CC BY
50
Языкознание
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2015, № 2 (2), с. 489-492
УДК 811.161.136
ЛЕКСИЧЕСКАЯ ОБЪЕКТИВАЦИЯ НАРОДНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О СМЕРТИ В НИЖЕГОРОДСКИХ ГОВОРАХ
© 2015 г. О.В. Никифорова
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского, Арзамасский филиал
Повтупила в рееащию 14.01.2015
На материале говоров Нижегородской области охарактеризована лексическая объективация народных представлений о смерти, рассмотрены диалектные наименования, репрезентирующие погребально-поминальный обряд.
Ключевые влова: нижегородские говоры, лексическая объективация, лексика погребально-поминального обряда.
Традиционному мышлению русского человека свойственно три основных точки: рождение, свадьба, смерть. В качестве составной части традиционной народной духовной культуры погребально-поминальный обряд занимает особое место: «если родильный и свадебный обряды предназначены для жизни, то погребальный является границей между жизнью и смертью -между миром живых и миром мертвых» [1, с. 195]. Однако наряду с рождением и свадьбой смерть считается «событием, структурирующим жизненный цикл каждого человека и человеческого сообщества в целом» [2, с. 96]. Момент смерти актуализирует все, что связано в народных представлениях с творением действительности. Рождение не является началом, поскольку в самом рождении неизменно заключена смерть, рождение предопределяет смерть. Смерть также не конец, поскольку в смерти заключена жизнь. Смерть предопределяет жизнь, как жизнь - смерть. Смерть в народной культуре представляется законом природы, одним из обязательных этапов жизненного цикла человека и человеческого сообщества в целом.
Номинации смерти в нижегородских говорах происходят от общерусского корня -мер-(вмертушка, вмерточка, вмерторъка, вмертыръка, вмёртушка, вмёртыръка, вмёр-торъка, вмёрточка) и представляют собой уменьшительно-ласкательные наименования, связанные, вероятно, со стремлением задобрить смерть. Смерть как процесс или как результат этого процесса обозначается глаголами помереть, уйти, отойти, прибратъвя, корчитъвя. Глаголы с корнем -верт-/-ворот- описывают внезапную быструю смерть: вверрутъвя, по-веррутъвя. В погребально-поминальном обряде
одной из важнейших метафор является метафора пути, дороги. Похороны являются последним путем человека. Представление о смерти как о пути в иной мир выражено глаголами уйти, убратъвя.
Метафорические номинации представляют процесс смерти как потерю души: еуша вы-хоеит. Умирающий возвращает душу своему создателю: отеаёт Богу еушу. Смерть - конец жизни, жизненного времени, определенного человеку. Человек, проживший жизнь, оказывается на краю вмерти. Смерть - рубеж, граница между миром живых и миром мертвых. Смерть - конец жизни - гибель живого организма: по-гибелъ. Смерть может осмысляться как полное исчезновение человек: ивчезрутъ. Состояние смерти представляется как закрывание глаз: пока глаза ре закрыливъ. Смерть персонифицируется, наделяется в народном сознании человеческими признаками: вмертъ прихоеит.
Наступление смерти сопровождается множеством примет и знаков. Одной из примет, предвещающих смерть, считается появление паука. Когда выползает паук, говорят: Паук, паук, к вчавтъю взвейвя, к горю убейвя. Если паук падал, то в доме ждали покойника. Если прилетит ворон, сядет на крышу дома и каркает по-особому, то это к смерти. Синица постучит клювом в стекло - жди смерти в доме. Если птица залетит в дом, ее нельзя брать в руки, иначе в доме будет покойник. Смерть человека предвещали и домашние животные, например, вобака воет в землю (с. Архангельское Шатков-ского р-на; с. Чернуха Арзамасского р-на; с. Аносово Б.-Болдинского р-на). О смерти узнавали из снов. Человек, который ждет смерть, видит во сне умерших родственников,
они просят его отвернуться и за спиной исполняют песнопение. Некоторые перед смертью видят сны такого содержания: они переливают масло из своей лампады в чужую.
Человек в состоянии смерти определяется как «неживой». Названия покойника мотивированы словами с корнем -мер-/-мерт-: мертвец; -покой-: упокойник, покойный, упокойный, зупо-койный; -соп-: сопший, усопший, душа усопшего; новопреставленный, новопре-ставленник. Эти названия различаются семантически: покойником считается погребенный в соответствии с обрядом человек, мертвец -умерший, усопший - уснувший. Похоронно-поминальные лексемы носят метафорический характер и основаны, в частности, на метафоре типа смерть - сон.
Как и при рождении, после смерти человека происходит обряд обмывания (омовения) усопшего. Обычно еще теплого покойника, пока тело не закоченело, омывают на полу. Мужчины обмывают мужчину, женщины - женщину. Женщину, которая обмывала покойника, называют в нижегородских говорах омывальщица. Моют с мылом, трут мочалкой, окачивают свежей водой. Воду выливают подальше от дома, мыло и мочалку выбрасывают. Одежду, в которой умер человек, сжигают. Покойника нужно одеть (собрать, нарядить, обрядить, снарядить, убрать). Одежда, которая надевается на усопшего, называется смёртная одежда (одёжа), смертная, смертное, на смерть, смёрт-ный узел, смертная рубаха. Одежду готовят заранее. Вначале на покойного надевали гайтан с крестиком. На женщину надевали смертную рубаху - китайку, платок, чулки, специальные тапочки, лапти, которые называли обутка. На мужчину надевали кальсоны, штаны, рубашку нижнюю, рубаху верхнюю подвязывали пояском с кистями, на ноги - портянки и лапти. На лоб усопшего клали венец, поминальный венчик - полоску бумаги или ленту с молитвой, с иконами. Руки покойного складывают на груди крестом, правую руку на левую. В правую руку кладут носовой платок и икону, бумажку с разрешительной молитвой - проходную: В руку кладут проходную - ее пишет поп, а что он пишет, никто не знает, так как написано по латыни, это проходная - своеобразный пропуск в рай (с. Липовка Ардатовского р-на).
Покойного кладут на лавку в передний угол под иконы, где он лежит до того момента, как сделают гроб. Гроб готовили по размерам. Если он оказывался шире или длиннее, то это было плохой приметой, говорили, что покойник «оставил место еще для кого-то». Ассоциация
кладбища с поселением покойников на том свете объясняет восприятие гроба как дома покойного. Лексически это находит свое выражение в названиях гроба с корнем -дом-: домик, домовина, домовище. Гробу старались придать сходство с жилищем живых. Верхние доски, кладущиеся на гроб, называют крышей. Делали гроб из сосны или ели. Стружки, оставшиеся после работы, не выбрасывали, говорили, что нельзя у покойника отнимать его добро, поэтому их клали в гроб. Затем стелилось холщовое полотно, помещалась подушечка, набитая сеном, листочками от березового веника. Наволочку для подушечки шили особым способом - «от себя».
В нижегородских говорах обряд ритуального причитания на похоронах называется глаголами голосить, приголашивать, оголашиваться, выть, обваливаться, вопить, причитать, причитывать, плакать, реветь, устойчивыми сочетаниями петь моленье, петь погребенье, говорить псалтирь. Обычно голосили родственники умершего. Если же они не умели этого делать, то звали специальных женщин, которые читали Псалтырь, оплакивали покойного: плакальщицы, плакуши, читальщицы, причи-талки, причётницы, певчие, псалтырщицы, го-лосухи, вопленицы, выльи, вытьицы, выльщщы, вытьянки, говорильщицы. Ну, вылья называют, котора хорошо поёт, воет (с. Большое Карпо-во Уренского р-на); Из чужих деревень всех молельщиков соберем (д. Набережная Тонкинского р-на); Похороны сёни, плакуша пришла причитать (с. Кельдюшово Лукояновского р-на); Причиталки-то щас редкость (д. Беласовка Семеновского р-на). Обрядовые агентивы в нижегородских говорах являются производными и мотивированными обрядовой реальностью. Для носителей диалекта актуальной представляется номинация агентивов по функциональному признаку, поскольку «символический смысл действий ритуала непосредственно участвует в формировании семантики обрядовых терминов, представленных зачастую лексикой глагольного типа» [3, с. 218].
Родные, близкие плачут, причитают после того, как умершего положат в гроб. В день погребения плачи звучали и при выносе гроба из дома, и по дороге в церковь, и на кладбище, и на могиле. Сильнее всего плачут, когда опускают гроб в могилу. «Если не причитают, значит, не любят», - так говорят в с. Липовка Ардатов-ского р-на. Ритуальное голошение часто становилось подлинно поэтическим действом, полным печальных, элегических импровизаций. Плач строится как цепь восклицательно-вопросительных предложений, риторических
Леквичевкая обьективащя рароерых преевтавлерий о вмерти в рижегороевких говорах
491
обращений к покойному. Приведем плач жены, записанный нами в с. Большая Арать Гагинско-го р-на: Ой, батюшка, ой, Говпоеи! Да ра кого ты меря овтавил, покирул, ушел во выру землю! Что ты ре поеумал о ввоих еетушках! Как ори теперъ без тебя? С какой второры рам теперъ жеатъ тебя, выгляеыватъ? Ой, опомривъ, рое-реркий, разве плохо рам в тобой жиловъ, жи-ловъ-быловъ?! Люеи еобрые ра рав завиеывали! Ой, батюшка, а теперъ я овталавъ оера! Ой! Похоронные причитания в нижегородских говорах называются вой, вытъё, молеръе, причёт, причетушки, причитки, причётки, прово-жалърые певри. На похорорах-то толъко вой влыхатъ (д. Высоково Ковернинского р-на); Мало ли было вытъя-то ра похорорах, еа и ра вваеебке-то (д. Асташиха Воскресенского р-на), Вве три ери молешъвя, молеръя поёшъ (с. Пафнутово Семеновского р-на).
Смерть человека представлена в нижегородских говорах и фразеологизмами. После кончины о покойнике говорят еуша умершего. Одежда, которая надевается на усопшего, назвается вмёртрая оеежеа (оеёжа), вмертелърая рубаха, вмертрое белъё, вмёртрый узел, погре-балърая оеёжа. Умершего помещают в гроб -вечрый еомик. Процесс прощания с покойником называют еаватъ повлеерее почтеръе. Если хоронят бедного человека, то говорят короритъ повлухам. Похороны старого жителя деревни, которого провожают в последний путь все сельчане, называют параерые похороры. Перед тем как опустить гроб в могилу, бросают деньги - покупатъ еом. Для наименования поминального обряда в день похорон используют фразеологизмы краврый втол, горячий втол (по-мт), похороррый обее.
В народных представлениях, связанных со смертью, значимы лексемы с числовым показателем. Слово первый несет национально-культурную семантику, отражает мифологические представления народа и имеет значение 'первое движение, начало'. В народной культуре первое действие, явление обозначает магическое начало; в нижегородских говорах оно представлено выражениями первая ввтреча -'обычай раздавать предметы на похоронах': Когеа хорорят, платочки, хлебек, полотерщ разеают, это разывают первая ввтреча (с. Большое Пикино Борского р-на); перва миловтыря, перва ввтреча - 'набор предметов (хлеб, свечка, иконка), который подают первому встречному во время похоронной процессии': Перву ввтречу втарушка ревет и поеает её первому человеку ра пути (д. Козлово Семеновского р-на); первый вбор - 'родные, обедающие
на поминках первыми': На помирках-то врача-ла первый вбор угощают, а потом уж вовееей (д. Аржаново Городецкого р-на). Существовал обычай жертвоватъ первому ввтречрому. Ему подавали блин (с. Мурзицы Сеченовского р-на). Акцент на числе три, символизирующем завершенность и полноту некоторой последовательности, имеющей начало, середину и конец, характерен для похоронно-поминальной обрядности. Третий день после смерти человек называется в нижегородских говорах тре-тты: Третиры - третий ееръ повле вмерти, покойрика корорят и помирают (с. Староустье Воскресенского р-на). Число еевятъ как эталон времени закрепилось в религиозных представлениях и отразилось в диалектном языке. На девятый день после смерти человека проводили поминальный обед, который в нижегородских говорах называется еевятта, еевяттки, еевятты; Теперъ обееы ряеят, как вваръбу, еевятиры тожо вамое (д. Соловьиха Воскресенского р-на). Фразеологизм еелатъ еевятый ееръ указывает на семантику значимости девятого дня поминок как сакрального рубежа времени. Сакральное значение числа ворок ярко выражено в обрядах, связанных со смертью человека, где отражены религиозные представления народа о сорокадневном сроке оставления душой тела после смерти: ворочир, ворочта, Повле ворочиры еуша к мевтечку привтает (д. Озерки Семеновского р-на); во-рочшая, ворочирки, Вторрик - петух покой-рик, врееа - помирки, вуббота - ворокырки (д. Непогодиха Варнавинского р-на), ворочиры, ворчты. Для покойного до 40 дней ставят ложку и стакан водички. Свет в комнате на ночь оставляют. Лампадку жгут до 40-го дня. Сорок дней родные на могилу ходят. Существовало поверие, что до сорока дней душа находится в доме или ходит около дома. После 40-го дня душу изгоняли из дома: брали икону, в чашу с зерном ставили зажженные свечи. В ночь 40-го дня душа покойника еще могла себя обнаруживать по таким приметам: горящая лампада внезапно потухала, на полу тонким слоем насыпали муку, наутро обнаруживали чьи-то следы, ночью в окно кто-то стучал, будто ветки деревьев, могли раздаваться удары об угол дома. Значимость сорокадневного отрезка времени после смерти человека проявляется в обозначениях поминок на двадцатый день: полворочт, полворочша, полуворочты, полворочиры, полуворочты; Скорорят, потом, через еевятъ ерей, вве говорят - еевятиры, а потом - полуворочиры, кто помират, кто поеает, а кто ре еелает обееа в этот ееръ
(д. Козлово Семеновского р-на). Элемент пол-/ полу- в сложных словах выражает как количественное, так и качественное значение. Количественное значение 'половина временной протяженности' представлено в словах полгодовая ('поминки через шесть месяцев после похорон'), полсорочин, полсорочша, полусорочины, полсорочины, полусорочша ('поминки на двадцатый день после похорон').
Таким образом, одним из способов постижения традиционной народной духовной культуры является интерпретация семантики и символики лексики и фразеологии в контексте представлений русского народа. Ключевыми для любой культуры считаются представления о смерти, формирующие концептосферу диалектного языка. Лексика и фразеология погребально-поминального обряда, представляя мощный пласт культуры, отражающий менталитет русского народа, репрезентирует этнокультурную информацию.
Список литературы
1. Дроботенко В.Ю. Предпогребальный период погребального обряда: его вербализация и реалем-ный план в говорах Донецкого региона // Вопросы региональной лингвистики. Волгоград: Перемена, 2002. С. 185-197.
2. Коконова А.Б. Представления о смерти в северной народной культуре // Актуальные проблемы русской диалектологии: Тезисы докладов Международной конферении. 23-25 октября 2006 г. М.: Институт русского языка им. В.В. Виноградова РАН, 2006. С. 96-98.
3. Хоробрых С.В. К вопросу о семантических отношениях морфем в лексике ритуала (на материале «Этнолингвистического словаря свадебной терминологии Северного Прикамья», «Словаря свадебной лексики Орловщины») // Русское слово: литературный язык и народные говоры: Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения доктора филологических наук, профессора Г.Г. Мельниченко. Ярославль: Изд-во ЯГПУ, 2008. С. 217-222.
LEXICAL OBJECTIFICATION OF PEOPLE'S IDEAS ABOUT DEATH IN NIZHNY NOVGOROD DIALECTS
O. V. Nikiforova
This article describes lexical objectification of people's ideas about death. The material is based on the ritual vocabulary of Nizhny Novgorod region dialects. The author studies dialectal nominations, which represent burial and funeral rite.
Keywords: Nizhny Novgorod dialects, lexical objectification, vocabulary of burial and funeral rite.
References
1. Drobotenko V.Yu. Predpogrebal'nyy period pogrebal'nogo obryada: ego verbalizatsiya i realemnyy plan v govorakh Donetskogo regiona // Voprosy regional'noy lingvistiki. Volgograd: Peremena, 2002. S. 185-197.
2. Kokonova A.B. Predstavleniya o smerti v severnoy narodnoy kul'ture // Aktual'nye problemy russkoy dialektologii: Tezisy dokladov Mezhdunarodnoy konferenii. 23-25 oktyabrya 2006 g. M.: Institut russkogo yazyka im. V.V. Vinogradova RAN, 2006. S. 96-98.
3. Khorobrykh S.V. K voprosu o semanticheskikh otnosheniyakh morfem v leksike rituala (na materiale «Etnolingvisticheskogo slovarya svadebnoy terminologii Severnogo Prikam'ya», «Slovarya svadebnoy leksiki Orlovshchiny») // Russkoe slovo: literaturnyy yazyk i narodnye govory: Materialy Vserossiyskoy nauchnoy konferentsii, posvyashchennoy 100-letiyu so dnya rozhdeniya doktora filologicheskikh nauk, professora G.G. Mel'nichenko. Yaroslavl': Izd-vo YaGPU, 2008. S. 217-222.
