CC BY
15
LipatovA.T. The Hystori and Semantics of some typologically connected finno-ugric theonyms // Folk Belief Today. - Tartu, 1995a. - S. 275-283. Meyer C.H. Fontes historiae religions slavicae. — Berolini, 1931. Nataf G. Symboles, signes et marques. — Paris: Berg, 1973. Niederle L. Zivot starych Slovanu. — Praha, 1916. — D. 2. Zv. 1.
Pokorny J. Indogermsnisches etimologisches Wörterbuch. — Bern und München, 1959. — B. 1.
Rodzensky W. Officina terraria // Biblioteka pisarzy Siowiacskich. Ser. A. No 1. Pod red. S. Rosponda. — Wroclaw: Wyd. PAN, 1962.
Rospond S. Uboze — duszyczki zmariych przodkow // J^zyk polski. — 1964. —T. XLIV. Cz. 5. — S. 274—276.
SadnikL., Aitzetmüller R. Handwörterbuch zu den altkirchenslawischen Texten.— Heidelberg: C. Winter. Universitätsverlag, 1955.
Skok P. Etimologijski rjecnik hrvatskoga ili srpskoga jezika. — Zagreb, 1971. — Knj.1. Urbanczyk S. Religia poganskich Slowian. — Krakow: Wyd. PAN, 1947.
HISTORICAL AND ETYMOLOGICAL ANALYSIS OF THE RUSSIAN PROVERB
A.T. Lipatov
The Russian proverb under study is a legacy of the long-ago pagan times. The article gives a vast etymological characterization of a Common Slavonic theonym *ubogi as that of an ancient household god and a guardian of forefathers souls. The author interprets the proverb as a spell and considers a typological unity of Common Slavonic *ubogi and proto Finno-Ugric*vadas.
© 2009
Л.Я. Костючук
ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКАЯ БАЗА В ПОМОЩЬ ЛИНГВИСТИЧЕСКИМ ИССЛЕДОВАНИЯМ
Познание национального языка в разных формах его проявления важно для расширения не только общеязыкового кругозора, но и для общекультурного, исторического, филологического образования. Человек должен ориентироваться в материале родного языка на синхронном срезе, чтобы понимать своих современников и уметь выражать собственные мысли. Немаловажно и понимать тексты прошлого в исследовательских или общепознавательных целях, чтобы лучше знать историю своего народа на протяжении веков, а также быть сведущим хотя бы в некоторых лингводиахронных процессах на разных уровнях языковой структуры. Понимание прежде всего фонетико-фонологических, морфо-
логических, лексических фактов в их изменении и развитии помогает сознательно взглянуть на язык и отметить черты сходства и отличия в родном языке и, напр., в близкородственных.
Необходима культура пользования лексикографическими источниками разного целевого назначения, поскольку разные словари, характеризуя один и тот же факт с разных сторон, помогают их пользователям создать целостную картину об изолированном явлении или, что особенно ценно, о системе аналогичных явлений.
При обнаружении специфики языка/речи людей, давно оторванных судьбой от материнского народного языка, как и при расшифровке письменных текстов прошлого, значимо применение сравнительно-исторического метода и разнообразных приемов работы с языковыми фактами; приходится заниматься поисками ответа на каждый непонятный лексический вопрос, т.к. непонимание, напр., фонетической формы (плана выражения) влечет за собой непонимание плана содержания (т.е. лексического значения слова): человек же должен узнать, что скрывается за набором знаков для изображения звуковой стороны лексической единицы.
Читатель памятников прошлого идет от формы к содержанию. Если читатель является лингвистом, то он постоянно задает вопросы: почему именно так написано слово, какой фонетический процесс может быть отражен в написании, что означает данное слово и т.д. Для решения вопросов на помощь приходит прежде всего контекст, а также данные ряда словарей.
Нам приходилось писать о ценных свидетельствах в своеобразном диалектном словаре, составленном по записям русской речи староверов в Польше — переселенцев с русских земель в районе Великих Лук [Grek-PaЫsowa, Maryniakowa 1980]. Живя несколько веков в польском окружении, русские сохранили в своей речи связь с материнскими говорами, но неизбежно своеобразно обогатили ее заимствованиями из польского языка [Костючук 2005]. Некоторые сведения из этого словаря помогают прояснить уникальные особенности псковских говоров, о которых Б.А. Ларин писал так: «Народная речь Псковской области представляет большой интерес в международном плане, не говоря уже о ее исключительном значении для историков и диалектологов русского языка, т.к. она отражает тысячелетние связи и культурный обмен русского населения с тесно примыкающими народами прибалтийско-финской группы, с латышами и литовцами, а также белорусами» [Ларин 1967: 3]. Б.А. Ларину принадлежит идея Псковского областного словаря с историческими данными [ПОС 1—19], отражающего непрерывную лексико-семантическую связь лекси-ко-фразеологических единиц на территории, занимаемой древними псковскими говорами. Историческая часть словарной статьи требует от автора-лексикографа не просто зафиксировать слово в словаре, а представить его семантику в историческом развитии.
Так, в одном из псковских деловых документов, опубликованных Л.М. Ма-расиновой [Марасинова 1966], Раздельной грамоте 1417—1434 гг., дошедшей до нас в списке XVII в. (1671 г.), встречаются подробные описания границ трех участков земли, доставшихся еще в XV в. Оксентию, Кузьме и Карпу Мишати-ничам в деревне Залавье (в грамоте написано Залавде). Третий участок достался
святому Вознесению (Старо-Вознесенскому девичьему монастырю) и Оксен-тью: А святому Вознесению и Оксеньтью досташася третей жеребьи от Милецъ по мостъ, а из моста в Могчило, а из Могчила до кроими до последнего мыса, до ороминй, да Милечкого мха [Марасинова 1966: 55]. Слова мост, Могчило, мох объединяются отнесенностью к «водной» тематике, связанной с наличием воды, влаги. Слово мост прежде всего предполагает в псковских говорах, как и в общерусском языке, 'сооружение для перехода, переезда через реку' [ср.: ПОС, 18: 382]. Слово мох многозначно: означает не только 'споровое растение, растущее на сырых местах' [Там же: 408], но и 'моховое болото' [Там же: 409], 'зарастающая луговыми травами часть болота; сенокосный участок на таких болотах' с оттенком 'заболоченная часть пойменного луга' [Там же: 411].
Особого внимания требует третье слово, представленное в грамоте как Могчило. Этим словом занималась и выпускница факультета Псковского педуни-верситета М.В. Браим [Браим 2008]. Л.М. Марасинова отмечает: «Буква «г» написана над строкой более светлыми чернилами»; «возможно, слово искажено». Делается вывод: «Значение его неясно» [Марасинова 1966: 56].
Попытаемся проанализировать слово. Общая тематика позволяет увидеть связь слов с корнем мок-/моч-, т.е. с семой 'связанный с влагой; мокрый'; следовательно, это образование от основы глагола мочить с суффиксом -л(о) в русском языке, а в западнославянских, в частности польском, с суффиксом -dl(o). Действительно, A. Brückner в словарной статье moknac приводит слово moczydlo с пояснением 'где лен мочат' [Brückner 1957: 343].
В Словаре И. Грек-Пабисовой, И. Марыняковой каждый заголовок словарной статьи отражает диалектное произношение каждого слова (приводим примеры в переводе на кириллицу, поскольку в указанном словаре они даны латинскими транскрипционными значками). В русских говорах на территории Польши обнаружено слово мачадлъ (= мочадло); оно фиксируется в значении 'подмокшие низины' с отсылкой на диалектный синоним сплавы с тем же значением [Grek-Pabisowa, Maryniakowa 1980: 144]. У А. Брюкнера объяснение подобных низин сопровождается указанием на их расположение 'на речном повороте' [Brückner 1957: 308]. В словаре говоров староверов приводится убедительная иллюстрация на синоним сплавы: Там есьть такийи багны... Там нёгде сплавы нёкъкийи; там сплавы, мы пъ даскам траву вынасили [Grek-Pabisowa, Maryniakowa 1980: 276]. Слово багнъ поясняется как 'болото' с отсылкой на слова балотъ, трясава [Grek-Pabisowa, Maryniakowa 1980: 23].
Слово мочадло в русских говорах на территории Польши образовано от глагола мочать, а не мочить; имеет значение не аналогичное русскому диалектному слову мочило прежде всего с семой 'водоем', а с семой 'низинное влажное место' (ср. [ПОС, 19: 11] значения 1, 2).
Но как объяснить появление буквы «г» в написании слова Могчило в псковской грамоте XV в.? Видимо, здесь проявилась яркая древняя особенность псковских говоров: по примеру западнославянских языков (в частности, польского) в древних псковских говорах отсутствовало упрощение группы согласных *dl, *tl в *l. Поддержанное балтийскими языками, где в подобных условиях наблюдались и наблюдаются сочетания [gl], [kl], это явление выглядело в ряде говоров русского языка как [гл], [кл], а не как древнеславянские сочетания *dl,
*tl. Ср. название деревни Еглино, где наблюдается [гл] вместо древнего * dl в корне *jedl- с семой 'ель'.
Кстати, в псковской меновной грамоте XV в., дошедшей в списке 1678 г., при обозначении границ земельного участка упоминается слово егль как ориентир границ: четвертую ниву подле Заболоцкии путь кроими до ручья до егли до кроя, от еглиручьемъ вниз [Марасинова 1966: 52].
Наблюдения над судьбой древних сочетаний *dl, *tl в псковских говорах впервые были сделаны С.М. Глускиной, затем А.А. Зализняк обоснует это явление: «Как уже давно установлено, в древнепсковском диалекте *dl, *tlдали kl, gl. В псковских источниках многократно встречаются перфекты типа <...> въс^ли 'сели' <...> Тот же эффект обнаруживается в в ряде существительных, в частности жерегло 'узкий пролив' <...> егла, егль 'ель' <...> мочигло 'болото' и др., в многочисленных топонимах (как собственно псковской, так и новгородской территории) — Жерегло <...> Еглино <...> Сеглицы» [Зализняк 1995: 40].
Написание слова в публикации Л.М. Марасиновой с буквой «г» не в суффиксе -дл(о) / -гл(о), а в корне мок-/моч- (Могчило) можно объяснить тем, что поздняя вставка сверху другими чернилами при выполнении списка с подлинной грамоты ошибочно пришлась на это место написанного слова (вообще, судя по комментариям Л.М. Марасиновой, в этом списке грамоты, гораздо более позднем, чем сам подлинник документа, много исправлений другими чернилами).
В приведенном отрывке из грамоты при определении границ земельного участка Л.М. Марасинова публикует слово Могчило с большой буквы, а слово мост — с маленькой буквы. Но она предполагает, что и второе допустимо воспринять как слово, требующее большой буквы [Марасинова 1966: 56]. Видимо, это микротопонимы, привлеченные к точному очерчиванию границ земельного участка. Первоначально, напр., название Могчило шло от названия специального водоема для вымачивания стеблей льна при его обработке; может быть, мочило располагалось на мокром месте, а затем по метонимическому переносу нарицательное название стало означать мокрый, влажный участок сельскохозяйственных угодий, используемый для сенокоса, постепенно превратившись в собственное обозначение значимого по какой-то причине местного объекта. См. в Псковском областном словаре с историческими данными большое количество топонимических названий со словом мох [ПОС, 18: 411—414], название озера словом Мочило [ПОС, 19: 13]. А. Брюкнер в связи с объяснением названия для низменного места на повороте реки приводит польский однокоренной топоним [Brückner 1957: 308].
Знакомство со словами в Словаре И. Грек-Пабисовой и И. Марыняковой позволило обнаружить безличный глагол мглить (в форме 3-го лица единственного числа мглит): Так минЯнёкък мглит, мглит, мглит мне и уо, атвыклъ. Имеется ссылка на синонимичные глаголы нудить, тошнить [Grek-Pabisowa, Maryniakowa 1980: 154] в значении 'о нахождении в состоянии тошноты'. Диалектный глагол мглить поясняется авторами польским глаголом mdlic. Это позволяет отметить соотношение звуков [gl], [dl].
А. Брюкнер указывает, что польское прилагательное в XV—XVI вв. преимущественно встречалось со звуком [g]: omglalнаряду с mdlo mi [Brückner 1957: 327].
Не является ли это своеобразным древним взаимодействием звуковых сочетаний *gl и * dl в западнославянских языках, что нашло свое отражение затем в некоторых псковских говорах?
Стоит вспомнить (о чем мне пришлось писать [Костючук 2005]), что отмеченные в словаре русских староверов на территории Польши слова кемта, кемтка в значениях 'цепь', 'цепочка' допускают вопрос, не является ли это древним рефлексом корня *kep- (с древним звуком «hra») в суффиксальном образовании при упрощении сочетания *pt, отмеченного А. Мейе [Мейе 1951: 103], Х. Бирнбаумом [Бирнбаум 1987: 105]. Или это след заимствования из немецкого языка при контактах русских говоров с носителями германского языка?
Говоря о том, что лексикографические источники обеспечивают общефилологическое образование читателей; оказывают неоценимую помощь в научных исследованиях; облегчают нахождение справочных материалов, хочется сопоставить разные по своим установкам этимологические словари (напр., [Brückner 1957]), диалектные словари, близкие к индексам, фиксирующие лексемы с минимальным сообщением сведений о семантике (напр., [Grek-Pabisowa, Maryniakowa 1980]), областные словари с серьезной разработкой семантики в современном материале и по записям народной речи, и в историческом материале, извлеченном из письменных источников прошлого (с учетом синхронии и диахронии при максимально полном отражении попадающего в руки собирателя, исследователя и лексикографа материала) (напр., [ПОС 1967—2008]). Всесторонний анализ даже отдельного факта с выяснением экстралингвистических условий его проявления может привести к выводам, свидетельствующим об ис-торико-этимологических, лексико-семантических, фонетических и других процессах в национальном языке.
ЛИТЕРАТУРА
Бирнбаум Х. Праславянский язык: Достижения и проблемы в его реконструкции. — М.: Прогресс, 1987.
Браим М.В. Псковские грамоты XIV—XV веков как лингвистический источник (по публикации Л.М. Марасиновой): дипломная работа. — Псков, 2008. [Рукопись].
Зализняк А.А. Древненовгородский диалект. — М.: Яз. мировой культуры, 1995.
Костючук Л.Я. Псковские говоры в польском окружении (отражение языковых контактов) // Россия—Польша: филологический и историко-культурный дискурс. — Магнитогорск: МаГУ, 2005. - С. 456-466.
Ларин Б.А. Введение // Псковский областной словарь с историческими данными. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1967. — Вып. 1. — С. 3.
Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты XIV—XV веков. — М.: Изд-во МГУ, 1966.
Мейе А. Общеславянский язык. — М.: Иностр. лит., 1951.
ПОС: Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 1—19... — Л. (СПб.): Изд-во ЛГУ (СПбГУ), 1967—2008 (изд. продолжается).
Brückner A. Slownik etymologiczny jQzyka polskiego. — Warszawa: Wiedza Powszechna, 1957.
Grek-Pabisowa I., Maryniakowa I. Slownik gwary starowiercow mieszkajacych w Polsce. — Wroclaw—Warszawa—Krakow—Gdansk: PAN, 1980.
LEXICOGRAPHIC BASIS FOR THE BENEFIT OF LINGUISTIC STUDIES
L.Ya. Kostyuchuk
Greater awareness of national language peculiarities implies the knowledge of its specific synchronic features. It is important to be able to trace diachronic development of certain facts over the centuries. Systematic presentation of current dialect vocabulary against the background of the records of the past is particularly relevant for Pskov region. The Pskov Regional Dictionary with Historical Data helps to recapture lexical and phraseological system of contemporary folk speech in view of historical peculiarities. A careful synchronic and diachronic comparative study of one language or kindred languages help to understand and explain a seemingly incomprehensible word могчило from a survived copy of the Pskov gramota (document).
© 2009
Е.Н. Полякова
ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ В РУССКОМ РЕГИОНАЛЬНОМ СЛОВАРЕ ОТПРОЗВИЩНЫХ ФАМИЛИЙ*
Фамилии жителей России уже давно привлекают внимание не только исследователей антропонимии и других разделов ономастики, но и специалистов в области современной и исторической лексикологии, т.к. многие отпрозвищные фамилии позволяют восстановить нарицательные слова, употреблявшиеся в прошлом. Актуальным является поиск фамилий в различных источниках, но особенно в текстах конца XVI—XVIII вв., т.к. в этот период возникают тысячи семейных именований жителей России, передающихся от отца к сыну и зафиксированных в деловых официальных документах, т.е. становящихся фамилиями. Об этом свидетельствуют и памятники письменности Пермского края.
В 70-е гг. XX в., наряду с исследованиями в области формирования и функционирования фамилий, появляются первые публикации результатов их лексикографической разработки — словари русских фамилий ([Федосюк 1972], [Никонов 1993]). Проводится изучение фамилий и их описание с фрагментами словарей по различным региональным источникам ([Щетинин 1972], [Чайкина 1989], [Житников 1997], [Полякова 1997]). С конца XX в. [Чайкина 1995], но в основном уже в XXI в. появляются отдельные региональные словари. Больше всего «повезло» в освещении региональных фамилий территории Урала: Сред-
*Исследование выполнено при финансовой поддержке АВЦП «Развитие научного потенциала высшей школы» № 2.1.3/483, № 2.1.3./2175 и грантов РГНФ № 08-04-82404 а/У «Отражение истории и культуры в лексике и ономастике № 08-04-82408 а/У «Взаимодействие русских и коми-пермяцких говоров Пермского края», № 08-04-82408 а/У и № 08-04-82410 «Лексика русских говоров Северного Прикамья».
