CC BY
27
ISSN 1026-5627
Русский орнитологический журнал 2021, Том 30, Экспресс-выпуск 2048: 1299-1313
Лео Суренович Степанян: к 90-летию со дня рождения
В.П.Белик
Виктор Павлович Белик. Мензбировское орнитологическое общество. E-mail: vpbelik@mail.ru Поступила в редакцию 25 февраля 2021
Среди российских орнитологов, заложивших в Х1Х-ХХ веках основы наших знаний об орнитофауне России и всей Северной Евразии, мы навсегда запомним плеяду великих имён: Н.А.Северцов, М.А.Мензбир, Н.А.Зарудный, П.П.Сушкин, С.А.Бутурлин, Г.П.Дементьев, Б.К.Штег-ман... Наряду с ними в когорту наших корифеев входят, несомненно, ещё два хорошо известных орнитолога — Владимир Евгеньевич Флинт и Лео Суренович Степанян, во многом определявших развитие отечественной орнитологии в конце ХХ — начале XXI века, работавших одновременно, но в разных направлениях. И сейчас, в преддверии 90-летия со дня рождения Л.С.Степаняна (19 марта 2021 года), мне хотелось бы ещё раз вспомнить о Лео Суреновиче, поделиться впечатлениями о встречах с ним, рассказать немного о его работе, о вкладе в нашу науку.
Лео Суренович Степанян (19 марта 1931 - 16 февраля 2002)
Л.С.Степанян был одним из крупнейших российских орнитологов-систематиков, фаунистов и зоогеографов последней четверти ХХ века. Сравнивая его с энергичным, пробивным организатором и координатором В.Е.Флинтом, с которым мы тоже часто общались в то время, Лео
Суренович всегда казался его почти полным антиподом. В моём представлении Лео Суренович был камерным виртуозом, не признававшим шумихи и праздного дилетантства разных помощников, но привыкшим тщательно обдумывать, обыгрывать каждую деталь своих публичных выступлений и научных произведений. И точно так же, в камерной обстановке, в узком кругу друзей и почитателей, он любил неспешно беседовать — подолгу, с подробными комментариями и разнообразными отступлениями, рассказывая о своих приключениях на Кавказе, в Средней Азии или Вьетнаме, где ему неоднократно приходилось работать в экспедициях.
Л.С.Сгепанян, В.Е.Флинт и Р.Л.Бёме в Зоомузее МГУ. Рядом с Лео Суреновичем стоит Рудольф Пехоцки — зоолог из Германии. Имя молодого незнакомца выяснить не удалось. 1970-е годы. Фото из архива И.Р.Бёме.
У Лео Суреновича было не так много близких друзей и учеников, но со всеми ими он всегда оставался предельно внимателен, корректен, обязателен и всегда помогал им советами, консультациями, литературой, особенно если их интересы совпадали с тематикой его исследований. О пунктуальности Л.С.Степаняна свидетельствует тот факт, что в случае задержек с ответами на какие-то мои вопросы он иногда присылал в конверте короткую записку, в которой извинялся, ссылаясь на длительные экспедиции, и обещал подробно написать в ближайшее время. Л.С.Степанян всегда прислушивался к мнению друзей, обязательно учитывал в своих работах их суждения и ссылался на фактические мате-
риалы. Одновременно он вполне лояльно относился к чужим взглядам, никогда не навязывал своего мнения, не злоупотреблял излишними наставлениями. Но мне Лео Суренович неоднократно настойчиво повторял о необходимости скорейшего завершения затянувшейся работы над рукописью кандидатской диссертации, объясняя, что только она сможет открыть дверь в мир настоящей науки.
Многие из этих особенностей характера Л.С.Степаняна были связаны, очевидно, с его генеалогией, а также с глубинной сутью его работы фауниста и систематика-микроэволюциониста. Анализируя внутривидовую изменчивость многих сотен видов птиц, обитающих в Северной Евразии, ему приходилось всё время с головой погружаться в огромные массивы коллекционных материалов, хранящихся в Зоологическом музее МГУ и в других учреждениях, помнить все опубликованные описания, все характерные особенности всех известных в Палеарктике видов и подвидов. Исследователю было необходимо постоянно держать в памяти сразу всю картину распространения и географической изменчивости всех этих видов, и поэтому отвлекаться на светские разговоры, терять нить анализа во время своего каждодневного напряжённого труда было невозможно. Хотя в минуты отдыха Лео Суренович, оставляя работу, с удовольствием попыхивал своей трубкой из английского вереска, пуская по орнитологическому отделу знакомый непередаваемый аромат «Золотого руна».
Профессиональному фаунисту нужно было постоянно помнить и обновлять также огромный массив литературных данных, необходимых
И.А.Абдусалямов, Л.С.Степанян и А.А.Винокуров. Пятая Всесоюзная орнитологическая конференция. Ашхабад. Август 1969 года. Фото А.Ф.Ковшаря.
для характеристики ареалов всех видов, для выявления различных изменений в распространении отдельных птиц, связанных с их расселением и со всё более активными фаунистическими исследованиями в разных регионах СССР. И поэтому Л.С.Степанян каждую неделю обязательно приходил в библиотеку и внимательно просматривал всю поступившую специальную литературу, извлекая нужные данные для ареа-логии и других своих исследований.
Л.С.Степанян и В.В.Леонович с аспирантом А.А.Барановым. Тува, лето 1973 года. Фото из архива И.М.Маровой.
В 1970-е годы, когда я приезжал в Москву обрабатывать свои сборы, определять подвидовую принадлежность добытых в Предкавказье птиц, мне нередко приходилось наблюдать, как Лео Суренович раскладывал на своем рабочем столе на хорах Зоологического музея десятки и сотни тушек и целыми днями сортировал их по половым и возрастным признакам, затем — по географическим регионам, тщательно сверяя этикетки. И в этих длинных рядах, казалось бы, абсолютно идентичных птиц он искал незначительные региональные различия в оттенках оперения и размерах разных частей тела, выявляя характерные особенности уже описанных подвидов и признаки новых, неизвестных форм.
Генеалогией Л.С.Степаняна определялся, несомненно, его глубокий интеллект, характерный для многих представителей его национальности. А его восточным менталитетом объяснялась, возможно, интеллигентная неторопливость и обстоятельность в делах, суждениях, разговорах, а также верность надежным дружеским связям, ироничность и некоторая отчужденность Степаняна от окружавшей его толчеи. К штрихам характера Лео Суреновича можно добавить его любовь к крепкому чёрному кофе, и поэтому дома он обычно сам с удовольствием колдовал над его приготовлением, а затем разливал из турки горячий, душистый
кофе с пенкой в небольшие фарфоровые чашечки, долго сохранявшие жар огня и субтропический аромат этого напитка. Л.С.Степанян был небезразличен также к хорошему армянскому коньяку и с удовольствием смаковал его в кругу друзей.
С родителями. Конец 1930-х годов. Фото из архива Е.Н.Степанян.
Родился Л.С.Степанян 19 марта 1931 года в Ереване, в семье врача Сурена Николаевича и Юлии Кузьминичны, партийного работника родом из Свердловской области, в девичестве Комиссаровой. Однако большая часть жизни Лео Суреновича прошла в России. Побывать на своей родине, в Армении, ему пришлось потом лишь однажды в экспедиции на Севан и в Дилижан зимой 1958 года, а единственную статью об орнитофауне Армении Л.С.Степанян написал по сохранившимся в полевых дневниках материалам экспедиционных исследований Е.П.Спан-генберга — по сути, своего первого профессионального наставника (Сте-панян, Спангенберг 1988). Хотя ещё одна большая, весьма ценная работа, насыщенная оригинальными фактическими материалами и содержащая интересный орнитогеографический анализ, была написана Л.С.Степаняном о птицах Зангезурского хребта, расположенного на границе Армении и Нахичевани у Аракса, где Лео Суренович побывал летом 1968 года.
Когда Лео было 6 лет, семья переехала из Еревана в Кисловодск, а позже — в Ессентуки на Кавказских Минеральных Водах. Военные годы Степаняны провели в эвакуации в Киргизии, но после Отечественной войны вновь вернулись в Ессентуки. Оттуда же, после окончания в 1950 году средней школы и самостоятельно накопив там уже весьма солидный багаж орнитологических знаний, Лео Степанян уехал в Москву и поступил на биофак Московского государственного университета. С тех пор Москва стала для него вторым домом. Здесь он женился на Елене Николаевне Лебедевой, у них в семье вырос сын Игорь.
В Сочи с соколом летом 1956 года и вместе с сыном летом 1971 года.
Родители Л.С.Степаняна впоследствии переехали в Сочи, и Лео Су-ренович в течение почти 20 лет, с 1957 по 1975 год, регулярно приезжал туда на время зимних каникул и в летние отпуска, коллектируя птиц в окрестностях города. Для этого им было изобретено нехитрое оружие в виде рогатки, стрелявшей мелкой дробью. С её помощью он смог собрать на Черноморском побережье Кавказа уникальный материал о распространении и экологии корольков, пищух, бледной бормотушки и других птиц. По собранным в Сочи материалам им позже были описаны новые подвиды красноголового королька Regulus ignicapШus caucasicus (1998) и короткопалой пищухи Certhia brachydactyla rossocaucasica (2000); они легли также в основу ряда теоретических статей по генезису палеарк-тических птиц.
Для Л.С.Степаняна Московский университет и его Зоологический музей стали важной ступенью профессионального роста. Здесь он встретил своих первых учителей в орнитологии — Г.П.Дементьева и Е.С.Пту-шенко. Важную поддержку он получал в Зоомузее также от обожаемого всеми студентами-орнитологами Е.П.Спангенберга, любовно называвшего молодого Степаняна «Лёвушкой». Можно предположить, что имен-
но Евгений Павлович помогал тогда Лёвушке в подготовке его первой научной работы, которая была написана на основе материалов, собранных ещё в 1948-1950 годы, когда он был ещё школьником.
Эта статья о биологии малого зуйка и перевозчика, которые и сейчас нередко гнездятся на галечниках Подкумка и других предгорных рек в районе КавМинВод, была опубликована в 1954 году в солидном «Зоологическом журнале» и уже в студенческий период определила признание Л.С.Степаняна как профессионального орнитолога. Следует заметить, что Лео Суренович никогда не изменял орнитологии, своим любимым птицам, не опубликовав в течение жизни ни одной работы о других группах животных. Всего же из-под пера Л.С.Степаняна вышло около 230 научных трудов, в том числе 8 солидных монографий.
После удачной охоты в горах Тянь-Шаня. 1954 год.
Учеба Степаняна в МГУ сопровождалась активной экспедиционной работой, и в эти годы Лео Суренович успел дважды побывать на Тянь -Шане, посетил дельту Терека в Дагестане, Муганскую степь и Кызыл -
Агачский заповедник в Азербайджане. Некоторые из этих поездок приносили интересный научный материал, быстро переплавлявшийся в резонансные на то время публикации в «Зоологическом журнале» и в иных центральных изданиях: о расписной синичке, арчовом дубоносе и других птицах. А после завершения учебы Л.С.Степанян поступил в Зоологический музей МГУ и ещё два года проработал там вместе с Г.П.Дементьевым, Н.А.Гладковым, А.М.Судиловской, Е.П.Спангенбергом. Музей и позже оставался «родным домом» для Лео Суреновича, где он до конца 1970-х годов имел в отделе орнитологии своё рабочее место.
Лео Суренович на судне «Каллисто». 1976 год.
Второй ступенью роста для Л.С.Степаняна стал Московский педагогический институт имени В.И.Ленина, где под руководством С.П.Наумова и А.В.Михеева тогда формировался дружный молодой перспективный орнитологический коллектив. Здесь с 1957 по 1975 год, почти 20 лет, Л.С.Степанян преподавал на кафедре зоологии, регулярно выезжая в длительные летние экспедиции на Тянь-Шань и Памир, в Бадхыз и Копетдаг, в Приуралье, на Аральское море, на Сахалин и Кавказ. Работая в МГПИ (ныне МПГУ), он подготовил свою кандидатскую диссертацию «Эколого-географический анализ авифауны хребта Терскей-Ала-Тау (Тянь-Шань)», блестящая защита которой прошла в 1962 году на биофаке родного Московского университета.
В 1975 году Л.С.Степанян последний раз сменил место работы, перейдя по приглашению академика В.Е.Соколова в Институт эволюционной морфологии и экологии животных (ныне ИПЭЭ РАН). В этот период Лео Суренович значительно расширил сферу своих интересов, регулярно выезжая в экспедиции для изучения орнитофауны Монголии (1975-1976), Вьетнама (1978-1990), Северной Кореи (1989), а также островов Океании, где он дважды побывал в 1976 и 1980 годах в плавании на научно-исследовательским судне «Каллисто».
В 1991 году Л.С.Степанян защитил в ИЭМЭЖ докторскую диссертацию по своей фундаментальной монографии «Надвиды и виды-двойники в авифауне СССР», опубликованной в 1983 году.
#4
Южный Вьетнам, плато Тай Нгуен, деревня Буон Лыой племени банар. 1978 год.
В эти годы продолжалась работа Л.С.Степаняна по инвентаризации фауны птиц СССР, в ходе которой были написаны три сводки, последовательно отражающие разную степень изученности орнитофауны Советского Союза на трёх хронологических срезах: «Состав и распределение птиц фауны СССР» (1975 -1978), «Конспект орнитологической фауны СССР» (1990) и «Конспект орнитологической фауны России и сопредельных территорий (в границах СССР как исторической области)» (2003), к сожалению, опубликованный уже посмертно. Первая из перечисленных работ сразу же принесла Лео Суреновичу заслуженное признание всего орнитологического сообщества, а последние две до сих пор служат исходной базой для современных фаунистических и систематических исследований птиц Северной Евразии.
К сожалению, Л.С.Степанян, твердо отстаивая принципы научной номенклатуры птиц, не уделял должного внимания их русским названиям, и его неопределенная позиция по этому вопросу, не вполне обоснованные изменения видовых отечественных имён птиц в опубликованных сводках до сих пор обсуждаются в орнитологических кулуарах. Так, пустынный сокол, названный в одной из статей шахином, в «Конспектах» получил имя рыжеголового сокола, хотя небольшое рыжеватое пятно видно у него только на затылке, а самки и вовсе почти не имеют рыжины на голове. Необычный по внешнему виду и образу жизни клёст-еловик у него превратился почему-то в обыкновенного клеста; урагус назывался то длиннохвостым снегирём, то длиннохвостой чечевицей; один из наших палеарктических луней именовался то камышовым, то болотным лунём; орёл-могильник стал почему-то могильником...
В то же время Лео Суренович согласился с моими доводами о необходимости публикации в «Конспектах» видовой синонимики, поскольку в недавнем прошлом — до появления Интернета и получения свободного доступа к электронным библиотекам — для многих наших орнитологов зачастую не было возможности выяснять значение устаревших названий птиц, нередко встречающихся в публикациях ХУШ-Х1Х веков. И в 2003 году, в последнем издании «Конспекта», появились эти перечни основных латинских синонимов.
Л.С.Степанян на Учредительном съезде Всесоюзного орнитологического общества. Москва, февраль 1983 года. Фото Б.А.Казакова.
Нельзя не упомянуть здесь ещё раз о проблеме надвидов и видов -двойников, теоретическое и практическое осмысление которой Степанян начал в отдельных статьях еще в 1960-е годы, а окончательно оформил
свое видение этого вопроса в специальной монографии и в своей докторской диссертации в 1980-е годы. Креативное мышление, глубокое знание обширнейшей литературы по этим вопросам и скрупулёзное изучение накопленных в нашей стране богатых коллекций — всё это позволило Л.С.Степаняну расшифровать и объяснить одну из наиболее сложных задач систематики и таксономии птиц Палеарктики.
Елена Николаевна с молодым соколом-шахином Барбарой. 1965 год.
Изучая распространение, систематику и экологию птиц, Л.С.Степанян во всех своих поездках активно коллектировал их, причем качество исполнения птичьих тушек у него было на уровне искусства. Большая часть этих сборов поступала в Зоологический музей МГУ, но самые интересные и памятные экземпляры хранились у Лео Суреновича дома, в его «приватной» коллекции, и он любил показывать своих птиц гостям, сопровождая их просмотр эмоциональными комментариями. После первой «экскурсии» по этому домашнему музею мне особенно запомнился огромный бородач-ягнятник, лежавший на полке в бандаже из выцветшего сатинового платка, который пожертвовала Степаняну «ради науки» безвестная киргизская колхозница в горах Тянь-Шаня, где была добыта эта редкая птица. Мне она осталась памятна тем, что я тоже впервые в жизни увидел живого бородача именно на тянь-шаньском перевале в свою первую поездку в Среднюю Азию летом 1969 года.
В доме у Л.С.Степаняна иногда появлялись и живые птицы, добытые в экспедициях. В мае 1965 года в ущелье реки Ширабад в горах Узбекистана он добыл из гнезда оперившегося слётка редкого сокола -шахина - близкого родственника сапсана. Этот сокол долго оставался одним из наименее изученных видов хищных птиц СССР, и Лео Суре-нович взял его с собой в Москву для наблюдений за развитием, поведением, линькой и другими биологическими особенностями.
Красавица шахиня Барбара, получившая имя по английскому названию этого сокола — Barbary Falcon, прожила в московской квартире более 10 лет, попав однажды даже на страницы газеты «Вечерняя Москва» (14 июня 1965). Она неоднократно летала самолетом из Москвы в Сочи «на летние каникулы» и обратно, а во время экспедиционных отлучек Лео Суреновича наблюдения за Барбарой дома вела его супруга Елена Николаевна, тоже наш известный орнитолог, преподаватель МГПИ. Но однажды, когда Л.С.Степанян работал в Монголии, Барбара заболела, ей становилось всё хуже, и Лео Суренович, узнав об этом, тут же свернул свою экспедицию и срочно вылетел в Москву, будучи твёрдо уверенным, что сможет спасти своего пернатого члена семьи. Но, увы, он опоздал...
В гостиничном номере после жаркой весенней экскурсии в заповеднике. Испания, апрель 1995 года. Фото А.В.Давыгоры.
Познакомился я с Л.С.Степаняном благодаря протекции моего учителя Бориса Александровича Казакова, который занимался фаунистикой и внутривидовой систематикой птиц Северного Кавказа. Между Казаковым и Степаняном были дружеские отношения, они регулярно переписывались, Лео Суренович помогал Борису Александровичу опреде-
лять обширные сборы воробьиных птиц Кавказа, а также описывать новые подвиды. Столь же благосклонно Лео Суренович отнёсся и ко мне после того, как я в 1974 году, по рекомендации Б.А.Казакова, обратился к нему за консультацией по поводу необычных даурских жаворонков.
В домашнем кругу.
Зимой 1975 года, когда мы впервые встретились в Ростове-на-Дону на защите кандидатской диссертации Б.А.Казакова, Лео Суренович с интересом осмотрел мои небольшие сборы птиц из Даурии, отметив прежде всего неплохое качество их препарирования. Хотя я, к сожалению, так и не смог достичь того совершенства в этом деле, которое отличало работы Бориса Александровича и самого Лео Суреновича.
В первые годы моего знакомства с Л.С.Степаняном мы в основном обменивались письмами, обсуждая вопросы подготовки моей кандидатской диссертации и других работ. Но хорошо помню, как вспыхнули его глаза, когда я при одной из встреч показал ему фотографию хрустана и его гнезда, найденного моим другом однокурсником В.В.Данченко в горах Кабардино-Балкарии. Это была первая, совершенно неожиданная находка очень своеобразного аркто-альпийского кулика в наших южных горах, и Лео Суренович настоял на необходимости скорейшей подготовки статьи о его гнездовании на Кавказе, а затем помог и с её публикацией в «Зоологическом журнале».
Через руки Л.С.Степаняна прошёл и ряд других моих работ: о находке канареечного вьюрка и горихвостки-чернушки в Сумском Полесье, об инвазии саджи в Даурии, о монгольском жаворонке. И Лео Сурено-вич всегда максимально доброжелательно относился к моему языку и стилю изложения в этих статьях, почти не делая редакторской правки.
Лео Суренович и Елена Николаевна с внуком Никитой. 1997 год
В 1970-1980-е годы мы изредка виделись с Л.С.Степаняном на разных орнитологических конференциях, а также в Зоологическом музее МГУ. Несколько раз мне довелось побывать тогда и в его доме на Фрунзенской набережной. А в 1990-е годы, когда появилась возможность приезжать в Москву более регулярно, мы регулярно встречались с Лео Суреновичем в его квартире на Каширской. Особенно часто приходилось гостить у него в период моей работы над докторской диссертацией. Но вмешиваться в её подготовку Л.С.Степанян из деликатности не считал нужным, уже полностью доверяя здесь моему опыту и знаниям.
Однако позже, благодаря защите докторской диссертации в 1999 году в ИПЭЭ РАН, у Л.С.Степаняна, бывшего моим официальным консультантом, появилась возможность получить в 2000 году ученое звание профессора ВАК. При этом незадолго перед защитой неожиданно возникла проблема — можно ли соискателю иметь двух консультантов? И решать её пришлось тогда мне, обосновав и настояв на необходимости
второго консультанта в моей многоплановой работе, что в итоге и позволило добиться включения имени Л.С.Степаняна в автореферат диссертации.
К сожалению, вскоре после этих событий здоровье Лео Суреновича пошатнулось. В 2001 году, несмотря на мою просьбу, он уже отказался от поездки в Казань на XI Международную орнитологическую конференцию, хотя ещё продолжал напряжённо работать над обновлением своего «Конспекта орнитологической фауны России». Однако его выхода в свет Лео Суренович уже не дождался.
Лео Суренович дома в рабочем кабинете за корректурой гранок. Последние годы. Фото Е.А.Лебедевой.
После ухода Лео Суреновича Степаняна у всех нас остались в память о нём его многочисленные, очень важные и содержательные статьи, его поистине эпохальные монографии и сводки, но самое главное — навсегда запомнившийся его обаятельный образ — настоящего интеллигента, скромного, самобытного, большого Учёного и Человека.
Мир светлый праху Твоему, дорогой Лео Суренович!
