CC BY
10УДК: 340.1
Честнов Илья Львович,
профессор кафедры теории и истории государства и права Санкт-Петербургского юридического института (филиала) Университета прокуратуры Российской Федерации,
доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации просп. Литейный 44, Санкт-Петербург, Российская Федерация, 191104, e-mail: ilchestnov@yandex.ru
Кочевинов Семен Юрьевич,
студент Санкт-Петербургского юридического института (филиала) Университета прокуратуры Российской Федерации, просп. Литейный 44, Санкт-Петербург, Российская Федерация, 191104, e-mail: kosyr21@icloud.com
ЛЕГИТИМНОСТЬ КАК НЕОБХОДИМОЕ УСЛОВИЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ
ПОЗИТИВНОГО ПРАВА
Аннотация. Легитимность права является центральной проблемой современного дискурса теории права, которая должна рассматриваться не в контексте классической картины мира или в рамках диалектического материализма, а согласно новой постклассической диалогической методологии. В этой части легитимность проявляется через существование позитивного (действующего) права не через осуществление государственного принуждения, а через признание права как общезначимой нормы, то есть через легитимность.
Ключевые слова: теория права, легитимность, позитивное право, постмодерн, правопонимание, государственное принуждение.
Chestnov Ilya Lvovich,
Professor of the Department of Theory and History of State and Law St. Petersburg Law Institute (branch)
University of the Prosecutor's Office of the Russian Federation, Doctor of Law, Professor, Honored Lawyer of the Russian Federation Ave. Liteiny 44, St. Petersburg, Russian Federation, 191104, e-mail: ilchestnov@yandex.ru
Kochevinov Semyon Yurievich,
student of St. Petersburg Law Institute (branch) University of the Prosecutor's Office of the Russian Federation, Ave. Liteiny 44, St. Petersburg, Russian Federation, 191104, e-mail: kosyr21@icloud.com
ON THE QUESTION OF LEGITIMACY AS A NECESSARY CONDITION FOR THE
EXISTENCE OF POSITIVE LAW
Annotation. The legitimacy of law is the central problem of the modern discourse of the theory of law, which should be considered not in the context of the classical picture of the world or within the framework of dialectical materialism, but according to the new postclassical dialogic methodology. In this part, legitimacy is manifested through the existence of a positive (acting) law, not through the implementation of state coercion, but through the recognition of law as a universally valid norm, that is, through legitimacy.
Keywords: law, legitimacy, positive law, postmodernity, legal understanding.
Пожалуй, нет смысла дискутировать, что социальная реальность XXI века не оставляет шанса удержать всё то, что старательно постулировалось,
вырабатывалось на протяжении прошлых столетий. Этот процесс характерен для всего общества, если брать его широкую трактовку, а именно, как всё человечество в целом. Приход информационного общества, смешение центра с экономической сферы на культурную, концептуальные и иные перемены слились в слове «постмодернизм».
Постмодернизм, появившись сначала как феномен культуры XX века уже во второй половине столетия стал явлением социальным, а к концу тысячелетия стал скорее новым вызовом классическому (модерну) миру. Отметим, что постмодернизм «...радикализировал идеи неклассической картины мира и тем самым «подтолкнул» формирование
постклассического мировоззрения и науковедения в частности» [1, с. 28]. Поэтому признаем или как Юрген Хабермас не признаем приход постмодернизма, мы же, как утверждает Л. А. Микешина, работаем в контексте многих постмодернистских принципов, не всегда осознавая, как известный герой Мольера, что «говорим прозой» [2, с. 5253].
Очевидным пред нами предстает факт того, что индивиды в своем сознании по-иному дают оценку происходящим в обществе процессам, по-разному интерпретируют социальные явления. В этом свете подчеркнем лишь факт того, что новая постсовременная трактовка отличается от оценки эпохи модерна в своем отрицании и непринятии той прошлой картины мира. Это касается разных аспектов: аксиологических диспозиций, взглядов, идей и так далее. Всё это явным образом влияет на правовую организацию общества, взаимодействие людей в рамках социально-правовой коммуникации и, что, наверное, самое важное, отношение и оценка индивидов к совокупности
правовых норм, которые действуют в том или ином конкретном обществе, другими словами, символическое правовое опосредование.
Любое исследование, претендующее на научность, должно начинаться с констатации того, что мы имеем в данный момент - контекста ситуации. Другими словами, «процесс реального мышления всякий человек начинает с фиксации определенного «положения дел» в действительности [3, с. 1], в нашем случаи этой «действительностью» выступает многоаспектная общественная
конструкция - легитимность, которая, как сущностная характеристика позитивного права, в дискурсе теории государства и права, социологии есть связующее звено всего общества. Легитимность образует, по мнению известного немецкого социолога М. Вебера, определенный легитимный порядок, значимый для всех социальных отношений [4, с. 636]. Сегодня уже некорректной представляется точка зрения М. В. Антонова, отстаивающая позицию тождества легитимности и легальности. По его мнению, применение этих понятий относительно права, нормы права вызывает терминологическую
запутанность, то есть избыточность [5, с. 66]. В современных обстоятельствах нельзя руководствоваться методологией XX века с его господством материалистической диалектики -безнадежно устаревшей, что связано с переходом от индустриального к информационному обществу со всеми вытекающими последствиями,
рассуждение о которых достойно отдельной работы. Научное исследование феномена легитимности позволит ответить на вопрос А. В. Стовбы: «Как теперь возможно присутствие права?» [6, с. 157]. Так, вызовы постмодерна ставят пред научным сообществом онтологическую и методологическую проблему осмысления права.
В дискурсе теории государства и права определять легитимность как сущностную характеристику права начали
относительно недавно. Обычно, как отмечает В. В. Денисенко в своей монографии, в учебниках по теории государства и права этому посвящен от силы один параграф, а то и хуже -сопоставление легитимности и
легальности [7, с. 34-35]. Однако значение этой категории выход далеко за рамки одного параграфа: интерпретация текстуальной нормы акторами,
правоприменителями как нормы должного будет означать определенные правовые последствия, а правовые последствия возможны только при наличии такого свойства права как легитимность, когда, повторюсь, акторы, стороны уголовных, гражданских и иных правоотношений признают право, равно как и признают правовые последствия позитивной нормы, свои права и обязанности. Право создает определенную социально направленную структуру, опирающуюся на
общезначимые и общеобязательные нормы, создающие конкретный
коммуникативный порядок, если брать за основу терминологию А. В. Полякова, в котором индивиды реализуют свои потребности. Следовательно, правовой характер нормы формируют не отдельные признаки права, а то, что обеспечивает совокупность правовых качеств. В обоснование этого тезиса пойдем от обратного: не государственное
принуждение интегрирует все признаки права в позитивном воплощении, благодаря чему оно будет действующим, а легитимность.
Ошибочно считать, что правовая норма имеет силу общеобязательности через государственное принуждение, беря за основу этатизм Вышинского, или как называет В. С. Нерсесянц советского-легизма [8, с. 283]. Петля санкций Л. И. Петражицкого показывает [9, с. 221222], что при попытке выделить сущность права через санкцию, то есть принуждение, мы неизбежно сталкивается с проблемой, когда за одной нормой права неизбежно обязана следовать санкция, а за неисполнение этой санкции следует другая санкция и так далее до бесконечности. Харт отмечает, к примеру, что
рассматривать право через призму принуждения не имеет смысла, так как принуждение относится к «закону плохого парня», который соблюдает право только из-за страха наказания, обеспечивая маргинальное поведение [7, с. 35]. Но при подобном поведении индивида не всегда достигаются цели и задачи правового регулирования. Представители
позитивизма хотят найти признаки нормы права, не уделяя значение онтологической сущности самого права, в зависимости от чего будет определяется специфика реализации его в социальной реальности.
В дополнение к этому следует отметить, что невозможно выделить принуждение в управомочивающих и обязывающих нормах права, учитывая, что санкция предусматривается только в запретительных нормах. То есть само функционирование права в социальной плоскости не связано с принуждением. Правомочие не носит государственного принудительного характера, а
обязывающие нормы носят характер психологической угрозы принуждения только в отдельных случаях, связанных с неисполнением обязательств, а само принуждение наступает только за правонарушения. Государственное
принуждение является средством обеспечения права в обществе, последствием за правонарушение, но никак ни его (права) сущностным признаком. Из этого мы делаем вывод, что универсальным критерием,
характеристикой права выступает не государственное принуждение, а легитимность. Другими словами, признание того или иного социального явления правовым, придание той или иной норме права легитимности связано не с наличием государственного принуждения, а скорее с авторитетом нормы права, её общей значимостью. Определение таких норм возможно, по нашему мнению, только ретроспективно, где их показателем будет стабильность правовой системы [10, с. 76-77].
Данная концепция согласуется с процессом воспроизводства права в социальной действительности. Этот
механизм содержит две стадии: предложение законопроекта и легитимация [1, с. 52]. Первая стадия характеризуется работой юристов-профессионалов по ведению в юридическое поле, по терминологии Бурдье, свою
интерпретацию закона. На втором же этапе референтная группа с помощью убеждения или суггестии добивается признания народными массами определенного социального поведения согласно разработанной нормы права. Решение же широких масс выражается в исполнении этой самой нормы права - будет ли она иметь своё социальное воплощение, или станет «мертвой» нормой. Но на результат этого процесса может оказывать влияние целая палитра социальных, юридических, политических, экономических факторов, из чего делается вывод о случайности, непредсказуемости итога, а,
следовательно, иррациональности.
В современном обществе невозможно игнорировать влияние населения на политико-правовые процессы или только суггестией добиваться признания. Но стоит отметить, что многие исследователи упрекают в ошибочности такой точки зрения к пониманию легитимности. Например, Н. В. Варламова определяет несостоятельность подобного подхода к определению легитимности: «.силовыми и суггестивным воздействием можно обеспечить поддержку любых правил» [11, с. 100]. Но подобное осмысления легитимности мало напоминает
современное общество. Это связано с тем, что признание правового статуса личности как равного субъекта в обществе является основным мотивом деятельности в политико-правовой сфере. Из чего следует необходимость не воздействовать на сознание населения, а скорее убеждать в необходимости той или иной нормы или модели поведения. В этой связи верно отмечает В. В. Лапаева, говоря о том, что «равенство субъектов правового регулирования, которое не приносится откуда-то извне, а вырабатывается путем такого согласования их интересов в процессе деятельности ., когда реализация одних интересов возможна в
той мере, в какой она не препятствует реализации интересов других субъектов» [12, с. 224-225]. Последствия
несоблюдения норм права отмечает В. В. Денисенко, указывая на
возникающую проблему:
«.игнорирование субъектов за пределами профессионального сообщества приводит к кризису легитимности» [7, с. 77]. Под кризисом легитимности следует понимать и кризис позитивного права как всей законодательной системы государства, что выражается в подрыве целостности общества, а, следовательно, и «генеральной функции» права.
Отдельным аспектом легитимности правовых норм является воспроизводство их в ментальности населения. Это также к вопросу о парадоксе представительства, вскрытый П. Бурдье, и теории социальных представлений Московичи. Поэтому осмысляя «что есть государство, значит пытаться со своей стороны думать за государство, применять к нему мыслительные категории, произведенные и гарантированные государством» [13, с. 220] - проводя параллели с правовой легитимностью, то
формирование и осмысление
легитимности - это думать и применять индивидом мыслительных конструкций, произведенных обществом в рамках социальных отношений. То есть социальное явление становиться действительным только если
воспроизводится в ментальной реальности, благодаря чему реализуются определенные практики индивидов, создающие структуру как социальный (правовой) институт. Одним словом, если нет информации о социальном явлении, то оно не существует. «Бытие реифицируется в знаковой форме как некая данность, не подвергаемая сомнению, и принуждает к совершению определенных действий» [14, с. 14], но в то же время «феномен реификации вообще создает впечатление, что легитимность существует независимо от отношения к норме права отдельного человека» [15, с. 64]. И последним суждением стоит согласиться, так как, обосновывая позицию, выдвинутую еще
М. Вебером, что нормы права опосредуют уже сложившиеся социальные отношения, выступаю так называемой «оболочкой» [16, с. 509]. Поэтому если нормы права выступая в форме закона, позитивированного права, противоречат социальному контексту, то их эффективность правового регулирования и поддержания правопорядка в обществе значительно снижается.
Таким образом, позитивное право есть всегда действующее право, то есть оно легитимировано, в соответствии с его применением и правовыми последствиями. «Нормы становятся правовыми только тогда, когда они объективно получают признание со стороны общества в качестве оснований для прав и обязанностей субъектов и реально таковыми наделяются». - постулирует А. В. Поляков [17, с. 15]. Для достижения целей, которые стоят перед правом, а именно регулирование наиболее важных общественных отношений, обеспечение целостности общества, наделение юридической силой последствия правоотношений и др. необходимо не властное принуждение, обеспечивающее маргинальное поведение, а признание позитивного права таковым населением, благодаря чему в социуме формируется определённая юридическая практика правоприменения той или иной общеобязательной нормы. Дальнейшее изучение правовой специфики
легитимности относительно позитивного права имеет свою практическую необходимость. В настоящее время правовая реальность невероятно изменчива с наступлением постмодерна или, как постулирует В. Д. Зорькин [18, с. 1], даже метамодерна,
следовательно, под ежедневную критику и переосмысление должны подпадать действующие нормы права. Поэтому эффективность права будет зависеть именно от того, как быстро законодатель будет реагировать на социальные, политические, экономические и культурные явления, оказывающие непосредственное влияние на право.
Поэтому в настоящее время в дискурсе теории государства и права можно наблюдать поворот от статики к процессуальному свойству восприятия государства - через диалог структуры и действий (практик). Подобный подход акцентирует свое внимание на поведении субъектов, должностных лиц в рамках диалога полномочий должности и индивида, исходя из чего возникает конфликт сравним с проблемой «два тела короля». Следовательно, в современном мире нельзя рассматривать институт легитимности норм права в статике института - необходимо дополнять исследование через практику акторов, их восприятия и оценки правовых институтов в конкретном социокультурном контексте.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ
1. Честнов И. Л. Постклассическая теория права : монография. Санкт-Петербург : Альфа-Пресс, 2012. 650 с.
2. Микешина Л. А. Философия познания. Полемические главы. Москва, 2002. 624 с.
3. Щедровицкий Г. П. Принцип «параллелизма формы и содержания мышления» и его значение для традиционных логических и психологических исследований // Избранные труды. Москва : Школа культ. политики, 1995. 800 с.
4. Вебер М. Избранные произведения / пер. с немецкого ; сост. Ю. Н. Давыдова. Москва : Прогресс, 1990. 808 с.
5. Антонов М. В. Легитимность и действие права // Труды Института государства и права Российской академии наук. 2018. № 3. С. 48-81.
6. Стовба А. В. О перемене сущности или «что есть» право в эпоху постметафизики // Правоведение. 2008. № 1. С. 157-164.
7. Денисенко В. В. Легитимность как характеристика сущности права. Введение в теорию : монография. Москва : Юрлитинформ, 2014. 184 с.
8. Нерсесянц В. С. Философия права : учебник для вузов. Москва : Норма, 2005. 656 с.
9. Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Санкт-Петербург, 2000. 312 с.
10. Честнов И. Л. Легитимность как признак права // Вестник МГОУ. Серия: Юриспруденция. 2018. № 3. С. 71-78.
11. Варламова Н. В. Типология правопонимания и современные тенденции развития теории права. Москва, 2010. 136 с.
12. Лапаева В. В. Типы правопонимания: правовая теория и практика. Москва : Российская академия правосудия, 2012. 577 с.
13. Бурдье П. Социология социального пространства / пер. с франц. ; отв. ред. Н. А. Шматко. Москва : Институт экспериментальной социологии ; Санкт-Петербург : Алетейя, 2007. 288 с.
14. Честнов И. Л. Актуальные проблемы теории государства и права. Часть 1. Актуальные проблемы государства. Санкт-Петербург : Санкт-Петербургский юридический институт (филиал) Университета прокуратуры Российской Федерации, 2019. 63 с.
15. Поляков А. В. Признание права и принцип формального равенства // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2015. № 6. С. 57-76.
16. Кириленко В. П., Алексеев Г. В. Легитимность демократии в работах Макса Вебера и Карла Шмитта // Правоведение. 2018. № 3. С. 501-517.
17. Поляков А. В. Коммуникативная концепция права: вопросы теории. Санкт-Петербург : Питер-Принт, 2003. 154 с.
18. Зорькин В. Д. Право метамодерна: постановка проблемы // Журнал Конституционного правосудия. 2019. № 4. С. 1-8.
