CC BY
63
Вестник Челябинского государственного университета. 2015. № 19 (374). Философия. Социология. Культурология. Вып. 37. С. 144-151.
МЫСЛИТЕЛИ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО
о
УДК 87.8 ББК63.5
А. X. Хусаинова
«ЛАБОРАТОРНО-ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ» СОБЫТИЙ ВОЙНЫ И ЭКЗИСТЕНЦИЯ СВОБОДЫ ВЫБОРА: Ж.-.П. САРТР И М. КАРИМ
Рассматривается онтология войны и проблема существования человека в философии экзистенциализма и свобода его выбора. Сходство и различие в «лабораторно-онтологическом эксперименте» событий войны в художественном творчестве представителя французского Сопротивления Ж.-П. Сартра и участника Великой Отечественной войны М. Карима. Война - это «пограничная», «стрессовая» ситуация, когда человек оказывается одни на один перед всем миром и самим собой и испытывает себя на человеческую прочность. Это отражается в драме Ж.-П. Сартра «Мертвые без погребения», где проводится «лабораторно-онтологический эксперимент» на открытой испытательной площадке», которая имеет некоторые точки соприкосновения с повестью Народного поэта Башкортостана, писателя-фронтовика М. Карима «Помилование», где исследуется не столько характеры, сколько ситуация. Взгляды Ж.-П. Сартра и М. Карима в этих произведениях на многое не совпадают, хотя антифашистский пафос в них единый. С одной стороны - слишком много веры в человека, с другой - много сомнения. Но при этом одинаковый интерес к подлинному существованию, к «пограничной ситуации», к проблеме свободы выбора и т. п. Одновременно схожи лабиринты реальности, в которых проникновенно ищет выхода гуманистическая идея—это жизнь человека как единственная ценность и неприкосновенная святость, оказавшаяся между бытием и небытием, между добром и злом и так далее. Отсюда следует общность, «заостренность» и «оголенность» моральных проблем в решении авторами философско-этических идей: человек совершенно свободен в своем выборе, но он несет полную ответственность за свое поведение. При этом признается лишь одна добродетель - это честность, ибо никто не должен пытаться переложить ответственность за свои поступки на другого человека или на ситуацию. А «лабораторно-онтологический эксперимент» впрямую зависит от некоторых элементов схожести эксперимента с самой исторической действительностью - это трагические события Второй мировой войны.
Ключевые слова: философия, онтология, экзистенция, событие, война, писатель, человек, свобода, выбор, ситуация, судьба.
«Не мы делаем выбор, а господин эксперимент. Выбор - самоопределение. Или-или..., но тогда, в сорок третьем, было тоже «или-или»... Тот самый выбор... Господин эксперимент... Проведен эксперимент, познано, на что способны люди, — и... лаборатория покинута...» [1]
Ю. Бондарев
«Наша ответственность гораздо более велика, чем мы могли бы предполагать, так как она распространяется на все человечество. Он ответствен за самого себя и за всех, и я создаю определенный образ человека, которого выбираю. Выбирая себя, я выбираю человека вообще» [2]
Ж.-П. Сартр
«Человеческий характер трудно свести к какому-то одному нравственному качеству. И все-таки, как бы ни был человек сложен, определенное нравственное начало в нем, по-моему, преобладает: один - носитель совестливости, другой - не знает сомнений, в третьем преобладает стремление к мечте и так далее <...> Добро высевается по зернышку, зло обрушивается на людей разом и оставляет раны надолго» [3]
М. Карим
«Эпоха закончилась, и надо ее описать», -утверждал поэт-фронтовик Б. Слуцкий, что приобретает огромную значимость в год литературы в Российской Федерации, чью свободу и независимость отстаивало и возвеличивало поколение «сороковых роковых». Предыдущая эпоха характеризуется двумя мировыми войнами, трагические страницы которых и ее основные уроки приобретают особую актуальность в наступившем XXI в.: 2014 г.—это год 100-летия начала Первой мировой войны, а 2015 г. - это год 70-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне и окончания Второй мировой войны, неоднозначная оценка итогов которых приобретает особую значимость и актуальность в свете последних событий, происходящих в Восточной Европе и в мире в целом, в некоторой степени способствующих и одновременно реанимирующих идеологию фашизма и человеконенавистничества. В Победе над третьим рейхом два обстоятельства спасли нашу страну: «Первое — военная промышленность дала меч. Второе, главное, - в час выбора между жизнью и спасанием Родины наш солдат бестрепетно пожертвовал жизнью» [4].
Возможно, к таким страшным войнам привела и способствовала «смерть Бога» (Ф. Ницше), ибо после этой утраты отчетливо обнаружилось конечность человека, исчезновение рациональных оснований человеческого разума, высших гарантий его существования. Это событие - начало распыления человека, но конец человека, согласно М. Фуко, это возврат к философии. Всю философию после смерти бога можно характеризовать как совокупность «возвратов»: во-первых, к бытию, во-вторых, к человеку (А. Шопенгауэр, С. Кьеркегор, Ф. Ницше, Ж.-П. Сартр и др.), в третьих, к искусству, его методам; к языку; к метафоре как наиболее адекватным формам философствования; в четвертых, поворот к сознанию, которое стало исследоваться и пониматься как бытийная сила [5]. В работах В. Дильтея, А. Бергсона, С. Франка был введен тот уровень сознания, который был подпочвенным слоем понятий и мыслительных конструкций человека — это сознание как поток переживаний, как целостная
душевная связь. Философствование не просто мыслительная деятельность, это образ жизни, экзистенциальное испытание человека, ибо «ни за что не заплачено было так дорого, как за малую частицу человеческого ума и чувства свободы, которая теперь составляет нашу гордость» [6].
Всякая философская теория есть лишь отражение того положения, в каком находилась мысль и душа человека, открывающая тайну бытия, - это положение составляет основу философствования после смерти бога, ибо С. Кьеркегор, В. Дильтей, Ф. Ницше, М. Хай-деггер, Ж.-П. Сартр в той или иной мере пережили состояния отчаяния и страдания. Например, тексты Кьеркегора, Ницше, Сартра вытекают непосредственно из особенностей их личности, их судьбы, из их трагического мироощущения, из их «обреченности». Возможно, поэтому их сочинения не только чисто философские, но и художественные — в силу этого их личностное начало выражено намного сильнее и очевиднее. «Философом, — писал А. Шопенгауэр, - может быть лишь тот, кто может помимо всякой рефлексии созерцать мир и постигать идеи как художник-пластик или поэт, но в то же время настолько владеет понятиями, что может отображать и повторять мир» [7]. Философия пытается построить возможный мир, в этом смысле она близка к искусству слова, к художественному творчеству, ибо мир, в котором возможна свобода и как следствие этого творчество; и художник или писатель либо достигают этого состояния свободы, либо остаются человеком из массы. Свобода не цель мировой истории, она не врожденна человеку как естественному существу. Вероятнее всего, это нечто искусственное, приобретенное. Отсюда перед человеком встает вопрос о подлинном понимании вопроса: как возможен свободный человек? Как возможна свобода? Этот вопрос проходит красной нитью в отчаянных призывах Ф. Ницше, в глубокомысленных рассуждениях М. Хайдеггера, в лабораторно-онтологических исследованиях Ж.-П. Сартра и др.
Вслед за Ницше Ж.-П. Сартр (1905-1980) повторяет, что «Бог умер», и потому человек
в его представлении не может опереться на божественную помощь, списать все свои деяния на веления всевышнего. Если бога нет, то все дозволено, и из этого «все» человек выбирает свой поступок на собственный страх. Человеку не стать богом, но он свободен сам создавать свою сущность, ибо изначально дан себе как существование. И человек не завершен, подобно вещи, и сам делает из себя то, чем является: совестливого или подлеца, защитника или предателя, героя или труса и т. п. По мнению философа, существование человека свободно от любых детерминаций благодаря сознанию. В своем внутреннем мире человек независим ни от общества, ни от других людей, ни от религиозных и моральных предписаний, ни от своего собственного прошлого. Эта независимость - результат способности сознания человека все отрицать и освобождаться от всякого внешнего влияния; сознание экстатично, оно стремится за пределы любого наличного состояния. Каждый акт выбора происходит «в пустоте», с нуля, как если бы на человека не влияли ни полученное воспитание, ни давление обстоятельств, ни боль, ни угрозы и т. п. Неантизации подвергается всякий внешний и всякий внутренний результат; прошлое мертво, оно не определяет настоящего, которое всегда - выбор.
Свободный выбор - удел каждого человека, ибо человек, по Сартру, обречен на свободу, и он выбирает неизбежно даже тогда, когда не хочет выбирать. В нравственном выборе, согласно философу, участвуют не ясное рефлексивное сознание человека, а некие дорефлек-сивные пласты его внутреннего мира. Человек выбирает не умом, а целостностью своего Я, и выбор реализуется в поступок. Пока человек не поступает, он не знает, каков он на самом деле, ибо только поведение говорит человеку о его истинных помыслах, порывах, пороках и т. п. Даже чувства, на которые пытается сослаться человек при выборе, есть порождение поступка, который он совершает. В этом смысле Сартр игнорирует проблему мотивов, внутреннего состояния души и считает его неосуществимым, разделяя прагматическое представление о морали, в соответствии с которым можно судить о человеке по следствиям его дел, а не по его замыслам.
По мысли философа, человек не может опереться на людей, ибо каждый свободен, и на них не обопрешься, потому человек выбирает в одиночку без гарантий, оснований и надеж-
ды на успех. При этом, полагает Сартр, всякий раз при выборе человек считает, что выбирает добро, и при том - добро для всего человечества. Поскольку моральные ценности, существующие в обществе, не указание свободному человеку, он волен ориентироваться на те, которые «изобретает» сам: ему все дозволено. Поэтому драматические произведения Сартра заполнены людьми-титанами, сокрушающими направо и налево, в полной уверенности, что они свободны действовать по собственному произволу. При этом философ признает лишь одну добродетель - это честность, ибо никто не должен пытаться переложить ответственность за свои поступки на другого человека или на ситуацию.
Как известно, самая жесткая «пограничная» [8] (К. Ясперс) «стрессовая» [9] (А. Адамович) ситуация - это война, когда человек оказывается одни на один перед всем миром и самим собой в состоянии «или-или» [10] (С. Кьерке-гор) и испытывает себя на человеческую прочность. Это глубоко отражается в драме Ж,-П. Сартра «Мертвые без погребения» (1946), где проводится «лабораторно-онтологический эксперимент на открытой испытательной площадке» и исследуется в ней «не столько характеры, сколько ситуация» [11] — это события 1941-1945 г., которые имеют некоторые точки соприкосновения с повестью Народного поэта Башкортостана, писателя-фронтовика М. Ка-рима (1919-2005) «Помилование» (1978). Сходство в том, что в обоих случаях исследуется ситуация, чреватая смертью юношей за возможные последствия их поступков: один, выдав командира Жана, может стать причиной гибели пятидесяти партизан, другой - негативно повлиять на дисциплину и боеспособность целой механизированной части, что может стать причиной поражения армии.
В драме Сартра «Мертвые без погребения» для героев, оказавшихся в застенках фашистской тюрьмы, их поведение приобретает смысл, когда там появляется Жан, командир отряда, которого они не должны выдать. От этого зависит судьба оставшихся в лесу пятидесяти партизан: они не должны нарваться на вражескую засаду. Жан не сам объявляет, что должен выжить, но как бы освобождается всеми от страданий: «Я самый несчастный из вас всех... Вы отстранили меня, вы приговорили меня к жизни: совершенно хладнокровно» (С. 127). И приняв эту жертву во имя тех пятидесяти, Жан оказывается за чертой истинной
человечности, как и капитан Казарян в повести «Помилование», который больше всего «печется» о судьбе танкового батальона, дивизии, армии, народа, чем о личной участи никому неизвестного юноши - танкиста Зуха.
В пьесе Сартра Жана может выдать пятнадцатилетний Франсуа, который «хочет любой жизни, так как стыд проходит, когда человек живет долго» (С. 127). Возможно, с таким взглядом на жизнь Франсуа не выдержит пытки, поэтому нужно «убрать» мальчика во имя спасения командира, хотя это, по словам заключенного Сорбье, «несправедливо, что одной минуты достаточно, чтобы зачеркнуть целую жизнь» (С. 124). Во имя спасения Жана Люси соглашается на то, чтобы задушили ее любимого брата Франсуа: теперь он не проговорится. И только один-единственный повод для убийства юноши - недоверие, которое открывает путь вниз, на дно человеческое, потому что никакая арифметика (убьем мальчика спасем Жана, спасем пятьдесят жизней!) не оправдывает этого убийства. А согласился бы каждый из тех пятидесяти спасти свою жизнь такой ценой? Тем более что у них оставался шанс защитить себя с оружием в руках.
С оружием в руках мог оборониться и целый механизированный батальон, где служил герой М. Карима из повести «Помилование», при возможном обнаружении его танка противником во время ночного посещения деревни Марии Терезы. Но нужно было застраховаться и по закону военного времени ликвидировать сержанта. Как утверждал Шопенгауэр, изображение высокой любви в литературе преимущественно заканчивается трагически [12], хотя и происходит в данном случае позднее ее помилование. «Весной страшного сорок второго года накануне наступления произошло в нашей бригаде такое событие: по приговору трибунала перед всем строем за отлучку расстреляли как дезертира молоденького парня... А дезертирство его было вот в чем: когда стояли в резерве, сел он на танк и поехал за десять километров в свою деревню навестить мать. За это его приговорили к смерти. В тот день нацеленные в восемнадцатилетнего паренька автоматы расстреляли и таившиеся в каждом из нас беспечность, разгильдяйство, безответственность», - объясняет сам писатель этот безжалостный приговор. «Объяснил, - утверждает он, - не оправдал. По сути, парнишка никакого вреда не причинил. Только к матери наведался» [13]. Этот реальный случай - ис-
коренение и устранение «беспечности» - из человеческой жизни и лег в основу повести М. Карима как некий путь «вниз» людей, так как зло — это продукт человеческой деятельности [14] (Аль-Газали), ибо человек обладает свободой выбора между добром и злом.
Но человек не всегда свободен выбирать последствия своих действий, как, например, старый Ефимий Лукич Буренкин, не до конца «взвесивший» то, чем может обернуться его принцип «зло должно быть наказано» для неизвестного танкиста, случайно уничтожившего его сарай, козу и двух куриц. «Хотя с людьми Ефимий Лукич был крутоват, но скотину любил и жалел... «Без нужды и галочье гнездо разорить - грех, - рассуждает он. - Галка птенцов растить, жизнь править строила его. А тут - тварь божья, людям надобная, пала до срока, без вины и без причин» (С. 453). И тут старик вспомнил и о своих внуках - сиротах войны, отец которых пропал без вести еще в самом начале боевых действий, а мать покончила жизнь самоубийством, запутавшись в непристойных отношениях с немецкими солдатами. «К тому же сироты, дети малые, в чем только душа держится, последнего пропитания лишились... Он - ущерб нанес» (С. 455), - зло думал о танкисте Ефимий Лукич, а он лицо пострадавшее - за ним правда. А на следующее тихое светлое утро в душу Ефимия Лукича подкралось сомнение, и на некоторый миг вспыхнула искорка великодушия: «В такой бы час с добрыми помыслами в дорогу выходить, — подумал он. - Или отдать все на волю божью и пошагать домой? Будет день, будет и пища, проживем...». Может, и повернул бы обратно Ефимий Лукич, но вдруг увидел в дорожной пыли два широких следа железных гусениц: «Того злодея следы!». И перед глазами встали разрушенная лачужка, пегая коза, распростершая на траве, два заплаканных, опухших от слез детских лица. Он добавил ходу. «Ну, след держу, теперь он у меня не вырвется», - добавил Ефимий Лукич себе решимости» (С. 456). Как известно, «человек не может охотно заблуждаться или охотно творить постыдные и злые дела, так как все, делающие постыдное и злое, делают это невольно» [15]. На самом деле, никто не желает себе зла и никто намеренно не стремится к злу, поскольку такое желание или стремление есть верное средство стать несчастным, а стать несчастным никто не хочет. «Те, кто не знает, что такое зло, стремятся не к нему, а к тому, что кажется им благом»
[16]. И герой М. Карима, субъективно стремясь к благу - возвратить свое «ценное» имущество и кормилицу внуков - пегую козу, принимает это за добро, хотя это объективно становится злом, когда он предстал перед комбатом Каза-ряном, и с этой минуты судьбу третьего, Любомира Зуха, уже решали не житейские законы: «Они отступили. В силу вступил закон войны» (С. 457), или «господин эксперимент».
Считается, что на войне никто не чинит несправедливости по доброй воле - приказы не обсуждаются, и всякий, поступающий несправедливо, несправедлив тоже поневоле. Но командир механизированной части капитан Ка-зарян был волен в выборе решения: это тайное и бесхлопотное сокрытие ночного «похождения» Зуха, но только не по уставу - война все спишет. А как ему, капитану Казаряну, «потом самим с собой ужиться, как от других искренности и правдивости ждать? Как он после этого усердному, дельному Хомичуку будет смотреть в глаза?» (С. 463). Подобно сартровскому Жану, Казарян «переживает» за остальных - за свой батальон, и избирает донесение «наверх» на сержанта Зуха, ибо для комбата превыше всего были «воинский долг и честь командира» (С. 464). Следовательно, надежным путем для капитана, способным вывести его из чащи всевозможных решений, представляется исполнение долга: «по долгу службы комбат был прав». А ответственность за решение военного трибунала несет тот, кто «правит» этим органом, а не исполнитель казни-расстрела, его батальон. И он как человек, ограниченный рамками долга, никогда не отважится совершить поступок на свой страх и риск, хотя именно такой поступок был способен искоренить зло по отношению к сержанту Зуху. В конечном счете Казарян будет вынужден выполнить свой долг и по отношению несуществующему. Пользуясь своей свободой, он дает согласие на дурное, чтобы предупредить худшее, и не в состоянии понять, что худшее, чего он хочет избежать, может быть лучшим, так как, будучи кадровым военным, он предположительно знал, чем может обернуться его «звонок» для сержанта. Итак, обретя убежище в приватной порядочности, Казарян вынужден замолчать и закрыть глаза на несправедливость, творящуюся вокруг него. Он не совершает ответственных поступков, и его репутация остается незапятнанной, но дается это ценой самообмана. Что бы ни делал, ему нет покоя от мысли, чего он не пытался предотвратить. «Сегодня устав
и долг отступили назад, возмутилась и забастовала совесть. В Ефимии Лукиче он увидел человека, который хоть немного, но разделит его вину - вину перед Зухом. Этот худой высокий старик с изнуренным лицом показался ему близким человеком» (С. 471). В данном случае герою М. Карима было «несравненно легче страдать в коллективе, чем в одиночестве. Бесконечно легче и почетнее страдание у всех на виду, чем муки безвестности... Неизмеримо легче страдать, повинуясь человеческому приказу, чем совершая поступок, сделав свободный выбор, взяв на себя ответственность» [17].
Таким образом, два «близких» человека, совершивших «несправедливость» и сыгравших роковую роль в судьбе двадцатилетнего юноши, оказываются более несчастными, чем терпящий ее танкист. Ведь с объективной точки зрения из двух постыдных вещей: чинить несправедливость или терпеть ее - более безобразным или большим злом является именно первое. «Из-за лачужки развалившейся... и подохшей козы — нельзя человека губить! — Ефимий Лукич как стоял меж двух внучат перед Казаряном, так и тюкнулся на колени. - Ради вот этих безвинных душ! Милосердие нужно! Прощение! Ошибка не преступление. Вы меня виновником смерти сделаете. Простить нужно! Я простил ему. И вы простите. Покажи мне того парня. Встану перед ним на колени и попрошу прощения» (С. 471—473). Итак, неоправданная «жертва» войны Любомир Зух становится роковой ошибкой в судьбе капитана Казаряна и Ефимия Лукича Буренкина: «порой мелькает поблизости его тень, чувствовали оба... Зух был третьим...» (С. 521). Эта гибель безвинного человека обрекает героев М. Карима на одиночество в жизни, ибо совесть - «душа человека во сто крат тяжелее его тела» [18]. И шагает худой высокий Ефимий Лукич, «сгорбившись, по большаку, сам идет, сам плачет» (С. 478), а в трех километрах от его хутора, в лесу, на четырехугольной фанере осталась лишь запись «Жертва войны Л. Д. Зух. 20 лет» (С. 513), к которой, очевидно, и будет возвращаться герой М. Карима вновь и вновь до скончания дней своих, ибо как сказано в святом писании: «Все прощается. Пролившим невинную кровь не простится никогда» (Евангелие. Гл. 25).
И в драме французского писателя-экзистен-циалиста ситуация исчерпывается до дна: его герои разобрали и обсудили все, что с ними происходит, все варианты своего поведения, своего выбора, своего спасения или конца,
они потерпели страшные пытки, сами взяли на душу грех убийства своего, и писателю в конце концов ничего не осталось, как только уничтожить их, дав волю коварству полицаев. Все эти люди после убийства Франсуа для жизни не годятся и, возможно, для борьбы - тоже. Они мертвы прежде, чем их убили в самом деле. И французский экзистенциалист ниспослал своим узникам в финале летний ливень, смывающий всю грязь насилия и возвращающий к жизни, - он сам поверил, что возможно переступить и возможно простить, забыть, смыть -и все-таки не дал им свободы. Писатель оборвал их жизнь в миг выздоровления, придав ей трагическую законченность; он предпочел простить через смерть, а не через жизнь. Гибель юношей и Франсуа в драме Ж.-П. Сартра «Мертвые без погребения» и Любомира Зуха в повести М. Карима «Помилование» - разные, но повод к ним один: недоверие. И обе они, особенно убийство первого, делают продолжение прежней жизни невозможным. В отличие от философии Ж.-П. Сартра взгляд М. Карима на человека, кажется, более светлым, ибо в его героях живет ощущение предела, непереступа-емой черты, и в любых обстоятельствах им это не изменяет. Все вроде бы снесли, стерпели, постарались понять и Казарян, и Буренкин, но всему есть граница, и далее идти — немыслимо. Писатель верит в способность человека выбрать открытое, подлинное бытие, не подкрепленное никакой арифметикой [19].
Взгляды Ж.-П. Сартра и М. Карима в этих произведениях на многое не совпадают, хотя антифашистский пафос в них единый. С одной стороны - слишком много веры в человека, с другой - много сомнения. Но какой при этом родственный интерес к подлинному существованию, к «пограничным ситуациям», к проблеме выбора, как схожи лабиринты реальности, в которых проникновенно ищет выхода гуманистическая идея - это жизнь человека как единственная ценность и неприкосновенная святость, оказавшаяся между бытием и небытием, добром и злом и так далее. Эта общность, «заостренность», «оголенность» моральных проблем художественной мысли прошедшего столетия имеет огромное значение и в наступившем веке, ибо «лабораторно-онтологический эксперимент» впрямую зависит от некоторых элементов схожести эксперимента самой исторической действительностью. И если М. Карим в своем изображении старается проникать в подлинное бытие и выбрать материал из жизни
так, чтобы было возможным обнаружение и обсуждение моральных проблем и «лабораторно-онтологического эксперимента», то его произведения при этом естественно приобретают характер художественного философско-этическо-го высказывания о мире в целом и положении в нем человека. И в этом он делает некоторый посыл как на русскую традицию (Л. Толстой, Ф. Достоевский), так и западную (Ж.-П. Сартр).
Таким образом, человек совершенно свободен в своем выборе, но за него он отвечает полностью. Конечно же, он отвечает за него не перед обществом, не перед высшими силами, а только перед самим собой, ибо он должен знать, что лично расплатится за всякий свой поступок. Самые низкие люди те, кто считает, что к тому или иному поведению их принудили - таких Сартр презирает, и в этом они с М. Каримом едины. И в вопросе об ответственности человека за свое поведение писатели выступают как ригористы: они крайне требовательны и суровы, когда говорят об отсутствии всякого оправдания вины, настаивают на том, что посторонних «виноватых» никогда не бывает. Но поскольку, по мысли французского экзистенциалиста, человек - это проект, он всегда открыт будущему, постольку завтра он может быть не таким, так сегодня.
В начале третьего тысячелетия мир вновь оказался перед свободой выбора «или-или»: войны и мира, жизни и смерти, бытия и ничто, бытия и небытия, что было главной экзистенциально-онтологической проблемой прошедшего века [20]. В современном мире так называемый «лабораторно-онтологический эксперимент» приобретает глобальный характер, о чем свидетельствуют события последних лет на территории бывшей советской республики, когда-то оккупированной фашистской армией вермахта, новоиспеченные «эксперты» которого толкают человечество в новое кровопролитие, забывая пророческое: «Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут» (Евангелие. Гл. 26).
Список литературы
1. Бондарев, Ю. Собрание сочинений / Ю. Бондарев. - М., 1986. - Т. 3. - С. 271-272.
2. Сартр, Ж.-П. Экзистенциализм - это гуманизм / Ж.-П. Сартр // Западная философия: хрестоматия. - М.: Проспект, 2006. - С. 449.
3. Карим, М. Притча о трех братьях / М. Ка-рим.-М.: Современник, 1988.-С.211.
4. Уткин, А. И. Вторая мировая война / А. И. Уткин. - М.: Эксмо, 2003. - С. 9.
5. Губин, В. Д. Философия: актуальные проблемы / В. Д. Губин. - М.: Омега-Л, 2006. -С. 233.
6. Ницше, Ф. Сочинения / Ф. Ницше. - М.: Мысль, 1990. - Т. 2. - С. 241.
7. Шопенгауэр, А. Избранные произведения / А. Шопенгауэр. - М.: Просвещение, 1993. -С.165.
8. Ясперс, К. Введение в философию / К. Ясперс // Путь в философию. Антология. -СПб.: Университет, книга, 2001. - С. 231.
9. Адамович, А. Избранные произведения / А. Адамович. - Минск: Мастацкая лггаратура, 1977.-Т. 2.-С. 245.
10. Кьеркегор, С. Страх и трепет / С. Кьер-кегор. - М.: Республика, 1993. - С. 161.
11. Сартр, Ж.-П. Пьесы / Ж.-П. Сартр. - М., 1967.
12. Шопенгауэр, А. Метафизика половой любви / А. Шопенгауэр // Избранные произведения.-М., 1993.-С. 371.
13. Карим, М. Повести: Помилование / М. Карим.-М., 1989.
14. Аль-Газали Воскрешение наук о вере (Ихйа улум ад-дин) / Аль-Газали. - М.: Наука, 1980.-С. 249.
15. Платон Протогор / Платон. - М., 1968. -С.345.
16. Платон Менон / Платон. - М., 1972. -С. 77.
17. Бонхеффер, Д. Сопротивление и покорность / Д. Бонхеффер // Вопр. философии. -1989.-№ 10.-С. 121.
18. Думбадзе, Н. Закон вечности / Н. Дум-бадзе // Избранное. - М., 1981. - Т. 2. - С. 205.
19. Хусаинова, А. X. Экзистенция свободы выбора (философский анализ) / А. X. Хусаинова. - Уфа: Гилем, 2010. - С. 125.
20. Сартр, Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии / Ж.-П. Сартр. -М.: ТЕРРА, 2002. - С. 640.
Сведения об авторе
Хусаинова Айсылу Хамзеевна - кандидат философских наук, доцент кафедры философии, социологии и политологии Башкирского государственного педагогического университета им. М. Акмуллы (г. Уфа).
fsp22@yandex.ru; a_hah@mail.ru; haiet_bspu@mail.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2015. No. 19 (374). Philosophy. Sociology. Culturology. Issue 37. Pp. 144-151.
«LABORATORY-ONTOLOGICAL EXPERIMENT» OF THE EVENTS OF THE WAR AND EXISTENCE FREEDOM OF CHOICE:
J.-.P. SARTRE AND M. KARIM
A. H. Khusainova
Bashkir state pedagogical University M. Akmulla. fsp22@yandex.ru; a_hah@mail.ru; haiet_bspu@mail.ru
The article discusses the ontology of war and the problem of human existence in the philosophy of existentialism and the freedom of his choice. The similarities and differences in laboratory-ontological experiment» of the events of the war in art representative of the French Resistance J.-P. Sartre and participant of the great Patriotic war M. Karim. War is «border», «stressful» situation, when the person is alone in front of the world and himself, and feels himself to human strength. This is reflected in the drama of J.-P. Sartre Dead without burial», which is «laboratory-ontological experiment on the outdoor test site, which has some points of contact with the story of the National poet of Bashkortostan, veteran-writer M. Karim, «Pardon», which explores not so much the characters as the situation. The views of J.-P. Sartre and M. Karim in these works much not the same, although the anti-fascist pathos in their uniform. On the one hand too much faith in man, on the other - a lot of doubts. But when this same interest in genuine existence, «boundary situation» to the problem of freedom of choice, etc. at the same time similar labyrinths reality that pathetic looking out the humanist idea of this person's life as a single
value and inviolable sanctity caught between being and nothingness, between good and evil, etc. Hence, the community, «sharpness» and «wholenote» moral problems in solving the authors of philosophical and ethical ideas: people totally free in his choice, but he takes full responsibility for his behavior. It recognizes only one virtue is honesty, because no one should attempt to shift responsibility for their actions on another person or situation. And «laboratory-ontological experiment directly depends on some elements of similarity experiment with the historical reality is tragic events of the Second world war.
Keywords: philosophy, ontology, existence, event, war, writer, person, freedom, choice, situation, fate.
References
1. Bondarev Ju. Sobranie sochinenij [Works], vol. 3. Moscow, 1986. Pp. 271-272 (In Russ.).
2. Sartr Zh.-P. Jekzistencializm - jeto gumanizm [Existentialism is a humanism]. Zapadnaja filosofija: hrestomatija [Western philosophy: a reader], Moscow, Prospekt Publ., 2006. P. 449 (In Russ.).
3. Karim M. Pritcha o treh brat'jah [The parable of the three brothers]. Moscow, Sovremennik Publ, 1988. P. 211 (In Russ.).
4. Utkin A.I. Vtoraja mirovaja vojna [The second world war], Moscow, Jeksmo Publ, 2003. P. 9 (In Russ.).
5. Gubin V.D. Filosofija: aktual'nye problemy [Philosophy: actual problems]. Moscow, Omega-L Publ, 2006. P. 233 (In Russ.).
6. Nicshe F. Sochinenija [Works], vol. 2. Moscow, Mysl' Publ, 1990. P. 241 (In Russ.).
7. Shopengaujer A. Izbrcmnyeproizvedenija [Selected works]. Moscow, Prosveshhenie Publ, 1993. P. 165 (In Russ.).
8. Jaspers K. Vvedenie v filosofiju [Introduction to philosophy]. Put'v filosofiju. Antologija [The path to philosophy. Anthology]. Sankt-Petersburg, Universitet. kniga Publ, 2001. P. 231 (In Russ.).
9. Adamovich A. Izbrannye proizvedenija [Selected works], vol. 2. Minsk, Mastackaja litaratura Publ, 1977. P. 245 (In Russ.).
10.K'erkegor S. Strah i trepet [Fear and trembling], Moscow, Respublika Publ, 1993. P. 161 (In Russ.).
11. Sartr Zh.-P. P 'esy [Play]. Moscow, 1967 (In Russ.).
12.Shopengaujer A. Metafizika polovoj ljubvi [Metaphysics of sexual love]. Izbrannye proizvedenija [Selected works]. Moscow, 1993. P. 371 (In Russ.).
13.Karim M. Povesti: Pomilovanie [Story: The Pardon], Moscow, 1989 (In Russ.).
14.A1'-Gazali Voskreshenie na.uk o vere (Ihja ulum ad-din) [The resurrection of the Sciences of faith (Ihya Ulum ad-din)]. Moscow, Nauka Publ, 1980. P. 249 (In Russ.).
15.Platon Protogor [Protagor], Moscow, 1968. P. 345 (In Russ.).
16.Platon Menon [Menon]. Moscow, 1972. P. 77 (In Russ.).
17.Bonheffer D. Soprotivlenie i pokornost' [Resistance and submission], Voprosy filosofii [The problems of philosophy], 1989, no 10, p. 121 (In Russ.).
18.Dumbadze N. Zakon vechnosti. Izbrannoe [The law of eternity], vol. 2. Moscow, 1981. P. 205 (In Russ.).
19.Husainova A.H. Jekzistencija svobody vybora (ftlosofskij analiz) [Existence of freedom of choice (philosophical analysis)]. Ufa, Gilem Publ, 2010. P. 125 (In Russ.).
20.Sartr Zh.-P. Bytie i nichto: Opyt fenomenologicheskoj ontologii [Being and nothingness: Experiences phenomenological ontology]. Moscow, TERRA Publ, 2002. P. 640 (In Russ.).
