CC BY
28
вся история человечества, лишена смысла. Приговоренных к смерти в «Рассказе о семи повешенных» (1908) Андреев также низводит на общечеловеческий уровень и обесценивает героичность их смерти, с детальной точностью описывая трупы повешенных: вытаращенные глаза, вытянутые шеи и кровавая пена у губ.
Интересным представляется выделение в творчестве Л. Андреева понятий геаУа и геаУога, то есть состояний бодрствования и сна, постижение земного мира и представлений о потустороннем мире, которые также были характерны для современников писателя из символистского лагеря. В связи с этой теорией Ингольд упоминает рассказ «Мои записки» (1908), в котором главный герой, приговоренный к пожизненному заключению, подменяет реальность иллюзией. Искусной ложью герой склоняет на свою сторону и заключенных, и начальника тюрьмы.
Рассматривая произведения позднего периода творчества Леонида Андреева, Ингольд останавливает внимание на биографичном рассказе «Полет» (1914), символичной истории героической смерти летчика, перехитрившего фа-
Библиографический список
тальную несвободу человека. Гибель летчика описана Андреевым очень натуралистично: после крушения тело героя практически невозможно идентифицировать. Тем самым он как бы растворяется, переходит в иной мир, не оставив следов своей физической смерти на земле. В этом Ингольд видит соединение грубого натурализма и мифопоэтических умозрений, что было характерно для представителей символистского течения в литературе, особенно в связи с темой смерти. Андреев, считает Ингольд, на примере героя рассказа «Полет» демонстрирует преодоление смерти через самоуничтожение.
Танатологические мотивы проходят практически через всё творчество Л. Андреева и, конечно, становятся объектом глубинных исследований не только среди отечественных литературоведов, но и европейских. Работа Ф.Ф. Ингольда представляет собой разносторонний и во многом новаторский подход к интерпретации творчества Л. Андреева: в отличие от многих немецких исследователей, относивших писателя к кругу экспрессионистов, Ингольд рассматривает андреевское видение смерти как символистское, а некоторые художественные приёмы как соединение натурализма и мифопоэтики.
1. Книга о Леониде Андрееве: Воспоминания М. Горького, К. Чуковского, А. Блока, Г Чулкоеа, Б. Зайцева, Н. Телешова, Е. Замятина. Берлин; Петербург, 1922.
2. Львов-Рогачевский В. Леонид Андреев: Критич. очерк с прил. канвы и библиогр. указателя. Москва: Русский книжник, 1923.
3. Мережковский Д.С. В обезьяньих лапах (О Леониде Андрееве). 1908. Available at: http://az.lib.rU/m/merezhkowskij_d_s/text_01_1908_v_tihom_omute.shtml
4. Михайловский Н.К. «Рассказы» Леонида Андреева. Страх жизни и страх смерти. 1900. Available at: http://az.lib.rU/m/mihajlowskij_n_k/text_0210.shtml
5. Бугров Б.С. Леонид Андреев: проза и драматургия. Москва, 2000.
6. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX- XXвв. Москва: Изд-во МГУ 1990.
7. Вареникова А. Казнить нельзя помиловать: русская смерть глазами европейца. Журнал «Знамя». 2018; 11. Available at: http://znamlit.ru/publication.php?id=7097
8. Ingold F.P. Todeskonzepte derrussischen Moderne von Tolstojbis Lenin. Wien: Passagen Verlag, 2017.
9. Андреев Л.Н. Чёрные маски. Available at: http://andreev.org.ru/biblio/Schernie%20maski/p010.html
References
1. Kniga o Leonide Andreeve: Vospominaniya M. Gor'kogo, K. Chukovskogo, A. Bloka, G. Chulkova, B. Zajceva, N. Teleshova, E. Zamyatina. Berlin; Peterburg, 1922.
2. L'vov-Rogachevskii V. Leonid Andreev: Kritich. ocherk s pril. kanvy i bibliogr. ukazatelya. Moskva: Russkij knizhnik, 1923.
3. Merezhkovskij D.S. V obez'yan'ih lapah (O Leonide Andreeve). 1908. Available at: http://az.lib.ru/rn/merezhkowsky_d_s/text_01_1908_v_tihom_omute.shtml
4. Mihajlovskij N.K. «Rasskazy» Leonida Andreeva. Strah zhiznii strah smerti. 1900. Available at: http://az.lib.ru/rn/mihajlowsky_n_k/text_0210.shtml
5. Bugrov B.S. Leonid Andreev: proza i dramaturgiya. Moskva, 2000.
6. Kolobaeva L.A. Koncepciya lichnosti v russkoj literature rubezha XIX- XX vv. Moskva: Izd-vo MGU, 1990.
7. Varenikova A. Kaznit' nel'zya pomilovat': russkaya smert glazami evropejca. Zhurnal «Znamya». 2018; 11. Available at: http://znamlit.ru/publication.php?id=7097
8. Ingold F.P. Todeskonzepte der russischen Moderne von Tolstoj bis Lenin. Wien: Passagen Verlag, 2017.
9. Andreev L.N. Chernye maski. Available at: http://andreev.org.ru/biblio/Schernie%20maski/p010.html
Статья поступила в редакцию 23.07.19
УДК 81'23
Bolotskaya M.P., Cand. of Sciences (Pedagogy), senior lecturer, Department of Russian Language and Methods of its Teaching, Penza State University
(Penza, Russia), E-mail: margarita_bolotskaya@mail.ru
Sokolova S.A., student, Penza State University (Penza, Russia), E-mail: sveta_island_sveta@mail.ru
A LEXEME "ONE" IN EXPRESSION OF LONELINESS IN WORKS OF D. RUBINA. The article studies linguistic representation of a concept of "loneliness" in the creative works of D. Rubina: features of functioning of a lexeme "one", which is included into the core of the concept, are investigated. The aim of the work is to reveal the specifics of using of the lexeme "one" in expressing the state of loneliness in the texts of D. Rubina's works, to study the uniqueness of the author's understanding of this concept. In the course of the research, the method of philological analysis of the text is used; statistical method (determination of the number of identified facts, their significance, the number of word usage of the selected language units). The lexical representations of the concept of "loneliness" used in the works by Rubina serve as material for analysis.
Key words: lexeme "one", "loneliness", representation, D. Rubina.
М.П. Болотская, канд. пед. наук, доц. каф. «Русский язык и методика преподавания русского языка», Пензенский государственный университет,
г. Пенза, E-mail: margarita_bolotskaya@mail.ru
С.А. Соколова, студент, Пензенский государственный университет, г. Пенза, E-mail: sveta_island_sveta@mail.ru
ЛЕКСЕМА «ОДИН» В ВЫРАЖЕНИИ ОДИНОЧЕСТВА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Д. РУБИНОЙ
Статья посвящена рассмотрению языковой репрезентации концепта «одиночество» в творчестве Д. Рубиной: исследуются особенности функционирования лексемы «один», входящей в ядро названного концепта. Целью работы является раскрытие особенностей употребления лексемы «один» в выражении состояния одиночества в текстах художественных произведений Д. Рубиной, исследование своеобразия индивидуально-авторского понимания названного концепта. В ходе работы использовался метод филологического анализа текста; статистический метод (установление числа выявленных фактов, их значимость, количество словоупотреблений отобранных языковых единиц). Материалом для анализа послужили лексические репрезентации концепта «одиночество», используемые в художественных произведениях Д. Рубиной.
Ключевые слова: лексема «один», «одиночество», репрезентация, Д. Рубина.
Концепт «одиночество», отражающий многовековой опыт человечества, принадлежит к группе эмоциональных концептов. Несмотря на то, что состояние одиночества является индивидуальным, концепт «одиночество» является общечеловеческим, так как он относится к концептосфере каждого народа, хотя и может пониматься по-разному. Концепт «одиночество», помогая индивиду осмыслить внутренний и внешний мир, относится к ключевым концептам.
Представление о состоянии одиночества в древнерусском языке являлось синонимом понятия единства. Это связано с тем, что этимологически корни -один- и -един- родственны. Оба корня произошли от праславянского *edinъ и лексически связаны друг с другом. В 18-19 вв. «одиночество» обрело следующие синонимы: «отдельность», «особость», «уединённость», «выделенность», «отсутствие связей с другими людьми», «сиротство».
«Словарь русского языка» С.И. Ожегова даёт слову «одиночество» следующее определение: «Состояние одинокого человека. Скучать в одиночестве» [1, с. 443]. В «Словаре синонимов русского языка» З.Е. Александровой у слова «одинокий» отмечаются следующие синонимы: 1) 'сиротливый'; 'сирый' (устар.); 2) 'бессемейный' [2, с. 306]. В этом же словаре лексема «одиночество» синонимична словам «сиротливость» и «сиротство», а слово «одиночка» соотносится со словами «единичный» и «обособленный» [2, с. 306 - 307]. В словаре «Концеп-тосфера русского языка: ключевые концепты и их репрезентации (на материале лексики, фразеологии и паремиологии)» под ред. Л.П Бабенко отмечаются причинно-следственные отношения между концептом «одиночество» и концептами «отчуждение», «враждебность», «необщительность» [3]. Что касается антонимов к слову «одиночество», то выделяются следующие оппозиции: 1) сирота - семья; 2) холостой - женатый; 3) бездетный - с детьми; 4) один человек - коллектив, группа. Концепт «одиночество» вступает в антонимичные отношения с концептом «единство», подразумевающее коллективность сознания. О противопоставлении говорят корни -один- и -един-, которые восходили к одному праславянскому корню, но в результате языковых процессов развили разные и даже противоположные значения.
Рассмотрим особенности функционирования лексемы «один» в значениях 'одинокий', 'без других, в отдельности' в текстах произведений Д. Рубиной (в процессе исследования было выделено 93 словоупотребления).
Как правило, анализируемое слово находится в составе сказуемого и зависит от глагола. Перечислим глаголы, с которыми лексема «один» вступает в предикативные отношения (в скобках указано количество употреблений в текстах Д. Рубиной): быть (33 употребления, включая нулевую связку), остаться (10), оставлять (8), жить (5), оказаться (4), сидеть (4), лежать (3), бросить (3), оставить (2), сесть (1), полежать (1), побыть (1), ездить (1), приходить (1), выйти (1), собраться (1), бороться (1), поднимать (1), заглядывать (1), прийти (1), ехать (1), приехать (1), уехать (1), одеться (1), болтаться (1), провести (1), оставаться (1), бояться (1), пойти (1), куковать (1), стоять (1).
Перечисленные глаголы условно можно разделить на следующие группы:
1. Плаголы движения: ездить, ехать, уехать, приехать, приходить, прийти, пойти, выйти, заглядывать (в значении «приходить»), болтаться. Всего таких глаголов 10, все они употребляются в текстах только по одному разу. Плаголы данной группы указывают на то, что человек при перемещении в пространстве находился в состоянии одиночества, то есть говорится о временном одиночестве (количество словоупотреблений свидетельствует о том, что такое состояние не характерно для героев произведений Д. Рубиной): «С тех пор он часто ездил к старику, ездил уже один» («Синдром Петрушки»); «Илья уехал один» («Чужие подъезды») и др.
2. Плаголы бытия: быть, побыть, жить, остаться, оставаться, оказаться. 6 глаголов данной группы употребляются в тексте максимальное количество раз: 46. Такое большое количество употреблений говорит о том, что персонажи романов, повестей и рассказов Д. Рубиной постоянно находятся в состоянии одиночества, живут с ним с самого рождения или существуют после определённых жизненных обстоятельств. Временное одиночество противопоставляется одиночеству врождённому и абсолютному: «Не можешь ведь ты всю жизнь быть один» («Двойная фамилия»); «Я представила, что ты один здесь» («Не оставляй меня одного»), «Словом, Берта осталась одна» («Душегубица») и др.
3. Плаголы отношения: оставлять, оставить, поднимать, бросить. Такие глаголы обозначают направленные на кого-либо действия: одни персонажи в ходе повествования оставляют других героев произведений Д. Рубиной в полном одиночестве. Частое употребление таких глаголов (14) доказывает, что многие герои произведений (обычно второстепенные) становятся одинокими после того, как их оставили или бросили близкие им люди: «И боялась, когда меня оставляли одну в чужой квартире хотя бы на минуту» («Дом за зеленой калиткой»), «Я же бросила его одного - доживать» («Почерк Леонардо») и др.
4. Плаголы местонахождения: сидеть, лежать, полежать, стоять (9 словоупотреблений). Они, как правило, используются для того, чтобы показать человека, оставшегося наедине с собственными мыслями. Такое одиночество временное, оно связано с состоянием покоя и свободы, в чём проявляется связь ядра концепта «одиночество» с ближней периферией: «Он сидел один на пустынном шоссе» («Собака»).
5. Плаголы изменения состояния: сесть, собраться, одеться (3 словоупотребления). Плаголы этой группы, способствующие обозначению временности состояния одиночества, используются редко: «Села одна в пустой церкви» («Высокая вода венецианцев»), «Потом Яна собралась, оделась и так же молча вышла в дождь - одна» («Синдром Петрушки»). Лексема «одна» в данном контексте относится сразу к 3 глаголам: собралась, оделась, вышла. Д. Рубина использует приём градации для того, чтобы сконцентрировать внимание читателей на том, что героиня находится в состоянии полного одиночества.
6. Плаголы со значением эмоционального состояния: бояться. Единичное употребление данного глагола указывает на отношение субъекта к состоянию одиночества, в котором он находится. Как правило, оценка состояния одиночества выражается другими лексическими средствами: «- Так он один до завтра останется? - спросила Карина, не поднимаясь. - Он один боится» («Уроки музыки»).
7. Плаголы других семантических групп: бороться, куковать, провести. Данные слова нельзя отнести в отдельные группы: они употребляются только по 1 разу: «Уже и осточертеет все, уже выть от штучек хочется, а как представлю, что всю жизнь здесь, вот, одной куковать!» («Не оставляй меня одного») и др.
Для подчёркивания времени или степени одиночества в произведениях Д. Рубиной используются наречия совсем (7 словоупотреблений), всегда (3 словоупотребления): «Катька, она совсем одна, ей все равно» («Не оставляй меня одного»); «Йоси, - спросила я однажды, - почему ты приехал сюда совсем один?» («Несколько торопливых слов о любви»); «Я непрестанно думаю о Тебе, о Твоей жизни, в которой Ты была одна, всегда одна...» («Почерк Леонардо»).
На время также указывают и другие языковые единицы: всю жизнь (2 употребления), на пару дней, сейчас, с тех пор, надолго, месяца три, на целых два месяца, пять лет, неделю, до завтра, на ночь. Все указанные средства помогают передать кратковременность нахождения в состоянии одиночества или, наоборот, отмечают нахождение в таком состоянии долгое время, даже целую жизнь.
Дважды в произведениях Д. Рубиной («Больно только когда смеюсь», «Собака») встречается языковая единица, также выражающая состояние одиночества, - «один на один», которая имеет значение «наедине с самим собой» («С любым чувством он вступает в схватку один на один»; «Он сидел один на один со своим сегодняшним днем»).
Лексема «один» в составе словосочетаний и предикативных единиц может выражать положительную (8), нейтральную (46) и отрицательную (39) оценку.
Положительное отношение к состоянию одиночества выражается в следующих случаях: «Было еще одно обстоятельство, из-за которого он втайне желал остаться один на пару дней: ему предстояло отремонтировать кое-что еще, вернее, наоборот, разрушить до основания» («Бессоница») (на положительную оценку указывает слово «желал»); «И даю тебе слово, что. видишь ли, я чувствую, я просто уверена, что смогу жить одна» («Синдром Петрушки») (положительная оценка выражается желанием героини ни от кого не зависеть); «Я наконец оказалась одна в этом домике на колесах; <...> когда впервые оказалась одна за рулем...» («Адам и Мирьям») (героиня произведения долго ждала момента, когда она начнет водить машину в полном одиночестве; положительная оценка выражена с помощью лексемы «наконец»).
Следует отметить, что из 8 примеров положительной коннотации 7 относятся к описанию одиночества женщины, и только 1 - мужчины. Это говорит о том, что женщины в произведениях Д. Рубиной чаще мужчин ассоциируют состояние одиночества со свободой и покоем.
Нейтральную окраску имеют следующие словосочетания и предложения, в состав которых входит слово «один»: был один (13 употреблений, включая примеры с опущенной связкой быть); остался один (8 употребления); оставить одну (3 употребления); сидел один (2 употребления); уехал один; пришлось учиться жить одному; лежала одна; хочет побыть одна; ездил один; приходила не одна; вышла одна; бороться одной; один-единственный вагон; вступать в схватку один на один; заглядывала одна; пришла одна; жила одна; поэтому я один, мужик (2 употребления); Миша не был один; Вы едете один... в смысле... кроме мамы?; Не в том смысле, что - «ты царь, живи один»; Она троих гавриков одна поднимает. В данных примерах нет оценки состояния одиночества, оно воспринимается героями как факт.
Пейоративы представлены в следующих примерах, где жирным выделены слова, которые позволяют говорить о негативной оценке состояния одиночества: «И тихо плакал: он понимал, что Катя умирает и он остается один из Щегловых, совсем один» («На солнечной стороне улицы»); «Не можешь ведь ты всю жизнь быть один» («Двойная фамилия») (предложение можно по смыслу продолжить словами «... потому что так жить нельзя»); «- Кто - он? Один, как желтый огурец в осеннем поле...» («Последний кабан из лесов Понтеве-дра»); «Пять лет один, ради нас...» («Когда же пойдет снег?») (описывается вынужденное одиночество отца двоих детей); «Тогда уже он один жил, тяжелый старик» («Почерк Леонардо») (указывается причина одиночества); «Сеня играл и играл весь свой репертуар, один в целом мире посреди внеурочной оглушительной зимы, посреди хрупкой фарфоровой тишины, в которой горько-медлительным, вкрадчивым, сладостным голосом искал кого-то, молил кого-то вернуться его фагот...» («Почерк Леонардо») (все предложение проникнуто грустью и нежеланием героя ощущать одиночество); «Ты так одинок! Так одинок! Я представила, что ты один здесь... И некому... и никто...» («Не оставляй меня одного») (слово «один» стоит рядом с лексемой «одинокий», которая повторяется дважды; негативную окраску также выражают местоимения «некому» и «никто», которые говорят о ненужности героя); «Он сидел один на пустынном шоссе» («Собака») (имя прилагательное «пустынный» образовано от имени существительного «пустыня», образ которого является символом одиночества во многих художественных произведениях русской); «Он сидел один на один со своим сегодняшним днем» («Собака») (фразеологизм «один на один», имеющий значение «в одиночку», говорит о полной отчужденности героя от людей, которые не способны ему помочь); «... неделю там провел один, как в заточении» («Синдром Петрушки») (состояние одиночества сравнивается с тюремным заключением; здесь прослеживается связь с дальней периферией); «Когда в ряду облупленных <...> домов вдруг один отремонтирован, он выглядит едва ли не чужероднее и страннее, чем вся улица» («Пладь озера в пасмурной
мгле») (осуществляется связь ядра и ближней периферии, включающей синонимы слова «одинокий» - «чужой» и «странный»); «Да я одиночества боюсь хуже смерти! Уже и осточертеет все, уже выть от штучек хочется, а как представлю, что всю жизнь здесь, вот, одной куковать!» («Не оставляй меня одного») (лексема «один» употребляется рядом с ключевым словом концепта «одиночество», что усиливает окраску. На негативность оценки указывают стилистически сниженные слова «осточертеет», «выть хочется», «куковать»); «Все представляю, как ей холодно там, в такую-то вьюгу, одной лежать!» («Собака») (негативная оценка выражается состоянием холода, которое в конкретном случае связано с одиночеством); «Одна и одна. Даже в гости пойти не к кому, даже прогуляться «по Карла-Марла» не с кем...» («На солнечной стороне улицы») (контекстуально оценка состояния одиночества выражается словосочетаниями «в гости пойти не к кому», «прогуляться не с кем»); «Одна, подумала обреченно. Не втягивай, ты должна быть одна» («Почерк Леонардо») (обречённость - состояние, тесно связанное с одиночеством. Данная лексема вступает с ключевым словом концепта «одиночество» в синонимические отношения, что определяет связь ядра с ближней периферией); «Кончатся снаряды, кончится война, Возле ограды, в сумерках одна Будешь ты стоять у этих стен, У этих стен Стоять и ждать меня, Лили Марлен» («Почерк Леонардо») (указывается вынужденное одиночество, связанное с постоянным ожиданием близкого человека); «Да, крикнула она, да, я слабая, я не могу быть одна!» («Двойная фамилия») (о том, что состояние одиночества для героини произведения невыносимо, говорит фраза «не могу»); «Она знала, что осталась одна, обреченно одна перед ужасающей бездной» («Почерк Леонардо») (пейоративами являются лексемы «обреченно», «ужасающей», «бездной»).
Библиографический список
Таким образом, одиночество - это «эмоционально-психологическое состояние неудовлетворённости, дисгармонии, влияющее на взаимодействие субъекта с внешним и внутренним миром и порождающее чувства страха, тоски, грусти, страдания, безысходности» [4, с. 13]. Концепт «одиночество» вербализуется в произведениях Д. Рубиной эксплицитно и имплицитно. Лексема «один», входящая в ядро ассоциативно-смыслового поля (93 употребления), помогает представить признаки отдельности, отличия человека, отсутствия связей с другими людьми. С помощью данной языковой единицы выражается состояние одиночества как главных, так и второстепенных героев художественных произведений Д. Рубиной. Нейтральная окраска состояния одиночества преобладает, большое количество средств выражения негативной оценки соответствует общенародному пониманию одиночества; средств выражения положительной оценки состояния одиночества не так много, но они присутствуют, что уже позволяет говорить об индивидуально-авторском понимании сущности бытия.
В художественном тексте ядерные и периферийные признаки концепта часто отличаются от общепризнанных представлений, что связано с авторским восприятием реальности и читательской оценкой художественного текста. Как правило, в произведениях Д. Рубиной положительно оценивают состояние одиночества женщины, а негативно - мужчины. Нейтральная или отрицательная оценка преобладает у второстепенных героев. У главных героев, отличающихся своей необычностью, одиночество ассоциируется с покоем и свободой. Близость и любовь к одиночеству, однако, выражается в этом случае не ядерными лексемами, а языковыми единицами, относящимися к ближней периферии. Исследование концепта «одиночество» в текстах художественных произведений Д. Руби-ной «позволяет проникнуть в художественный мир писателя, а также определить особенности его речестилевой системы» [5, с. 129].
1. Ожегов С.И. Словарь русского языка:70000 слов. Москва, 1990.
2. Александрова З.Е. Словарь синонимов русского языка. Москва, 2001.
3. Бабенко Л.Г. Концептосфера русского языка: ключевые концепты и их репрезентации (на материале лексики, фразеологии и паремиологии): проспект словаря. Екатеринбург 2010.
4. Поздеева Н.С. Коммуникативно-дискурсивные признаки концепта одиночество. Диссертация ... кандидата филологических наук. Архангельск, 2013.
5. Болотская М.П., Зуенкова А.О. Вербализация концептов «жизнь» и «смерть» в идиостиле И.Л. Муравьевой (на материале текста романа «Барышня»). Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. 2017; 4 (44): 122 - 131.
References
1. Ozhegov S.I. Slovar'russkogoyazyka:70000 slov. Moskva, 1990.
2. Aleksandrova Z.E. Slovar'sinonimovrusskogoyazyka. Moskva, 2001.
3. Babenko L.G. Konceptosfera russkogo yazyka: klyuchevye koncepty i ih reprezentacii (na materiale leksiki, frazeologii iparemiologii): prospekt slovarya. Ekaterinburg, 2010.
4. Pozdeeva N.S. Kommunikativno-diskursivnye priznaki koncepta odinochestvo. Dissertaciya ... kandidata filologicheskih nauk. Arhangel'sk, 2013.
5. Bolotskaya M.P., Zuenkova A.O. Verbalizaciya konceptov «zhizn'» i «smert'» v idiostile I.L. Murav'evoj (na materiale teksta romana «Baryshnya»). Izvestiya vysshih uchebnyh zavedenij. Povolzhskij region. Gumanitarnye nauki. 2017; 4 (44): 122 - 131.
Статья поступила в редакцию 06.08.19
УДК 1.17, 1.18.7.01
Vereshchagina T.N, Cand. of Sciences (Philosophy), senior lecturer, Altai State Pedagogical University (Barnaul, Russia), E-mail: norapati@yandex.ru
"WHAT'S HECUBA TO HIM, OR HE - TO HECUBA?": MYTHOLOGICAL PERCEPTION OF THE WORLD IN SH. RUSTAVELI'S "VITYAZ IN THE TIGER'S SKIN". Explication is one of methodical forms that researchers widely use in the analysis of texts: philological, linguistic, philosophical, historical, cultural, etc. It is an opportunity in any variety of described images, objects or phenomena to detect not only their characteristic features, but also some fundamental unity (affinity), and expand its hidden essential characteristics. The method of explication often allows the researcher to clarify the content of the artistic image, born implicit intuitive ideas of the poet. Then the boundaries of this image take a strict definition of the concept. In the article, one of the images of the poem "Vityaz in the tiger's skin" by Shota Rustaveli (the image of Kaji), thanks to the explication, takes a form of a logical concept, the outline of which has emerged in the depths of mythology. This outline is manifestation of possibilities of consciousness to give the environment mental integrity, and to justify the moral basis of harmonious coexistence with it.
Key words: kaji, vityaz, tiger's skin, Shota Rustaveli, Vepkhistkaosani, explication, Hecuba, William Shakespeare, Hamlet.
Т.Н. Верещагина, канд. филос. наук, доц. ФГБОУ ВП «Алтайский государственный педагогический университет», г. Барнаул,
E-mail: norapat@yandex.ru
«ЧТО ОН ГЕКУБЕ? ЧТО ЕМУ ГЕКУБА?»: МИФОЛОГИЧЕСКОЕ ВОСПРИЯТИЕ МИРА В ПОЭМЕ ШОТА РУСТАВЕЛИ «ВИТЯЗЬ В ТИГРОВОЙ ШКУРЕ»
В статье освещается тема специфического видения поэтом Шота Руставели истины о мифическом народе каджи. Экспликация, как методическая форма, позволяет в любом многообразии описываемых образов и явлений обнаружить их характерные признаки и фундаментальное единство, развернув сокрытую сущностность. Способ экспликации проясняет содержание художественного образа, рождённого неявными интуитивными представлениями автора, задавая ему строгую определённость понятия. Во 2-й части данной статьи один из образов поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» (образ каджи), благодаря экспликации, закрепляет обретение вида логического понятия, абрис которого наметился ещё в недрах мифологии. Этот абрис -манифестация возможностей сознания придавать окружающей среде ментальную целостность, и обосновывать нравственный фундамент гармоничного сосуществования с ней.
Ключевые слова: каджи, витязь, тигровая шкура, Шота Руставели, Вепхисткаосани, экспликация, Гекуба, У. Шекспир, Гамлет.
