CC BY
85
[взаимосвязь литературы и языка]
А. Н. Смирнова
КВАЗИСИМВОЛЫ И КВАЗИЭТАЛОНЫ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ
(НА МАТЕРИАЛЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ЕВГ. ГРИШКОВЦА)
ALEXANDRA N. SMIRNOVA
QUASISYMBOLS AND QUASISTANDARDS IN FICTION (ON EVGENIY GRISHKOVETS' TEXTS)
В статье рассматриваются относительно недавно ставшие предметом лингвистического изучения квазисимволы и квазиэталоны — конструкции, воспроизводимые в речи в значениях, характерных для определённого времени и сфер употребления. Характер их смыслового наполнения особенно ярко проявился в художественных текстах Евг. Гришковца, творчество которого отмечено особой тональностью повествования, близкого повседневному общению современного человека.
Ключевые слова: естественный язык, повседневное общение, язык культуры, квазисимволы, квазиэталоны.
The article covers quasisymbols and quasistandards which have been under study recently. These are the speech constructions in the meanings that are typical of the epoch and the area of use. The character of their sense became apparent in Evgeniy Grishkovets' fiction. The fiction is characterized by specific narration manner that is close to nowadays everyday communication.
Keywords: natural language, everyday communication, language of culture, quasisymbols, quasistandards.
В своих высказываниях человек реализует намерение сообщить о некотором фрагменте действительности, но при этом так, как он хочет сказать об этом. Такая установка особенно характерна для художественной литературы и её автора. Среди средств языковой выразительности им используются и такие, как символы, эталоны и др., которые в специальной литературе последнего времени рассматриваются как отражение особенностей русского менталитета, проявление в речи установок русской культуры, синтеза «языка культуры и естественного языка»1.
Их общей чертой является воспроизводимость в речи в отличие от структур, создаваемых «сообразно регулярной для языка свободной комбинаторикой»2. Они принадлежат языку мысли, языку «представления знаний в человеческом интеллекте». За ними стоит устойчивый образ, эмоциональное отношение, способность к развертыванию в целый фрагмент «картины мира»3. Однако круг воспроизводимых единиц оказывается гораздо более широким, чем собственно символы или эталоны. К ним могут быть отнесены языковые выражения, символический смысл которых раскрывается на фоне текстов, их воспроизводимость оказывается проявлением культурно-языковой компетенции «часто дремлю-
ff*
dl-
Александра Ноэлиовна Смирнова
Аспирант кафедры русского языка как иностранного и методики его преподавания Санкт-Петербургского государственного университета, преподаватель кафедры русского языка Военной академии связи им. С. М. Будённого ► bronzy@mail.ru
щей в глубинах бессознательного»4. Они широко используются и в повседневном общении. Не обладая языковой закреплённостью, они не могут претендовать на собственно символическую или эталонную принадлежность: сближаясь с этими явлениями, они достаточно «летучи», кратковре-менны, но при этом «сверхличностны» и значимы для тех, кто их использует в речи и воспринимает. В лингвистической литературе они получили название квазисимволов и квазиэталонов5.
В данной статье мы делаем попытку описать некоторые особенности функционирования квазисимволов и квазиэталонов, замеченные нами после анализа указанных единиц не изолированно, а включёнными в художественный текст.
Ранее некоторые из данных единиц привлекались только для изучения их в составе фразеологизма6. Мы же привлекли для анализа квазисимволов и квазиэталонов произведения Е. Гришковца «Реки», «Асфальт», «Рубашка» и «А...а» и сделали попытку пронаблюдать и проанализировать механизм обретения данными единицами языкового «тела», культурных смыслов, которые они выражают, и их влияние на смысло-образование текста в целом.
Опираясь на идеи В. Н. Телия, мы определяем квазисимвол как культурно-языковую единицу, указывающую, в отличие от знака, не на референт (обозначенный предмет), а на какую-либо идею, которая связана с представлениями о данном предмете. Можно сказать, что образ данного референта отсылает нас к связанным с ним представлениям.
Разъясним нашу идею примером из текста романа Е. Гришковца «Рубашка». Главный герой, живущий в Москве, встречает в аэропорту друга-земляка, прилетающего из их родного города, и говорит о встрече так: «Потом из дверей повалили женщины и мужчины в больших меховых шапках. Наш рейс, догадался я. Макс появился последним...» В данном контексте большая меховая шапка для главного героя является квазисимволом родного края и его жителей. Позже мы узнаём, что главный герой и его друг сибиряки. В этом случае большая меховая шапка указывает не столько на сам предмет (шапку), сколько на ас-
социации, связанные в сознании главного героя с данным предметом. Для него большая меховая шапка обязательно включается в образ настоящего сибиряка.
Результаты проведённого нами исследования показали, что квазисимвол в художественном тексте часто соотносится с концептами. Они взаимодействуют как часть — целое. Так, наиболее устойчивые и воспроизводимые элементы концепта могут выступать в контексте его квазисимволами. Более того, квазисимвол обладает возможностью выполнять дейктическую функцию (функцию указания) и выступать в дискурсе в качестве знака концепта, его заместителя. При этом он будет функционировать, как синекдоха, и апеллировать к концепту, содержащемуся в сознании человека — реципиента.
Приведём пример из повести Е. Гришковца «Реки»: «Я только однажды видел медведя не в зоопарке. Только один раз в жизни. Хотя я родился и первые свои тридцать с небольшим лет прожил в Сибири». В данном отрывке текста медведь является квазисимволом Сибири, он указывает не на особенности медведя как животного (не на референт или денотат), а на идею Сибири. В соответствии с ней считается (это показал проведённый нами ассоциативный эксперимент), что в представлении русских медведь — самое характерное животное для Сибири и обычное для сибиряков, каждый из которых обязательно видел медведя на воле. Таким образом, в данном контексте лексема медведь указывает на стоящий за ней концепт Сибирь и апеллирует к представлениям, входящим в данный концепт в сознании носителей русской лингвокультуры.
Что касается квазиэталона, то мы, развивая идеи В. Н. Телия, определяем квазиэталон как языковую единицу, которая, в отличие от эталона, указывает не на референт (обозначенный предмет), а на представление о том, что данный предмет является эталонным носителем некоего качества, которое репрезентировано образом данного референта.
Приведём пример квазиэталона из повести Е. Гришковца «Реки»: «Так вот, из-под моей лопаты выпало две половинки настоящего бронзового
[мир русского слова № 2 / 2013]
69
^^^ [взаимосвязь литературы и языка]
наконечника. Как я удивился, как я обрадовался, как я закричал! Я закричал, как вахтенный матрос, увидев долгожданную землю!» В данном контексте вахтенный матрос для главного героя повести является квазиэталоном очень громко кричащего человека. Мы видим, что квазиэталон реализуется как сравнение и выполняет характеризующую функцию.
Контекст не даёт прямой информации о том, где главный герой, юный парень, мог видеть вахтенного матроса на судне, однако, можно предположить, что это образ, оставшийся в его сознании после просмотра какого-то приключенческого фильма или прочтения книги. Наши наблюдения позволяют нам говорить о тех знаниях, которые часто являются результатом мифологизации. Для мифологизации, на наш взгляд, не всегда нужен миф, достаточно будет соотнесения предмета действительности с фантазией, ирреальной модальностью, как в приведённом выше контексте с матросом.
Квазиэталон, так же как и квазисимвол, взаимодействует с другими ментефактами-пред-ставлениями, он включается в стереотип и соотносится с ним как часть-целое.
На наш взгляд, наблюдение над функционированием квазисимволов и квазиэталонов именно в рамках текстов даёт богатую почву для исследований смыслов, заложенных в текст. Формат текста наряду с устной речью позволяет автору наиболее полно вербализовать хранящийся в его сознании образ.
Е. Ф. Тарасов объясняет этот процесс так: «Коммуниканты при общении пытаются указать друг другу на свои мысли, которые, как они считают, необходимо продемонстрировать собеседнику. Так как мысли нельзя непосредственно воспринять органами чувств, то собеседники используют знаки, т. е. предметы в знаковой функции, предметы, специально приспособленные людьми для указания на свои мысли и, следовательно, для их опосредованного обнаружения»7.
При этом речевые средства, используемые коммуникантами для выражения своих представлений, могут носить устойчивый / произвольный характер. Большинство носителей какого-либо
ментально-лингвального комплекса имеют некий общий национально-детерминированный минимизированный инвариант восприятия какого-либо ментефакта. При этом данный инвариант может быть как вербальным, так и вербализуемым. Вербальным в языке соответствуют конкретные единицы; вербализуемые хранятся в сознании, «как очень сжатый „образ", максимально „уплотнённое" представление об этом феномене, к которому в дальнейшем происходит апелляция в речи, где оно может быть „развёрнуто"»8. Всё вышесказанное касается, прежде всего, квазисимволов и квазиэталонов. Данные единицы, не устойчивые в своём языковом выражении, не все имеют языковое «тело», но все в той или иной мере могут быть вербализованы.
Вербализация квазисимволов и квазиэталонов может происходить как в предложении, так и фрагменте текста. Приведём примеры таких языковых воплощений интересующих нас ментефактов-представлений. Первый из повести Е. Гришковца «Реки»: «Особенно, мне нравится фото, на котором дед идеально причесан, стоит, расправив плечи, как шкаф». В данном отрывке шкаф является квазиэталоном широкого объекта, характеризующим выправку деда главного героя. В данном отрывке квазиэталон обретает языковое «тело» в сравнительной конструкции.
Второй фрагмент текста из романа «Асфальт»: «И конечно, наши люди самые весёлые, искренние, щедрые, открытые, а наши женщины самые красивые и добрые. Мы вообще лучше всех. Но зато там люди умеют себя вести. Они меня знать не знают, но говорят мне „доброе утро" и улыбаются. Всегда! Конечно, это ничего не значит, и это просто обычное для них дело. Но меня это устраивает. Я зашёл там пару раз в одно кафе, меня на третий раз узнают, и будут мне рады. Пусть не очень сильно рады, пусть даже они подумают, что я дурак, или вообще обо мне ничего не подумают. Но я же этого не знаю. А они этого не скажут, никак не покажут и даже не намекнут. И, кстати, если вдруг я им очень понравлюсь, они всё равно будут вести себя так же, в душу не полезут, душить в объятиях не станут. Они умеют себя вести». В данном отрывке иностран-
цы выступают квазиэталоном людей, умеющих себя вести. Имея в сознании образ этих людей, впечатления о них, главный герой не может выразить свою мысль в одном предложении. Чтобы подчеркнуть и усилить квазиэталонную функцию данного образа, он приводит примеры из жизни, формулируя свою идею в обширном речевом фрагменте.
Ассоциативный эксперимент, проведённый нами, позволил установить, что существует национальная норма стереотипизации как фрагментов действительности, так и их речевого воплощения.
В целом наше исследование, проведённое с привлечением произведений Е. Гришковца, показало, что художественные тексты используют рассматриваемые явления: квазисимволы и квазиэталоны, характерные для повседневного речевого общения определённого времени, создавая образ этого времени и тональность самого повествования (эффект беседы с современниками, осведомлёнными о значениях использованных воспроизводимых языковых средств). Что касается самих рассматриваемых средств, то они обладают неисчерпаемым потенциалом для анализа единиц сознания всех типов. Ментефакты — представления, для которых образная составляющая являет-
ся определяющей, на наш взгляд, наиболее полное отражение находят именно в речи, как устной, так и письменной.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Большой фразеологический словарь русского языка. Значение. Употребление. Культурологический комментарий / Отв. ред. В. Н. Телия. М., 2009.
2 Телия В. Н. Коммуникативная функция языка и проблема культурно-языковой компетенции (к постановке проблемы) // Коммуникативная лингвистика и коммуникатив-но-деятельностный подход к обучению языкам: Сб. памяти Г. В. Колшанского. М., 2000. С. 34.
3 Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987. С. 181.
4 Шмелев Д. Н. Проблемы семантического анализа лексики. М., 1973. С. 24.
5 См., например: Телия В. Н. Метафора как модель смыс-лопроизводства и её экспрессивно-оценочная функция // Метафора в языке и тексте. М., 1988. С. 26-52; Телия В. Н. Русская фразеология: семантико-прагматический и лингво-культурологический аспекты. М., 1996. С. 243-244.
6 См. указ. выше работы.
7 Тарасов Е. Ф. Актуальные проблемы анализа языкового сознания // Языковое сознание и образ мира: Сб. научн. ст. М., 2000. С. 24-32.
8 Гудков Д. Б., Захаренко И. В., Красных В. В. Русское культурное пространство. Лингвокультурологический словарь. М., 2004. С. 16-17.
[представляем новые книги. рецензии]
ДускаеваЛ. Р. Диалогическая природа газетных речевых жанров...
(Окончание. Начало на с. 44, 58)
когнитивные построения неизменно характеризуются хорошей лингвистической обеспеченностью, без чего провисал бы вопрос о том, как добиваться полноценного продуцирования текстов заданного жанра.
Материал, вовлекаемый Л. Р. Дускаевой в план анализа, обширен (привлечены тексты пятнадцати центральных изданий) и современен. Наблюдения автора демонстрируются на достаточно объёмных текстовых фрагментах, сегментированных с помощью шрифтовых выделений. Главы 3-5, которые содержат в себе конкретное описание речевых жанров газетной публицистики в аспекте диалогичности, заставляют вспомнить о практичности хорошей теории.
Книга «Диалогическая природа газетных речевых жанров» продолжает и развивает идеи Пермской шко-
лы лингвостилистики, научной школы профессора М. Н. Кожиной. Осмысление сложнейшего речетек-стового феномена и продвижение в жанровую сферу метода семантического моделирования, предпринятые Л. Р. Дускаевой, носят этапный характер. Русская гено-логия только начинает складываться. Здесь на особом счету монографические исследования, выполненные на строго выдержанном коммуникативном основании и сочетающие в себе теоретическую непротиворечивость с большой разрешающей силой изложенной теории. Перед нами именно такая книга.
Т. В. Матвеева, д-р филол. наук, профессор кафедры риторики УРГУ
[мир русского слова № 2 / 2013]
