CC BY
21
УДК 811.512
А. А. Петров, Т. С. Назмутдинова
Лексические и грамматические антиподы в развитии языковой картины мира (на материале эвенского и долганского языков)
Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена, г. Санкт-Петербург, Россия
Аннотация. Проблема лексических и грамматических антиподов эвенского и долганского языков является малоисследованной областью тунгусо-маньчжуроведения и тюркологии. Работ подобного рода практически нет, а между тем назрела актуальная необходимость изучения данного аспекта компаративистики. Новизна работы заключается в том, что в ней впервые в урало-алтайском языкознании проводится синхронный и диахронический анализ антиподов лексики и грамматики эвенского и долганского языков в этнолингвистическом аспекте. Исследуются проблемы языковой картины мира, языковых моделей и места человека в концептуальной научной картине мира. Непосредственно лингвистическая часть статьи посвящена изучению антиподов при выражении единичности и множественности. Категория числа представлена противопоставлением одного предмета многим и эта оппозиция является наиболее распростаненной в системах обоих языков. Рассматриваются употребления форм принадлежности как определенные закономерности, выходящие за рамки простого обозначения отношения принадлежности и обладания. Отмечается, что они выражают широкий спектр логических связей между предметами и лицами в окружающем мире. Констатируются и изучаются категории падежа как лингвистического феномена и одной из самых сложных систем в понимании природы антиподов в языке. В качестве грамматических антиподов исследуются также оппозиции личных местоимений. Лексические и грамматические факты даны в процессе закономерной эволюции как факты объективной реальности. Цель: исследовать проблемы эволюции лексических и грамматических антиподов эвенского и долганского языков в русле этнолингвистической традиции; показать языковую картину мира эвенов и долган через
ПЕТРОВ Александр Александрович - д. филол. н., профессор кафедры алтайских языков Института народов Севера Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена.
E-mail: petrovalexspb@mail.ru
PETROV Alexander Aleksandrovich - Doctor of Philological Sciences, Professor of the Department of Altaic Languages, Institute of the Peoples of the North, A.I. Herzen Russian State Pedagogical University (Herzen University).
НАЗМУТДИНОВА Татьяна Станиславовна - к. филол. н., зав. кафедрой алтайских языков, фольклора и литературы, зам. директора Института народов Севера Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена.
E-mail: scurumoch@mail.ru
NAZMUTDINOVA Tatyana Stanislavovna - Candidate of Philological Sciences, Head of the Department of Altaic Languages, Folklore and Literatue, Vice-Director of the Institute of the Peoples of the North, A.I. Herzen Russian State Pedagogical University (Herzen University).
факты языка: категории единичности и множественности, принадлежности, падежа и местоимений. Ставится также задача осмысления места человека в концептуальной научной картине мира. Материалами исследования послужили полевые наблюдения авторов и экспедиционные материалы, данные многолетнего собственного практического опыта преподавания эвенского и долганского языков в Институте народов Севера РГПУ им. А.И. Герцена, а также опубликованные труды известных российских и зарубежных ученых. В статье впервые исследован фактический лингвистический материал эвенского и долганского языков с точки зрения их языковой картины мира. Изучены особенности бытования и эволюции языковых антиподов в области словарного состава (лексика) и грамматики (морфология): категории единичности/множественности, принадлежности, падежей, местоимений. Представлены также материалы о взаимодействии языка и культуры в этнолингвистических исследованиях российских и зарубежных авторов.
Ключевые слова: эвенский язык, долганский язык, языковая картина мира, этнолингвистика, лексические и грамматические антиподы.
DOI 10.25587/v4086-1348-2698-t
A. A. Petrov, T. S. Nazmutdinova
Lexical and grammatical antipodes in the development of the language picture of the world (based on the material of the Even and Dolgan languages)
Russian State Pedagogical University named after A.I. Herzen, St. Petersburg, Russia
Abstract. The problem of lexical and grammatical antipodes of Even and Dolgan languages is a little explored area of Tungus-Manchu studies and Turkology. There are practically no works of this kind, but meanwhile, there is an urgent need to study this aspect of comparative studies. The novelty of the work lies in the fact that for the first time in the Ural-Altai linguistics, it carries out a synchronous and diachronic analysis of the antipodes of the vocabulary and grammar of Even and Dolgan languages in the ethnolinguistic aspect. The problems of the linguistic picture of the world, linguistic models and the place of man in the conceptual scientific picture of the world are investigated. The directly linguistic part of the article is devoted to the study of antipodes in expressing singularity and multiplicity. The category of numbers is represented by the opposition of one subject to many, and this opposition is the most common in the systems of both languages. The use of ownership forms is considered as certain patterns that go beyond the simple designation of the relationship of ownership and possession. It is noted that they express a wide range of logical connections between objects and persons in the world around them. The categories of case as a linguistic phenomenon and one of the most complex systems in understanding the nature of antipodes in a language are ascertained and studied. Oppositions of personal pronouns are also studied as grammatical antipodes. Lexical and grammatical facts are given in the process of natural evolution as facts of objective reality. Purpose: to study the problems of the evolution of the lexical and grammatical antipodes of the Even and Dolgan languages in line with the ethnolinguistic tradition; to show the linguistic picture of the world of Evens and Dolgans through the facts of the language: categories of singularity and plurality, belonging, case and pronouns. The task of understanding the place of man in the conceptual scientific picture of the world is also posed. Research materials: field observations of the authors and expeditionary materials, data of many years of own practical experience in teaching Even and Dolgan languages at the Institute of the Peoples of the North, Russian State Pedagogical University named after A.I. Herzen, as well as published works of famous Russian and foreign scientists. Results and scientific novelty. For the first time, the actual linguistic material of Even and Dolgan languages was studied from the point of view of their linguistic picture of the world. The features of the existence and evolution of linguistic antipodes in the field of vocabulary (vocabulary) and grammar (morphology) are studied: categories of
singularity / multiplicity, belonging, cases, pronouns. Materials on the interaction of language and culture in ethnolinguistic studies of Russian and foreign authors are also presented.
Keywords: Even language, Dolgan language, linguistic picture of the world, ethnolinguistics, lexical and grammatical antipodes.
Введение
Общеизвестно, что язык не только средство общения, но и мощное орудие накопления и передачи знаний этносов и опыта поколений. Этнический язык всегда был и останется достоянием общечеловеческой культуры. Как отмечают исследователи «язык - важнейшее из всех явлений культурного порядка, ибо если мы хотим понять сущность культуры - науку, религию, литературу, то должны рассматривать эти явления как коды, формируемые подобно языку, ибо естественный язык имеет лучше всего разработанную модель. Поэтому концептуальное осмысление культуры может произойти только посредством естественного языка» [1, с. 62]. В науке о языке, как отечественной, так и зарубежной, в последние годы нашло развитие такое направление языкознания, как этнолингвистика (ЭЛ). Об этом свидетельствуют труды московских, санкт-петербургских, курских, петрозаводских, якутских ученых, успешно трудящихся в этих областях [2, с. 23-32].
ЭЛ относится к так называемой внешней лингвистике, и она не может оставить без внимания такой актуальный философский вопрос, как языковая картина мира (ЯКМ). Исследователи крупных этнолингвистических центров (Институт славяноведения в Москве, сектор этнолингвистики Института польской филологии Люблянского университета им. М. Кюри-Склодовской в Польше, кафедра общего языкознания и риторики СВФУ им. М.К. Аммосова в Якутске, кафедры Курского госпедуниверситета и Петрозаводского госуниверситета и др.) так или иначе касаются проблем изучения ЯКМ. Так, например, ученые Люблинского университета ведут работу в русле постулата о глубинной, двусторонней связи языка и культуры, понимания языка и как продукта, и как орудия культуры, дающего возможность реконструировать «языковую модель мира». Эти сведения нашли свое отражение в серийных изданиях «Этнолингвистика» под ред. Ежи Бартминского и в его фундаментальном труде недавнего времени [3]. Л. Л. Габышева на базе языкового материала исследовала картину мира олонхо, модель мира древнего саха [4].
Что же такое картина мира - КМ? Что такое ЯКМ?
Существует целая иерархия понятий КМ, их классификация. Еще с 1970-х гг. в Москве, Киеве, Свердловске, Уфе и других научных центрах на базе Института теоретической физики, Института философии и других академических учреждений были проведены специальные научные семинары, рассматривавшие проблему «Научная картина мира» (НКМ) в системе «теория - наука - философия - мировоззрение - культура». На этих семинарах дискутировались вопросы НКМ, естественной НКМ, физической КМ, биологической КМ, химической КМ, механической КМ, квантовой КМ и т. д. [5, с. 29-39].
«Картина мира есть целостный глобальный образ мира, который является результатом всей духовной активности человека. Образ мира возникает в различных актах мироощущения, мирочувствия, миросозерцания, мировосприятия, мировидения, миропонимания, миропредставления, мирооценки, мироуяснения, в актах переживания
мира как целостности, в актах миродействия» [6, с. 20]. Этот же коллектив авторов классифицирует КМ на три типа: 1) КМ взрослого человека и детская КМ; 2) КМ психически нормального человека и психопаталогическая КМ; 3) «цивилизационная» КМ и архаическая КМ. В КМ речь может идти о мире в целом (целостная КМ) или о фрагменте мира (локальная КМ). Целостные КМ: мифологическая, религиозная, философская. Локальные или частнонаучные КМ: физическая, химическая, биологическая, геологическая, техническая, социологическая, системная, кибернетическая, информационная, математическая и др. Такие локальные КМ формируются профессионалами и служат средством ориентации в специальной деятельности [6, с. 32].
НКМ выступает в качестве структурного компонента мировоззрения. Мировоззрение теснейшим образом связано с понятием «менталитет». Вот как определяет этот термин справочник: «Менталитет - умственный, духовный - образ, способ мышления личности или общественной группы, а также присущая им духовность и ее социальная и биологическая обусловленность, склад ума, умственный настрой, мировосприятие» [7, с. 240]. Л. А. Зеленов, рассуждая о сущности менталитета, пишет: «Менталитет (ментальность) - понятие, рожденное из латинского, венгерского, сербохорватского, словенского, турецкого, азербайджанского, украинского, болгарского языков. Суть одна: облик, плащ, образ, внешний вид и т. п. (М. Фасмер). По существу менталитет представляет собой "объективированную субъективность", "овнешнение внутреннего", "опредмеченную духовность". Менталитет - это не внешнее и не внутреннее, не материал и не дух, не форма и не содержание, не явление и не сущность... - это сплав того и другого, это диалектическое единство бытия и сознания» [8, с. 165]. Менталитет есть не только у каждого исторически сложившегося этноса (французы, немцы, англичане, русские и т. д.), но и у каждого исторически сложившегося демоса (американцы, швейцарцы, россияне и. т. д.). Менталитет коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, в том числе и эвенов (ламутов) и долган ^ака), во многом определяется их бытием и сознанием, реализуясь в конкретных проявлениях национального характера. Северный характер, сложившийся в экстремальных условиях криолитозоны Арктики и Сибири в быту кочевников, охотников, рыболовов, безусловно имеет свои отличительные особенности.
Материалы и методы
Мысль о существовании особого языкового мировидения была сформулирована
B. Гумбольдтом как научно-философская проблема еще в начале XIX в. Он писал, что «различные языки по своей сути, по своему влиянию на познание и чувства являются в действительности различными мировидениями» [9, с. 370]. Далее он отмечал, что «...своеобразие языка влияет на сущность нации, как той, которая говорит на нем, так и той, для которой он чужой, поэтому тщательное изучение языка должно включать в себя все, что история и философия связывают с внутренним миром человека» [9, с. 377]. Гумбольдт призывал рассматривать язык не только как средство общения, но и как цель в самом себе, как орудие мыслей и чувств народа. В этом он видел основу подлинного языкового исследования. Он был убежден, что различия в характере языков лучше всего проявляются в состоянии духа и в способе мышления и восприятия» [9, с. 380].
Как справедливо отмечает В. Г. Белолюбская: «Языковая картина мира характеризуется как совокупность знаний о мире, запечатленных в лексике, фразеологии, грамматике. Она строится на изучении представлений человека о мире. А по замечанию М. Хайдеггера картина мира - это не картина, что отображает мир, а мир, понятый как картина» [10, с. 397]. Проблемы ЯКМ и национального менталитета исследовались в трудах Г. Д. Гачева [11, 12], У А. Винокуровой [13], Л. А. Зеленова [8], Е. С. Яковлевой [14],
C. М. Толстой [15] и др.
Эвенский язык относится к северной подгруппе тунгусо-маньчжурских языков, а долганский к якутской подгруппе уйгуро-огузской группы тюркских языков. Оба языка
входят в более обширную алтайскую семью урало-алтайской языковой общности. Эвенов в РФ по последней официальной переписи населения 2010 г. - 22383 чел., проживают в Республике Саха (Якутия), Магаданской области, Хабаровском и Камчатском краях и Чукотском автономном округе. Долганы населяют территории Красноярского края и Республики Саха (Якутия), их по этой же переписи - 7885 чел. В отличие от русского языка, эвенский и долганский типологически являются языками агглютинативными. Этим определяется их своеобразие и особая специфика. Если в русском языке 6 падежей, то в эвенском их 12, а в долганском - 8. В северных языках строгий закон гармонии гласных и свои правила в области вокализма и сингармонизма. В эвенском 6 грамматических времен года, две формы личных местоимений, 1 лицо множественного числа: мут (инклюзивная форма - мы с вами) и бу (эксклюзивная форма - мы без вас); разветвленная парадигма грамматических категорий глагола, своеобразный синтаксис и т. д. Вместе с тем, между эвенским и долганским языками много общего, прежде всего в лексике. Особенно в оленеводческой терминологии, ибо оба народа практикуют единый хозяйственно-культурный тип - оленеводство (охота, рыболовство, собирательство). В эвенской культуре, наряду с дуализмом, распространен антропоморфизм. Он нашел отражение в религиях (анимизм, тотемизм, шаманизм, христианство), обрядах (родильных, свадебных, похоронных, производственных и в культе медведя), искусстве [16]. Оригинальный традиционный календарь эвенов связан с человеком. Для примера можно привести исконно эвенские наименования месяцев, построенные на ориентировке по частям тела человека, описанные еще В. Г. Богоразом и В. И. Цинциус: октябрь - ойчири билэн беган - 'месяц подымающегося запястья'; ноябрь - ойчири ечэн - 'подымающийся локоть'; декабрь - ойчири мир - 'подымающееся плечо'; январь -тугэни хэе - 'макушка зимы' и др. [17, с. 47; 18, с. 227-228]. В культуре родственных эвенам эвенков (тунгусов) аналогичные темы тоже присутствуют, что хорошо показала на материале родного эвенкийского фольклора Г. И. Варламова [19]. Современнные исследования подтверждают тезис о том, что человек является центром мироздания и Вселенной. Так, к примеру, культуролог Л. К. Круглова пишет: «...главным результатом деятельности человека является он сам» [20, с. 19].
Обсуждение и результаты
Этнолингвокультурологическое исследование принципов концептуализации картины мира, свойственной тому или иному этносу может осуществляться на основе анализа наиболее презентативных культурно-языковых концептов. К таким концептам, несомненно, относятся языковые антиподы.
Языковые антиподы, являющиеся ключевыми и в семантической, и в грамматической структуре языка, играют аналогичную роль в культуре этноса, в его представлении о добре и зле, жизни и смерти, счастье и горе, иерархическом устройстве социума и т. д., а также в логико-диалектических понятиях пространства и времени, единичности и множественности, реальности и нереальности, определенности и неопределенности и др.
Объективная и традиционная картина мира с выраженным дуальным характером находят свое отражение в языке особенно ярко в семантических антиподах. При этом надо заметить, что языковые антиподы отражают поверхностную, видимую поляризацию явлений окружающего мира. Глубинный невидимый смысл слов обычно «свернут» и становится понятен только при его анализе, при применении особых методов исследования в этнокультурном контексте. Слово надо «развернуть» для извлечения его глубинного смысла, закодированной в нем культурной информации. Как писал О. Мандельштам «Доброе слово является пучком, и смысл торчит из него в разные стороны, а не устремляется в одну официальную точку...». Речь идёт прежде всего о выявлении коннотаций слова - лексической информации, сопутствующей значению слова.
Важнейшими для развития ЯКМ представляются лексические метафоры, выражающиеся в различении вертикального и горизонтального пространства и времени: верх/низ, юг/север, день/ночь, правый/левый; в толковании соматической лексики в соответствии с представлениями о модели окружающего мира и др. Мифопоэтическая картина мира в семантике цветовых метафор антиподов черный/белый хара/YPYн блестяще раскрыта в книге Л. Л. Габышевой на материале языка и культуры якутов [4], где глубоко анализированы на материале тюркских и монгольских языков метафоры антиподы из разных пластов лексики. На материале эвенского языка цветовую метафору исследовала В. Г. Белолюбская [10].
Грамматика любого языка также дает аналитический материал о роли лексико-грамматических позиций (антиподов) в развитии ЯКМ. Приведём лишь некоторые примеры таковых позиций из области именных грамматических категорий, выполняющих важную роль в представлении людей о материальном и духовном мире. Грамматические антиподы отличаются от метафорических (лексических) логикой их противопоставления. Если в мифах, обрядах, ритуалах человек руководствуется логикой воображения, то в грамматических оппозициях логика реально мотивирована.
Именно в грамматических оппозициях содержатся проявления поверхностных и глубинных систематических и системных уровней языка. Поверхностный и систематический уровень языка представляет внешний, видимый ряд фактов, а глубинный, системный уровень языка не дан в непосредственном наблюдении и вскрывается при изучении механизма его внутренних противоречивых связей.
Одни из самых заметных антиподов в языке - это выражение единичности и множественности. Категория числа представлена противопоставлением одного предмета многим. Эта оппозиция выражена в языке противопоставлением форм единственного и множественного числа, отражая реально мотивированное отношение вещей в окружающем мире. Но в практике функционирования этих форм отмечается ряд особенностей, выходящих за рамки прямого противопоставления. Каждая из данных форм сама по себе противоречива, так как субстанциально содержит противоречащие своему основному содержанию смысловые связи, т. е. члены оппозиции внутренне противоречивы и стремятся реализовать значение своего антипода.
Так, единственное число обозначает не только единичность предмета как одного из класса однородных предметов, но представляет предмет как совокупное единство, как целый ряд предметов в значении собирательной множественности. Например: в этом лесу ягода не растет. Здесь необходимо отметить, что в эвенском языке (помимо традиционных количественных и порядковых) имеются числительные разделительные, повторительные, умножительные, собирательные, а также особые для счёта копытных животных (эв. иланра три, тройка, дынра четыре, четверка и т. д.), для счета юрт, хозяйств (эв. иланру три юрты, дыгэнру четыре хозяйства и т. д.), для счета копыльев нарт, патронов, названий игральных карт, числа очков в игре и т. д. (эв. дюрда двойка, двойчатка, иларда тройка, тройчатка и др.) [18, с. 128].
Наблюдения показывают, что любые языковые антиподы допускают промежуточные звенья в цепи противопоставлений. Своеобразным промежуточным звеном, «разрушающим» оппозицию единственное число/множественное число является форма единственного числа, где предмет только называется и значение числа нейтрализовано. Например: собака человеку много пользы приносит. К этой группе относятся такие слова как народ, родня, группа, стадо и др., которые характеризуются двойственным семантическим и грамматическим смыслом.
Форма множественного числа способна выражать раздельно, расчлененно воспринимаемые предметы. Например: олени любят есть соль. Слово олени во множественном числе понимается как множество однородных предметов, но в то же время оно воспринимается и в значении обобщенного наименования как один предмет.
Таким образом, каждая из противопоставленных форм категорий числа противоречива по своей природе и может позиционировать себя в качестве своего антипода.
Категория принадлежности в грамматике урало-алтайских языков определяется как отношение принадлежности предмета к одному из трех лиц или к другому предмету. Она является одной из основных категорий, составляющих специфику грамматического строя данных языков. Все формы принадлежности широко употребительны в речи, многие из существительных практически и не употребляются без данной формы. К таковым относятся, например, названия частей тела человека и термины родства.
В употреблении форм принадлежности отмечаются определенные закономерности, выходящие за рамки простого обозначения отношения принадлежности и обладания. Они выражают широкий спектр логических связей между предметами и лицами в окружающем мире, иногда отходящих от понятий реальной принадлежности и обладания и которые можно условно назвать отношениями «нереальной» принадлежности. Категория принадлежности в широком смысле оказывается грамматической субстанцией, охватывающей весь строй языка и проникающей в область иных языковых структур. Например: долг. каччага да кврбвтвк к^им; букв.: никогда не виденный мной человек - мой. Предмет становится «моим» только в силу вовлечения его в сферу говорящего.
Формы принадлежности могут быть противопоставлены по выражению реальной и нереальной принадлежности. Действительно, с помощью одного и того же аффикса обозначается предмет, на самом деле принадлежащий субъекту: долг. курткам моя куртка, оронун - твоя кровать, и предмет, на самом деле не принадлежащий субъекту: долг. деканым мой декан, уулуссан - твоя улица и т. д. При нереальной принадлежности грамматическая суть форм, ее выражающих, превалирует над семантикой, т. е. функциональность форм нейтрализует его семантику.
В рамках категории принадлежности заметна противопоставленность форм 1-го и 2-го лица в форме 3-го лица. В первой из членов оппозиции принадлежность может быть реальной и нереальной, как видно из примеров, а их семантические значения обеспечиваются включением слов с данными аффиксами (1-го и 2-го лица) в сферу говорящего, их участием в непосредственной коммуникации. Слова с аффиксами 3-го лица выражают такие же отношения только если вовлечены в сферу говорящего. Но в силу своего неучастия в непосредственной коммуникации, а также не вовлеченности в сферу говорящего, они начинают реализовывать и другие отношения: части к целому, временные, пространственные и другие логические связи в высказывании. Например: долг. остоол атага - ножка стола, кYHY бьАа - целый день, дьиэ таhа - около (вокруг) дома, оголор YгYстэрэ - большинство детей и т. д.
Такая «разбросанность» значений, выражаемых формами принадлежности, позволяет носителю языка «уходить» от обозначения только декларируемого признака к выражению самых разных отношений, порой далеких от значений реальной принадлежности, и более широко и полно представлять вербальную картину мира.
Категория падежа является одной из сложных в понимании ее природы категорий языка. Сложность эта не только в многочисленности составляющих ее единиц, а в том еще, что видимые проявления этих единиц порой трудно связать друг с другом.
В рамках системы падежи по своим основным значениям объединяются в определенные группы, где они образуют оппозиции по какому-либо их преимущественному признаку. Кроме данной группы каждый падеж входит в другой ряд падежей, где он соотнесен (противопоставлен) с ними по совершенно другой линии, безотносительно к тем значениям, по которым он соотносится с падежами «своей» группы.
Таким образом, одни проявления падежей являются основой их противопоставления в рамках группы падежей по одной линии, другие - для корреляции этих же падежей в
рамках других падежей по иной линии. Понимание этой связи ведет и к пониманию сложных взаимоотношений лексики и грамматики, семантики и функции, т. к. именно эти взаимоотношения определяют двойственный характер каждого падежа.
В выражении прямого объекта основной падеж (nominative) оказывается антиподом винительного (accusative), что основано на противопоставлении выражаемых ими значений - отвлеченного и конкретного. Объект в их обозначении характеризуется как неопределенный или определенный предмет. Например: долг. библиотекаттан кинигэ (осн. п.) ыллым - из библиотеки взял книгу. Объект неопределенен, т. к. в предложении сообщается факт действия, а предмет только называется. Библиотекаттан кинигэни (вин. п.) ыллым. Объект определенен, т. к. сообщается не столько факт действия, сколько факт предмета, известного собеседникам. Как и всякие антиподы, данные падежи в двух своих крайних проявлениях противоречивы, т. к. «стремятся» выражать значение своего антипода. Основной падеж в позиции дополнения после глагола, в его отстоящей позиции приближается к обозначению определенного объекта, а винительный падеж может выражать неопределенность объекта. Например: долг. Мин табаны (вин. п.) hатаан квлуйэбин - я умею запрягать оленя. Такие проявления падежей возможны лишь потому, что у каждого падежа есть другая сфера употребления - синтаксическая, где их семантические признаки нейтрализованы и они являются только падежами прямого дополнения.
У данной оппозиции, как у всяких грамматических антиподов, есть промежуточное звено - это частный падеж (partitive), выражающий значение неопределенности объекта и его «частичной» определенности.
В обозначении пространственного признака дательный падеж (dative) оказывается антиподом исходного падежа (ablative). Полярно противоположные значения этих падежей выражают: а) исходный, начальный пункт движения в пространстве (исх. п.); б) конечный пункт движения в пространстве (дат. п.). например: долг. бэгэhээ гуораттан (исх. п.) поселокка (дат. п.) кэлбиппит вчера из города приехали в поселок.
В плане описания пространственной картины у антиподов оказывается промежуточное звено - это значения, выражаемые орудным падежом (instrumentalis). Если исходный падеж обозначает начальный пункт движения, а дательный - конечный, то орудный падеж показывает процесс этого движения, точнее, место протекания действия после начала с исходного пункта еще до достижения конечной точки. Например: долг. эргэ орогунан бэгэhэ гуораттан (оруд. п .) поселокка кэлбиппит - вчера из города по старой дороге приехали в поселок. Точно так же можно охарактеризовать временные отношения, выражаемые данными падежами.
Значения антиподы можно обнаружить в семантике одного падежа. Например, отложительные значения долганского исходного падежа (от объекта) противостоят его же приложительным значениям (к объекту). Остуолтан (исх. п.) ылла - взял со стола; илиититтэн (исх. п.) ылла - взял за руку. Промежуточную позицию между значениями антиподами занимают отложительно-приложительные значения этого же падежа. Например: ол киhи hYбэтиттэн тахсыбаппыт (долг.) от совета того человека не отказываемся (букв. не выходим, т. е. совет «принимаем»).
В качестве грамматических антиподов можно было бы представить следующие оппозиции личных местоимений: а) говорящий (я, мы)/слушающий (ты, вы); б) участник коммуникации (я, мы, ты, вы)/не участник коммуникации (он, она, они); в) лицо/не лицо и др.
Заключение
Эвенский и долганский языки включены в «Красную книгу языков народов России» и находятся под охраной государства. Они изучаются и преподаются в Институте народов Севера РГПУ им. А.И. Герцена, которому в этом году исполняется 90 лет.
Ведется преподавание этих языков в школах Таймыра и Якутии, а также на кафедре северной филологии филологического факультета Института языков и культуры народов Северо-Востока Азии СВФУ им. М.К. Аммосова. Каждое исследование этих языков вносит свой вклад в сохранение и развитие культуры коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока РФ, в том числе эвенов и долган. Именно поэтому в последние годы наиболее актуально ставятся проблемы лингвоэтноэкологии данных этносов. Языковые антиподы (как лексические, так и грамматические) при их анализе способны нам раскрыть свои возможности в отражении объективной и, что более важно с культурологической точки зрения, традиционной картины мира. Язык и культура, образуя единый семантический континуум, имеют общие информационные структуры и самым тесным образом связаны с системным уровнем исследования глубинных фактов языка и культуры этноса.
Принятые сокращения: долг. - долганский язык КМ - картина мира НКМ - научная картина мира
РГПУ - Российский государственный педагогический университет им.А.И.Герцена (г. Санкт-Петербург)
СВФУ - Северо-Восточный федеральный университет им. М.К. Аммосова (г. Якутск) эв. - эвенский язык ЭЛ - этнолингвистика ЯКМ - языковая картина мира.
Л и т е р а т у р а
1. Маслова В. А. Лингвокультурология: учеб. Пособие для студентов вузов / В. А. Маслова.
- 2-е изд., стер. - М.: Academia, 2004 (ГУП Сарат. полигр. комб.). - 202 с.
2. Петров А. А. Лексика духовной культуры тунгусоязычных народов (эвенки, эвены, негидальцы, солоны) / Отв. редактор д. ф. н. В. А. Роббек. - Новосибирск: Наука, 2013.
- 216 с. - (Памятники этнической культуры коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока; Т. 30).
3. Бартминьский Ежи. Языковой образ мира: очерки по этнолингвистике. - М.: Индрик, 2005. - 527 с.
4. Габышева Л. Л. Слово в контексте мифопоэтической картины мира. Серия «Чтения по истории и теории культуры». - Вып. 38. - М.: Изд-во РГГУ, 2003. - 192 с.
5. Петров А. А. Язык и духовная культура тунгусоязычных народов (этнолингвистические проблемы) / Научный редактор Н. И. Гладкова. - СПб.: Образование, 1998. - 88 с.
6. Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира / Отв. ред. Б. А. Серебренников. - М.: Наука, 1988. - 212 с.
7. Краткий словарь современных понятий и терминов. 2-е изд-е. - М.: Республика, 1995.
- 510 с.
8. Зеленов Л. А. Русский менталитет // Культура и мир: Восток и Запад. - Н.-Новгород, 1995.
- С. 165-167.
9. Гумбольдт фон В. Язык и философия культуры (пер. с немец.) М.: Прогресс, 1985.
- 448 с.
10. Белолюбская В. Г. Концепт «цвет» как компонент национальной картины мира на материале эвенского языка // Эхо арктической Одиссеи: судьбы этнических культур в исследованиях ученых-североведов, посвященная 100-летию со дня рождения выдающегося российского этнолога, ученого-североведа, доктора исторических наук Ильи Самуиловича Гурвича / Echo of the Arctic Odyssey: The Fa tes of Ethnic Cultures in the Studies of Northern Scientists : сборник материалов Всероссийской научно-практической конференции с международным участием 14-16 ноября 2019 г., г. Якутск, 2019. - С.396- 402.
11. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. - М.: Советский писатель, 1988. - 448 с.
12. Гачев Г. Д. Наука и национальные культуры (гуманитарный комментарий к естествознанию). - Ростов-на-Дону, 1992. - 320 с.
13. Винокурова У. А. Ценностные ориентации якутов в условиях урбанизации. -Новосибирск: Наука, 1992. - 143 с.
14. Яковлева Е. С. Фрагмент русской языковой картины времени // Вопросы языкознания, 1994. - № 5. - С. 73-89.
15. Толстая С. М. Образ мира в тексте и ритуале. - Москва: Русский фонд содействия образованию и науке, 2015. - 528 с.
16. Петров А. А. Лексика духовной культуры эвенов (народное искусство и обряды). Учебное пособие. - Л.: РГПУ им. А.И. Герцена, 1991 - 80 с.
17. Богораз В. Г. Материалы по эвенскому языку // Тунгусский сборник. I. - Л.: Изд-во АН СССР, 1931. - С. 1-106.
18. Цинциус В. И. Очерк грамматики эвенского (ламутского) языка. Ч.1. - Л.: Учпедгиз, 1947. - 270 с.
19. Варламова Г. И. Фразеологизмы в эвенкийском языке. - АКД. - Л., 1984. - 19 с.
20. Круглова Л. К. Человек и культура. - М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2017. - 397 с.
R e f e r e n c e s
1. Maslova V. A. Lingvokul'turologiya: ucheb. Posobie dlya studentov vuzov / V. A. Maslova.
- 2-e izd., ster. - M.: Academia, 2004 (GUP Sarat. poligr. komb.). - 202 s.
2. Petrov A. A. Leksika duhovnoj kul'tury tungusoyazychnyh narodov (evenki, eveny, negidal'cy, solony) / Otv. redaktor d. f. n. V. A. Robbek. - Novosibirsk: Nauka, 2013. - 216 s.
- (Pamyatniki etnicheskoj kul'tury korennyh malochislennyh narodov Severa, Sibiri i Dal'nego Vostoka; T. 30).
3. Bartmin'skij Ezhi. Yаzykovoj obraz mira: ocherki po etnolingvistike. - M.: Indrik, 2005. - 527 s.
4. Gabysheva L. L. Slovo v kontekste mifopoeticheskoj kartiny mira. Seriya «Chteniya po istorii i teorii kul'tury». - Vyp. 38. - M.: Izd-vo RGGU, 2003. - 192 s.
5. Petrov A. A. Yazyk i duhovnaya kul'tura tungusoyazychnyh narodov (etnolingvisticheskie problemy) / Nauchnyj redaktor N. I. Gladkova. - SPb.: Obrazovanie, 1998. - 88 s.
6. Rol' chelovecheskogo faktora v yazyke. Yazyk i kartina mira / Otv. red. B. A. Serebrennikov.
- M.: Nauka, 1988. - 212 s.
7. Kratkij slovar' sovremennyh ponyatij i terminov. 2-e izd-e. - M.: Respublika, 1995. - 510 s.
8. Zelenov L. A. Russkij mentalitet // Kul'tura i mir: Vostok i Zapad. - N.-Novgorod, 1995.
- S. 165-167.
9. Gumbol'dt fon V. Yazyk i filosofiya kul'tury (per. s nemec.) M.: Progress, 1985. - 448 s.
10. Belolyubskaya V. G. Koncept «cvet» kak komponent nacional'noj kartiny mira na materiale evenskogo yazyka // Ekho arkticheskoj Odissei: sud'by etnicheskih kul'tur v issledovaniyah uchenyh-severovedov, posvyashchennaya 100-letiyu so dnya rozhdeniya vydayushchegosya rossijskogo etnologa, uchenogo-severoveda, doktora istoricheskih nauk Il'i Samuilovicha Gurvicha / Echo of the Arctic Odyssey: The Fa tes of Ethnic Cultures in the Studies of Northern Scientists : sbornik materialov Vserossijskoj nauchno-prakticheskoj konferencii s mezhdunarodnym uchastiem 14-16 noyabrya 2019 g., g. Yakutsk, 2019. - S.396- 402.
11. Gachev G. D. Nacional'nye obrazy mira. - M.: Sovetskij pisatel', 1988. - 448 s.
12. Gachev G. D. Nauka i nacional'nye kul'tury (gumanitarnyj kommentarij k estestvoznaniyu). - Rostov-na-Donu, 1992. - 320 s.
13. Vinokurova U. A. Cennostnye orientacii yakutov v usloviyah urbanizacii. - Novosibirsk: Nauka, 1992. - 143 s.
14. Yakovleva E. S. Fragment russkoj yazykovoj kartiny vremeni // Voprosy yazykoznaniya, 1994. - № 5. - S. 73-89.
15. Tolstaya S. M. Obraz mira v tekste i rituale. - Moskva: Russkij fond sodejstviya obrazovaniyu i nauke, 2015. - 528 s.
16. Petrov A. A. Leksika duhovnoj kul'tury evenov (narodnoe iskusstvo i obryady). Uchebnoe posobie. - L.: RGPU im. A.I. Gercena, 1991 - 80 s.
17. Bogoraz V. G. Materialy po evenskomu yazyku // Tungusskij sbornik. I. - L.: Izd-vo AN SSSR, 1931. - S. 1-106.
18. Cincius V. I. Ocherk grammatiki evenskogo (lamutskogo) yazyka. CH.1. - L.: Uchpedgiz, 1947. - 270 s.
19. Varlamova G. I. Frazeologizmy v evenkijskom yazyke. - AKD. - L., 1984. - 19 s.
20. Kruglova L. K. Chelovek i kul'tura. - M.; SPb.: Centr gumanitarnyh iniciativ, 2017. - 397 s.
^■Mir^ir
