CC BY
34
Ш1ШШШШ1ШШ1Ш1Ш1ШШШШШ1Ш1ШШ1Ш1МШ1Ш1ШШ1Ш1ШМШ1Ш1Ш1Ш1Ш1
© 2014
Н. Н. Шпильная
ЛЕКСЕМА И ТЕКСТ (к вопросу о деривационной корреляции)
Между лексемой и текстом существует деривационная связь. Эпидигматическая связь лексемы и текста проявляется в её способности служить свернутым текстом и тем самым являться внешней формой внутренней формы текста как его представителя в актах образования «новых» текстов.
Ключевые слова: внутренняя форма текста, деривация текста, лексема, текст
Предмет анализа в настоящей статье — деривационная корреляция лексемы и текста. Вопрос о соотношении лексемы и текста в лингвистической литературе долгое время не осознавался, поскольку полагалось, что слово является номинативной единицей, основное назначение которой — закрепить в дискретной форме тот или иной «кусочек действительности»1. Переосмысление положения о независимости лексемы от текста стало возможным в рамках коммуникативной грамматики русского языка, признающей факт коммуникативной связи лексемы и текста. Полагая, что «в слове <.. .> широко отражаются разноплановые коммуникативно-прагматические свойства текста» и что «ничто (или почти ничто) текстовое не чуждо слову», лингвисты формулируют сверхзадачу функциональной (коммуникативной) грамматики слова — установление дискурсивных возможностей слова в передаче коммуникативно значимой информации2.
Наши рассуждения о связи лексемы и текста опираются на основные положения деривационной грамматики русского языка, исследующей формальную взаимосвязь всех единиц языка — от фонемы до текста3. Основной тезис, разделяемый дериватологами, — это тезис о том, что возникновение языко-речевой единицы является следствием её формально-семантической соотнесённости с другой языко-речевой единицей. При этом вопрос о деривационной связи лексемы и текста обычно решается с позиций структурно-дериватологического подхода, согласно которому деривационное функционирование текста является следствием реализации деривационного потенциала его лексико-деривационных рядов как элементов синтаксического уровня организации текста4. В таком случае, по существу, текст рассматривается как языковой материал (по Л. В. Щер-бе), в котором репрезентируются единицы языка. Вопрос же о том, каким образом осуществляется деривация текста как самостоятельной языко-речевой единицы, насколько нам известно, в лингвистической литературе специально не ставился. Решение данного вопроса возможно с позиций системно-дериватологического подхода, основанного на идеях «системных» лингвистов, признающих наличие в языке «идеальной области», скрытой за языковым содержанием (В. фон Гумбольдт). Для системной лингвистики релевантной оказывается оппозиция части и целого, где часть трактуется не как составной элемент системы, а как образ будущего целого. В философии соотношение части и целого решается диалектично: «целое порождается целым посредством частей. Одна из частей, будучи непосредственно связанной не только с одним целым, но и с другим, в силу каких-л. условий приобретает тенденцию к выходу за пределы исходного целого и к преобразованию себя и всего целого. Итак, целое порождается целым посредством частей»5. Триада «целое — часть — целое», где часть уже не часть и ещё не целое, а будущее (качественное) целое в рамках поднимаемой в статье проблемы приобретает особую значимость, позволяя представить процесс текстообразования как предвосхищение целостной сущности — текста — за счёт развития её части — лексемы — как относительно независимого целого. При этом совокупность лексем трактуется как микротекст, являющийся в свою очередь элементом внешней или внутренней формы текста. Последнее согласуется с суждениями В. В. Бибихина, согласно которому внутренней формой языка является лексема (слово). Именно этим, по мнению учёного, объясняется тот факт, что В. фон Гумбольдт в своих размышлениях о внутренней форме языка в качестве примера использует лексему слон, в санскрите именуемый то как «двузубый», то как «дважды пьющий», то как «снабженный рукой»6. В таком случае не текст, а лексема является вторичной единицей — единицей, производной от текста.
В лингвистической литературе уже давно отмечается факт связи слова и текста, сущность которой проявляется в способности слова служить свёрнутым текстом, или по образному определению М. М. Бахтина, «аббревиатурой высказывания»7. О связи лексемы и текста говорит Л. Н. Мурзин, согласно которому тексты «хранятся» в языко-речевом мышлении в виде лексем, являющихся «следствием определённого преобразования, свёртывания, компрессии текстовой номинации»8. В исследованиях Л. В. Сахарного и его учеников экспериментальным путём доказывается наличие деривационной связи между текстом и лексемой, обнаруживаемой в представлении текста как ментального феномена, в виде ключевых слов9, связанных парадигматическими, синтагматическими и эпидигматическими отношениями, являющимися в свою очередь следствием обозначенных отношений на уровне текста. Последнее обусловлено взаимными переходами текста и лексемы. Так, например, лексема, вовлекаясь в процесс образования нового текста, не теряет, а наоборот, сохраняет свои связи с прежним текстом, приобретая новые признаки. При этом производный текст обогащает лексему новыми формально-смысловыми наращениями; в то же время лексема «обедняется», потому что «после нового свёртывания уже соответствует одновременно двум разным текстам, как бы вмещая в себя лишь то общее, что объединяет эти тексты»10. Отсюда структура многозначного слова
Шпильная Надежда Николаевна — кандидат филологических наук, доцент кафедры общего и русского языкознания Алтайской государственной педагогической академии. E-mail: [email protected]
1 Реформатский 1996.
2 Клобуков 1997, 32.
3 Мурзин 1984.
4 Голев 1989; Сайкова (Мельник) 2002; Трубникова 2008.
5 Алексеев, Панин 2005, 470-471.
6 Бибихин 2008.
7 Бахтин 1979.
8 Мурзин 1988, 20.
9 Сахарный и др. 1989; 1991.
10 Мурзин 1988, 18.
Лексема и текст (к вопросу о деривационной корреляции)
321
есть не что иное как отражение структуры связи деривационных вариантов текста (формально-семантических вариаций текста), и наоборот. Этот тезис хорошо иллюстрирует и тот факт, что в реальности мы не имеем дела с текстом, мы имеем дело, скорее, с субстратом текста, текст же реально воспринимается нами как совокупность/последовательность ключевых слов (лексем), выступающих в качестве прообраза будущего текста, его «речемыслительного эмбриона» (Н. Ф. Алефиренко). Иными словами, в процессе текстообразования мы передаём не сообщение, не информацию, а лексемы, служащие «точками входа» в те или иные коммуникативные фрагменты, хранимые в языковой памяти носителя языка и почему-л. ассоциирующиеся с ними (лексемами). В таком случае лексема предстаёт и как составной элемент речевого произведения и в то же время его представитель в языко-речевой системе того носителя языка, к которому это произведение адресовано. Подчеркнём, что при вербальном контакте потенциальная дискретность лексем как элементов лексического уровня языко-речевой системы исчезает, диалогические потенции лексемы, проходящей через зону контакта, испытывают скачок вследствие её взаимодействия с «полупроводником» — внутренней формой текста как виртуально-материального межтекста, характеризующегося порождающей силой — способностью соотносить данное с новым в силу присущей языковой форме диалогической энергии, определяющей в том числе «работу» коммуникативного тезауруса носителя языка. При этом если контакт лексемы и полупроводника идеален (без помех), то на выходе появляется «новое» речевое произведение; если нет, то появление высказывания возможно либо во внутренней речи без озвучивания (при наличии помех, контроля со стороны метаязыкового сознания, «неподходящей» ситуации, например), либо вообще невозможно в силу контакта с лексемой, выступающей в качестве пустого знака (знака, ассоциативно не соотносимого с коммуникативными фрагментами, агнонима?)
Деривационный характер связи лексемы и текста хорошо демонстрируют ассоциативные эксперименты, проводимые Ю. Н. Карауловым и другими учёными. Подобные эксперименты доказывают, что текстопорождающая энергетика слова-стимула становится импульсом «излучения» соответствующих ситуационных ассоциаций как фрагментов ассоциативно-вербальной сети, «которая заложена в голове всякого среднего носителя языка и обеспечивает его владение языком»11. Рассматривая каждую реакцию как модальную реакцию, относящуюся к прагматическому, а не когнитивному уровню организации речи, мы полагаем, что все реакции носителя языка, представленные, например, в Ассоциативном тезаурусе, представляют собой «фрагменты» текстов либо когда-то ими (носителями языка) порождённых, либо готовых развернуться применительно к данному стимулу. Н. Д. Голев отмечает: «Извлечение из памяти готовой единицы — не просто её воспоминание, а во многом именно "цитация", и это означает, что хранимое слово является носителем потенциала его коммуникативного функционирования»12. Такой потенциал коммуникативного функционирования является не столько слепком, следом былого коммуникативного акта — текста, сколько первым шагом на пути к новому акту употребления, готовому в любой момент материализоваться. Таким образом, именно лексема, будучи свёрнутым текстом, служит «точкой входа» в ментальные структуры — в текстовое пространство языкового сознания, представленного текстами-примитивами — совокупностью ключевых слов как коммуникативных фрагментов. По мнению Б. М. Гаспарова, коммуникативный фрагмент — это «и "единица'', мыслимая во всей своей непосредственной целостности, но в то же время и — сам себе — "контекст", излучающий из себя целое поле тематических, сюжетных, жанровых, ситуационных подразумеваний, аллюзий и ассоциаций»13. Осознание ци-татационного характера текстообразования вовсе не означает, что оно осуществляется только в лингвомнемоническом формате, связанном с «процессом импликации (свёртывания) высказывания, преобразования речевого сообщения в элементы системы»14. Как представляется, текстообразование тесно связано с креативной составляющей текстовой деятельности по принципу «данное — новое», где новое предстаёт как возможные ходы выражения мысли, ассоциирующиеся с «цитатным мнемоническим конгломератом» (Б. М. Гаспаров), хранимым в языковой памяти носителя языка. Сам характер «излучения», или извлечения, обусловлен креативной природой текстообразования.
Из сказанного логически вытекает взаимообусловленность текстов в системе языка (= ассоциативно-вербальной сети как онтологическом состоянии языка)15, их суппозиционная связность, обусловленная его [текста] внутренней формой как «хранителем» эпидигматических сем-термов и ассоциативной природой языка. Лексема при таком подходе предстаёт как внешняя форма внутренней формы текста, что вовсе не противоречит, а, напротив, соответствует современным представлениям об эффекте «удвоения формы», открытом Гегелем: форма одновременно входит в содержание и представляет собой нечто по отношению к нему. В первом случае речь идёт о внутренней организации содержания, а во втором — о способе существования и выражения содержания. В этом смысле «форма внутренней формы» — лексико-семантическое пространство текста — выступает как что-то несущественное само по себе, как проявление более важного содержания.
ЛИТЕРАТУРА
Алексеев П. В., Панин А. В. 2005: Философия. М. Бахтин М. М. 1997: Собр. соч. Т. 5: Работы 1940-1960 гг М. Бибихин В. В. 2008: Внутренняя форма слова. СПб.
Гаспаров Б. М. 1996: Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М. Голев Н. Д. 1989: Динамический аспект лексической мотивации. Томск.
Голев Н. Д. 2006: Лингвотеоретические основания типологии языковой личности // Лингвоперсонология: типы языковых личностей и личностно-ориентированное обучение / Н. Д. Голев, Н. В. Сайкова, Э. П. Хомич (ред.). Барнаул, 7-27.
Засорина Л. Н. 1973: О некоторых эмпирических признаках металингвистики // Вопросы металингвистики / Л. Н. Засорина (ред.). Л., 9. Мурзин Л. Н. 1984: Основы дериватологии. Пермь.
Мурзин Л. Н. 1988: Текст — номинация — лексема // Лексические аспекты в системе профессионально-ориентированного обучения иноязычной речевой деятельности / Т. С. Серова (ред.). Пермь, 16-21.
Караулов Ю. Н. 1999: Активная грамматика и ассоциативно-вербальная сеть. М.
11 Караулов 1999, 13.
12 Голев 2006, 18.
13 Гаспаров 1996, 132.
14 Засорина 1973, 9.
15 Караулов, Добровольский 1993, 9.
322
ШПИЛЬНАЯ
Караулов Ю. Н., Добровольский В. О. 1993: Идиоматика в тезаурусе языковой личности // Вопросы языкознания. 2, 5-15. Клобуков Е. В. 1997: Проблемы изучения коммуникативной грамматики русского слова // Язык, сознание, коммуникация / В. В. Красных, А. И. Изотов (ред.). М., 32-39.
Реформатский А. А. 1996: Введение в языковедение. М.
Сайкова (Мельник) Н.В. 2002: Взаимодействие текста и слова в деривационном аспекте (на материале вторичных текстов разных типов): дис. ... канд. филол. наук. Барнаул.
Трубникова Ю. В. 2008: Лексико-деривационные основания моделирования текста. Барнаул.
LEXEME AND TEXT (the question of correlation derivational)
N.N. Shpilnaya
In this paper we prove the thesis of the derivation relation between lexeme and text. Epidygmatical lexeme and text communication is manifested in its ability to serve as a collapsed text and thus are external shape of the internal form of the text as its representative in the acts of composing «new» texts.
Key words: internal form of the text, text derivation, lexeme, text
