CC BY
11УДК 004.77+316.77; ББК 32.811+76.0; ГРНТИ 19.01.11; ВАК 22.00.06
А. В. Полонский, Белгород, Россия
КУЛЬТУРНЫЙ СТАТУС МЕДИЙНОГО ТЕКСТА
Андрей Васильевич Полонский, доктор филологических наук, заведующий кафедрой журналистики, профессор кафедры коммуникативистики, рекламы и связей с общественностью Белгородского государственного национального исследовательского университета (Россия), профессор кафедры славистики Бергамского государственного университета (Италия). 308015, Белгород, ул. Победы, 85. E-mail: polonskiy@bsu.edu.ru.
© Полонский А. В., 2016
Постановка проблемы. Каждое время имеет свой источник инноваций, который определяет характер происходящих в обществе перемен. Сегодня фактором, мотивирующим социальную и культурную динамику в глобальном масштабе, без сомнения, являются медиа, феномен которых, связанный с коммуникативной историей человека и его многообразным опытом интеллектуального и эмоционального переживания действительности, был внезапно обнаружен обществом в своей культурной повседневности.
Проблематика медиа, чрезвычайно разветвленная, многоаспектная, многослойная, уже не воспринимается с той будоражащей сознание новизной, как это было еще совсем недавно, когда исследователи только приступали к их осмыслению [Кириллова 2006; Луман 2005; Ма-клюэн 2007; Марков 2003; Черных 2007; Gaida 2000; Manovich 2001]. Тем не менее запрос на экспертное освидетельствование медиа, а также тех содержательных форм, посредством которых они вовлекаются в пространство культуры, остается актуальным до сих пор.
Целью данной статьи является осмысление феномена медиа в аспекте их развертывания в текстовую реальность, которая в практике современных научных исследований получила название медийной.
История вопроса. Нельзя сказать, что предмет мысли нов, поскольку ее содержанием является реальность, которую исследователи ни на мгновение не упускают из сферы своего самого пристального внимания, наверное, вот уже более 20 лет и которая стала ключевым, устойчиво-повторяющимся мотивом аналитико-кри-тического творчества представителей разных научных специализаций — философии, культурологии, социологии, психологии, лингвистики [Вишнякова, Вишнякова, Тутаев 2007; Дейк 1989; До-бросклонская 2008; 2010; Дускаева 2004;
Засурский 2005; Казак 2012; 2014; Кайда 2011; Калмыков 2000; 2013; Клушина 2008; Кожемякин 2010; Короченский 2004; Красноярова 2010; Лысакова 2005; Мисонжни-ков 2013; Перси 2014; Полонский 2014; 2015; Сметанина 2002; Солганик 2005; Уче-нова 2003; Чернышова 2007; Чернявская 2009; Чичерина 2008; Eco 1964; 1992; Katz, Gurevitch, Hass 1973; Pstyga 2013; Wodak 2004 и др.]. Тем не менее вопрос о статусе медийного текста в культуре требует, по моему мнению, дополнительного комментария.
Фундамент концепций медийного текста заложен в работах таких исследователей, как Т. ван Дейк, Т. Г. Добросклонская, Я. Н. Засурский, С. И. Сметанина, Г. Я. Солганик, В. В. Ученова, У. Эко. В современной научной и академической практике широко принято понимание медийного текста как совокупного речевого продукта трех форм массовой коммуникации — журналистики, рекламы и связей с общественностью. Так, Т. ван Дейк полагает, что «структуры медиатекстов могут быть адекватно поняты только в одном случае: если мы будем анализировать их как результат когнитивной и социальной деятельности журналистов по производству текстов и их значений, как результат интерпретации текстов читателями газет и телезрителями, производимой на основе опыта их общения со средствами массовой информации» [Дейк 1989: 123].
Т. Г. Добросклонская рассматривает медиатекст в качестве «основной единицы языка СМИ»: «В современных условиях становления информационного общества особую актуальность приобретает изучение дискретных единиц медиапотока. Вне всякого сомнения, основной такой единицей является медиатекст, рамки которого позволяют объединить такие разноплановые и многоуровневые понятия, как газетная статья, радиопередача, телевизионные новости, интернет-реклама и прочие виды продукции средства массовой информации» [Добросклонская 2008: 29].
Я. Н. Засурский обращает внимание на то, что «медиатексты делят на радио-, телевизионные, газетно-публицистические тексты, подчеркивая, что они объединяются общими чертами принадлежности к массовой информации» [Засурский 2005: 9].
В этой исследовательской парадигме находятся размышления М. Ю. Казак: «Как обобщающий термин медиатекст закрепился именно за текстами массовой коммуникации... свою объяснительную силу термин обретает при интерпретации медиатекста как совокупного продукта трех глобальных подсистем массовой коммуникации: журналистики, PR и рекламы» [Казак 2012: 30].
Понимание медийного текста как совокупного речевого продукта массмедиа (в этом случае мы имеем дело с результатом компрессивного словообразования — медиа из массмедиа) включается в предметное поле медиалингвистики, а также других гуманитарных дисциплин, ориентированных на изучение культурных практик «массового человека» (Х. Ортега-и-Гассет). Однако социокультурный, дискурсивный, семиотический, когнитивный, коммуникативно-прагматический, контентный, лингвокультуро-логический и функционально-стилистический анализ совокупного информационного продукта, мотивированного медийным ресурсом, позволяет увидеть его иначе, в другом статусе.
Принципы определения культурного статуса медийного текста. В культурной квалификации медийного текста важно не упускать из виду то, что в понятии «медиа» (слово «тв^а» восходит к индоевропейскому корню *medhios — средний, от которого образовалось в том же значении лат. medius и к которому восходит рус. между 'в промежутке', 'в пространстве или во времени, разделяющем что-либо') сосредоточено много смыслов. Это отражает особенности самого феномена медиа — многослойного, функционально связанного с коммуникативным опытом человека, с его информацион-
ной потребностью, которая обусловливает стабильный запрос на медиа и совокупность требований, предъявляемых к ним. Необходимость решения усложняющихся в социальной практике коммуникативно-прагматических задач, бурное развитие информационных технологий, а также обретение самой информацией статуса важнейшего, стратегического ресурса современного общества — все это в совокупности привело не только к радикальному расширению спектра медиа, к форсированной диверсификации их платформ и форматов, но и к качественным переменам в их социальном восприятии.
Как известно, «явление творится масштабом его восприятия» [Элиаде 1999: 7], фокусом и интенсивностью внимания к нему, нюансировкой наблюдений, степенью детализации воспринимаемого объекта, степенью эмоционального контакта с ним. Любой объект действительности сегодня стал фиксироваться сознанием как «зашифрованный» в окружающем человека пространстве медийный ресурс, т. е. с точки зрения не только его культурно-бытового предназначения, но и его технологической способности быть медиа, его медийного потенциала. Причем восприятие медийного ресурса разворачивается на двух уровнях, первый из которых связан с извлечением медийного ресурса из фона и регистрацией его конструктивно-технологических свойств (материальная форма, фактура, текстура, внутренняя структура, плотность, принципы реагирования на внешнее воздействие и т. п.) в аспекте их коммуникативного потенциала, а второй — с соотнесением особенностей медийного ресурса с динамичным контекстом социального взаимодействия субъектов, с их намерениями (интенциями), целями, задачами, мотивами, интересами и эмоциями.
История медиа — это парафраз культуры человека, который на протяжении своeй коммуникативной истории обращался к самым разным медиа, к самым разным посредникам, использовал самые разные «технологические расширения» (М. Маклюэн), чтобы обеспечить необходимый себе формат коммуникации. Тем не менее такого сосредоточенного, нюансированного внимания к медиа, такой прагматически ориентированной установки на их распознавание, каталогизацию и диверсификацию форм не было никогда. До сих пор медиа оставались незамеченными, невидимыми, «растворенными» в не структурированном сознанием культурном фоне, однако благодаря инновационным процессам, форсированно развивающимся во всех сферах жизни и деятельности общества и в особенности в информационных технологиях, благодаря ментальной динамике человека медиа оказались в фокусе дифференцирующего социального восприятия.
В результате социального «проявления» медиа человек оказался в качественно новых для себя условиях: не только плотного погружения в среду, перенасыщенную медиа, о чем активно говорят сегодня исследователи, но и устойчивого «ощущения» медиа и даже «обязанности» к ним.
Нередуцируемое чувство сопричастности феномену медиа означает то, что современный человек в ментальном отношении стал другим: он обрел качественно новую способность — «видеть» медиа и включать их фактор в свои культурные практики, в формируемые им содержательные структуры.
Динамическая способность сознания к восприятию в качестве медиа любых феноменов окружающей среды, способность к содержательному реагированию на медиа, включающему в себя их опознавание, различение и употребление с учетом подвижного контекста коммуникации и ее прагматического аспекта (совокупности коммуникативных интенций), изменила содержательную формулу культуры, включив в нее в каче-
стве обязательного элемента фактор медиа, создала кардинально новую для культуры реальность, связанную с феноменом социального «проявления» медиа, или медиафа-нией (от медиа + греч. рЬато — являть; ср. иерофания как манифестация сакрального в жизни человека [Там же: 11-12]) как их социальным обнаружением, как их прогрессивной социальной манифестацией.
Для понимания специфики фактора медиа в культуре необходимо иметь в виду, что они «проявляются» по-разному — как услуга, как власть и как текст.
Как услуга медиа отвечают на информационный запрос человека и технологически обеспечивают ему возможность в обстоятельствах текущего или «отложенного» коммуникативного контакта реализовать свои усложняющиеся в практике жизни потребности, а также позволяют ему вмешаться в качестве субъекта в процесс производства самой услуги. Каждый тип медиа при этом по-своему откликается на запрос человека в информационном посредничестве, обязательно обнаруживая в форме и содержании коммуникативного продукта свои особенности.
Как власть медиа присваивают человека, подчиняют его себе, сужая пространство его выбора [Луман 2001: 10], ограничивая его возможность осуществлять свою волю, придавая интеллектуальным и эмоциональным проекциям человека свой порядок. Как пишет Ю. Л. Осика, «мир непреклонно настойчив в захвате человека. Звуки, запахи, цвета навязчивы, связи вещей и событий принудительны. Вступая в мир, человек вынужден пребывать во власти вещей или других людей» [Осика 2002]. Медиа в присвоении человека, наверное, особенно «бесцеремонны». Гибко приспосабливаясь к запросам человека, тонко настраиваясь на движение его мысли и чувства, разнообразно вовлекая его в свою орбиту и вменяя себя ему в обязанность, они «надиктовывают» все новые и новые правила конвертирования пространства, времени, социальных практик человека и его дискурсов в свой формат.
Как текст медиа «связывают» воедино категории бытия, времени, субъекта и знания, организуя общие смысловые пространства, различающиеся своими социальными, культурными, динамическими и количественными параметрами.
Выделившись из культурного фона в различимую фигуру, медиа стали источником содержательных импульсов, устойчиво фиксируемых сознанием современного человека, стали той ценностью, тем значимым, интеллектуально и эмоционально переживаемым образом, который человек «встраивает» в свои культурные практики.
Современная культура, таким образом, в виде фактора медиа обрела новое, устойчиво «считываемое», регистрируемое, опознаваемое общественным сознанием качество — медийность, понимаемую как форма присутствия медиа в культуре, как формальный и содержательный отклик на конструктивные особенности медийного ресурса, на присущие ему технологии обеспечения движения информации.
Нельзя не согласиться с той мыслью, что «необходимо видеть старую и новую культуры как один континуум» [Соловьев 2009: 53], однако важно обозначить и те различия, которые отражают ее динамику, ее качественные изменения. Именно медийность отражает качественно новый статус современной культуры и статус ее доминирующего текста. Как заметил А. М. Пятигорский, «время изменяет тексты. Традиционные культуры сознательно или бессознательно (чаще первое) борются со временем за тексты, чтобы оно их не изменяло. Одним из основных методов этой борьбы было включение времени в текст, который тем самым становился формой существования времени как своего внутреннего объекта (содержания?)» [Пятигорский 1997: 14]. Сегодня знаком времени, включенного в текст, стал фактор медиа,
а ключевой стратегией современной культуры стал перевод ее текстов в медийную форму.
Многообразие параметров медиа, формирующих отличительные свойства развертываемого текста, оказывается в фокусе устойчивого общественного сознания и, как следствие, становится предметом фокусированной рефлексии, устанавливающей проекцию конструктивно-технологических особенностей медийного ресурса на внутреннюю организацию текста (особенности кода, стиля, характер интенций и т. п.), на его «смысловой ландшафт» [Эпштейн 2014], на принципы его производства и передачи, а также на его внетекстовые особенности (фактуру, объем, размер, форму, полиграфические характеристики и т. п.).
Следовательно, медийный текст, т. е. текст, мотивированный медийной технологией, создаваемый и воспринимаемый с постоянной «оглядкой» на медиа, в непрерывном их «сопровождении», становится ключевой особенностью современной культуры, ее глобальным обстоятельством.
Медийный текст как феномен современной культуры вступает в парадигмальный диалог с текстом «немедийным», традиционным, в котором технологический аспект современниками «не считывался» в такой степени акцентированности, преднамеренности и прагматичности.
У каждой культуры, как и у каждого человека, есть свои медиа, спектр которых велик — «от клинописи до Интернета» [Мечковская 2009]. Медийный «репертуар» современной культуры благодаря «мобилизации медиареальности» [Больц 2011: 34] не только существенно обогатился, но и качественно изменился. Новые, цифровые и сетевые, информационные технологии привели к формированию качественно нового медийного ресурса, который существенно расширил парадигму форм медийного текста. В осмыслении феномена медиа и их развертывания в текстовую реальность важно не упускать из виду и тот факт, что любые культурные преобразования происходят только при наличии мотивированного социального субъекта.
Нет сомнений в том, что в современном обществе особенной инновационной мобильностью в аспекте коммуникативных технологий отличаются такие институциональные сферы, как журналистика, реклама и связи с общественностью, которые, будучи ориентированными на целенаправленное воздействующее движение информации в больших социальных группах, особенно заинтересованы в диверсификации медийных платформ и в их активном внедрении в свои практики, поскольку это повышает эффективность решения стоящих перед ними задач. Однако необходимо принять во внимание и тот факт, что среди тех, кто почувствовал «медийную фактуру» современности и вовлек медиа в сферу своего устойчивого культурного потребления, находятся сегодня не только журналисты, не только сотрудники рекламных и пиар-агентств, но и другие представители так называемого креативного класса [Флорида 2007], которые открыты культурной динамике современной жизни, ее актуальным тенденциям, которые первыми улавливают и усваивают инновационные идеи, которые генерируют актуальную повестку дня и новые модели поведения. Среди них — публицисты, политики и преподаватели, писатели и поэты, профессионалы и любители в сфере искусства, дизайна и моды, специалисты в сфере музейной и выставочной деятельности, в сфере экономики и маркетинга и многие другие «культурные посредники» [Bovone 2012], коммуникативный статус которых формируется на основе понимания ими потенциала социальной среды, их прагматических интенций быть в гуще происходящей публичной жизни (какой бы формат она ни принимала — группы, учреждения, города, страны или со-
общества в глобальной сети) и эффективно соперничать за социальную узнаваемость, лидерство и признание, в том числе посредством медийных и контентных стратегий.
В обществе, кроме того, есть особые группы людей, так называемые трендсеттеры (англ. trend — тенденция и to set — устанавливать, начинать), хипстеры (англ. to be hip — быть в теме), медиагурманы и медиафанаты, которые, отличаясь высокой интеллектуальной и эмоциональной мобильностью, особенной волевой установкой на новизну, на авангардный тренд и эксперимент, вовлеченностью в динамику социальных процессов с их многообразными инновационными проектами в сфере медиа, незамедлительно включают нововведения в свой повседневный опыт. Благодаря этим социальным субъектам, чьи культурные практики устойчиво фиксируются общественным сознанием, медиа стали той «формой жизни», которая обусловливает форсированное развертывание в культуре новой текстовой реальности.
Результаты анализа. Совокупность свойств медийного текста поддается систематизации, результат которой позволяет выявить парадигму его форм с учетом ряда его аспектов.
Конструктивно-технологический аспект медийного текста связан со свойствами медиа, которые определяют их способность по-разному фиксировать информацию в качественно различающихся средах — в естественной среде, среде физических объектов и явлений, свойства которых опознаются человеком органолептически, в опыте непосредственных восприятий и ощущений, и в цифровой, реальность которой доступна только посредством особой, интерфейсной технологии, обеспечивающей взаимодействие пользователя с информационной системой. На этом основании можно говорить о существовании двух способов фиксации информации и соответственно о двух формах медийного текста — аналоговой и цифровой.
Отличительным свойством цифрового текста является прогрессивная пластичность, под которой мною понимается уникальная способность к облегченному и «малозатратному» производству, клонированию, резервному копированию, к мгновенным трансформациям и незамедлительному отклику на используемый прием (маркирование, масштабирование, шрифтование, деформацию, перемещение, включение, изъятие и т. п.), а также к существованию в широком диапазоне своих преобразованных, «открытых» и гипертекстовых форм, к упрощенному поликодовому объединению, интерактивности и фиксированию в итоговой форме.
Прогрессивная пластичность цифрового текста раскрывается также в особом способе его хранения и дистрибуции (распространения, адресной рассылке и размещения), преимущество которого обеспечивается посредством использования виртуальной инфраструктуры, снимающей пространственный, временной и количественный барьер.
Конструктивно-семиотический аспект медийного текста связан с технологической способностью медиа фиксировать информацию посредством определенного семиотического кода или совокупности кодов. На этом основании выделяется монокодовая (моносемиотическая) и поликодовая (полисемиотическая) форма медийного текста.
В семиотическом отношении монокодовый текст представляет собой однородное образование, смысловая структура которого репрезентируется посредством одной семиотической системы (вербальной, визуальной или аудиальной), в свою очередь поликодовый текст — это неоднородное, гибридное образование, совмещающее в себе различные семиотические ряды (семиотический комплекс), которые в смысловом пространстве текста вступают в мотивированные прагматически или эстетически отношения — отношения консонанса, т. е. содержательной поддержки (пропонирую-
щего диалога), или диссонанса, т. е. содержательного опровержения (оппонирующего диалога), а также отношения координации (согласования) и субординации (иерархии). «Способность к единению разных... по своей природе знаковых комплексов является основой возникновения. медиатекста как текстового самодостаточного континуума» [Мисонжников 2013: 187].
Поликодовый текст, как известно, сегодня особенно востребован. Это объясняется тем, что сегодня «культура интерпретации и понимания письменных текстов стала стремительно закатываться» [Марков 2003]. Несмотря на то что обогащающийся опыт современного человека выражается в росте его словаря, выбор все же устойчиво делается в пользу визуального нарратива.
Социально-коммуникативный аспект медийного текста связан со способностью медиа обеспечивать определенный формат или уровень циркуляции информации в обществе, распределять информацию и обеспечивать одновременный к ней доступ мотивированного количества потребителей.
Медийный текст, который генерируется в сфере межличностной коммуникации, т. е. предназначенный конкретному лицу или группе лиц, которые посвящены в личные, не обсуждаемые публично обстоятельства жизни, можно квалифицировать как интерперсональный (например, частные письма). В свою очередь, текст, мотивированный большими, в признаковом отношении рассредоточенными аудиториями, ориентированный на имперсональное сознание и распространяемый посредством медиа, специализированных в обеспечении массовых коммуникаций, иначе говоря, массме-диа, обнаруживает свою массмедийную форму.
Массмедиа, представляющие собой «средство мышления современного человека» [Пронина 2001] и отражающие коммуникативно-технологические возможности разных информационных платформ — телевидения, радиовещания, прессы, киносети (кинотеатров и учреждений), принтаутов (широко распространяемой полиграфической продукции самого разного характера), инсталляций (многообразных в конструктивном отношении: наружных и внутренних, статических и динамических, созданных с применением аналоговых или цифровых технологий) и Интернета, способны побуждать широкие аудитории к мотивированной интерпретации фактов, корректировать посредством различных методик (нанизывания фактов, точек зрения, комментариев, умолчания, динамического совмещения визуального, акустического и вербального рядов в условиях одномоментного восприятия текста) как текущее восприятие событий, так и культурную память [Дейк 1989; Луман 2005; Марков 2003]. Сегодня они жестко вписывают в структуры повседневности свой масштаб и порядок, свои модели сознания, свою логику производства знаний и событий, свой формат времени и пространства, задавая социальной реальности и ее тексту свои параметры.
Способность массмедиа удерживать и корректировать внимание широких аудиторий, определять характер и вектор движения их мысли объясняет особую востребованность массмедийного текста в условиях современной жизни с ее жесткой установкой на социальное управление, с ее особой чувствительностью к «профит-фактору» как показателю эффективности системы.
Мир сегодня живет «в режиме беспрецедентного коллективного эксперимента» [Джайлс 2013: 76].
Современные цифровые технологии создали качественно новые коммуникативные контексты, в которых во взаимной обусловленности оказались не пересекавшиеся до сих пор, с одной стороны, межличностные формы коммуникации, имеющие атрибуты
субъективного, персонализированного опыта, а с другой — массовые, ориентированные на имперсональное сознание, на преодоление границ персонализированного субъекта речи [Калмыков 2000; Пронина 2001]. В результате конвергенции разных коммуникативных сфер образовалась новая форма медийного текста, суть которой раскрывается в социальном экспонировании и его масштабе межличностного диалога. В этом случае можно говорить и о такой форме медийного текста, как сетевой текст, экспонированный, т. е. имеющий непосредственного адресата, но «выставленный на обозрение» общественности — всеобщее или только конкретной группы людей, целевой аудитории (например, адресованное конкретному лицу электронное письмо может иметь дополнительную рассылку; тексты в различных социальных сетях и т. п.).
Выводы. Таким образом, современность, как бы мы ее ни называли — информационной, цифровой, постиндустриальной, постантропологической, постлитературной, постмодернистской или, как иногда говорят журналисты, перепост-модернистской, — имеет медийную фактуру. Мы начинаем по-настоящему осознавать, что медиа сегодня не просто присутствуют в жизни общества, обеспечивая востребованный уровень коммуникативного взаимодействия всех его субъектов, не просто являются компонентом социальной среды, формирующим ее коммуникативную инфраструктуру, они стали статусным контекстом, где обретают свои культурные формы все социальные процессы, где разрабатываются актуальные модели социальной идентичности, где определяется характер доминантных смысловых и идеологических векторов общественного сознания.
Медийный текст — коммуникативный феномен исключительно современной культуры. Его сущность формируется на основе генерированной современной культурой способности сознания формально и содержательно в акцентированном режиме реагировать на конструктивно-технологические параметры медиа как ресурса, многообразно опосредующего коммуникативные процессы. Инвазия «новых медиа» во все сферы общественной жизни и расширение их «отслеживающих человека» технологий качественно расширили возможности для производства текста любой формы и любой отраслевой принадлежности.
ЛИТЕРАТУРА
Больц Н. Азбука медиа. М.: Европа, 2011.
Вишнякова Е. А., Вишнякова О. Д., Тутаев М. Б. Сетевой текст как особый вид коммуникации // Вестн. Ун-та (Гос. ун-т управления). 2007. Т. 11, № 37. С. 24-30.
Дейк Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация: пер. с англ. М.: Прогресс, 1989.
Джайлс М. Настоящие друзья // Мир в 2050 году. М.: Манн, Иванов и Фербер; Эксмо, 2013.
Добросклонская Т. Г. Вопросы изучения медиатекстов. М.: Едиториал УРСС, 2010.
ДускаеваЛ. Р. Диалогическая природа газетных речевых жанров: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. СПб., 2004.
Засурский Я. Н. Медиатекст в контексте конвергенции // Язык современной публицистики / сост. Г. Я Солганик. М.: Флинта, Наука, 2005. С. 7-12.
Казак М. Ю. Специфика современного медиатекста // Современный дискурс-анализ. 2012. Вып. 6. С. 30-41.
Казак М. Ю. Современные медиатексты: проблемы идентификации, делимитации, типологии // Медиалингвистика. 2014. № 1 (4). С. 65-76.
Кайда Л. Г. Композиционная поэтика текста. М.: Флинта, Наука, 2011.
Калмыков А. А. Медиалогия Интернета. М.: Либроком, 2013.
Калмыков А. А. Психоинформационная модель эйкоса и психологические загрязнения // Психология общения 2000: проблемы и перспективы: междунар. конф. 25-27 окт. 2000 г. М.: Рос. акад. образования, 2000.
Кириллова Н. Б. Медиакультура: от модерна к постмодерну. М.: Академ. Проект, 2006.
Клушина Н. И. Стилистика публицистического текста. М.: МедиаМир, 2008.
Кожемякин Е. А. Массовая коммуникация и медиадискурс: к методологии исследования // Науч. ведом. Белгород. гос. ун-та. Сер. Гуманитарные науки. 2010. Вып. 12, т. 6. С. 13-21.
Короченский А. П. Пиарналистика как гибрид журналистики и PR: аномалия или новый профессиональный норматив? // Коммуникация в современном мире: всерос. науч.-практ. конф. исследователей журналистики, рекламы и паблик рилейшнз, 25-26 мая 2004 г. Воронеж: Воронеж. гос. ун-т, 2004. С. 93-98.
Красноярова О. В. Медийный текст: его особенности и виды // Изв. Иркут. гос. экон. акад. 2010. № 3. С. 177-181.
Луман Н. Власть / пер. с нем. А. Ю. Антоновсеого. М.: Праксис, 2001.
Луман Н. Реальность массмедиа / пер. с нем. А. Ю. Антоновского. М.: Праксис, 2005.
Лысакова И. П. Язык газеты и типология прессы: социолингвистическое исследование. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005.
Маклюэн, Маршалл. Понимание Медиа: внешние расширения человека / пер. с англ. В Николаева. М.: Гиперборея; Кучково поле, 2007.
Марков Б. В. Проблема человека в эпоху масс-медиа // Перспективы человека в глобализирующемся мире СПб.: С.-Петерб. филос. о-во, 2003. C. 62-84.
Медиатекст как полиинтенциональная система: сб. статей. СПб.: С.-Петерб. гос. ун-т, 2012.
Мечковская Н. Б. История языка и история коммуникации: от клинописи до Интернета. М.: Флинта, Наука, 2009.
Мисонжников Б. Я. Публицистический медиатекст: поликодовые аспекты как предмет герменевтики // Вестн. Твер. гос. ун-та. Сер. Филология. 2013. Вып. 1. С. 184-190.
Осика Ю. Л. Речь как событие и бытие в речи // Топос. 2012. 16 дек. URL: http://www.topos. ru/article/747.
Перси У. Современная итальянская журналистика: форма доступа к реальности? // Дискурс современных масс-медиа в перспективе теории, социальной практики и образования: I междунар. науч.-практ. конф.: сб. науч. работ. Белгород: Белгород. ун-т, 2014. С. 106-109.
Полонский А. В. Массмедийность как категория дискурса и текста // Дискурс современных масс-медиа в перспективе теории, социальной практики и образования: I междунар. науч.-практ. конф.: сб. науч. работ. Белгород: Белгород. ун-т, 2014. С. 110-122.
Полонский А. В. Массмедийность как качество текста современных масс-медиа // Медиалинг-вистика. 2015. № 2 (8). С. 7-16.
Пронина Е. Е. Категории медиапсихологии // Журналистика в 2000 году: реалии и прогнозы развития. М., 2001. URL: http://evartist.narod.ru/text7/49.htm.
Пятигорский А. М. Заметки об одной из возможных позиций философа // Мамардашвили M. K., Пятигорский А. М. Символ и сознание: метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. М.: Языки рус. культуры, 1997. С. 3-54.
Сметанина С. И. Медиа-текст в системе культуры: динамические процессы в языке и стиле журналистики конца ХХ века. СПб.: Изд-во Михайлова В. А., 2002.
Солганик Г. Я. К определению понятий «текст» и «медиатекст» // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10. Журналистика. 2005. № 2. С. 7-15.
Соловьев А. В. Новая эстетика информационной эпохи: искусство как база данных // Науч. ведомости Белгород. гос. ун-та. Сер. Философия. Социология. Право. 2009. Вып. № 8, т. 8. С. 5055.
Ученова В. В., Шомова С. А. Полифония текстов в культуре. М.: Омега-Л, 2003.
Флорида P. Креативный класс: люди, которые меняют будущее. М.: Классика-XXI, 2007.
Черных А. И. Мир современных медиа. М.: Территория будущего, 2007. (Университетская библиотека Александра Погорельского).
Чернышова Т. А. Тексты СМИ в ментально-языковом пространстве современной России. М.: УРСС, 2007.
Чернявская В. Е. Лингвистика текста. Поликодовость. Интертекстуальность. Интердискурсив-ность. М.: ЛИБРОКОМ, 2009.
Чичерина Н. В. Медиатекст как средство формирования медиаграмотности у студентов языковых факультетов. М.: Изд-во ЛКИ, 2008.
Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. М.: Ладомир, 1999.
Эпштейн М. Пластичность философского текста: почему одни авторы более читаемы, чем другие // Звезда. 2014. № 1. URL: http://magazines.russ.rU/zvezda/2014/1/17e.html.
Bovone L. Fashion, Identity and Social Actors // Identities through fashion: a multidisciplinary approach. Oxford: Berg Publishers, 2012. P. 67-93.
Gajda St. Media — stylowy tygiel wspolczesnej polszczyzny // J^zyk w mediach masowych. Warszawa: Upowszechnianie Nauki — Oswiata «UN-O», 2000. S. 19-27.
Eco U. Apocalittici e integrati: comunicazioni di i massa e teorie della cultura di massa. Milano: Bompiani, 1964. 416 p.
Eco U. Diario minimo. Milano: Bompiani, 1992. 146 p.
Katz E., Gurevitch M., Hass E. On the uses of the mass media for important things' // Amer. Sociol. Rev. 1973. No. 38. P. 164-181.
Manovich L. The Language of New Media. Cambridge, Mass.: MIT Press, 2001. 286 p.
Pstyga A. Przeklad w komunikowaniu medialnym. Gdansk: WUG, 2013. 158 s.
Wodak R., Busch B. Approaches to media texts // Handbook of Media Studies / ed. by J. Downing, D. McQuail, Ph. Schlesinger, E. Wartella. Thousand Oaks; London; New Delhi, Sage, 2004. P. 105-123.
REFERENCES
BolzN. Alphabet media [Azbuka media]. Moscow, 2011.
Bovone L. Fashion, Identity and Social Actors // Identities through fashion: a multidisciplinary approach. Oxford: Berg Publishers, 2012. P. 67-93.
Eco U. Diario minimo. Milano: Bompiani, 1992. 146 p.
Chernjavskaja V. E. Text Linguistics. Polycode. Intertekstuality. Interdiscoursivity [Lingvistika teksta. Polikodovost'. Ientertekstual'nost'. Interdiskursivnost']. Moscow, 2009.
Chicherina N. V. Media texts as means of formation of media literacy among students of language faculties [Mediatekst kak sredstvo formirivanija mediagramotnosti u studentov jazykovykh fakul'tetov]. Moscow, 2008.
Chernych A. I. The world of modern media [Mir sovremennyh media]. Moscow, 2007.
Chernyshova T. A. The texts of the media in mental-language space of modern Russia [Mediatekst kak sredstvo formirovanija mediagramotnosti u studentov jazykovyh fakul'tetov]. Moscow, 2007.
Dijk T. A. van. Language. Cognition. Communication [Jazyk. Poznanie. Kommunikacija]. Moscow, 1989.
Dobrosklonskaya T. G. The study of media texts [Voprosy izuchenija mediatekstov]. Moscow, 2010.
A B. noAOHCKUU
Duskaeva L. R. The dialogic nature of newspaper speech genres: Authoref. Doctor. Dis. filol. Sciences [Dialogicheskaja priroda gazetnyh rechevyh zhanrov]. St Petersburg, 2004.
Eco U. Apocalittici e integrati: comunicazioni di i massa e teorie della cultura di massa. Milano: Bompiani, 1964. 416 p.
Eliade M. Sketches of comparative religion [Ocherki sravnitel'nogo religiovedenija]. Moscow, 1999.
Epstein M. Plasticity philosophical text: why some authors are more readable than others [Plastich-nost' filosofskogo teksta: pochemu odni avtory bolee chitaemy, chem drugie] // Star. 2014. No. 1. URL: http://magazines.russ.ru/zvezda/201471/17e.html.
Florida P. Creative class: people which change the future [Kreativnyj klass: ljudi,. kotorye menjajut budushhee]. Moscow, 2007.
Gajda St. Media — stylowy tygiel wspolczesnej polszczyzny // J^zyk w mediach masowych. Warsza-wa: Upowszechnianie Nauki — Oswiata «UN-O», 2000. S. 19-27.
Giles M. Real friends [Nastojashhie druz'ja] // World in 2050. Moscow, 2013.
Kaida L. G. The compositional poetics of the text [Kompozitsionnaja poetika teksta]. Moscow, 2011.
Kalmykov A. A. Medialogia of Internet [Medialogija Interneta]. Moscow, 2013.
Kalmykov A. A. Psychoinformation model Eicos and psychological contamination [Psihoinforma-cionnaja model' jejkosa i psihologicheskie zagrjaznenija] // Psychology of communication in 2000: Challenges and Prospects: Intern. conf. October 25-27, 2000.
Katz E., Gurevitch M., Hass E. On the uses of the mass media for important things' // Amer. Sociol. Rev. 1973. No. 38. P. 164-181.
KazakM. Yu. The specifics of the modern media text [Specifika sovremennogo mediateksta] // Modern discourse analysis. 2012. Vol. 6. S. 30-41.
Kazak M. Yu. Modern media texts: the problem of identification, delimitation, typology [Sovremen-nye mediateksty: problemy identifikacii, delimitacii, tipologii] // Media linguistic. 2014. No. 1 (4). S. 65-76.
Kirillova N. B. Media culture: from modern to postmodern [Mediakul'tura: ot moderna k postmod-ernu]. Moscow, 2006.
KlushinaN. I. The style of journalistic text [Stilistika publicisticheskogo teksta]. Moscow, 2008.
Kozhemyakin E. A. Mass communication and media discourse: a research methodology [Massova-ja kommunikacija i mediadiskurs: k metodologii issledovanija] // Scientific statements Belgorod State University. Series: Humanities. 2010. № 12. T. Issue 6. S. 13-21.
Korochensky A. P. Piarnalistika as a hybrid of journalism and PR: an anomaly or a new standard of professional? [Piarnalistika kak gibrid zhurnalistiki i PR: anomalija ili novyj professional'nyj normativ?] // Communication in the Modern World: All-Russian scientific-practical conference of researchers of journalism, advertising and public relations, on May 25-26, 200. Voronezh, 2004. S. 93-98.
Krasnoyarova O. V. The media text: its characteristics and types [Medijnyj tekst: ego osobennosti i vidy] // Proceedings of the Irkutsk State Economic Academy. 2010. No. 3. S. 177-181.
Luman N. Power [Vlast']. Moscow, 2001.
Luman N. Reality media [Real'nost' massmedia]. Moscow, 2005.
Lysakova I. P. Language newspapers and typology of the press: sociolinguistic study [Jazyk gazety i tipologija pressy: sociolingvisticheskoe issledovanie]. St Petersburg, 2005.
Manovich L. The Language of New Media. Cambridge, Mass.: MIT Press, 2001. 286 p.
McLuhan M. Understanding Media: the exttnsions of man [Ponimanie media: vneshnie rasshirenija cheloveka]. Moscow, 2007.
Markov B. V. The problem of man in the age of mass media [Problema cheloveka v jepohu mass-media] // Prospects person in a globalizing world. St Petersburg, 2003. P. 62-84.
Mechkovskaya N. B. The history of the language and the history of communication, from cuneiform to the Internet [Istorija jazyka i istorija kommunikacii: ot klinopisi do Interneta]. Moscow, 2009.
Misonzhnikov B. Ja. Journalistic media text: polikodovye aspects as a matter of hermeneutics [Publi-cisticheskij mediatekst: polikodovye aspekty kak predmet germenevtiki] // Vestn. TSU. A ser. Philology. 2013. Vol. 1. S. 184-190.
Osika J. L. It as an event and being in a speech [Rech' kak sobytie i bytie v rechi] // Topos. 2012. 16 Dec. URL: http://www.topos.ru/article/747.
Persi U. Modern Italian journalism: a form of access to reality? [Sovremennaja ital'janskaja zhur-nalistika: forma dostupa k real'nosti?] // The discourse of modern media in the future theory of social practice and education: I Intern. Sci. Conf.: coll. sci. work. Belgorod, 2014. P. 106-109.
Piatigorsky A. M. Notes about one of the possible positions of the philosopher [Zametki ob odnoj iz vozmozhnyh pozicij filosofa] // Mamardashvili M. K., Piatigorskiy A. M. Symbol and consciousness. Metaphysical reasoning about consciousness, symbolism and language. Moscow, 1997.
Polonskiy A. V. As the quality of the text of the mass media of modern mass media [Massmedijnost' kak kachestvo teksta sovremennyh mass-media] // Medialinguistic. 2015. No. 2 (8). S. 7-16.
Polonskiy A. V. Of the mass media as a category of discourse and text [Massmedijnost' kak kategorija diskursa i teksta] // The discourse of modern media in the future theory of social practice and education: I Intern. sci. and pract. Belgorod, 2014. S. 110-122.
Pronina E. E. Categories of media psychology [Kategorii mediapsihologii] // Journalism 2000: reality and forecasts of development. Moscow, 2001. URL: http://evartist.narod.ru/text7/49.htm.
Pstyga A. Przeklad w komunikowaniu medialnym. Gdansk: WUG, 2013. 158 s.
Smetanina S. I. Media text in the culture system (the dynamic processes in the language and style of journalism of the late twentieth century) [Media-tekst v sisteme kul'tury (dinamicheskie processy v jazyke i stile zhurnalistiki konca HH veka)]. St Petersburg, 2002.
Solganik G. Y. To the definition of "text" and "media text" [K opredeleniju ponjatij «tekst» i «mediatekst»] // Bul. of Mosc. Univ. Ser. 10. Journalism. 2005. No. 2. S. 7-15.
Soloviev A. V. New aesthetics of the Information Age: the art of the database [Novaja jestetika infor-macionnoj jepohi: iskusstvo kak baza dannyh] // Sci. statements Belgorod State Univ. Ser. Philosophy. Sociology. Right. 2009. Vol. 8, No. 8. S. 50-55.
The media texts like polyintentional system [Mediatekst kak poliintencional'naja sistema]: coll. articles. St Petersburg, 2012.
Uchenova V. V., Shomova S. A. Polyphonic texts in culture [Polifonija tekstov v kul'ture]. Moscow, 2003.
Vishnyakova E. A., Vishnyakov O. D., Tutaev M. B. Network text as a special kind of communication [Setevoj tekst kak osobyj vid kommunikacii] // Bul. of Univ. (State Univ. of management). 2007. Vol. 11, No. 37. S. 24-30.
Wodak R., Busch B. Approaches to media texts // Handbook of Media Studies / ed. by J. Downing, D. McQuail, Ph. Schlesinger, E. Wartella. Thousand Oaks; London; New Delhi, Sage, 2004. P. 105-123.
Zasurskiy Ya. N. Mediateksmt in the context of the convergence of modern journalism [Mediateksmt v kontekste konvergencii] // Language: Coll. Art. Moscow, 2005. P. 7-12.
