CC BY
96
УДК 37.013.43(09) ББК 74.03-8
КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД В ОБРАЗОВАНИИ ЧЕЛОВЕКА: ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ИГРЫ В ДИАЛОГАХ Й. ХЕЙЗИНГИ И В.А. РАЗУМНОГО
Репринцева Елена Алексеевна, доктор педагогических наук, профессор Курский государственный университет
Аннотация. В статье на основе анализа концепций В.А. Разумного и Й. Хейзинги проводятся параллели между основными теоретическими позициями ученых в оценках ими феноменологии, онтологии игры, ее социализирующих возможностей, векторов эволюции в современном мире. Автором раскрываются философско-педагогические подходы В.А. Разумного и Й. Хейзинги, ставшие основой для научной полемики, тесно связанной с актуальными вопросами теории современной игровой культуры.
Ключевые слова: философия культуры, культурная антропология, психология игры, социальная педагогика, история философии и педагогики, игра, искусство, педагогическая концепция игры.
A CULTURAL APPROACH TO EDUCATION RIGHTS: PHENOMENOLOGY OF THE GAME DIALOGS J. HUIZINGA AND V.A. RAZUMNIY
Reprintseva E.A., dr. of pedagogical science, professor (Kursk)
Abstract. On the basis of the analysis of concepts, V.A. Razumniy and J. Huizinga, draws parallels between the basic theoretical positions of scientists and assessments of phenomenology, the ontology of the game, its socializing opportunities vectors co-evolution in the modern world. The author reveals the philosophical and pedagogical approaches of V.A. Razumniy and J. Huizinga, which have already become the basis for the scientific debate, closely related to the actual problems regarding the theory of modern game culture.
Key words: philosophy of culture, cultural anthropology, psychology, sports, social pedagogy, history of philosophy and pedagogy, game art, pedagogical concept of the game.
Каждая эпоха являет человечеству личностей незаурядных, нестандартных, непреклонных, самодостаточных, отважных и мужественных. Одной из таких личностей в российском научно-философском сообществе стал Владимир Александрович Разумный. Будучи философом по образованию и педагогом по призванию, он стал примером для многих ученых, особенно молодых исследователей. В его работах, посвященных осмыслению феномена человека, его жизни и деятельности, часто просле-
живаются парадоксальные оценки, в которых порой четко вырисовываются предсказания и пророчества истинного мыслителя. В этой связи уместно вспомнить его работу «Венец творения или ошибка природы», каждая страница которой погружает читателя в размышления о сущности человеческого бытия и миссии человека на земле. Какие бы вопросы не оказывались в поле зрения великого ученого, он демонстрировал способность нестандартного мышления, нестандартных оценок,
которые всегда завершались появлением научной концепции, научной работы.
Мое знакомство с В.А. Разумным состоялось в 2004 г., именно в это время содержательные беседы с выдающимся мыслителем были мне особенно необходимы, поскольку завершалась работа над докторской диссертацией и общение с философом позволило глубже понять феноменологические, онтологические, аксиологические и гносеологические основания игры, ее место в воспроизводстве человеческой культуры. Логика рассуждений крупного российского философа стала для меня отправной точкой в систематизации результатов собственного научного поиска. Запомнился один из приемов, блистательно продемонстрированный педагогом и философом, который можно было бы назвать «виртуальной дискуссией». Обратившись к анализу диады «игра - искусство», «искусство - игра», В.А. Разумный как бы вступает в заочную полемику с автором западноевропейской теории игры Йоханом Хейзин-гой, показывая, что в некоторых идеях, выпавших из поля зрения ученого, «обнаруживаются ростки действительно нового мышления о старом как мир предмете - игре» [5, с.15]. В то же самое время А.В. Разумный обнаруживает «философский тупик при подходе к общей теории игры бесспорно глубокого и оригинального мыслителя», каким является Й. Хейзинга [5, с.12]. Именно на анализе этих скрытых идей и акцентирует свое внимание А.В. Разумный в работе «Игра - искусство или искусство -игра? (парадокс амбивалентности)», вышедшей в свет в 2000 году. Диалог В.А. Разумного с Й. Хейзин-гой начинается с анализа понятия игры.
В понимании Й. Хейзинги игру можно назвать «свободной деятельностью, которая осознается как «не взаправду» и вне повседневной жизни выполняемое занятие, однако она может целиком овладевать играющим, не преследует при этом никакого материального интереса, не ищет пользы, - свободной деятельностью, которая совершается внутри намеренно ограниченного пространства и времени, протекает упорядоченно, по определенным правилам и вызывает к жизни общественные группировки, предпочитающие окружать себя тайной либо подчеркивающие свое отличие от прочего мира возможной маскировкой» [13, с.24].
Оппонируя этому определению, В.А. Разумный отмечает, что Й. Хейзинга, развивая вполне в духе традиционной немецкой философии абстрактное исходное определение по векторам выделенных существенных признаков, упускает, например, из вида реальный смысл античной концепции агона (точнее -агонистики) как незаинтересованного состязания в отличие от атлетики как состязания, основанного на
профессиональной деятельности и интересе. Безусловно, далее, что каждая игра - состязание, но отнюдь не все состязания, которыми преисполнена наша полная драматизма жизнь, являются играми. Реально существует фатально неустранимое поведенческое состязание в общении людей, которое может быть названо игрой лишь в переносном смысле слова. Кстати, подобное использование терминов в переносном смысле слова, вне их истинного значения всегда препятствует отработке строгой и общепризнанной теории [5, с.13].
Здесь нельзя не согласиться с В.А. Разумным в том, что И Хейзинга, верный духу классической немецкой философии, обосновывает все рассуждения об игре как феномене культуры на исходном понятии, выведенном им из самоочевидных уже в течение тысячелетий признаках игры. Эти признаки И. Хейзингой сводятся к следующему: игра есть свобода, ее отличает незаинтересованный характер, она «разыгрывается» в определенных рамках пространства и времен, причем ее значение и смысл содержатся только в ней самой [5, с.12].
Однако игра продолжает интересовать философов прежде всего потому, что представляет собой не только специфический способ бытия, но и такого бытия, которое не претендует на присвоение ему универсальных индивидуализированных характеристик.
И. Хейзинга и В.А. Разумный не обошли стороной вопрос, связанный с решением дилеммы: что же «старше» - игра или культура? И. Хейзинга уверенно провозглашает: «Игра старше культуры, ибо появление культуры, как бы несовершенно ее ни определяли, в любом случае, предполагает человеческое сообщество, а животные вовсе не ждали появления человека, чтобы он научил их играть. Да, можно с уверенностью заявить, что человеческая цивилизация не добавила никакого существенного признака общему понятию игры. Животные играют точно так же, как люди. Все основные черты игры уже присутствуют в игре животных» [13, с.9-10]. «Культура зачинается не как игра и не из игры, а в игре. Антитетический и агонистический базис культуры лежит в игре, которая старше и первичнее любой культуры» [13, с.92].
Подвергая анализу выдвинутый И. Хейзингой тезис, В.А. Разумный идет дальше, уточняя и конкретизируя свойства игры как источника культуры, подводя читателя к пониманию необходимости решения еще одной дилеммы, связанной с определением первичности либо игры, либо искусства. «При трактовке постижения истины как только рационального освоения предмета познания сразу же возникает логическая проблема исторического приори-
292
тета: либо игра старше искусства как особой «формы познания» и в нем последнее черпало изначально живительные соки, иссякающие по мере нарастания познавательного, эмоционального и духовного потенциала художественного творчества, либо искусство старше игры и тогда вполне объясним традиционный поиск теоретиками особой, только ей присущей сферы деятельности, выделившейся в хронической последовательности из деятельности художественно-творческой. Примечательно, что данную антиномию (абсолютно тождественную постановке вопроса о том, что возникло раньше - яйцо или курица) не решают и попытки найти иную, так сказать, исконную первопричину возникновения и развития как художественного творчества, так и игры. Поиски эти в достаточной степени систематизированы на теоретическом уровне, зачастую выражающем абсолютизацию в абстракции реальных, но вторичных признаков игры» [5, с. 18-19].
Таким образом, оба мыслителя предлагают свою точку зрения, в каждой из которых отражена современная им эпоха, связанная с достижениями гуманитарной науки и системы гуманитарных знаний.
Определяя место игры в жизни человечества, И. Хейзинга приводит примеры и способы ее проникновения в культуру, религию, язык, правосудие, войну, мудрость, поэзию, науку искусство и пр. Но, вместе с этим, он утверждает, что «игра не есть обыденная жизнь и жизнь как таковая. Она скорее выходит из рамок этой жизни во временную сферу деятельности, имеющую собственную направленность» [13, с.18].
В конце XIX века появляются концепции, относящие игру в один ряд со смертью, любовью, свободой, как один из экзистенциальных феноменов (более подробно см. [6]). Складывается новое понимание игры как онтологического феномена. Такой подход был характерен и для И. Хейзинги, что позволило ему рассматривать онтологический смысл игры как фундамент культурного фона человеческой жизни. Однако В.А. Разумный считает, что логическая схематика и беспредельное доверие чистому умозрению в итоге сыграли с И. Хейзингой злую шутку, поскольку он был верен гипотетическому определению и черпал в соответствии с обширнейшими знаниями истории культуры факты и примеры из всех областей человеческой жизни, усматривая в них игровую суть. В итоге все, что его интересовало как ученого, оказывается игрой - и фантазия, и система человеческих отношений (игра в роли), и безграничная сфера сакрального (вера), и эмоции, и наука, и война. По мнению В.А. Разумного, блистательный историк, вступив на зыбкую почву исчерпавшей себя в наше время философии, смело поднявший
меч на мифологию как варварство с позиций цивилизованного человека, оказывается творцом нового (а в действительности вполне архаичного) мифа об универсальности игры как состязания. Ибо если все -игра, то игры как таковой не существует, у нее нет реальных оснований и особой сущности, кроме аго-на, то есть состязательности, который он трактует весьма расширительно, как любую борьбу и противостояние человеческих страстей и действий, что тоже весьма проблематично [5, с.15].
Интересной, на наш взгляд, является «полемика» двух мыслителей относительно функций игры.
Определяя и раскрывая сущность функции игры, И. Хейзинга отмечает, что «функция игры в ее высокоразвитых формах,... в подавляющем большинстве случаев может быть легко выведена из двух существенных аспектов, в которых она проявляется. Игра есть борьба за что-нибудь или же представление чего-нибудь. Обе эти функции без труда объединяются таким образом, что игра «представляет» борьбу за что-то либо и является состязанием в том, кто лучше других что-то представит» [13, с. 24].
В.А. Разумный оценивает толкование И. Хей-зингой универсальности агональной функции игры как ошибочное. Поскольку все, что его интересует как ученого, оказывается игрой - и фантазия, и система человеческих отношений (игра в роли), и безграничная сфера сакрального (вера), и эмоции, и наука, и война. Анализируя причины тупикового значения функционального подхода к игре, В.А. Разумный отмечает, что любые функциональные концепции остаются в пределах той же исчерпавшей свои потенции философии. Разве что из общефилософской концепции игры (прекрасно представленной И. Хейзингой), с достаточным основанием обобщающей многие ее существенные признаки, вычленяют лишь один, на котором теоретики и строят все дальнейшие абстрактные философские построения [13, с.22].
До настоящего времени в современных фило-софско-педагогических и психологических исследованиях нет однозначной точки зрения, дающей исчерпывающий ответ на вопрос: «Что является результатом игры?». Если взять во внимание, что игра характеризуется «самонацеленностью» (Н.Т. Казакова, Л.Т. Ретюнских), или что она «свободна от утилитарного эффекта» (С.Л. Рубинштейн), то можно предположить, что результата у игры нет никакого [10]. В этой связи необходимо обратить внимание на то, что в поле зрения И. Хейзинги и В.А-. Разумного оказалось такое свойство игры, как ее результат.
И. Хейзинга отмечает, что финальный элемент игрового действия, его целеполагание в первую очередь заключается в самом процессе игры, без прямого отношения к тому, что за этим последует. Результат игры как объективный факт сам по себе не существенен и безразличен... Исход игры либо состязания важен лишь для тех, кто в качестве игрока или зрителя (на месте действия, по радио либо как-то иначе) включается в игровую сферу и принимает правила игры. Они становятся партнерами по игре и хотят быть партнерами. Для них отнюдь не безразлично или не безынтересно, кто победит...[13, с.64].
Результат игры, в понимании В.А. Разумного, представляет собой «свободное, незаинтересованное наслаждение». Оно может быть интеллектуальным, эмоциональным либо духовным, причем порою при весьма сложном переплетении в некое целостное единство переживаемого впечатления. Разумеется, что здесь существенное значение имеет социокультурная ситуация, место человека в общественной иерархии, почти незыблемые и сохраняемые тысячелетиями традиции духовной жизни этноса, равно как и индивидуальная продвинутость и пластичность человека [5, с.26].
На наш взгляд, результатом игры на любом возрастном этапе являются изменения в социокультурном опыте личности, который мы рассматриваем не как эталон, не как данность, к которой должен стремиться человек в своей жизни, педагог - в своей работе, любой человек, имеющий отношение к детям, но как совокупность взаимосвязанных, взаимообусловленных его элементов, представляющих наиболее действенные и зримые личностные показатели и сферы человека - интеллектуально-волевого, деятельно-практического, эмоционально-ценностного его развития.
Рассматривая вопросы результативности игры, В.А. Разумный выходит еще на одну важную проблему, вызывающую у него желание полемизировать с И. Хейзингой, - это свойства игры, в которых ее существенным, неотъемлемым признаком называется «незаинтересованное наслаждение». Отвечая на вопрос: ради чего борются или играют люди, И. Хейзинга отвечает, что люди борются или играют ради чего-то. В первую очередь и в последнюю очередь борются или играют ради победы, но победе сопутствуют разные способы наслаждаться ею. Прежде всего ею наслаждаются как торжеством, триумфом, справляемым группой в радостных восклицаниях и славословии [13, с.66].
Не стремясь оспаривать выдвинутый тезис, В.А. Разумный отмечает, что, первый и непосредственный продукт любой игры - наслаждение, без
которого нет и не может быть речи о действующем по ее условиям либо правилам человеке. Соглашаясь с ними вопреки всей их сложности, играющий человек вместе с тем - свободен абсолютно, ибо абсолютно его стремление к наслаждению. Измените установку, прикажите ему играть по вашей воле, либо во имя опять-таки внешней по отношению к индивиду социальной воле, делающей игрока - профессионалом, наемным работником - и необходимость закономерно и неизбежно подавит свободу. Подчеркивая незаинтересованность от наслаждения процессом игры, функциональная концепция справедливо полагает, что отнюдь не любое наслаждение - существенный признак этого процесса. Наслаждение - сопутствующий признак любой человеческой деятельности и, прежде всего, неудержимого стремления осознать истину бытия в любой из ее форм [5, с.21].
Мы считаем, что такое рассмотрение результата игры не совсем правомерно, так как затрагивается лишь фактор удовольствия от совершенных действий. Однако ребенку часто приходится включаться в игру и выполнять порученную ему роль только потому, что этого требуют интересы коллектива, игрового сообщества, а не только стремление к получению удовольствия от собственного превосходства. Если дети будут играть только ради удовольствия, если их игровые интересы и потребности будут подчинены стремлению к удовольствию, даже если это удовлетворение от нравственного или волевого усилия, то в скором времени жажда удовольствия возьмет верх над осознанной необходимостью и игра из педагогического средства превратится в средство антипедагогическое, метаморфозы которого нам демонстрируют средства массовой информации, в частности, телевидение [10].
Известно, что правила игры выступают внешним и внутренним регулятором поведения игроков. Они определяют отношения, взаимодействия, совместную деятельность игровой команды и каждого игрока в отдельности. И. Хейзинга, анализируя правила игры, обращает внимание на их обязательность и незыблемость. «У каждой игры есть свои правила. Они диктуют, что будет иметь силу внутри отграниченного игрой временного мирка. Правила игры, безусловно, обязательны и не подлежат сомнению... Основа, которая их определяет, дается здесь как незыблемая. Стоит нарушить правила, и все здание игры тот час же рушится. Игра становится невозможной. Игра перестает существовать» [13, с. 22].
В.А. Разумный обнаруживает, что у игровых правил есть способность изменяться со временем, тем самым задавать новые векторы развития содер-
294
жания игры. «Процесс игры регламентируется весьма жесткими правилами, приобретающими значение нерушимой традиции. От них как от изначальной конвенции не может отступить ни один играющий, даже оставаясь наедине с самим собой. Естественно, что движение жизни, ее новые условия и потребности приводят к корректировке правил, к их усовершенствованию, упрощению или усложнению на основе гласной или негласной конвенции. Но корректировка эта не меняет сути конкретной игры» [5, с. 25-26]. В.А. Разумный отмечает, что весь обширнейший диапазон игровых действий человека, от наивной игры в бирюльки до высочайших художественно-образных свершений, остающихся по форме той же игрой, подвластен правилам и вместе с тем открывает возможность творения, рождения нового, еще неизведанного [5, с.26].
Игра сама по себе является субъектным состоянием личности. Сюжет, игровой замысел, композиция и правила игры находят своеобразное отражение в сознании субъекта. Это определяется особенностями характера, темперамента, эмоционально-волевой сферы личности. Восприятие игры как неизменной данности приводит к ее разрушению и, наоборот, восприятие личностью игры как явления, постоянно меняющегося и совершенствующегося, расширяет границы игры, развивает ее содержание и структуру. Каждый из игроков проигрывает игру по-своему. И это еще раз подчеркивает субъектный характер игры, определяющим моментом которой является личностное отношения каждого субъекта к игровому действию. Как нет и не может быть одинаково разыгранных игровых ролей, так нет и не может быть абсолютно одинакового отражения в сознании игроков смысла, хода и итогов игры [10].
Субъектное состояние проявляется на всех этапах осуществления игры. Это выражается и в восприятии каждым игроком игрового замысла, и в эмоциональных реакциях на выпавшую роль, и в отношении к подготовке игрового реквизита. В ходе игры субъектное состояние находит свое воплощение в ролевых действиях игроков, подчиненных установленным правилам. Возможно ли изменение субъектного состояния под влиянием игры? Возможно. Достигается это как посредством работы специфических функций игры, например, функции преодоления стереотипов, так и посредством достижения конкретной воспитательной цели игры, как, например, предполагающей формирование готовности к определенному виду деятельности, или достижения определенного уровня подготовки к деятельности, скажем - педагогической.
Проводя сопоставительный анализ оценочных суждений о сущности и свойствах игры, выведен-
ных двумя выдающимися учеными, нельзя обойти вниманием их размышления о связи игры и комического.
И. Хейзинга отмечает, что повторяемость есть одно их существенных свойств игры. «Она характеризует не только игру в целом, но и её внутреннюю структуру. Элементы повтора, рефрена, чередования встречаются на каждом шагу почти во всех развитых формах» [13, с.20]. Повторяемость движения маятника («туда-обратно») имеет отношение и к смеху, к его колебательной, взаимообращающейся связи между противоположностями [12].
Анализируя оценки И. Хейзинги о связи игры и комического, В.А. Разумный считает, что он заведомо исключает из игры сферу комического: «Мы называем комическим клухт или комедию не из-за игрового действия самого по себе, а из-за содержания. Мимику клоуна, комичную и смешную, можно назвать игрой только в самом нестрогом смысле слова. Комическое тесно связано с глупостью. Игра, однако, вовсе не глупа. Она живет вне противоположности «мудрость - глупость» [13, с.16]. В.А. Разумный полагает, что подобной абстрактно-логической конструкцией И. Хейзинга закрывает для себя путь к постижению истинного соотношения, а точнее - реального тождества игры и искусства. Признавая игру и игровую деятельность проявлением незаинтересованного наслаждения, И. Хейзинга тем самым невольно выводит за сферу игры ее суть -комическую реакцию, более того - все иные типы жизненного драматизма. А ведь именно этот драматизм и порождает художественно-творческие действия человека (назовите их игрой либо искусством -не имеет никакого значения) как проявление изначального страха перед неизбежным небытием [5, с. 33].
В современной философской и психолого-педагогической науке исследований, направленных на выяснение диалектики игры и смеха, пока еще не было. Однако даже отдельные, фрагментарные поиски в этой области дают основание для утверждения, что игра является тем механизмом, при помощи которого моделируется искусственное воспроизведение основного признака комического -удвоение видимости и её разрушения [12, с. 109]. Это объясняется, прежде всего, постоянным переходом игры из реального плана в воображаемый, их «колебательным» соотношением. Удовольствие и радость - и в игре, и в смехе - доставляют колебательные отношения между воображаемым и реальным. Выход воображения за пределы действительности освобождает фантазию, делает мир более доступным для познания, для проявления активного творчества. М.А. Рюмина отмечает, что «игра и
смех тесно связаны с творчеством и с творческим созиданием» [12, с. 110].
Результатом творческой активности индивида в игре является формирование сначала социально-ценных ориентиров, затем - стереотипов поведения и деятельности, а затем - социального опыта, обогащение и совершенствование которого ведет к опыту социокультурному. А изменения в социокультурном опыте человека и есть результат его творческой активности в игре. На наш взгляд, соотношение смеха с творческой активностью может иметь свой результат, например, «смеховую культуру» человека (М.М. Бахтин) [7].
Современные логико-гносеологические и онтологические представления об игре складывались под влиянием социокультурных факторов, поэтому при определении содержательной характеристики игры, ее сущностных и познавательных аспектов необходимо учитывать как непосредственное, так и опосредованное влияние той или иной социокультурной реальности, конкретно-исторической эпохи на развитие игры. В феномене игры, как в зеркале, отражаются характерные особенности эпохи, отношения между социальными группами, отношения социальных групп к игре, проявляется её «бытийная» сущность в определенной исторической эпохе, в конкретном мире. В современном постиндустриальном обществе явно нарастает тенденция расширения сфер развлечений, - она стимулируется техническим прогрессом, новыми, набирающими силу способами коммуникации. Вместе с тем, в современном обществе растет потребность в «банальных развлечениях, жажда грубых сенсаций, тяга к массовым зрелищам». И как не согласиться с И. Хейзингой, что эти явления сопровождаются вступлением полуграмотной массы в игровое сообщество (клубы), которые чаще всего демонстрируют девальвацию моральных ценностей [13, с. 231-238].
Соотнося состояние современной игровой культуры общества с оценочными суждениями И. Хейзинги, можно с уверенностью сказать, что она лишилась достоинств человеческой игры. Состояние современного человека погранично с инфантилизмом, что резко противоположно истинно игровому состоянию. Коллективные игры, как «живой пульс культуры» (И. Хейзинга), требуют от участников «автоматизма и антииндивидуализма» (более подробно см. [9]).
Сегодня наблюдается эскалация новых технических игровых форм. Это явление можно назвать формой игрового самовыражения человека нашего времени, которая вошла в жизнь постепенно и не была своевременно замечена. Роль игры в современной жизни все более и все заметнее возрастает; с
невиданной силой идет процесс социализации игрового элемента культуры. Помощь игре в этом оказывают средства массовой информации, тиражирующие в огромных масштабах её культурные образцы. Во многом способствует распространению всеобщего гедонизма индустриализация досуга, предоставляющая неограниченные возможности интенсивному производству и воспроизводству игровых форм (более подробно см. [9]).
Оценивая состояние современной игровой культуры, В.А. Разумный справедливо заметил, что мир информационной цивилизации вопреки всем «философским» прогнозам ежедневно, ежечасно демонстрирует возрастание игры, игровых действий и более того - игровых технологий буквально во всех сферах нашего бытия. Уж если кто и является «играющим человеком», так это представитель новой цивилизации эпохи Озарения. . Этот человек поражен игровым вирусом более сильным и пагубным, чем вирус бешенства [5, с. 17-18]. В.А. Разумный справедливо отметил, что именно предощущение этого «общечеловеческого синдрома» хотел подчеркнуть своей книгой И. Хейзинга.
Однако В.А. Разумный считает, что мир игр современного человека отнюдь не поглощает все его бытие, все проявления реальности, а прежде всего и удивительнейшим образом размывает традиционные представления о границах «высокого искусства». Отсюда - вполне естественное всеобщее стремление по-новому определить сущность игры в соотнесении с искусством в нашем изменчивом мире. Оказывается, что игра и искусство отнюдь не слились в неопределенное и аморфное единство на основе перерастания всех человеческих действий в некую метаигру и не разделились абсолютно, словно поезда на одной стрелке, выкроив для себя особое, специфическое направление этих разделенных действий [5, с.18]. Основываясь на достижениях философско-педагогической мысли прошлого и настоящего, анализируя существо современной теории и практики воспитания, В.А. Разумный выдвигает тезис о «глубинном, сущностном родстве игры и искусства, а быть может - и об их тождественности», и обращает внимание на тот факт, что «искомое представителями разных концепций корректное, не расширительное и не иносказательное определение сущности игры как специфической формы действий неизбежно включает в его содержание искусство как качественный критерий» [5, с. 21]. Игра - это искусство, равно как любое искусство - это игра. Настаивая на подобном толковании, В.А. Разумный определяет его не как парадокс, а как признание реальности, ускользающей от наблюдателя при любом умозри-
296
тельном философствовании [5]. Проводя параллель между понятиями игра и искусство, В.А. Разумный дает каждому их них особую характеристику, раскрывая тем самым их неразрывную и взаимообусловленную связь: «Мир игры - это и мир обычая, обряда, праздника. Их сфера внешне сложнее детской игры как по организации, так и по масштабам вовлеченности играющих. Концентрируя в себе накопленные знания людей, их интеллектуальный опыт, равно как и их духовные представления, традиции веры, обычаи, обряды и праздники - все эти элементы органически включаются в целостную область высокого искусства. Именно их художественно-творческим смыслом предопределяется та эмоциональная заразительность, которая объединяет самых разных по индивидуальности людей в театрализованном поведении и коллективном действии» [5, с.32].
Анализ философско-педагогической концепции В.А. Разумного дает основание для утверждения, что искусство и игра неразрывно связаны между собой, - постоянно взаимодействуя друг с другом, взаимовлияя, много веков они творят человека, воспроизводят и обогащают социальный опыт поколений. Благодаря взаимопроникновению и взаимовлиянию искусства и игры, культура становится не хранилищем древностей, не застывшим и архаичным «музеем», запечатлевшим события и судьбы прошлых веков, а совокупностью смыслов и ценностей, традиций и норм, освоение которых позволяет человеку понять собственное предназначение в жизни, выстроить свою социальную и профессиональную судьбу. Игра и искусство, как естественные и органичные продукты культуры, являются средством преобразования человека, факторами формирования его внутреннего мира, регуляторами его социального бытия, апробации и воплощения его «природных сущностных сил». В этом значении искусство и игра, как элементы культуры, не есть нечто застывшее, статичное, неизменное, -они изменяются вместе с культурой, сообразно тенденциям и изменениям, происходящим в ней. Вместе с тем, игра и искусство не только производные от культуры, не только ее естественные и важные составляющие, - они одновременно и инструменты созидания культурных смыслов и ценностей, они - вместе с тем - и способы изменения самой культуры. Во взаимоотношениях искусства и игры вполне определенно и внятно просматривается эта двухсторонняя связь, их взаимовлияние и взаимообусловленность.
Именно на этих позициях выстроена философ-ско-педагогическая концепция В.А. Разумного, которая является органической составляющей неогуманистического направления современной фило-софско-педагогической мысли, предлагающая четкие ориентиры для развития теории и практики социального воспитания детей и молодежи.
Список литературы:
1. Бодрийар, Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального / Перевод с фр. Н.В. Суслова. Екатеринбург: Изд-во Уральск. ун-та, 2000;
2. Дебор, Г. Общество спектакля. - М.: Опустошитель, 2012. - 180 с.
3. Зинченко, В.П. Человек в пространстве времен // Развитие личности. 2002. № 3. С. 23-50.
4. Разумный, В.А. В поисках смысла. Очерки всеобщего йехуизма. - М.: Пихта, 2003.
5. Разумный, В.А. Венец творения или ошибка природы (парадоксы человека). - Псков, 2006.
6. Разумный, В.А. Драматизм бытия или обретение смысла. - М.: Пихта, 2000.
7. Разумный, В.А. Игра - искусство или искусство -игра? (парадокс амбивалентности). - М.: Академия переподготовки работников искусства, культуры и туризма. 2000. - 105 с.
8. Репринцееа, Е.А. Педагогика игры: Теория. История. Практика: Монография. - Курск: Изд-во Курского гос. ун-та, 2005. - 512 с.
9. Репринцееа, Е.А. Игра: мыслители прошлого и настоящего о ее природе и педагогическом потенциале: Хрестоматия. Учебное пособие. - Москва-Воронеж: НПО МОДЭК, Изд-во Московского психолого-социального института, 2006. - 404 с.
10. Репринцееа, Е.А. Трансформация современной игровой культуры молодежи: диалектика вечного и временного // Психолого-педагогический поиск. - 2009. -№ 3 (11). - С. 30-37.
11. Репринцееа, Е.А. Трансформация аксиологических оснований игры в современной молодежной культуре // Психолого-педагогический поиск. - 2010. № 4 (16). - С.16-30.
12. Репринцееа, Е.А. Феномен игры в культуре и образовании. - LAMBERT, Saarbrucken, 2011. - 450 с.
13. Розин, В.М. Теория культуры. - М.: Nota Bene, 2005.
14. Розин, В.М. Философия образования: Этюды-исследования. - М.: МПСИ; Воронеж: Изд-во МОДЭК, 2007.
15. Рюмина, М.А. Тайна смеха или эстетика комического. - М.: Знак, 1998. - 251 с.
16. Хейзинга, Й. Homo Ludens. В тени завтрашнего дня. -М.: Прогресс. Академия. - 1992. - 460 с.
297
