CC BY
25
Н.Г. Петрова
ЛЕКСИЧЕСКИЕ РЕГУЛЯТИВЫ НА УРОВНЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ В ПОЭТИЧЕСКИХ ТЕКСТАХ К.Д. БАЛЬМОНТА
Новосибирский государственный педагогический университет
Изменение взгляда на текст и выдвижение новых аспектов его изучения привело к возникновению коммуникативной стилистики художественного текста (см.: [1-3] и др.). Настоящая статья отражает одно из ее направлений, формирующееся под влиянием прагматики и ориентированное на теорию регулятивности, включающую анализ организации познавательной деятельности читателя средствами текста с точки зрения идиостиля автора.
Являясь первым читателем собственного произведения, писатель может испытывать на себе эстетическое воздействие своего творения. Испытывая же его, «он может и сознательно регулировать его. чтобы оно шло в угодном ему направлении» [4, с. 89].
Считаем правомерным предположить, что авторская работа над текстом проявляется в сознательном использовании регулятивов. При этом ведущая роль в организации познавательной деятельности читателя поэтического текста принадлежит лексическим регулятивам, поскольку именно лексический уровень является «основной формой репрезентации художественного смысла текста» [5, с. 99], Лексическийрегулятив представляет собой совокупность лексических средств регулятивности - элементов лексического уровня (включая и сверхсловпые образования) в их текстовом воплощении, сознательно структурированную автором по определенным принципам для организации читательской деятельности на одном из этапов смыслового развертывания текста.
Данная статья посвящена рассмотрению лексических регулятивов. используемых К. Бальмонтом на уровне высказывания.
Наблюдения над поэтическими произведениями трех наиболее известных книг К. Бальмонта «Горящие здания» (1900), «Будем как солнце» (1903), «Только любовь» (1903) [6] показали, что на уровне высказывания - основной коммуникативной единицы, способной отражать целый фрагмент действительности - ситуацию [7, с. 358], поэт организует деятельность читателя за счет различных видов повторов лексических единиц.
Выделяются следующие их виды:
1) повторы разных форм одного слова: Сверкая, ширятся зрачки. И льнут уста к устам...
(«Лунная соната». 1)
Ты со мной бы чуть шепталась, как в реке
волна с волной... («Разлученные», 1)
И, стремясь от счастья к счастью, я пройду
по океанам, И в пустынях раскаленных я исчезну за
туманом,
Чтобы с жадной быстротою аравийского
коня
Всюду мчаться за врагами под багряной
вспышкой дня... («Как испанец, ослепленный верой в Бога и
любовью...»);
: .. .-, '.лея душ чужих,.,»)
Я нанесу тебе невольно. !'»/■', два различные явленья, г.; о ей душе с твоею больно.
(«Различные»)
Той бледностью она бледна. Которую всегда заметишь, Когда монахиню ты встретишь, Что смертью жить осуждена.
(«Печальница»):
3) повторы, содержащие тождественные лексические единицы. Например:
И па улицах угрюмых Было скучно и морозно. Било полночь в наших думах. Было поздно, поздно, поздно.
(«Поздно») В первый миг и в миг последний будьте,
будьте, как цветы. («Тише, тише»);
4) повторы, основанные на принадлежности слов к одному семантическому полю:
Последний стон. Дороги нет назад. Кругом, везде, густеют властно тени...
(«Терцины») Но, мучимый, как ты, терзаемый года, Я связан был с тобой безмолвным договором.
(«Ожесточенному»)
3. Глагольные регулятивные цепочки составляют самую многочисленную группу. Это подтверждает вывод М.Н. Кожиной [9. с. 210] о частотности глагола в художественной речи. И вот в душе моей, звеня, Растет, растет очарованье!
(«Весь - весна»)
В замке, в сладостном бреду, Пела, пела скрипка.
(«Золотая рыбка») И ветры, напоенные проклятьем, В пространстве снов, кружат, кружат, кружат.
(«Безумный часовщик»)
Практически все глагольные регулятивные цепочки состоят из глаголов несовершенного вида, за исключением двух случаев, когда повторяющиеся глаголы являются глаголами совершенного вида:
- Да, он придет, придет к тебе назад!
(«Соединенные»)
Все, что было так светло, Что ушло - ушло - ушло.
(«Чары месяца», 3)
33.3 % общего количества глаголов, образующих регулятивные цепочки, составляют глаголы, употребленные в повелительном наклонении. Наличие в составе регулятивных цепочек такого высокого процента глаголов в повелительном наклонении отражает одну из особенностей стихотворной речи, состоящую в том, что «поэтическая номинация должна нести в себе свидетельство личного авторского восприятия как неустранимый смысл» [10, с. 35]. Это достигается за счет введения в стихотворное высказывание лирического «я» и коммуникативной рамки «я» - «ты», которую как раз и формирует повелительная форма глагола. См., например:
Плачьте, плачьте, запоздалые, Светит вам лишь поздний свет.
(«Серенада»)
Море пело о любви, Говоря: «Живи1. ЖивиЫ
(«Чары месяца», 4) Поет прибой, растет прилив: «Проснись*. Проснись] Бежим! Ты знаешь, мир земной красив, Мы овладеем им!»
(«Я тихо сплю»)
Как видно из приведенных примеров, глагольные регулятивные цепочки не только активизируют воображение читателя и способствуют созданию образа, но и оказывают воздействие как ауто-, так и гетеросуггестивного характера. Велика в этом процессе и роль глаголов в повелительном наклонении (ср. концепцию Б.Ф. Поршнева [11]).
4. Наречные (или адвербиальные) регулятивные цепочки. Данный тип регулятивных цепочек широко представлен в поэтических текстах К. Бальмонта:
Туда, туда\ За грани вечных гор!
(«Предвещание») И день не умрет никогда, никогда! («То будет таинственный миг примирения...») Далеко, далеко, над высокими кручами, Ходит ветер, туман собирая кругом.
(«Я как облако»)
Если в первых двух примерах повторение обстоятельственных наречий «туда» и «никогда» придает высказываниям субъективно-модальное значение категорического утверждения, то в третьем примере повтор обстоятельственного наречия места «далеко» (по значению, а по образованию - качественного) служит для формирования в сознании читателя представления о необъятности, безграничности воздушного пространства.
Наблюдения показали, что лексико-граммати-ческий разряд обстоятельственных наречий представлен лишь повторяющимися наречиями места и времени. Больше половины (54.1 %) общего числа повторяющихся наречий составляют определительные или собственно-характеризующие наречия [12, т. 1, с. 704]. Высокий процент употребления собственно-характеризующих наречий обусловлен'их способностью обозначать свойства, качества, способ действия, интенсивность проявления признака.
Достаточно часто К. Бальмонт использует повтор наречия в сравнительной степени. Это, вероятно, можно объяснить тем, что в формах сравнительной степени (компаратива) заключено морфологическое значение, указывающее на большую - по сравнению с чем-либо - степень признака. См., например:
И тише, кто-то, тише Шептался обо мне...
(«Дождь»)
или:
Радости светят нам реже и реже, С каждым мгновеньем ты сердцу дороже.
(«Печаль Луны», 2)
Сравните также наречную регулятивную цепочку, состоящую из наречия «светло» в форме положительной степени и этого же наречия в форме компаратива в объединении с союзом чем:
А в небесах, в провалах пустоты, Светло горят закатным блеском тучи -
Светлее, чем осенние листы. „
(«Терцины»)
Кроме отмеченных случаев, когда наречия характеризуют пространственно-временной кон-
Н.Г. Петрова. Лексические регулятивы на уровне высказывания в поэтических текстах.
тинуум, действия субъектов, повторяющиеся наречия используются для передачи оценки эмоционального состояния лирического героя, выступая в функции главного члена однокомпонент-
ного предложения:
Душен мир, - в душе свежо. Хорошо мне, хорошо...
(«Жизнь проходит...») Мне страшно, страшно: как сумею
Царицу сердца восхвалить?
(«Восхваление Луны», 2)
В незначительной в количественном отношении группе повторяющихся предикативных наречий [12, т. 1, с. 705] отмечен случай повторяющегося предикативного наречия, имеющего окказиональное значение:
Так лунно было, лунно В моем застывшем сне...
(«Сон»)
Образованное от узуального относительного прилагательного, данное наречие используется К. Бальмонтом в метафорическом, качественном значении.
В силу отмеченного выше синтаксического признака - способности быть членом безличного предложения, предикативные наречия признаются рядом исследователей ([13; 14, с. 41] и др.) отдельной частью речи - категорией состояния.
Частотность регулятивных цепочек разных типов в проанализированных поэтических текстах К. Бальмонта различна. Это наглядно представлено на рисунке.
%
40 35
30 25 20 15
ю
34.4
20,3
8.2
4.7
32.2
1а
16
Процентный состав частей речи, образующих регулятивные цепочки:
1 - субстантивные (а - именные, б - адъективные);
2 - местоименные; 3 - глагольные; 4 - наречные
Преобладание глаголов и наречий в регулятивных цепочках объясняется прежде всего общекатегориальным значением и синтаксическими функциями этих частей речи. Обозначая процессуальный признак предмета и являясь чаще всего центральным звеном семантической структуры предложения, глагол формирует смысл высказывания. Общеизвестно, что наречие как часть речи в 78 % обозначает непроцессуальный признак действия. Синтаксическая же функция наречий заключается в том, что они определяют глагол, имя или другое наречие; свободно употребляются в функции сказуемого, а также определяют предложение в целом.
Частотность употребления глагольных и наречных регулятивных цепочек свидетельствует о коммуникативном намерении К. Бальмонта акцентировать внимание читателей на элементах ситуаций, соответствующих предикату и сиркон-стантам, отражающим пространственно-временной континуум.
Отмеченное повышенное употребление наречий и глаголов в составе регулятивных цепочек, организующих деятельность читателя на уровне высказывания, отражает общую тенденцию поэтического языка XX в., заключающуюся в усилении признаковое™ текста и повышении его предикативности (см. об этом: [15, с. 102]).
Как показали наблюдения, регулятивные цепочки могут состоять из двух или трех тождественных лексических единиц. Наиболее типичны двукратные повторения.
Повторы, выражая различные субъективно-модальные значения, могут быть союзными и бессоюзными. Бессоюзное повторение одного и того же слова в поэтических произведениях К. Бальмонта имеет двоякую функцию:
а) расчленение повторяющихся слов па самостоятельные синтагмы:
Но мысль ее, как друг послушный, Уже зовет, зовет.
(«С морского дна», 3);
б) слитное и убыстренное произнесение повторяющихся форм, обозначающее акцентирование и интенсивность:
Тот звук поет о снах немых: «Усни - усни - уст»...
(«С морского дна», 1)
Союзные повторы (только с союзом «ы») в стихотворениях К. Бальмонта служат для выражения разных субъективно-модальных значений:
а) значения длительности и постоянства:
И сердце простило, но сердце застыло, И плачет, и плачет, и плачет невольно.
(«Безглаголытостъ»)
Мой друг, есть радость и любовь, Есть все, что будет вновь и вновь, Хотя в других сердцах, не в наших.
(«Мой друг, есть радость и любовь...»);
б) значения интенсивности, полноты:
Дальше и дальше уходят мечты, Нет для мышления границы.
(«Безгласная поэма») Мы носимся с бешенством скорее и скорей...
(«Старый дом») На версты и версты протянулось болото. Поросшее зеленой обманной травой,
(«Болото»)
Следует отметить, что чаще употребляются бессоюзные повторы. Если субстантивные и наречные регулятивные цепочки основаны как на союзных, так и бессоюзных повторениях, то в адъективных и местоименных регулятивных цепочках наблюдается только бессоюзная связь между повторяющимися элементами. В глагольных регулятивных цепочках отмечены лишь два случая союзных повторов.
Думается, что использование бессоюзной связи между компонентами регулятивных цепочек, а также союзной связи, но только с сочинительным соединительным союзом «и» - часть коммуникативной стратегии К. Бальмонта, заключающейся в том, чтобы выразить более четко собственную мысль и эмоцию. В результате регулятивные цепочки, элементы которых связаны указанными видами связи, воспринимаются как цельные единицы (в силу равной смысловой самостоятельности элементов), максимально активизирующие внимание читателя на важном для автора фрагменте ситуации, что поддерживается также действием ритма и звуковым составом повторяющихся слов.
Ср. замечание М.Л. Гаспарова [16, с. 30] о взаимодействии ритма и семантики стиха: «...в семантике фразы есть слова, более нагруженные смыслом и менее. Когда семантически сильные слова совпадают с ритмически сильными позициями, это их подчеркивает, когда не совпадают - это их сглаживает».
Тождественные лексические единицы могут непосредственно следовать одна за другой, т.е. располагаться контактно (см. примеры, приводившиеся выше), или быть позиционно разделенными, например:
Тоска - везде - навек - тоска немая.
(«Конец мира») С врагом я, врагом, состязался в неравной борьбе, И молча я вторил сраженный; «О, слава тебе!»
(«Я с каждым могу говорить на его языке...»)
Я отдал бы сердце роковому томленью, Но в сказку, я в сказку влюблен.
(«Тень»)
И тише кто-то, тише Шептался обо мне. И капли с темной крыши Стекали по стене.
(«Дождь»)
Наиболее частотным является разъединение элементов регулятивных цепочек подлежащим, выраженным местоимением.
Позиционное разделение тождественных лексических единиц приводит к тому, что они оказываются в одинаковых ритмико-мелодических условиях. Это способствует дополнительной вы-деленности членов регулятивных цепочек и отражает коммуникативное намерение автора донести до читателя, кроме смысловой, еще прагматическую информацию. Сравните мнение И.Р. Гальперина [17, с. 148] о том, что ритм и особенно разные размеры стиха обладают сверхсмысловой информацией.
В поэтических текстах К. Бальмонта наблюдается доминирование контактного расположения тождественных лексических единиц в рамках высказывания. Это, с одной стороны, отражает то нерасчленешюе впечатление, которое сложилось в сознании Бальмонта-го -та о предмете, явлении и т.д., а с другой - тапгазляет деятельность читателя, что осущесттл^чтя за счет усиления в его сознании важных. хочки зрения автора, элементов ситуации.
Повторяющиеся лексические единицы могут сочетаться:
а) с прагмемой-усилительной частицей «и». Она усиливает значение слова, перед которым стоит, выделяя и подчеркивая его:
И еще, еще идут, И одни других не ждут.
(«Чары месяца», 6) И бродим, бродим мы пустынями Средь лунатического сна, Когда бездонностями синими Над нами властвует Луна.
(«Влияние Луны»)
Оно легко змеится Вдоль тела и лица -И длится, длится, длится. Как будто без конца.
(«Мое прикосновение») И опять, опять застонет Легким ропотом челнок,
(«Боль»);
б) с прагмемой-междометием «о», выполняющей одновременно две функции: модальную и интенсификации (усиления), окрашивающей своим значением не только слово, перед которым она употребляется, но и высказывание в целом.
Сравните, например:
Есть лишь три преддверья. Нужно все пройти.
О, скорей, скорее! Торопись в пути.
(«Три легенды»)
О, наконец, наконец,
Затуманен блестящий дворец!
(«Факелы, тлея, чадят...»)
Такие сочетания создают двойную эмфазу, так как выделяются уже выделенные (в силу повторения), важные в смысловом отношении элементы высказывания. Их использование обеспечивает экспрессивность художественной речи, что, в свою очередь, приводит к повышению эмоционально-оценочного воздействия на читателя.
Отмечены случаи, когда повторяющиеся лексические единицы при вторичном употреблении осложняются еще и конкретизаторами, в качестве которых могут выступать:
а) наречие «так», обозначающее высокую меру, сильную степень проявления какого-либо качества, действия, состояния:
И нежно, так нежно, как вздох неподвижной
травы,
Шепнул он; «Я с вами, но я не такая, как вы...»
(«С морского дна», 2);
б) наречие «все», употребляемое в значении усилительной частицы:
И сильней, все сильней каждый раз
Вы пугались блистающих глаз,
(«Сквозь строй»)
Конкретизация («накапливание» усиления) одного и того же элемента ситуации также способствует созданию прагматичности на уровне высказывания.
Кроме отмеченных примеров усиления смысловых признаков одного из элементов ситуации за счет повтора лексем, в стихотворениях К. Бальмонта имеют место случаи, когда усиливается весь смысл описываемой ситуации. Это выражается в повторе предложений в рамках сложного высказывания. Например:
Он - наш, он - наш, лазурный небосвод!
(«Весенний шум, весенний гул природы..,»)
Нет, пытки моего ребенка
Я не хочу, я не хочу\
(«Ребенок», 3)
Данный вид повтора оказывается значимым в организации читательской деятельности в двух планах. Во-первых, располагаясь контактно, повторяющиеся высказывания могут создавать установку на развитие смысла:
а) в последующей части сложного высказывания:
Я счастлив. Я счастлив. Я знал, что такое любовь!
(«Песня араба»)
Я падаю, я падаю, немея, Скорей, убей чудовищного змея.
(«На мотив из Зенд-Авесты»);
б) в перспективе целого текста (или блока высказываний), выступая в качестве начального высказывания:
Но как же так, но как же так? Один сказал мне: «Да», Другой сказал, что будет мрак, Что в жизни нет «Всегда».
(«Заклятие»)
Во-вторых, контактно расположенные повторяющиеся высказывания могут завершать актуализированный ранее смысл:
а) содержащийся в предыдущей части сложного высказывания:
Ты была мне сестрой, то нежною, то страстной, й я тебя любил, и я тебя люблю.
(«Печаль Луны», 3);
б) заключенный в предыдущих высказываниях, представляющих собой коммуникативный блок:
Он вдруг воскликнул, звучно, как поэт: «Есть Бог - хоть это людям непонятно!» И снова повторил: «Есть Бог\ Есть Бог!»
(«Радостный завет»)
Повтор тождественных высказываний в позиции завершения ранее актуализированного смысла является наиболее частотным в поэтических произведениях К. Бальмонта.
Проведенный анализ позволяет сделать вывод о том, что выявленные виды регулятивных цепочек, основанных на повторе тождественных лексических единиц, коррелирующих с одним и тем же элементом описываемой ситуации (или всей ситуацией), являясь средством создания прагматичности на уровне высказывания, в значительной мере облегчают смысловое восприятие информации читателем на этом уровне.
Литература
1. Болотова Н,С. Краткая история стилистики художественной речи в России (к истокам коммуникативной стилистики текста). Томск, 1996.
2. Болотнова Н.С. Коммуникативная стилистика текста и ее особенности // Мат-лы междунар. съезда русистов в Красноярске (1-4 октября 1997 г,): В 2 т. Т. 2. Красноярск, 1997.
3. Болотнова Н.С. Задачи и основные направления коммуникативной стилистики художественного текста // Вестник Томского государственного педагогического университета. 1998. Вып. 6,
4. Филипьев Ю.А, Сигналы эстетической информации. М,, 1971.
5. Болотиста Н.С. Художественный текст в коммуникативном аспекте и комплексный анализ единиц лексического уровня, Томск, 1992.
6. Бальмонт К.Д. Стихотворения. М., 1989.
7. Гак В.Г. Высказывание и ситуация // Проблемы структурной лингвистики. М., 1973.
8. Мальцев В.А. Параллелизм, его взаимосвязь с повтором и роль в организации художественного текста // Романское и германское языкознание. Вып. 6, Минск, 1976,
9. Кожина М.Н. Стилистика русского языка: Учеб. для студентов лед. ин-тов по спец. № 2101 «рус. яз. и лит.». 3-е изд., перераб. и доп. М„ 1993.
10. Очерки истории языка русской поэзии XX века. Поэтический язык и идиостиль: Общие вопросы. Звуковая организация текста / В.П. Григорьев, И.И. Ковтунова, О.Г. Ревзина и др. Под ред. В.П. Григорьева. М., 1990.
11. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. Проблемы палеопсихологии. М., 1974.
12. Русская грамматика. Т. 1-2, М., 1982.
13. Щерба Л.В. О частях речи в русском языке,// Щерба Л.В, Избранные работы по русскому языку. М., 1957,
14. Виноградов В.В. Русский язык (Грамматическое учение о слове). М., 1972.
15. Ковтунова И.И. Введение // Очерки истоми языка русской поэзии XX века: Грамматические категории. Синтаксис текста. М„ 1993*
16. Гаспаров М.Л. Лингвистика стиха // Изв. АН. Сер. лит. и яз. 1994. Т. 53. № 6.
17. Гальперин И.Р. Информативность единиц языка: Учеб. пос. для вузов. М., 1974.
Л.А. Петроченко
АЛЛЮЗИЯ В КОНТЕКСТЕ МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИЙ
Томский государственный педагогический университет
Изучение проблем человеческого общения лингвистами, культурологами, психологами, антропологами и учеными других специальностей постепенно привело к тому, что в конце XX в. в языкознании, наряду со сравнительно-исторической и системно-структурной парадигмами, сложилась еще одна научная парадигма, получившая название «антропоцентрической». Новая парадигма -- это «переключение интересов исследователя с объектов познания на субъекта, то есть анализируется человек в языке и язык в человеке». В наше время просто выявление различных характеристик языковой системы уже не может считаться единственной целью лингвистического анализа [I, с. 6].
В число наиболее важных для исследования направлений новый лингвистический подход включает проблему взаимодействия языка и культуры, поскольку язык отражает, помимо реального мира и реальных условий жизни, общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, мораль, образ жизни, систему ценностей, мироощущение и видение мира. Язык - сокровищница культуры. Он хранит культурные ценности и передает их от поколения к поколению [2, с. 94].
В связи с формированием антропоцентрической парадигмы, в 70-80-е гг. XX в. изучение человеческого общения выделилось в самостоятельную академическую дисциплину - коммуникацию. Предметом коммуникации стало всестороннее изучение проблем общения во всем многообразии его форм и проявлений [3, с. 4].
Эти инновации не могли не ;
подавание иностранных языков. Г. ¡д. ч- ;
иностранных языков одними и : ли, что для эффективного обще тенями других культур недоста владения языком. Изучение инее : должно включать изучение ю д ; ,- • г - . язык которого познается. В России одновременно с идеями принципиально нового подхода к преподаванию иностранных языков начали развиваться идеи межкультурной коммуникации [4, с. 26].
Межкультурная коммуникация, представляя собой многоаспектное понятие, имеет глубокие исторические корни. Взаимосвязь, взаимовлияние и взаимодействие языков и культур существует с тех пор, как в ходе развития человеческой цивилизации появились языковые и культурные различия. Изучая иноязычную культуру, нужно, однако, учитывать, что в любой культуре существует значительное число привнесенных, но уже ассимилированных компонентов. Это явление можно показать на примере употребления аллюзий.
Аллюзия - это особого рода ссылка, словом или фразой, на какое-либо событие, лицо, предмет и т.д. Использование аллюзий обязательно предполагает, что названный объект известен и говорящему иди пишущему, и адресату. Спектр аллюзий весьма обширен. Они могут иметь как специфически национальный, так и инокультур-ный характер. Существуют большие группы литературных, мифологических, библейских и других аллюзий.
