CC BY
137
УДК 94(438).081+929Пилсудский
ЛЕГЕНДА ЮЗЕФА ПИЛСУДСКОГО В ПОЛЬСКОМ ОБЩЕСТВЕ МЕЖВОЕННОГО ПЕРИОДА (1918-1939 ГОДЫ)
П. Цихорацкий
Вроцлавский университет E-mail: [email protected]
Раскрываются объективные и субъективные предпосылки формирования в сознании поляков легенды о маршале Пилсудским, показано как эта легенда в межвоенный период стала в Польше инструментом в политической борьбе. Прослеживается прямая взаимосвязь оживления дискуссии о Пилсудском с обострениями кризисных явлений. В качестве поворотных моментов в эволюции образа Пилсудского рассматриваются 1918 г., весна 1926, 1935 и 1939 годов. Показано как власть использовала память поляков о Пилсудском для мобилизации общества.
Ключевые слова: История Польши, межвоенный период, общественное сознание, образ Пилсудского.
THE JOZEF PILSUDSKI'S LEGEND IN THE POLISH SOCIETY OF THE INTERWAR PERIOD (1918-1939)
P. Tsykhoratsky
In article objective and subjective preconditions of formation in consciousness of Poles of a legend about the marshal Pilsudsky reveal, is shown as this legend during the intermilitary period became in Poland the tool in political strike. The direct interrelation of revival of discussion about Pilsudsky with aggravations of the crisis phenomena is traced. As turning points in evolution of an image Pilsudsky it is considered 1918, spring 1926, 1935 and 1939. It is shown as the power used memory of Poles about Pilsudsky for society mobilization.
Key words: History of Poland, the intermilitary period, public consciousness, Pilsudsky's image.
Размышления о Юзефе Пилсудском, которые много лет ведутся в Польше, часто сопровождаются словом «легенда». Его использование преследует цель подчеркнуть исключительность положения этой лич-
ности в сознании поляков прошлого столетия. Тот факт, что Пилсуд-ский занимает особое место в польской истории ХХ в., не является дискуссионным. В то же время неоднозначным представляется само определяемое словом «легенда» явление, окружающее Маршала. Кратко её можно определить как мнение и оценки личности Пилсудского, сформулированные с опорой на тенденциозный, часто продиктованный эмоциями подбор информации. В результате дело дошло до параллельного существования позитивной и негативной версии односторонне рисуемого образа Маршала.
До настоящего времени продолжаются дискуссии на тему истоков возникновения легенды Пилсудского. Обращается внимание на самые разные проблемы, особенно связанные с историей польской нации в период разделов Польши (после третьего раздела в 1795 г.). В вышеназванном контексте выделяются такие факторы, как сила романтической традиции в польской культуре, присущий полякам в эпоху после разделов «миф вождя» или же сознательное создание собственного образа самим Пилсудским. Указывалось, наконец, на представляющую собой как бы объективный фактор привлекательность самой биографии героя. Ведь её богатство и сложность давали возможность соответствующим образом, эмоционально интерпретировать её как ярым сторонникам Пилсудско-го, так и его противникам. Ещё задолго до обретения независимости Польшей в 1918 г. специфика биографии будущего Маршала склоняла его сторонников к размышлениям относительно окружающей его леген-ды1. Уже тогда этот вопрос не был чужд и противникам этого политика, как правым, так и левым2. 1918-1939 гг. выделяются, однако, в истории этой горячей дискуссии о Пилсудском, продолжающейся в значительно меньшей степени до сих пор. Самой важной причиной этой дискуссии было занятие им, с самого начала существования возрождённой Польши, центрального места в политической жизни. Это обстоятельство влияло на форму и особую динамику окружающей его легенды. Она разрасталась вместе с его очередными шагами, которые предопределяли ситуацию во II Республике.
В 1918-1939 гг. было несколько событий первого плана, связанных с проблемой легенды Пилсудского. К ним следует отнести действия властей с целью распространить и закрепить образ Пилсудского, соответствующий позитивному варианту. Широко использовались обе разновидности легенды как орудия в текущей политической борьбе. В связи с этим межвоенный период был временем, когда в польском обществе
1 Studnicki, W. Z przezyc i walk. Warszawa, 1928. S. 44.
2 Kawalec, K. Roman Dmowski. Warszawa, 1996. S. 87; Mazowiecki, M. [wlasc. Kulczycki L.] Historia ruchu socjalistycznego w zaborze rosyjskim. Krakow, 1903. S. 371.
можно было говорить об относительно повсеместном восприятии обеих разновидностей. Здесь стоит привести мнение Каетана Моравского. Моравский писал о Пилсудском: «Своим ренессансным буйством и литовским упрямством, широтой своих концепций и мелочной мстительностью, своей личностью и легендой он заслонил и придавил весь период истории Польши и вторгся в жизнь каждого из нас. Все, и те, что хотели, и что не хотели, более чем самими собой мы были его современниками»3. Это мнение, как представляется, отлично иллюстрирует сложность, диапазон и значение «легенды» Пилсудского в жизни польского общества эпохи межвоенного двадцатилетия.
Образ Пилсудского эволюционировал постепенно, вместе с его очередными начинаниями. Однако, охватывая взглядом всё межвоенное двадцатилетие, можно заметить более короткие периоды, когда этот процесс внезапно усиливался. Одновременно в эти моменты споры, объектом которых был Пилсудский, всегда ужесточались. Это обычно было связано с кризисными периодами в истории II Республики. Такие события сами по себе становились со временем постоянной составляющей образа Пилсудского, создаваемого в последующие годы существования государства. Споры об этих эпизодах приобретали черты борьбы за историческую память. Можно при этом отметить, что многие из существующих сюжетов создавались по горячим следам, почти на следующий день после событий.
К таким моментам, несомненно, относились первые дни существования независимой Польши в 1918 г. Несколько дней с момента возвращения Пилсудского из немецкой тюрьмы в Магдебурге (10 ноября) до создания первого кабинета II Республики (17 ноября) были исключительным периодом в истории образа этой личности. Надежды, возлагаемые на прежнего Коменданта легионов I бригады польских легионов (она воевала на стороне центральных держав в 1914-1917 гг.), несмотря на их различную обусловленность, почти не зависели от исповедуемых политических взглядов4. И хотя данный период был очень коротким, это не уменьшает его исключительности. Возврат противников Коменданта к традиционным для них методам формирования его образа был, конечно, неизбежен в атмосфере нормальной политической борьбы, характерной для государства, признающего демократические свободы.
Подобное внешнее доминирование позитивных оценок уже не повторилось. Это было так, хотя можно указать на моменты, которые тео-
3 Morawski, K. Tamten brzeg. Warszawa, 1996. S. 176.
4 Dqbrowska, M. Dzienniki 1914-1945. Warszawa, 1998. T. I. S. 209; Orzechowski, M. Wojciech Korfanty. Biografia polityczna. Wroclaw, 1975. S. 184-185.
ретически могли способствовать позитивным позициям. Этого не происходило даже тогда, когда, казалось бы, имел место эффектный триумф, каким было наступление польских войск на Украине и занятие Киева в мае 1920 г. во время польско-большевистской войны. Несмотря на свидетельства о словах одобрения, которые в этой связи публично произносились недружелюбно настроенным по отношению к Пилсуд-скому политиками, трудно говорить о подобной ноябрю 1918 г. атмосфере всеобщей, а тем самым отчасти некритической поддержки5. Конечно, военные неудачи, которые вскоре наступили (конец июня -середина августа 1920 г.) и с которыми по логике вещей легко было связать Верховного вождя, способствовали радикализации дискурса по этой теме. Крайние оценки давались как его руководству войсками, так и реализации концепции внешней политики. До настоящего времени в польской историографии существует мнение о национальном единстве во время кризиса лета 1920 года6. Это, однако, не касалось личности Пилсудского. В состоянии антагонизма была не только политически активная часть общества, но и армия7. В связи с этим предпринималось много инспирированных властями действий, целью которых было укрепление у солдат позитивного образа Маршала, среди которых по-прежнему присутствовала неприязнь к нему8.
Майский переворот 1926 г. сразу же придал легенде Маршала новое качество, также в сравнении с ранее представленными, предыдущими переломами в истории II Республики. Как в 1918, так и в 1920 г. Пилсудский играл ведущую роль. Однако в обоих случаях его начинания были в значительной степени реакцией на складывающуюся, часто независимо от него, ситуацию. В 1926 г. было уже иначе. Его индивидуальные решения стали двигателем «перелома», что давало возможность отождествлять с ним все последствия. Дополнительной отличительной особенностью периода сразу же после переворота является также стилистика спора о Пилсудском, определяемая как «исключительно грубое столкновение представлений»9. Этот конфликт в сфере публичных высказываний (особенно в прессе) представляется исключительным на фоне 1918/1919 гг. и даже ре-
5 Sprawozdanie stenograficzne z 144 posiedzenia Sejmu Ustawodawczego.
4.V.1920. L. 6; Karpinski, S. Pamigtnik dziesigciolecia. Warszawa, 1931. S. 237.
6 Lisiak, H. Propaganda obronna w Polsce w rozstrzygajqcym okresie wojny polsko-sowieckiej 1920 r. // Dzieje Najnowsze. 1997. № 4. S. 3.
7 O Niepodlegl^ i granice. Raporty i komunikaty naczelnych wladz wojskowych o sytuacji wewngtrznej Polski 1919-1920 / Oprac. M. Jablonowski, P. Stawecki, T. Wawrzynski. Warszawa-Pultusk, 2000. T. II. S. 530.
8 AAN. Zesp. 1401. Sygn. 296/I-56; CAW. Zesp. 300.8. Sygn. 77.
9 Nalgcz, D., Nalgcz, T. Jozef Pilsudski - legendy i fakty. Warszawa, 1988. S. 60.
шающих месяцев войны с большевиками10. В истории его легенды весна и лето 1926 г. были важными ещё по одной причине. Уже тогда заметным становится начало диаметрального изменения угла зрения на Маршала среди доброжелательно относящейся к нему до сих пор партий национально-освободительной левицы - Польской социалистической партии (ППС), крестьянского «Вызволене»11. Это привело к очень важным последствиям для варианта образа Пилсудского, который распространялся в кругах этого политического крыла.
Смерть Маршала (12 мая 1935 г.) стала существенным рубежом не только в истории II Республики, но в легенде этой личности. Постепенный отход от политической жизни в свои последние годы, торжественные похороны, эффектно испортившаяся в это время погода - всё это способствовало усилению позитивного ореола, которым был окружён Пилсудский. Самым важным, однако, свидетельством растущей весомости легенды было всеобщее ожидание перемен в жизни страны, какие связывались с его уходом. Хотя это в некоторой степени было парадоксальным. Это изменение для одних означало надежду на либерализацию курса во внутренней политике или даже, как в случае руководящих кругов эндеции, приход к власти. Для других беспокойство выражалось в опасении сохранения «линии Маршала», за судьбу целых социальных групп или даже государства12. Последний раз к образу Пилсудского обратились весной 1939 г. перед лицом надвигающейся военной угрозы. Это должно было, видимо, способствовать реализации целей политиков правящего лагеря по мобилизации общества13.
Оба варианта образа Пилсудского имели многосюжетный характер. Их составляющие можно разделить в соответствии с проблемным ключом. Самой существенной является совокупность представлений о политической деятельности Пилсудского в реалиях независимого государства. Особенно привлекательно для создателей образа личности Пилсудского и тех, кто этот образ воспринимал, были рассуждения на тему «действительных» истоков решений, которые он принимал. Он сам предпочитал принимать эти решения в рамках малых, неформальных групп сотрудников, что вело к суждениям, обычно негативным, о
10 Hr. Kl. Igranie z ogniem // Trybuna Ludu. 1926. № 1.
11 Krzeslawski, J. Wobec uroczystosci kieleckich (refleksje PPS-owca pilsudczyka) / / Robotnik. 1926. 7 sierp. № 215.
12 AAN. Zesp. 9. Sygn. 853. K. 68-75.
13 Szlakiem Jozefa Pilsudskiego 1914-1939. Warszawa, 1939. S. 104.
непрозрачности истоков его начинаний14. В этом контексте появлялись рассуждения на тему инспирирующей роли евреев или масонства15.
В течение всего межвоенного двадцатилетия предпринимались попытки по-разному ответить на вопрос об отношении Пилсудского к демократической системе. Эволюция послемайского режима в авторитарном направлении усиливала крайне негативные оценки по этой проблеме. Это также стало вызовом для кругов, которые одновременно не хотели отказываться как от демократической фразеологии, так и от-личности Пилсудского как своего покровителя16. В связи с этим возник вопрос об отношении к Пилсудскому-«диктатору», который специфическим образом понимает право17. Это с особой силой провилось с 1930 г. Именно тогда некоторые из оппозиционных политиков были на несколько месяцев арестованы, а позднее осуждены.
Сферой, которую до конца жизни оставлял за собой Пилсудский, была внешняя политика. Особое геостратегическое положение, суть которого сводилась к соседству с Г ерманией и Советским Союзом, определяло значение дипломатии. А поэтому не было ничего удивительного в том, что начинания и устремления приписываемые Маршалу, прежде всего, по вопросу об отношении с двумя самыми большими вышеназванными соседями II Республики, становились предметом фантастических утверждений и интерпретаций. Более значимую роль в создании образа Пилсудского играли иногда совершенно фантастические рассуждения на тему его отношений к России, нежели к Германии18. Левые взгляды Маршала в прошлом, а также перипетии смены им конфессии (формально он ушёл из католицизма в матримониальных целях) делали противоречивым, а посредством этого привлекательным с точки зрения легенды, вопрос его отношения к католической церкви. Контекстом здесь были также размышления на тему отношений государство-церковь19.
Одновременно с усилением позиций санационного лагеря стала заметна активизация усилий с целью связать личность Пилсудского с
14 Zaklad Narodowy im Ossolinskich. Sygn. 14023 / II; Zdanowski, J. Dziennik 1915-1935. T. III. S. 54; T. IV. S. 305.
15 Grabowski, J.O. Naga prawda // Mysl Narodowa. 1922. № 31; Zaklad Narodowy im Ossolinskich. Sygn. 14023/II; Zdanowski, J. Op. cit. T. II. S. 106.
16 Anusz, A. Rola Jozefa Pilsudskiego w zyciu panstwa i narodu. Warszawa, 1927.
S. 38.
17 Car, S. Jozef Pilsudski a panstwo polskie. Odczyt wygloszony w dniu 8.XI.1930 w Wilnie. Warszawa, 1930. S. 36-39.
18 Kirkor-Kiedroniowa, Z. Wspomnienia. Krakow, 1988. T. III. S. 166; Mlot, J. [pseud.] Ryzykanci. Poznan, 1926. S. 14.
19 Zaklad Narodowy im Ossolinskich. Sygn. 14023/II; Zdanowski, J. Op. cit. T. VII. S. 9.
отдельными регионами страны. Виленщина, откуда происходил Пилсудский, была с этой точки зрения привилегированной. Подобные действия предпринимались, однако, также в отношении территорий, с которыми Пилсудского объединяло немного (как Силезия) или население которых в своей массе довольно скептически относилось к послемайской системе (как Великая Польша). Эти территории становились одновременно благодарным пространством для пропаганды негативных, часто в региональном контексте, утверждений относительно Маршала20.
Формирующаяся легенда Пилсудского как точка соотнесения для своего героя потребовала не только событий, но и людей. Для этого использовались как общности, так и конкретные личности. Наибольшей из первых была вся нация или же общество, возможно «народ», представителями которого были рабочие и крестьяне. В позитивной версии образ Пилсудского создавался как образ виновника их успехов, учителя или врачевателя. Последнее означало личность, предназначенную для проведения временами болезненной, оздоровительной терапии21. Экономический кризис, который охватил страну в первой половине 1930-х гг., привел к тому, что к подобным понятиям, хотя конечно в противоположных целях, обратились антисанационные круги.
Важной составляющей «легенды» были описания таких групп сторонников и противников Маршала. Таким специфическим образом структурировалась политическая сцена, в равной мере облегчая наступление на политических антагонистов и создание собственного позитивного образа22. В группе сторонников специфическую роль играли те, кого можно определить как сотрудников Пилсудского. Описание этой большой группы, осуществляемое в контексте личности Маршала, играло для её членов легитимизирующую роль после смерти исторического лидера (май 1935 г.). Но этот период привнёс новое в виде ликвидации установившейся в конце 1920-х гг. линии раздела в эмоциональном споре о личности Пилсудского. Это было связано с трансформациями внутри правящей группы. Удерживающиеся у власти его соратники были атакованы маргинализирующимися при новом раскладе сил кругами, которые отказывались от наследства умершего23.
20 Komunikaty Informacyjne Komisariatu Rzqdu na m. st. Warszawg. Warszawa, 1992. T. 2. Z. 2. S. 283.
21 Anusz, A. Z powodu oswiadczenia Marszalka Pilsudskiego z dnia 1 VII 1928 r. Przypomnienia i uwagi. Warszawa, 1929. S. 5.
22 Skwarczynski, A. O co toczy sig walka // Droga. 1930. № 6.
23 Zarnowski, J. Lewica sanacyjna w latach 1935-1939 / / Przegl^d Historyczny. 1959. № 4. S. 714.
В роли точки соотнесения, благодаря которой звезда Пилсудского должна была приобрести больший блеск или ещё более тёмные тона, трактовались конкретные личности, олицетворяющие лагерь противников Маршала. Пальму первенства следует отдать личности Романа Дмовского - лидера национальной правицы. Его часто сравнивали с Пилсудским в течение всего межвоенного двадцатилетия, особенно сторонники Маршала24. В меньшей степени сравнение с Пилсудским касалось политиков других европейских стран. Среди них личностью, к которой чаще всего обращались, был Муссолини. Апогей сравнения Пилсудского с дуче пришёлся на период до 1926 г. Однако и в последующие годы правым кругам лидер итальянских фашистов давал возможность дискредитировать Маршала, как неудавшуюся копию знаменитого итальянца25.
Биография и высказывания Пилсудского предопределили связь обоих вариантов его образа с отдалённым или ближайшим прошлым. К истории, не имевшей тогда статуса «новейшей», обращались скорее сторонники Коменданта. Его недруги, возможно, считали, что сам факт сравнения его, независимо от стремлений, с великими героями истории уже само по себе является неподобающей для него формой почитания. Военный аспект биографии Пилсудского, такой важный в межвоенном двадцатилетии, делал очевидным формирование его образа на фоне образов победоносных польских полководцев прошлого - королей Болеслава Храброго, Яна III Собеского или князя Юзефа Понятовского26. Стефан Ба-торий, польский король второй половины XVI в., представлялся наиболее соответствующим для того, чтобы подчеркнуть на рубеже 1920-1930-х гг. традиции борьбы с анархией общественной жизни. Поскольку в 20-х гг. подобные персональные сравнения служили для возвеличивания Пилсудского посредством наделения его чертами героев прошлого. Это, особенно после мая 1935 г., всё чаще проявлялось в констатации того, что лапидарно формулировалось следующим образом: «Пилсудский в нашей истории стоит в одиночестве»27.
Препарированию, предназначенному для создания обеих версий образа Маршала, подвергались, конечно, отдельные этапы биографии Пилсудского. В межвоенном двадцатилетии, а особен-
24 Malicki, J. Marszalek Pilsudski a sejm. Historia rozwoju parlamentaryzmu polskiego. 1919-1936. Warszawa, 1936. S. 8.
25 Swigtochowski, A. Liberum veto // Mysl Narodowa. 1927. № 3.
26 Hulka-Laskowski, P. Wodz, srodowisko, dzielo / / Wiadomosci Literackie. 1935. № 23.
27 Sliwinski, A. Rola dziejowa Jozefa Pilsudskiego // Pion. 1935. № 25.
но после мая 1926 г., её этап, связанный с деятельностью в ППС в начале ХХ в., создавал сложности. Это относилось как к сторонникам, формирующимся во всё более разнородный санационный лагерь, так и к тем, кто осмысливал расхождение путей Коменданта и социалистической левицы. В то же время его активная деятельность в ППС создавала благоприятные условия для создания «чёрной» легенды правицей28. Эмоциональные интерпретации начинаний Пилсудского в годы войны играли важную роль для обеих версий его образа. Это касается и первых лет существования II Республики. Тогда опосредованно была продолжена дискуссия периода Первой мировой войны о выборе союзника в борьбе за разрешение польского вопроса29. Период до 1926 г. был также временем самых эмоциональных оценок Пилсудского, связанных с его ролью в польско-большевистской войне, особенно кампании 1920 года30. С течением времени характер конфликта на почве истории приобретали разногласия вокруг вооружённого переворота, совершённого Пилсудским в мае 1926 года. Среди левицы, утвердившейся к концу 20-х гг. на антисанационных позициях, дошло до переоценки взглядов на этот государственный переворот, который был признан трагедией при частичном абстрагировании от участия ППС в событиях на стороне Пилсудского31. Описывая аспекты легенды Пилсудского, связанные с историей, можно вспомнить о характерных, особенно для второй половины 1930-х гг., противоречиях вокруг публикации свидетельств, посвящённых Пилсудскому. Иногда воспоминания, написанные ярыми сторонниками Маршала, вызывали горячее противодействие. Интересно, что так реагировали именно те, кто чувствовал себя ответственным за сохранение памяти о Пилсудском32.
Явлением, неразрывно связанным с легендой Пилсудского, был культ его личности. Здесь речь идёт о действиях, которые чаще всего были официально инспирированы и целью которых было распространение и упрочение позитивной версии образа Маршала. Начинаниям в этой сфере после майского переворота государ-
28 Ryx, J., Bobrzynski, J. Czy nie zludzenie // Nasza Przyszlosc. 1935. № 6.
29 Pannenkowa, I. [pseud. Lipecki J.] Legenda Pilsudskiego. Poznan, 1923. S. 68, 73-74.
30 Pomorski, K. Jozef Pilsudski jako wodz i dziejopis. Warszawa, 1926. S. 46.
31 Proces 11 wigzniow brzeskich przed Sqdem Okrggowym w Warszawie. Cieszyn, 1932. S. 22.
32 Jehanne-Wielopolska, M. Pliszka w jaskini lwa. Rozwazania nad ksiqzk^ K. Illako-wiczowny «Sciezka obok drogi». Warszawa, 1939.
ственная администрация покровительствовала по очевидным причинам. Ведь Пилсудский был персональным воплощением правящего лагеря. Следует при этом помнить, что подобные действия, хотя и не в таком масштабе, имели место и в период осуществления Пилсудским функций Начальника государства (1918-1922 гг.). Образец же «обрядов» сформировался даже раньше этого, ещё в 1916-1917 годах33.
Самым подходящим случаем для этого стал день именин Пил-судского, приходящийся на 19 марта. Тогда во всей стране организовывались торжественные заседания, спектакли и факельные шествия с участием представителей властей34. Сам Пилсудский после мая 1926 г. избегал участвовать в этих мероприятиях. Культ, которому покровительствовали власти после 1926 г., развивался с помощью таких общегосударственных институтов, как армия и школа. Личность Пилсудского была одной из самых важных, если не самой важной составляющей прививаемой там санационной концепции «государственного воспитания»35. Кульминацией действий, целью которых было развитие культа уже умершего Маршала, стало создание в июне 1935 г. Главного комитета почитания памяти Маршала Юзефа Пилсудского, занимавшегося координацией памятных мероприятий, а покровительствовать ему стал глава государства - президент Игнацы Мосьцицкий. Такая инициатива казалась организатором обязательной. Ведь они оказались перед лицом множества, часто спорных проектов увековечивания памяти умершего Маршала36.
Начинания в сфере культа возбуждали сильное противодействие оппозиционно настроенной части общества. Иногда, особенно в период кульминации внутреннего напряжения на рубеже 19201930-х гг., на этой почве доходило до уличных демонстраций. Предлогом для них становились торжества в честь Пилсудского, организуемые властями. Манифестации провоцировали администрацию на использование силы37. Другой формой противодействия была организация альтернативных мероприятий, героями которых были личности, признаваемые политическими противниками Маршала.
33 Kult Pilsudskiego. [Warszawa, 1917].
34 Uroczystosci w stolicy / / Gazeta Polska. 1934. 20 marca. № 79.
35 Czerwinski, S. O nowy ideal wychowawczy. Warszawa, 1934. S. 65.
36 Cele i zadania NKUPMJP. Referat gen. dr. B. Wieniawy Dlugoszowskiego // Gazeta Polska. 1935. 7 czerwiec. № 156.
37 Manifestaqe w Poznaniu i we Lwowie / / Gazeta Warszawska. 1932. 22 marca. № 89.
Принимая во внимание сходство имён, а тем самым и день именин, в такой роли использовались генералы Халлер и Довбур-Мусьницкий. Стоит отметить, что кроме оппозиционных политических кругов некоторую инспирирующую роль в случаях противодействия в отношении проявлений культа Пилсудского играл католический клер38.
Реакцией на некоторые проявления резких (в том числе и в прессе) нападок на Пилсудского стали различные формы репрессий, к которым прибегали власти. Ещё при осуществлении Пил-судским функций Начальника государства, опираясь на правовые нормы разделивших Польшу государств, время от времени официально инициировались дела об оскорблении «наивысшей государственной власти». Поскольку, однако, для начала судебных процедур обязательно было заявление «обиженной власти», до судебных процессов не доходило. После майского переворота случалось, что подобные инциденты преследовались при использовании в качестве правового основания привлечения к ответственности за оскорбление Пилсудского как военного министра. Такие возможности давал также новый Уголовный кодекс от 1932 года. Увенчало стремление к правовому обеспечению почитания Пилсудского принятие парламентом весной 1938 г. специального закона39.
Сентябрьская катастрофа Польши 1939 г. и её долговременные последствия принципиально повлияли на восприятие личности Пилсудского. Первоначально обращение к позитивной разновидности его образа было неблагодарным делом. Это вытекало из того, что ответственность за национальную трагедию возлагалась именно на наследников Маршала. Некоторую роль играло также то, что к власти в Республике в изгнании пришли прежние противники санации. Однако ещё в годы войны в стране, как и в эмиграции, несмотря на противодействие и разногласия, наступило возрождение положительных оценок40. Послевоенные годы усилили и укрепили эти тенденции. Период нахождения у власти коммунистов в Польше был для позитивной легенды Маршала временем исключительно благоприятным. Личность Пилсудского становилась олицетворением потерянной независимости. Официальное пре-
38 List pasterski Ksigdza Biskupa Lozinskiego w sprawie czci balwochwalczej oddawanej p. Pilsudskiemu. [Katowice, 1930].
39 Urbanek, M. Polska jest jak obwarzanek. Wroclaw, 1988.
40 Wisniewska, M. Legenda Jozefa Pilsudskiego w prasie Armii Krajowej i Szarych Szeregow / / Niepodleglosc i Pamigc. 1997. № 9.
уменьшение его заслуг в условиях несуверенного государства большинство поляков воспринимало болезненно. Это способствовало (особенно в 80-х гг. после возникновения «Солидарности») тому, что так характерное для 1918-1939 гг. раздвоение в восприятии личности Пилсудского стало в значительной мере историческим явлением41.
(Перевод с польского И.К. Кима)
41 Suleja, W. Мй niepodleglosci ш dobie / / РокЫе шйу poHtyczne XIX i
XX ш. Коп!упиас)'а / Red. Ш. Wrzesinski. Шгос!аш, 1999. S. 81.
