением, искушением, подтвердившим, что, обращающийся к Богу Владимир все еще «к женам пристрастен» [Там же]. Лес, в котором очутился Владимир, место, где он подвергается искушению, - аллегория совести Владимира, девица в пещере - аллегория «прелести», дым, которым окутан лес - «соблазны ея» [Там же]. Таким образом, внешнее пространство превращается во внутреннее, ад - в душе не обращенного еще в христианскую веру князя.
Лес, обманывающий героя, - таков он и в поэме Волкова «Освобожденная Москва». В VII песни поэмы разворачивается сцена в зачарованном лесу, где, в сени «густых древес» [3]. Пожарский, погнавшись за прекрасным оленем, оказывается в роще, наполненной ароматами, «...и всюду слышался пернатых глас певцов, Поющий радости и сладкую любовь» [Там же]. Пред взором Пожарского возник храм, «чудесно здание воздвиглось над водой» [Там же]. Прекрасная дева, обращаясь к Пожарскому, произносит пространный монолог о тщете жизни воина, об обманчивости любви и дружбы, дева, обольщая его, убеждает остаться с ней в прекрасном месте. Однако с лесом происходит метаморфоза, вместо света и птичьего пения -
«Кругом один лишь лес, и мрачен и дремуч!
Лишь утрення звезда, средь грозных, черных туч,
Как искра слабая, повременно мерцала!
Природа вся в тиши таинственной молчала» [Там же].
Таким образом, лес как репрезентант пространства преисподней, наделен всеми ее чертами: расположенность в низине, отгороженность от окружающего мира, наполненность шумом и хаотическим движением.
Список литературы
1. Творения М. Хераскова, вновь исправленныя и дополненныя. Ч.1-Х11. М., 1796-1803.
2. P. Hardie. The Epic Successors of Virgil: A Study in the Dynamics of a Tradition. Cambridge, 1993.
3. Освобожденная Москва, поема Александра Волкова. М., 1820.
V.O. Andronova
FOREST AS REPRESENTATION OF HELL IN TWO EPIC POEMS BY KHERASKOVAND BY VOLKOV
The article is devoted to two epic poems - Vladimir by Kheraskov and " Moscow Liberated" by Volkov. The article focuses on the peculiarities of realization of the idea "hell on earth "and representation of the hell through the image of the forest.
Key words : composition, scene, epic poem, artistic setting.
Получено 12.10.12
УДК 821.161.1
В.О.Андронова, ассистент, 8-4872- 36-35-86, vikandronova@inbox.ru (Россия, Тула, ТулГУ)
СИСТЕМА ОБРАЗОВ И ПРОСТРАНСТВО ПРЕИСПОДНЕЙ В ПОЭМЕ А.Н. ГРУЗИНЦОВА «ПЕТРИАДА»
Посвящена анализу поэмы Грузинцова «Петриада». Рассматривается система приемов организации пространства преисподней и системы персонажей, относящихся к ней.
Ключевые слова: эпическая поэма, художественное пространство, композиция, система персонажей.
Настоящей статьей мы продолжаем исследование образов преисподней в русской эпической поэме. В центре нашего внимания поэма Грузинцова А.Н. «Петриада». Мы, анализируя главы поэмы одну за другой, попытаемся проследить, во-первых, как организованы пространство преисподней и коррелирующие с ней пространства, а во-вторых, как создаются образы сил зла.
Во второй песни поэмы Грузинцова «Петриада» читается сцена ка-табасиса. Содержание этой песни сосредоточено на образе князя Александра, наставляющего Петра, которому Александр явился во сне. Александр проводит Петра в ад, чтоб Петр, посмотрев на мучения грешников,
