CC BY
117
10. Mal'ceva L.V. «Chernye liki sud'by»: konceptual'nyj analiz sinonimicheskogo ryada gore, beda, neschast'e. Sibirskij filologicheskijzhurnal. 2008; 3: 176 - 180.
11. Vorkachev S.G. Lingvokonceptologiya i mezhkul'turnaya kommunikaciya: istoki i celi. Filologicheskie nauki. 2005; 4: 76 - 83.
12. Popova Z.D., Sternin I.A. Kognitivnaya lingvistika. Moskva: AST, 2010.
13. Skornyakova R.M. Principy modelirovaniya yazykovoj kartiny mira. Tomsk: Izdatel'stvo Tomskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta, 2008.
14. Basova L.V. Koncept TRUD v russkom yazyke (na materiale poslovic i pogovorok): Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Tyumen', 2004.
15. Listratkina K.A. Reprezentaciya koncepta «starost'» v paremiologicheskom fonde russkogo i anglijskogo yazykov. Izvestiya VGPU. 2012; № 8: 50 - 53.
16. Vinogradov V.V. Izbrannye trudy: Leksikologiya i leksikografiya. Moskva: Nauka, 1977.
17. Smirnickij A.I. Leksikologiya anglijskogo yazyka. Moskva: Izdatel'stvo literatury na inostrannyh yazykah, 1956.
18. Kunin A.V. Kurs frazeologii sovremennogo anglijskogo yazyka. Moskva: Vysshaya shkola, 1996.
19. Shanskij N.M. Frazeologiya sovremennogo russkogo yazyka. Sankt-Peterburg: Special'naya literatura, 1996.
20. Teliya V.N. Russkaya frazeologiya. Semanticheskij, pragmaticheskiji lingvokul'turologicheskijaspekty. Moskva: Yazyki slavyanskoj kul'tury, 1996.
21. Dobrovol'skij D.O. Grammatika i frazeologiya: tochki peresecheniya. Izvestiya RAN. Seriya literatury i yazyka. 2017; T. 76, № 1: 5 - 14.
22. Dal' V.I. Poslovicy russkogo naroda: sbornik V.I. Dalya. Moskva: Drofa, 2009.
23. Taylor A. The Proverb. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 1962.
24. Garai K.J. A Cognitive Rhetorical Approach to Basque Proverbs: Analogical Mappings in Coordination. ASJU. 2001; XXXV-2: 573 - 652.
25. Dobrovol'skij D.O. Proverbs and sentential phrasemes of other types. Poslovicy v frazeologicheskom pole: kognitivnyj, diskursivnyj, sopostavitel'nyj aspekty. Vladimir: Izd-vo VlGU, 2017: 196 - 204.
26. Bradbury N.M. Transforming Experience into Tradition: Two Theories of Proverb Use and Chaucer's Practice. Oral Tradition. 2002; 17/2: 261 - 289.
27. Honeck R. A Proverb in Mind: The Cognitive Science of Proverbial Wit and Wisdom, New York and London: Lawrence Erlbaum, 1997.
28. Gibbs R.W., Johnsson M.D., Colston H.L. How to Study Proverb Understanding. Metaphor and Symbolic Activity, 1996; V. 11. Issue 3: 233 - 239.
29. Lingvisticheskij 'enciklopedicheskij slovar'. Pod red. V.N. Yarcevoj Available at: http://lingvisticheskiy-slovar.ru/description/poslovitsa/484
30. Dal' V.I. Tolkovyj slovar'zhivago velikoruskago yazyka. Vtoroe izdanie. T. 3 (II). Sankt-Peterburg: Gostinyj dvor', 1882.
31. Mussi V. Russkie i ital'yanskie 'entomologicheskie metafory v sopostavlenii s zoomorfnymi: otlichitel'nye cherty. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. 2017; № 419: 45 - 53.
32. 1340 anglijskih poslovic ipogovoroks russkimi 'ekvivalentami. Moskva: Izdatel'stvo Ibis, 1992.
33. James A. The World's Funniest Proverbs. Bath: Crombie Jardine Publishing Limited, 2007.
34. Margulis A., Kholodnaya A. Russian-English dictionary of proverbs and sayings. - Jefferson: McFarland & Company, Inc., 2000.
35. Taggart C. An Apple a Day: Old-fashioned proverbs and why they still work. London: Michael O'Mara Books Limited, 2013.
36. Oxford Concise Dictionary of Proverbs. Oxford: Oxford University Press, 2003.
37. Oxford Dictionary of Proverbs. Oxford: Oxford University Press, 2015.
Статья поступила в редакцию 08.07.19
УДК 81
Magirovskaya O.V., Doctor of Sciences (Philology), senior lecturer, Head of Department of Germanic Languages Theory and Intercultural Communication, School of Philology and Language Communication, Siberian Federal University (Krasnoyarsk, Russia), E-mail: [email protected] Piivalikhina E.S., teaching assistant, School of Philology and Language Communication, Siberian Federal University (Krasnoyarsk, Russia), E-mail: [email protected]
THE LEXICAL LEVEL OF SIGN LANGUAGE AS A SPECIFIC SYSTEM OF NOMINATION (THE CASE OF AMERICAN AND RUSSIAN SIGN LANGUAGES). As a research task, the authors give an overview of existing foreign and Russian linguistic works dedicated to the sign language, one of the least developed and analyzed issues. The main theoretical achievements in the study of the nature of the sign language are identified and described; its characteristic features are determined and focused upon. Sign languages, as sophisticated semiotic systems, demonstrate peculiar features of providing codes to the objects of the world and relations between them. Yet, organization of sign languages is similar to that of verbal ones: it manifests itself at phonemic, lexical, morphemic, and syntactic levels. This study touches upon the lexical level of American and Russian sign languages, their comparison resulting in deeper penetration to the issue and contributing to distinguishing its cultural specificity through differences and similarities revealed. The key focus is given to description of the visual-manual modality, the means by which the concepts are represented in the sign language. Contemporary research data still lack such descriptions. The availability will definitely lead to getting closer to the understanding of the specific character the sign language nomination reveals. Key words: sign language, sign nomination, lexical level of sign language.
О.В. Магироеская, д-р филол. наук, доц., зав. каф. теории германских языков и межкультурной коммуникации Института филологии и языковой
коммуникации, Сибирский федеральный университет, г. Красноярск, E-mail: [email protected]
Е.С. Приеалихина, преп. Института филологии и языковой коммуникации, Сибирский федеральный университет, г. Красноярск,
E-mail: [email protected]
ЛЕКСИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ ЖЕСТОВОГО ЯЗЫКА КАК ОСОБАЯ СИСТЕМА НОМИНАЦИИ
(НА МАТЕРИАЛЕ АМЕРИКАНСКОГО И РУССКОГО ЖЕСТОВЫХ ЯЗЫКОВ)
В качестве важной исследовательской задачи авторами делается попытка оценить имеющиеся лингвистические труды отечественных и зарубежных учёных, посвященные проблеме жестового языка как одной из наименее разработанных и потому требующей выработки необходимых алгоритмов анализа. Выделяются и описываются основные теоретические достижения в изучении природы жестового языка, определяются и обосновываются его характерные особенности. Являясь сложными самостоятельными семиотическими системами, жестовые языки представляют собой особую форму кодирования знаний о мире (объектах и отношениях между ними). При этом для них характерна уровневая организация: в жестовых языках (как и в языках вербальных) выделяются фонетический, лексический, морфологический и синтаксический уровни. Данное исследование фокусируется на рассмотрении лексического уровня американского и русского жестовых языков, сравнительный анализ которых позволяет глубже проникнуть в суть заявленной проблемы, одновременно учитывая культурные особенности жестового кодирования посредством выявления различий и сходств в жестовой лексической репрезентации концептов. Особое внимание уделяется описанию визуально-мануальной модальности реализации концепта, отсутствующей на современном этапе анализа жестовых языков. Это во многом способствует пониманию специфики жестовой номинации.
Ключевые слова: жестовый язык, жестовая номинация, лексический уровень жестового языка.
Жестовый язык представляет собой сложную и полноценную систему кодирования. Он выступает необходимым средством общения большой социальной группы - глухонемых и слабослышащих людей, а также их родственников. По данным статистики, в СССР численность данного социума в конце ХХ века составляла около 45 миллионов человек [1].
Ключевая роль в популяризации научных исследований по жестовому языку принадлежит американскому учёному У Стоуки, который ещё в 60-х гг.
XX века самостоятельно добился признания американского жестового языка (American Sign Language) полноценным человеческим языком [2]. В результате, уже в 70-х гг. американский жестовый язык стал активно выступать в качестве объекта лингвистических исследований.
Российскими учёными также предпринимались вполне успешные попытки описания жестового языка. Наиболее активно велись исследования в области сурдопедагогики и дефектологии (А.П Басова, С.Ф. Егоров [3], И.Ф. Гейльман [4],
Л.С. Димскис [5], С.А. Зыков [6] и др.). Несмотря на свою актуальность и востребованность в аспекте практического применения, в качестве объекта лингвистических исследований в России жестовый язык стал фигурировать сравнительно недавно (начало XXI века). Это подтверждают слова А.А. Кибрика об отсутствии системных и серьёзных работ по данной проблеме: «<...> на вопрос: а кто занимается жестовыми языками в России? Ответить мне было нечего <...>» [7, с. 123]. Соответственно, для современной лингвистики исследование природы жестового языка, специфики его организации, концептуальной основы формирования и функционирования и др. становится одной из приоритетных задач.
Жестовый язык - устоявшийся термин для самостоятельно функционирующей знаковой системы. В определённой мере в нём проявляется сходство с языком жестов: как жестовый язык, так и язык жестов используют одну и ту же модальность - обозначение с помощью рук. Тем не менее, в отличие от языка жестов, жестовый язык, как и вербальный язык, обладает языковой структурой, принципами и правилами её лексической и грамматической организации. Он также имеет общую с вербальным языком нейронную основу и задействует преимущественно работу левого полушария головного мозга, что было доказано благодаря нейровизуализации и изучению травм мозга [8].
Язык жестов, в свою очередь, универсален. Такие жесты не имеют ряда структурных компонентов и комбинаторных правил. Их нельзя использовать для достоверной передачи информации. Данный язык присущ каждому человеку в виде естественного сопровождения речи. Он является компонентом вербальной коммуникации и обеспечивает её мультимодальность.
Жестовый язык как богатая знаковая система обладает широким набором средств для выражения смыслов и отношений между словами и, по мнению ГЛ. Зайцевой, специалиста-дефектолога, которой удалось положить начало коренным изменениям отношения к русскому жестовому языку и совершить значительный сдвиг в области российской педагогики глухих, служит базой и средством обучения глухих, в том числе и словесному языку [9].
Сложность жестового языка отражена в его типологии. В силу неполной изученности данного объекта исследования этот вопрос представляет собой серьезную научную проблему.
У. Зешен, директор международного института жестовых языков и обучения глухих на базе Университета Центрального Ланкашира (UCLan's International Institute for Sign Languages and Deaf Studies), высказывает положение об уров-невой системе организации жестового языка и, как следствие, о возможности и целесообразности описания жестового языка в соответствии с уровнями, соответствующими уровням вербального языка [10, с. 675]:
1. фонемным, которому в жестовом языке соответствуют дактиль и жесты;
2. морфемным;
3. лексическим;
4. синтаксическим.
В настоящее время наиболее широко исследуется лексическая система жестовых языков: составляются визуальные словари, доступные онлайн, накапливаются корпуса жестовых языков. Тем не менее, многие жестовые языки до сих пор не обладают понятием «нормы», что прослеживается в вербальных языках. Неправомерно также говорить о стандартизированном пласте лексики жестовых языков [11, с. 2], в связи с чем существующие классификации лексики в разных жестовых языках имеют существенные различия.
Специфика жестовой номинации заключается в том, что глухие в общении друг с другом используют две совершенно различные речевые системы: калькирующую жестовую речь и средства национального жестового языка [9, с. 32].
У калькирующей жестовой речи нет собственной грамматики. Она калькирует структуру словесного языка (русского, английского, немецкого и т. д.), поэтому является вторичной знаковой системой.
В калькирующей жестовой речи выделяют 2 основных класса жестов для выражения лексики [9, с. 32-33]:
1) жесты, заимствованные из национального жестового языка (например, школа, книга);
2) жесты, принадлежащие только калькирующей жестовой речи (собственно жесты: дискриминация, интеграл; слова русского языка, воспроизводимые при помощи дактильной азбуки (дактильные слова): к-о-н-с-е-р-в-а-т-о-р, к-и-б-е-р-н-е-т-и-к-а; лексемы, содержащие жест и несколько дактилем: к-а-б + комната (кабинет); з + сухо (засуха); что + б-ы (чтобы) и т. д. [9, с. 32-33].
Национальная жестовая речь принципиально отличается от калькирующей жестовой речи. Она устроена совсем иначе и представляет собой систему общения при помощи средств национального жестового языка, которая характеризуется собственной лексикой и грамматикой.
Стоит отметить, что сообщество глухонемых и слабослышащих не общается на едином жестовом языке (однако, таковой существует и необходим на международных мероприятиях). В разных странах используются свои национальные жестовые языки. Следовательно, знаки жестовых языков различаются так же, как и знаки вербальных языков. Так, носитель русского жестового языка не поймёт носителя американского жестового языка, а тот, в свою очередь, носителя британского жестового языка.
Особенности лексического состава русского жестового языка, например, объясняются своеобразием субстанции жеста и функционального назначения русской жестовой речи. Первый класс жестов русского жестового языка - это
жесты, у которых способ выражения значений определяется субстанцией и которые передают различные внешние признаки денотатов. Например, ГЛ. Зайцева выделяет рисующие жесты (шляпа, луна и т. п.); пластические жесты (кровать, чашка и др.) и жесты, имитирующие действия (писать, бежать и т. п.).
Второй класс - жесты, семантически наиболее тесно связанные с функцией русской жестовой речи, например, указательные жесты (части тела (голова, нога, рука) обозначаются простым указанием на них) [9, с. 44].
В лексике американского жестового языка традиционно выделяют 4 класса жестов [12, с. 40-55]:
1) жесты американского жестового языка (nativevocabulary):
• простые глаголы (plainverbs), не передающие свойств актантов (например, play, jump);
• пространственные глаголы (spatialverbs), отвечающие за локативную роль актантов (например, open-door, lift-table);
• глаголы согласования (agreementverbs), указывающие на синтаксическую и семантическую роли актантов (например, I-give-you, you-send-me);
• отглагольные существительные (например, sit: chair, go-by-train: train);
2) заимствованные жесты (foreignvocabulary):
• дактильная азбука,
• инициализированы^ знаки (Client, Character),
• именные знаки (первая буква имени или фамилии),
• заимствованные знаки (J-B "job", W-D"would"),
• аббревиатуры(Р-В "feedback", W-S "workshop');
3) объединённая лексика (unifiedlexicon): заимствованная лексика и слоги американского жестового языка, простые глаголы, отглагольные существительные;
4) жест + знаки дактильной азбуки (compounds with fingerspelled forms): sun + b-u-r-n - "sunburn", soft + w-a-r-e - "software'.
Исходя из приведённых классификаций, основным отличием в системе номинации американского и русского жестовых языков является наличие в русском жестовом языке принципа характера исполнения жеста (рисующий, указательный и т. д.), при этом под данный принцип попадают как глаголы, так и существительные, в свою очередь, для американского жестового языка характер исполнения жеста не является важным принципом построения классификации, которая фокусируется более на глаголе и роли актанта. Однако, системы номинаций похожи в том, что в обеих классификациях выделяются лексемы, состоящие из жеста и знаков дактильной азбуки.
Имеющиеся классификации ряда жестовых языков, тем не менее, не могут рассматриваться как признак достаточной разработанности проблемы лексической репрезентации мира в жестовых языках. Представляется важным указать на малую изученность жестовых языков в отношении существующих региональных диалектов. Так, британский жестовый язык обладает большим количеством вариантов в зависимости от региона, что объясняется географическим расположением ведущих образовательных учреждений для глухих детей [13]. Этот и многие другие вопросы, касающиеся особенностей лексической организации жестовых языков, остаются открытыми, приобретают всё большую актуальность и требуют серьёзного научного описания. Релевантным и показательным, на наш взгляд, выступает сопоставительный анализ способов лексической репрезентации концептов. Он позволяет указать на избирательность данной системы кодирования, её зависимость и обусловленность особенностями восприятия мира представителями разных культур и, как следствие, выявить и описать специфику жестовой концептуализации знаний.
Например, американский жест anger исполняется двумя руками одновременно: четыре пальца согнуты в фалангах, большой палец оттопырен, ладони смотрят на грудь, двумя руками одновременно совершается резкое движение, рисующее четверть окружности, от центра к сторонам. Описанное исполнение жеста фиксирует такую основную концептуальную характеристику злости, как ощущение, раздирающее человека изнутри (возможно, человек, раздирающий себя сам).
Концепт «злость» в русском жестовом языке репрезентирован как ощущение, которое человек испытывает глубоко внутри. Жест, фиксирующий данное чувство, является одноручным. Он исполняется по центру груди, у сердца. Кисть требуется привести в А-конфигурацию, при этом ладонь смотрит на грудь, рукой производятся несколько круговых движений параллельно груди. Глубина восприятия данного чувства прослеживается в исполнении жеста у груди, которая традиционно ассоциируется с сосредоточением души человека.
Таким образом, чувство злости в русском жестовом языке репрезентировано как внутренний процесс. Следовательно, способ концептуализации данного чувства совпадает со способом его концептуализации в американской лингво-культуре. Тем не менее, жесты двух языков по-разному фиксируют анализируемый концепт. Для представителей американской лингвокультуры злость - чувство, разрывающее изнутри, для русских - чувство, спрятанное глубоко внутри, беспокоящее, терзающее, вызывающее негодование.
Концепт fear фиксирует чувство оцепенения, остолбенения как наиболее яркое при страхе. Для воспроизведения жеста fear требуется поднести две руки к груди. При этом ладони смотрят на грудь, пальцы расставлены в стороны. В таком положении руки совершают короткое резкое движение друг к другу, но не соприкасаются, движение повторяется 2 раза.
В отличие от своего американского эквивалента жест страх изображается одной рукой, ладонь смотрит на грудь в С-конфигурации параллельно полу. В таком положении кончики пальцев соприкасаются с грудью и рисуют снизу вверх подобие стержня. Изображение такого «стрежня» может быть интерпретировано как некая сила, которая не позволяет человеку согнуться или совершить какое-либо движение, т.е. вводит в состояние остолбенения.
Следовательно, в основе концептуализации страха в русском жестовом языке лежит внутреннее состояние человека, которое для него характерно в такой момент Несмотря на различное исполнение жестов fear и страх, они фиксируют схожее состояние человека (оцепенение, остолбенение, ступор, скованность). Данный факт не означает, что анализируемый концепт понимается двумя культурами одинаково, и, как следствие, не имеет каких-либо межкультурных различий. Представителями русскоязычной лингвокультурной общности страх
Библиографический список
изображается в форме стержня. В свою очередь, представители американской лингвокультурной общности ассоциируют страх с тисками. Отличие образов свидетельствует о том, что в русской культуре страх понимается как резкая остановка, замирание всех внутренних эмоциональных процессов. В американской культуре страх осмыслен как внутреннее сжатие, желание человека укрыться, спрятаться.
Таким образом, специфика жестовой номинации проявляется как в принципах организации лексических уровней разных жестовых языков, так и в выборе способа и концептуальной основы кодирования знаний об окружающем человека мире. Её полное многоаспектное описание, как представляется, позволит рассматривать жестовый язык как самостоятельную систему репрезентации окружающей действительности, формирующую особую (жестовую) картину мира.
1. Цукерман В.А. Слух, зрение, человек. Химия и жизнь. 1979; 12: 34 - 40.
2. Stokoe W.C. Sign Language Structure: An Outline of the Visual Communication Systems of the American Deaf. Studies in Linguistics. Occasional Papers. 1960; 8: 1 - 78.
3. Басова А.Г, Егоров С.Ф. История сурдопедагогики. Москва: Просвещение, 1984.
4. Гейльман И.Ф. Дактилология. Ленинград: Ленинградский восстановительный центр ВОГ, 1981.
5. Димскис Л.С. Билингвистический подход: необходимость и реальность. Дэфекталогт. 1996; 5: 32 - 38.
6. Зыков С.А. Методика обучения глухих детей языку. Москва: Просвещение, 1977.
7. Кибрик А.А. О важности лингвистического изучения русского жестового языка. Лингвистические права глухих. 2008: 122 - 129.
8. Newman A.J. et al. Neural systems supporting linguistic structure, linguistic experience, and symbolic communication in sign language and gesture. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America. 2015; Vol. 112; No. 37: 11684 - 11689.
9. Зайцева Г.Л. Жестовая речь. Дактилология. Москва, 2000.
10. Zeshan U. Roots, leaves and branches - The typology of sign languages. Sign Languages: spinning and unraveling the past, present and future. TISLR9, forty five papers and three posters from the 9th Theoretical Issues in Sign Language Research Conference. Petropolis: Arara Azul. 2006: 671 - 695.
11. Napoli D.J., Sutton-Spence R. Order of the major constituents in sign languages: Implications for all language. Frontiers in Psychology. 2014; 5: 1 - 18.
12. Padden C.A. The ASL lexicon. Sign Language & Linguistics. 1998; 1: 39 - 60.
13. Quinn G. Schoolization: An Account of the Origins of Regional Variation in British Sign Language. Sign Language Studies. 2010; 10(4): 476 - 501. References
1. Cukerman V.A. Sluh, zrenie, chelovek. Himiya i zhizn'. 1979; 12: 34 - 40.
2. Stokoe W.C. Sign Language Structure: An Outline of the Visual Communication Systems of the American Deaf. Studies in Linguistics. Occasional Papers. 1960; 8: 1 - 78.
3. Basova A.G., Egorov S.F. Istoriya surdopedagogiki. Moskva: Prosveschenie, 1984.
4. Gejl'man I.F. Daktilologiya. Leningrad: Leningradskij vosstanovitel'nyj centr VOG, 1981.
5. Dimskis L.S. Bilingvisticheskij podhod: neobhodimost' i real'nost'. D'efektalogiya. 1996; 5: 32 - 38.
6. Zykov S.A. Metodika obucheniya gluhih detejyazyku. Moskva: Prosveschenie, 1977.
7. Kibrik A.A. O vazhnosti lingvisticheskogo izucheniya russkogo zhestovogo yazyka. Lingvisticheskie prava gluhih. 2008: 122 - 129.
8. Newman A.J. et al. Neural systems supporting linguistic structure, linguistic experience, and symbolic communication in sign language and gesture. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America. 2015; Vol. 112; No. 37: 11684 - 11689.
9. Zajceva G.L. Zhestovaya rech'. Daktilologiya. Moskva, 2000.
10. Zeshan U. Roots, leaves and branches - The typology of sign languages. Sign Languages: spinning and unraveling the past, present and future. TISLR9, forty five papers and three posters from the 9th Theoretical Issues in Sign Language Research Conference. Petropolis: Arara Azul. 2006: 671 - 695.
11. Napoli D.J., Sutton-Spence R. Order of the major constituents in sign languages: Implications for all language. Frontiers in Psychology. 2014; 5: 1 - 18.
12. Padden C.A. The ASL lexicon. Sign Language & Linguistics. 1998; 1: 39 - 60.
13. Quinn G. Schoolization: An Account of the Origins of Regional Variation in British Sign Language. Sign Language Studies. 2010; 10(4): 476 - 501.
Статья поступила в редакцию 10.07.19
УДК 8/82:82-9
Dzyuba A.A., postgraduate, teaching assistant, Humanities and Education Science (branch) Academy of V.I. Vernadsky Crimean Federal University
(Yalta, Russia), E-mail: [email protected]
THE GENRE CANON'S FORMATION OF MASHUP AS A LITERARY TENDENCY (ON THE MATERIAL BY S. G.-SMITH "PRIDE AND PREJUDICE AND ZOMBIES", B.H. WINTERS "ANDROID OF KARENIN", B.H. WINTERS "SENSE AND SENSIBILITY AND SEA MONSTERS"). The paper deals with the genre canon's formation of the modern literary tendency of mashup and focuses on the fact of the hybridization process and the genesis of new genre forms that based on the classic novels mixed with horror elements: zombies, robots, sea monsters. The expansion of the text's frames and genre contamination are one of the leading trends in modern literature due to such a phenomenon as intertextuality. The author comes to the conclusion that in the era of postmodernism mass literary practice becomes genre searches and departure from the previous genre structures: new canons are formed. There is a tendency of active genre experiment, which the researcher observes in the modern American literature.
Key words: modern American novel, postmodernism, intertextuality, genre transformation, mashup, intertextual novel, pretext, secondary text, horror genre, S. G.-Smith, B. H. Winters.
А.А. Дзюба, аспирант, ассистент, ФГАОУ ВО «Крымский федеральный университет им. В.И. Вернадского», г. Ялта,
E-mail: [email protected]
ФОРМИРОВАНИЕ ЖАНРОВЫХ КАНОНОВ ЛИТЕРАТУРНОГО НАПРАВЛЕНИЯ МЭШАП (НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНОВ С.Г.-СМИТА «ГОРДОСТЬ И ПРЕДУБЕЖДЕНИЕ И ЗОМБИ», Б.Х.УИНТЕРСА «АНДРОИД КАРЕНИНА», Б.Х.УИНТЕРСА «РАЗУМ И ЧУВСТВА И ГАДЫ МОРСКИЕ»)
В работе рассматривается формирование жанровых канонов современного литературного направления мэшап и делается акцент на том, что процесс гибридизации и возникновения новых жанровых форм осуществляется на основе классического романа при смешении с хоррор элементами: зомби, роботами, морскими чудовищами. Расширение границ текста и жанровая контаминация являются одной из ведущих тенденций в современной литературе
