CC BY
166
УДК 81
© С.Е. Бачаева, Н. Ч. Очирова, Н.М. Мулаева
Лексика традиционного быта калмыков в эпосе «Джангар» в национально-культурном контексте
Статья посвящена изучению особенностей традиционного быта калмыков, отраженных в эпосе «Джангар». Подробное описание предметов быта (зданий, одежды, музыкальных инструментов и т.д.) дает возможность выяснить возможности традиционной бытовой лексики как способа хранения и трансляции культурных ценностей.
Ключевые слова: лексика калмыцкого языка, эпос «Джангар», традиционный быт калмыков.
S.E. Bachaeva, N.Ch. Ochirova, N.M. Mulaeva
The traditional life lexicon of Kalmyks in the epos "Dzhangar" in the national and cultural context
The article reviews research of Kalmyk traditional life features shown in the epos "Dzhangar". The detailed description of household items (buildings, clothes, musical instruments, etc.) allows to show how traditional life lexicon can be a way of cultural values storage and transmission.
Keywords: Kalmyk language, epos "Dzhangar", traditional life of Kalmyks.
Одним из наиболее актуальных в современной монголистике направлений является изучение языка фольклорного эпического текста в контексте с явлениями культуры, т.е. исследование фольклорных произведений в лингвокультурологическом аспекте.
Калмыцкий героический эпос «Джангар» является одним из самых репрезентативных фольклорных жанров. Язык самобытного эпического произведения настолько богат и разнообразен, что требует серьезных лингвистических разработок и специальных трудов в данной области. Несомненный интерес для нас представляют некоторые исследования по данной проблематике, в особенности работы Г.Ц. Пюрбеева «Эпос "Джангар": культура и язык: этнолингвистические этюды» [Пюрбеев], Э.У. Омакаевой «Фольклорный текст как объект лингвистического изучения: к проблеме типологии языков и типологии культуры» [Омакаева] и др.
На современном этапе изучение калмыцкого героического эпоса «Джангар», этого уникального явления традиционной народной культуры, по праву занимающего важное место в фольклоре монгольских народов, на наш взгляд, необходимо связать с описанием языковых средств, выражающих национально-культурную специфику калмыцкого этноса [Очирова, Бачаева, с. 113]. Как известно, культура включает в себя миропонимание и духовно-нравственные ценности народа, традиции, обычаи, быт и т.д., составляющие в совокупности социальные нормы поведения, соблюдение которых является непременным условием сохранения общества.
Исследование вопросов отражения традиционного быта калмыков в эпическом тексте «Джангар» и обоснования их принадлежности к лингвокультурным ценностям предполагает решение следующих задач: выявить номинативные единицы, обозначающие предметы и явления традиционного быта калмыков в эпическом фольклорном тексте и описать их интертекстуальные возможности. Для выявления древних бытовых черт постараемся рассмотреть наиболее часто встречаемые в эпическом тексте устойчивые фрагменты повествования, которые выступают символами национальной культуры и служат для изображения эстетических ценностей народа.
В материальной культуре народа отдельным пластом выделяется бытовая лексика, обозначающая предметы и явления быта, названия предметов домашнего обихода (названия пищи, жилища и его частей, домашней утвари, орудий труда, изделий из кожи и шерсти, музыкальных инструментов, одежды и головного убора, элементов декора, украшений и т.д). Здесь следует выделить работы, посвященные исследованию материальной культуры в эпосе «Джангар», Б.Б. Манджиковой [Манджи-кова], А.Е. Пахутова [Пахутов] и др.
Эпическое фольклорное произведение «Джангар» является исключительно важным историческим источником, отражающим дофеодальный и средневековый периоды. В центре событий - идеальная, волшебная, цветущая страна Бумба, где правителем является великий Джангар во главе со своей славной военной дружиной из шести тысяч двенадцати богатырей. В то время одним из самых важных явлений в жизни народа было проведение пиров. Тема пира не случайно занимает особое место в
калмыцком эпосе «Джангар». Это не просто увеселительный процесс, а народные собрания, советы, на которых принимались важные государственные решения: Элвг долан дуцнра куцэд, дуувр хар ар-зин суур болв. 'Заполнив семь больших кругов, начали веселый пир'; Эгц нурвн сара хонгт вдр, сввни кемщэ медл уга, нээрин квл болв. 'На протяжении трех месяцев, не различая ни дня, ни ночи, продолжался пир'; Амр сээхн щирнлэн кенэд, дуувр хар арзин суур болад суув. 'Жили спокойной, красивой жизнью, пировали, сидя за молодой крепкой арзой'.
При анализе пиров в эпосе «Джангар», несомненно, предметы быта занимают первостепенное место: это и дворцы, где происходят пиры, с их неповторимой архитектурой и убранством, предметы декора, пиршественная утварь (чаши, блюда и т.д.), музыкальные инструменты, которые являлись обязательным сопровождением пиршеств, сверкающее оружие богатырей, одежда и украшения. Все эти предметы материальной культуры калмыков, оживляя эпическую картину, наполняют ее цветом и звуками.
Джангар, правитель страны, живет в золотом дворце, сооруженном 'у слияния шестидесяти шести пасмурных морей, на северном склоне Волшебного Алтая', воздвигнутом 'в центре всех земных царств'. Сам Джангар во дворце восседает на троне, кроме него там 'сидят пятьюдесятью двумя вольными кругами шесть тысяч двенадцать правоверных богатырей-сподвижников, с любовью прикладывая к сердцу и голове белоснежный талисман славного Джангара' [Козин, 1940, с. 95-97].
Известный джангарчи Мукебен Басангов описывает дворец Джангара в окружении роскошной природы побережья моря Бумбы, альпийских лугов и горных долин. Посредине моря возвышается драгоценный камень - Эрднь, вокруг которого тихо шепчутся волны, словно повторяя миллионы бла-гопожеланий цветущей стране. Чем больше волны удаляются от этого камня, тем они сильнее и величественнее поднимаются ввысь, вырастая, как громадные серебряные горы, и внезапно разбиваясь, блестя, как жемчужные зерна (шур-совсар эргэд шэргэд курлгэд ундгву). 'До восьми тысяч притоков-рек это море имеет, из этих рек проведены до девяти миллионов арыков, которые проходят мимо дверей каждого жителя страны, неся прохладу и утоление. Прохладная река Дамб, откуда сам Джангар пьет воду, вечно бушует, омывая берега' [Сусеев, с. 8].
Таким образом, дворец - это центр мироздания, в котором конструируется и воспроизводится эпический миропорядок. Материализация образа достигается описанием самого дворца, наполненного огромным количеством различных предметов. Архитектурным особенностям дворца в эпосе уделяется особое внимание: Сарин сээьинъ сэкэд, вдрин сээьинъ ончлад, шурар девCYP тэвэд, сувсар термлэд, ар бийнъ арслцгин соянарнн шахн термлгсн, вмн бийнъ вл бунин соянар шахн термлгсн бээнэ. 'Открыв лучшее у луны, выделив лучшее у дня, выложив полы из кораллов, стены покрыв жемчугом, северную сторону укрепили львиными клыками, южную сторону укрепили клыками сизого оленя'.
Для того чтобы воздвигнуть дворец Джангара были собраны мастера из сорока двух стран четырех стран света. Согласно старейшей (малодербетовской) версии, ставку Джангара со вселенским грохотом возводят семь миллионов мастеров, однако здесь эта постройка имеет вид не дворца, а кочевой юрты со всеми ее конструктивными элементами (решетчатые стенки тэрэмы, поддерживающие верхнее покрытие жерди-унины), достигающих огромных размеров и сделанных из очень дорогих материалов; только ограда 'о восьми тысячах золотых ворот' скорее храмовая или дворцовая [Кичиков, 1999; Козин, 1948]: Шикр далан кввэд, Шигшрнин вргэн арднъ двчн дврвн термтэ, дврвн мицьн унъ-та, барсин арсар дееврлгсн, Бумбин цанан вргэ. 'На берегу океана Шикер, позади дворца Шигшерге возвели белый дворец Бумбы, состоящий из сорока четырех решеток, четырех тысяч жердей, покрытый шкурами барсов'.
Неотъемлемой частью проведения пиров естественно является пиршественная трапеза: Йирн йисн хонгт эмнг гуудин Yсн, элвг арзин суур болад, нэр-наадн болад суув гинэ. 'Говорят, девяносто девять суток веселились, пировали, сидя за обильной арзой из молока необъезженных кобылиц'; Нег бортх эрк, нег квл мах вгтн. 'Дайте кожаную флягу водки, ножку мяса'; Дуувр хар арзаснъ машин улан халъц болтлануув. 'Пил черную арзу до тех пор, пока не захмелел'.
Всех прибывших на пир гостей встречали и подносили им пищу и напитки: Мендннъ сурад, идэн-ундынъ эдлв. 'Поздоровавшись, отведал он пищи'; Тавн зун берэд куукд хойр идэн-ундан авад, мана бичкн дуунр ундасщ йовх гинэд дуудн парад ирв. 'Пятьсот молодых замужних женщин и девушек, взяв напитки, вышли навстречу со словами: Наши младшие братья, наверное, вы хотите пить'. По древним обычаям после угощения гостям подносили прикуренную трубку: Ундым вгсн кун, тэмк
татад hapxd бичз adhmn,— гищ бээнэ. 'Человека, который напоил меня, не спешите выпроводить, подавая трубку'.
Таким образом, пища, напитки являются одной из самых важных, древних компонентов материальной культуры калмыцкого народа, выполняющие определенные социальные и обрядовые функции, их образы отличаются своей устойчивостью и традиционностью.
При проведении пиршественных застолий часто звучит описание посуды и утвари: Далн kyh дамщлдг далhа шар шаазцгар dapahap далн нег (далн hype) дарад оркв. 'Из широкой желтой чаши, которую с двух сторон поднимают семьдесят человек, выпил семьдесят один (семьдесят три) раз'; Эмгн ардаснь дуудад, ик хар утхурта ус дуущлщ вгэд: Олссн, ундассн юмн болхнь, эн ус вгич! 'Жена позвала его, повесила большой черный черпак с водой: Он наверное голоден, хочет пить, подай этой воды!'.
Проведение пиров и других празднеств было просто немыслимо без использования музыкальных инструментов, таких как шовшур, цур, цанг, домбр, хур и др. Так, например, красочно описывается в цикле эпических песен Ээлян Овла струнный музыкальный инструмент хур: Йирн негн чивч^тэ вндр мвцгн хууран авад татхла, хулсн дунд вндглсн хунын дун hарад, нур дунд вндглсн ну^ни дун hарад, арвн хойр айсар чашкурдад одв. 'Когда она начала играть на высоком серебряном музыкальном инструменте - хуре, имеющем девяносто одну струну, заслышалось пение лебедя, несущегося среди камышей, заслышалось пение утки, несущейся посреди озера, зазвучало двенадцать мелодий'.
Следует отметить, что в эпосе «Джангар» также упоминаются некоторые древнейшие музыкальные инструменты, такие как биив, ятх. Звук у ятхи с металлическими струнами мелодичный, журчащий, напоминающий русские гусли, извлекался особыми стальными зацепками, звук у биив был мягким: Агт тооснасн Yргн гYYhэд, тоормасн щигшн гYYhэд, ишкэд одсн шзрнь ик зам хаалh болад, дел, суулэснь биив, ятхин дун hарад, деернь hарсн тооснь оhтрhуд курн цуунглад, тер мац^ин ориг таг дарад йовна. 'Конь помчался, пугаясь пыли из-под копыт, земля, куда он ступал, становилась большой дорогой, при колыхании гривы и хвоста раздавались звуки биив и ятхи, поднявшаяся пыль доходила до небес и покрыла всю страну мангаса'.
Описанию женских образов на подобных пирах уделялось особое внимание. Так, на пиру со стороны захода солнца восседает красавица-жена Джангара Ah Шавдл: Цааран хэлэхнь — цаад далан щирмэхэс тоолгдм, нааран хэлэхнь — наад далан щирмэхэс тоолгдм, цуснас улан халхта, цаснас цаhан сацната, урн ээщин ишкгсн, олн хатд зввчлщ уйсн цастын цаhан халвцгиг 3yh цох деерэн тальвн суудг болна. Сол солван усиг халхин герл дахулгсн, хар торш шиврлгнь халхинь дахн hацхад, толь мвцгн сиикнь гумб чикни ашкинь дуущлэд, гурэ талнь герл hарад бээдг болна. 'Глянет налево -видны мальки левой реки, глянет направо - видны мальки правой реки, щеки краснее крови, лоб белее снега, восседает она, надев шапку, которую шили множество ханских жен. Красиво заплетенные волосы, черные шелковые шивырлыки колыхались, зеркально-серебряные серьги бросали свет на ее косы'.
Воспеванию красоты жены Джангара - Шавдал посвящено немало строк. Структура описания такова: генеалогия ханши Ага-Шавдал; названия страны; воспевание красоты (губ, лица, головы); воспевание одежды (терлг, лавшг, халв4); воспевание портрета героини: Дегц двчн цаhан шудтэ, дергр арвн цаhан хурhта, минт мет улан урлта, туц найн хойр билг улгур тодрха твгсгсн, hалвр эгшг дуу-
та hагцхн Ща^грин хатн геглзгсн суудг. 'Сорок сверкающих зубов у нее, пухлые алые губы, десять белоснежных пальцев, в прекрасной памяти своей дословно хранит восемьдесят два мудрых сказа-ния-улигера и волшебным голосом их исполняет. Восседает Джангара супруга' [Басангова, с. 171-172].
При изучении эпических пиров ярко выступает социальный облик и статус богатырей, для которых, собственно, и устраиваются пиры. Так, например, необыкновенной красотой был наделен красавец-богатырь Мингъян. Он являлся одним из прекрасных певцов в стране Бумба - главный певец на богатырском пиру. 'Голос у него такой, как будто поет свою песню белоголовый лебедь, на заре'[Козин, 1940].
Или, например, описание сбора отважного богатыря Хонгора: Хойр сара шзрт йовх кургиг хувц-лый гищ босв. Турэ бийинь тумн куукд ниилулщ шаглсн, зууза бийинь нег зун куукд шаглсн, миимин улан мсан вмсв, эрвц гидг киилгэн вмсв, эрднин hурвн бушмудэн вмсв, дээни hурвн лувц зуув, ээлин hурвн лувц бас вмсв, далн агт мврни унтэ твмр луудц гидг бусэн буслв, далн негн алд билгин шар болд улдиг барун ташадан буслв, тумн врк дольгта туукэ цаhан биизиг дал деерэн шацхглулад, алтн дуулхиг зун цох деерэн тальвб. 'Встали, чтобы одеть жениха в дальнюю дорогу. Одел он красные сафьяновые сапоги, голенище которых прострочили тысяча девушек, задники которых прострочили
сто девушек, рубаху и три бешмета надел, боевые доспехи надел, пояс стоимостью в семьдесят коней надел, семидесяти одной сажени длиной, стальной меч на правый бок повесил, белоснежный кафтан ценой в тысячу кибиток на плечи накинул, надел свой золотой шлем набекрень'.
Более скромное снаряжение богатыря состоит из 'драгоценного куланьего кафтана', т.е. кожаного панциря, надеваемого на рубаху, именуемую эрвц, 'блестяще-гладкого белого бииз' (зипунной курточки-безрукавки) и 'кушака' из штофного шелка луудц 'ценой в семьдесят пятилетних коней' [Ки-чиков, 1997, с. 256].
Наступает черед седлания богатырского боевого коня, что происходит перед ставкой сээд. Седлают всегда в заведенном порядке и строгой последовательности операций: сначала на спину скакуна кладут 'многослойный серебряный подпотник', потом 'ровно тысячу потников', 'гороподобное серебряное седло' с 'лхасского золота подхвостником'; на седло кладут седельную 'подушку из тур-фанского золота'; на коне сверкают злато-желтого 'нагрудника семьдесят две золотые застежки'. Седлание завершается тем, что 'за луку гороподобного седла ременный тесемчатый повод' закидывают и подтягивают так, чтобы скакун заиграл гордо поднятой головой и 'резвился, ведомый за олений драгоценный чембур' [Кичиков, 1997, с. 254].
Таким образом, можно сделать вывод, что в эпических пирах устанавливается, закрепляется и поддерживается героический миропорядок со своей социальной структурой и иерархией. Идеальный эпический социум именно на таких пиршествах обретает материальные и вещественные формы.
Традиционная народная самобытность калмыцкого эпоса находит подтверждение в красочном описании предметов быта (дворцов, одежды, музыкальных инструментов и т.д.). Подробное описание таких предметов дает возможность выяснить возможности традиционной бытовой лексики как способа хранения и трансляции культурных ценностей. На конкретном фольклорном материале четко прослеживается связь языка и культуры, когда язык выступает как выразитель особой национальной ментальности.
Литература
1. Басангова Т.Г. Формула женской красоты в калмыцком фольклоре // Живопись как знак культуры (о творческом наследии народного художника России Гарри Рокчинского). - Элиста: Джангар, 2004 (Сер. «Калмыцкая интеллигенция»).
2. Кичиков А.Ш. Джангар (Малодербетская версия) / сводн. текст, пер., вступит. ст. А.Ш. Кичикова. - Элиста: Изд-во КалмГУ, 1999.
3. Кичиков А.Ш. Героический эпос «Джангар». Сравнительно-типологическое исследование памятника. - М.: Восточная литература, 1997.
4. Козин С.А. Джангариада. Героическая поэма калмыков. Введение в изучение памятника и перевод торгутской его версии. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1940.
5. Козин С. А. Эпос монгольских народов. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1948.
6. Манджикова Б.Б. Лексика «Джангара» (на материале лексем, связанных с наименованием одежды, оружия, предметов быта, жилища) // «Джангар» и проблемы эпического творчества: тез. докл. и сообщ. междунар. конф. - Элиста: Калм. кн. изд-во, 1990.
7. Омакаева Э.У. Фольклорный текст как объект лингвистического изучения: к проблеме типологии языков и типологии культуры // Алтай и тюркомонгольский мир. - Горно-Алтайск: Изд-во Горно-Алт. ин-та гуманит. исслед., 1995.
8. Очирова Н.Ч., Бачаева С.Е. Языковая картина мира и ее отражение в топонимиконе эпоса «Джангар» // Тибет глазами российских путешественников: материалы междунар. науч. конф. - Элиста: КИГИ РАН, 2014.
9. Пахутов А.Е. Отражение материальной культуры калмыков в эпосе «Джангар» (на примере пищи и жилища) // Джангар» и проблемы эпического творчества тюрко-монгольских народов: материалы всесоюз. конф. - М.: Художественная литература, 1980.
10. Пюрбеев Г.Ц. Эпос «Джангар»: культура и язык: этнолингвистические этюды. - Элиста: Калм. кн. изд-во, 1993.
11. Сусеев А.И. К изучению изобразительных средств «Джангар» // Зап. КНИИЯЛИ. Вып. 3. Сер. филол. - Элиста: Калм. кн. изд-во, 1964.
Бачаева Саглар Егоровна, научный сотрудник отдела языкознания Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН, кандидат филологических наук.
Тел.: +79276456574; е-mail: [email protected]
Bachaeva Saglar, research worker of the linguistics department, Kalmyk Institute for humanities RAS, candidate of philological sciences.
Очирова Нюдля Четыровна, научный сотрудник отдела языкознания Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН, кандидат филологических наук.
Тел.: +79275927623; е-mail: [email protected]
Ochirova Nudlya, research worker of the linguistics department, Kalmyk Institute for humanities RAS, candidate of philological sciences.
Мулаева Нина Михайловна, научный сотрудник отдела языкознания Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН, кандидат филологических наук.
Тел.: +7-9618425210; e-mail: [email protected]
Mulaeva Nina, research worker of the linguistics department, Kalmyk Institute for humanities RAS, candidate of philological sciences.
УДК 398.3
© О.И. Чарина
Характер локальных особенностей фольклора русских старожилов севера Якутии
и среднего Приленья
Рассматриваются локальные особенности русского фольклора старожилов среднего Приленья и севера-востока Якутии, выражающиеся в жанровых предпочтениях, влиянии местного языка.
Ключевые слова: локальный фольклор, эпос, песни, взаимовлияние.
O.I. Charina
The nature of local folklore features of Russian old-timers in the northern Yakutia and the middle of Lena river
The article reviews local Russian folklore features of old-timers who live in the North-Eastern Yakutia and in the middle of Lena riverside, in terms of genre preferences and local language influence.
Keywords: local folklore, epics, songs, mutual influence.
Современная фольклористика уделяет пристальное внимание фольклору отдельных местностей и регионов, также глубокий научный интерес вызывает сохранение фольклора в местности, которая находится в отрыве от метрополии. При этом фольклор переселенцев находится в тесном взаимодействии с языком соседних народов. В этой связи представляется актуальным рассматривать вопросы взаимодействия разнокультурных традиций в произведениях фольклора. Так, в Якутии проблемы сохранения и развития русского фольклора старожилов связаны с взаимодействием языка и фольклора местных этносов.
Как известно, русские, населявшие приленские берега с начала создания Иркутско-Якутского тракта, появились в этих местах не одномоментно. Их поселения были открыты для разных, в том числе аборигенных, народов. В первую очередь, в середине XVII в. русские мужчины женились на местных девушках. За долгие годы совместного проживания с местным населением русские прилен-ских сел восприняли многое из материальной и духовной культуры якутов. Они стали говорить на якутском языке, сохранив, однако, свою национальную самобытность - фольклор и, главным образом, - песни.
Долгое время после записей, зафиксированных Г.В. Ксенофонтовым в 20-е гг. ХХ в. [ФРНЯ, с. 95102], песни русских старожилов приленского тракта не записывались исследователями, однако с развитием в 1970-е гг. в Якутском госуниверситете фольклорной практики они стали изредка фиксироваться в Олекминском и Хангаласском улусах. В 1973 г. в них работали ученые-фольклористы ИРЛИ (Пушкинского Дома) С.Н. Азбелев, В.В. Коргузалов. В 1974 г. песни и сказки записывали Ю.И. Смирнов [Смирнов, с. 5-31], Н.В. Соболева [Соболева]; а в 1978 г. ознакомились с фольклорной ситуацией сибирские фольклористы Л.П. Кузьмина, З.А. Миронова, Р.П. Потанина под руководством Л.Е. Элиасова.
Неоценимую работу по сбору фольклора в Якутии сделала экспедиция из Бурятского филиала СО АН. Как замечают сибирские исследователи из Улан-Удэ, в 1970-е гг. экспедиция еще застала традиционный фольклор в живом бытовании. Вот что они пишут: «Большой интерес представляет репертуар традиционных произведений, записанных в поселках Полярный и Походск. За очень короткий срок были сделаны записи хорошо сохранившихся текстов исторических песен, сказок, легенд, преданий и даже былин, хотя ив отрывках. Очень интересен цикл песен о Степане Разине: "Вниз по матушке по Волге", "Песня про Степана Разина", "Из-под камешка речка проливается и др. Записано несколько вариантов песни "Соловей кукушку уговаривал" и такие, редко встречающиеся сейчас песни, как "Монашенка" (вариант записи В.Г. Богораза-Тана), "Скакал Скопин с горы на гору", а также лирические песни с оригинальными мелодиями "У зори-то, у зореньки», «Куда идти, тоску нести», «Ханочка», «Соловей во саду» [Кузьмина, с. 183].
