CC BY
82
конвенционализма и в этом смысле имеет даже цивилизационный смысл.
Каждое живописное произведение, выполненное в такой языковой системе, в конечном счете являет собой не просто эстетический объект, но — и даже определенно — нравственное, синкретическое действо.
Конечно, в XX веке искусствоведение часто прибегало к помощи громоздкой и наукообразной терминологии. Истоки этого подхода лежат в общем очаровании наукой, которая в XIX веке стала восприниматься в качестве метода познания природы, а не в качестве метода ее описания. В дальнейшем этот подход был оценен как эффективное средство при необходимости завуалировать искусственность и беспомощность «оригинальных» концепций, без которых уже не представим изобразительный процесс. Кро-
ме того, графические интерпретации различных явлений природы не всегда корректны. И все же в данном случае аллюзии вполне приемлемы, специфика метода изложена вполне адекватно, а коэффициент когерентности при этом предельно высок. Апелляция к оптимизированному языку математики, к философскому опыту преодоления творческого эгоцентризма, к инструментарию физики и астрофизики лишена вычурности и абсолютно уместна. Несмотря на свою косвенность, приведенные выше аргументы, имеющие отношение не столько к эстетике, сколько к языковой универсальности — не говоря о решительной попытке объективизации творческого процесса, — и выводят концепцию эстетического фундаментализма в ряд существеннейших культурологических и философских явлений века.
список литературы
1. ГИльдебрандт, А. Проблема формы в изобразительном искусстве и собрание статей о Гансе фон Маре [Текст] / А. Гильдебрандт. — М., 1991.
2. Игнатьева, М.Н. Социально-философский анализ тендерного мифотворчества [Текст] / М.Н. Игнатьева. — Кемерово, 2006.
3. Локиев, А.А. Психолингвистика поэтики [Текст] / А.А. Локиев. - СПб.: Речь, 2011.
4. Лотман, Ю.М. О трех функциях текста [Текст] / Ю.М. Лотман; под ред. В.К. Кантора. — М.: РОССПЭН, 2009.
5. Мисюров, Д.А. Опыт диалектики: формулы развития, диалектическое исчисление, диалек-
тические опыты [Текст] / Д.А. Мисюров. — М.: ЛИБРОКОМ, 2012.
6. Нейл, Ф. Мифы и легенды. Расшифрованные послания и символы в работах великих мастеров [Текст] / Ф. Нейл. — Харьков, 2009.
7. Соснора, В.А. Возвращение к морю [Текст] / В.А. Соснора. — Л.: Сов. писатель, 1989.
8. Ставицкий, А.В. Актуальность исследования мифа: социокультурный аспект [Текст] / А.В. Ставицкий. — СПб., 2011.
9. Фаддеев, Л.Д. Алгебраические и гамильтоно-вы методы в теории неабелевых аномалий [Текст] / Л.Д. Фаддеев, С.Л. Шаташвили. — ТМФ, 1984.
УДК 1.018
культурные формы
Современное состояние философского сознания как своеобразное отражение противоречий бытия и выражение «духа эпохи» характеризуется рядом интересных процессов. В условиях острейшего дефицита высоких жизнеутверждающих смыслов, современного провисания многих общечеловеческих истин, когда отсутствуют четкие демаркационные линии аксиологического свойства, человеку
Н.Ю. Мочалова
самоидентичности
трудно определиться со своими жизненными предпочтениями. Индивидуальность ощущает сегодня нехватку культуры как смыслового мира, в котором каждое поколение решает для себя, как жить, чему следовать, верить, молиться. Современная философская проблема экзистенциальной и феноменологической философии — самоопределение «я», поиск ответа на вечный вопрос «кто я такой?». Сознание чело-
века — это не пассивное отражение бытия, оно обнаруживает присутствие «я» во всех проявлениях человека в мире.
Основной мотив интенционального проявления человека — самоидентификация. Среди способов самоидентификации особым значением обладают те культурные формы, которые обнаруживают соприкасающиеся грани «я» и «другого» в контексте интерсубъективности. Миром «Другого» может стать вся культура, все ее прошлые и настоящие артефакты, за которыми стоят другие миры и другие субъекты. Диалог с ними — условие обнаружения себя и своего мира. Следовательно, возможности персонального самопонимания предопределены для человека осознанием двойственности мира как слияния «своего» и «чужого».
Исходные основания размышления над этой проблемой связаны с пониманием того, что человеческое «я» никогда не завершено, а потребности человека в самоидентификации сосредотачиваются на уровне его духовных самопереживаний, определяющих в конечном счете его реальное фактическое бытие. Как утверждал И. Кант, «предикаты модальности бытия не могут исходить из объекта; наоборот, как виды полагания они должны возникать в субъективности» [1, с. 374]. Поиски собственной подлинности, проходящие в непрерывных актах самосозидания, актуализируют проблему персональной идентичности человека, коррелирующей цельность и единство его самости (понятие «самость» мы используем в широком смысле как воплощение субъектности, экзистенциальную основу индивидуальности).
Отсутствие устойчивых основ формирования идентичности в смысловом пространстве культуры обусловливает потребность в знаковой системе, через которую и благодаря которой культура становится оформленной реальностью, доступной для восприятия субъектами. Процесс самоидентификации человека в культуре проходит через освоение (усвоение) символических границ, в силу чего «я-идентичность» также становится символической.
Итак, центр культурной идентификации — это индивидуальность, творчески осваивающая мир культуры и остро нуждающаяся в выявлении, выражении и утверждении своей самости, обретаемой в процессе поиска смысла своей жизни как оправдании собственного существования.
В современном социально-философском знании проблема идентификации является ключевой в качественном анализе субъектно-сти. Подавляющее большинство исследователей выделяют два вида идентификации: социальную и персональную. Социальный уровень идентичности сориентирован на некую общность, на коммуникативные стратегии, связанные с определенными общественными ролевыми ожиданиями, на индивидуальный выбор ролей. Персональная идентичность (самоидентичность) — личная позиция в отношении к общности, выбор соразмерных себе социальных элементов, выдвижение индивидуальных целей и перспектив. Таким образом, современная социальная философия трактует идентичность как качество конструктивной согласованности, устойчивой целостности, континуальности, составляющих системную основу субъекта. Структура социальной самоидентификации субъекта включает в себя три важных компонента: саморефлексию, самосоотнесенность с другими социальными субъектами, самоконструирование, упорядочивание своих избранных отношений. Процесс идентификации в социальном мире объективно детерминирован социальными структурами, мерой их стабильности, вариативности, мерой строгости их ролевых предписаний и ожиданий, предоставляющих небогатый диапазон для выбора своего социального проявления.
Культурная идентификация в отличие от объективно детерминированной социальной формы осуществляется личностью как возможная, творчески моделирующая жизненный проект. Культурное самоопределение человека предполагает самодетерминированность: трансформации социальных ролей и статусов (ибо культурная идентификация не дает человеку уверенного статуса, а предполагает постоянство его выяснения личностью), свободные отношения внутри культурных общностей, активная самоинтерпретация моделей культурного развития, неокончательный выбор ценностных предпочтений и экзистенциальных смыслов.
Современное культурологическое знание определяет культурную идентичность: через соответствие личности определенному социальному статусу культурной общности, переосмысление определенных символов, знаков,
ценностей, выбор между культурными альтернативами на базе различения и узнавания, конструирование новых смыслов и значений, экзистенциально этическая и эстетическая мотивация своих действий. Однако нельзя не признать, что само качество цельности, самоидентичности духовного мира — результат сложной работы самопознания, самоиспытания, самотворчества, которая никогда не бывает завершенной и окончательно конституируемой даже при безграничном «авторском» волеизъявлении. Вслед за Кантом трансцендентальная феноменология Э. Гуссерля определяет сознание как предмет подлинного философского исследования и ставит под сомнение адекватность субъективного мира человека действительности-самой-по-себе. Центральной проблемой феноменологии стала проблема жизненного мира, в котором прослеживаются, по крайней мере, два уровня реальности: уровень «чистого сознания» — подлинное аутентичное «я» индивида и уровень воспринятой чувствами, представленной в сознании индивида реальности — уровень мнимого «я».
Итак, обнаруживаем два принципиальных уровня реальности: уровень имплицитной реальности — неочевидной, не проявленной эмпирически, не доступной восприятию в обычной действительности, и уровень очевидной реальности — проявленный эксплицитный мир, мир-подобие. Будучи «носителем» двух противоположных, но субъектно связанных миров, человек сохраняет имманентную способность осознавать скрытые идеальные резервы смыслообразования на уровне сокрытого в себе трансцендентального мира для их дальнейшей актуализации. Потому реальное феноменальное проявление в бытийной реальности вторично по отношению к ноуменальным сущностным образам, желаниям, стремлениям, существующим на уровне сокровенного мира. Но, отдавая приоритет идеальности имплицитного мира, не стоит заблуждаться относительно этой его «идеальности» (мы используем понятие «идеальность» как синонимичное нематериальному по форме существования), ибо жизненный мир человека не может быть свободным от повседневного опыта, от внехудожественной и внеэстетичной бытийности. Человек не в состоянии отключиться от своего повседневного контекста бытия, включающего и окружающую
обстановку, и мир социальных связей и отношений, личные пристрастия, жизненный опыт и многое другое, что интимно дорого и сугубо личностно. От реализации потенциальных возможностей человека зависит качество его существования в проявленном мире.
Абстрактно-теоретический статус заявленной проблемы должен быть подкреплен попытками феноменологических изысканий в схожей реальности художественных поисков самоидентичности. Опыт искусства, многообразные художественные практики, «метаморфозы художественных манифестаций» (О.А. Кривцун) расширяют, уточняют, апробируют наше знание о человеке в поиске его подлинности. Созидание себя и своего жизненного пути приводит человека к актуализации потребности самовозвышения над собой сегодняшним, самопревышения — самотворчества. Творческий исход человека из себя настоящего как превышение уровня нынешнего существования позволит раскрыть в человеке «специфически человеческое», идентифицировать его индивидуальную уникальность. Вот почему мы предпримем в работе попытку выйти за границы исходного онтологического принципа — каково отношение человека к бытию — к принципу творческого проявления как самореализации своей уникальности, «разбуженной» темой Иного, Другого, Иномерного. Современная идентичность — это прежде всего право на инаковость, на изменение, на свободное самоосуществление.
Методологически важным для нашей темы исследования является предположение, что персональная идентичность возникает в условиях интерсубъективности, в которых акты самопознания и самопризнания зависят от признания и принятия тебя другими людьми. Активность человека в самоопределении подразумевает работу над собой, сознательный отказ от практики принуждения, осмысленный выбор собственного существования. Среди всех имеющихся форм культуры только искусство воздействует на внутренний духовный мир человека и непосредственно, и непринужденно (А. Натев), сообщая человеку, общающемуся с ним, не рационально-логическую схему, лишенную побудительной эмоциональности, а индивидуальный опыт освоения общечеловеческого содержания смыслов и ценностей. Только искусство свободно и ненавязчиво раскрывает
высшие экзистенциальные ценности бытия в их нравственно-эстетическом обличии — Любовь, Вера, Надежда, Добро, Справедливость, Бескорыстие. В этом смысле искусство всегда открыто миру для установления с ним истинно человеческих отношений.
Именно в искусстве переоценка всех ценностей, инициированная Ницше, осуществилась наиболее радикально с начала XX века. «Чувствуя, что из-под ног уходит твердая почва традиционной Культуры, современный художник (а вслед за ним и реципиент, и исследователь его искусства) мечется в зыбкой трясине неопределенности, хватается за любые «соломинки» творческой экзистенции, в которой только и определено его место, чтобы доказать хотя бы самому себе, что он еще жив...», — так описывает полную растерянность эстетико-художественного сознания перед новым этапом цивилизационного процесса В.В. Бычков [2, с. 442]. Это порождает нужду в образно-смысловых, культурно-художественных практиках, которые были бы способны заниматься «проработкой» содержания, основ и границ человеческого осмысленного бытия в новой социокультурной ситуации.
Искусство — это та уникальная сфера культуры, где выражение ценностной позиции художника неотделимо от сути его деятельности, является прямой проекцией его самоидентификации. Неистребимое желание узнать себя, самоиспытать, обогатить опыт духовности удивительно полно удовлетворяет условная реальность художественного мира, которая при всей фиктивности своей онтологической представленности обеспечивает процесс истинного самопознания человека. Топос художественной реальности, даже при исключении ее фундаментального традиционного принципа отображения в посткультуре, изгнании эстетического из актуального искусства и из традиционной культуры, способен рельефно-выпукло обозначить экзистенциальные изменения духовного мира современника, также далекие от классической ментальности.
Сложность анализа объясняется тем фактом, что в рамках одной социальной реальности могут существовать разные, относительно нейтральные друг другу и социуму субъекты культурного самоопределения. В рамках одного исторического типа культуры могут существовать
разные типы персональной идентичности, с присущими им дифференциацией и интеграцией субъектов, с различным содержанием самости, степенью его выраженности в деятельности субъектов. Сошлемся на Х. Венцеля, нашедшего в современном мире как минимум три «словаря самости» — романтический, модернистский и постмодернистский — как три ведущие тенденции самоопределения [3, с. 183—184].
Самоидентификация субъекта современной культуры происходит в поле пересечения этих трех тенденций на фоне сходного социального контекста. Романтический контекст культуры предполагает глубинную ориентацию во внутренний мир субъекта, трансцендентный опыт в конструировании своей самости, пафос утверждения личности, ее самоценности в культуре. Модернизм вывел поиск самости на уровень интеллектуальной саморефлексии, экзистенциальной укорененности и демократической рационализации. Обе обозначенные модели соответствуют представлению о самости как персональной идентичности, сохраняющей онтологичность и в измененном социальном контексте. Язык постмодернистской идентичности формируется ныне как реакция на агрессию равнодушного к личности общества потребления. Три перечисленные стилевые тенденции вырисовывают горизонт культурной идентификации современного человека, непосредственно не выводимой из социальных отношений.
При переходе от первых двух моделей функционирования культуры к современному ее типу происходит изменение функций культурных символов. Прежде культурные символы представляли четкую систему социальной атрибутики, поддерживающую и укрепляющую социальный порядок, чувство персональной и коллективной идентичностей. В контексте современной культуры они утратили свое первичное социальное качество, становясь все более и более общедоступными, общеупотребимыми, а потому не способствующими выявлению подлинной идентичности. В изменившихся условиях культурная символика из смысложизненного фактора превращается в исключительно коммуникативный фактор, имеющий неустойчивое ситуативное значение, скорее имитирующий идентичность, чем формирующий ее. Е.Н. Устю-гова утверждает: «В XX веке стиль жизни тракту-
ют как самоорганизацию жизни, происходящую в процессе спонтанного маневрирования внутри символического пространства коммуникативного сообщества, посредством демонстрации отклонения поведения от существующих стандартов» [3, с. 166]. Самоидентификация человека становится релятивной, а сам субъект может утратить свойство субъектности, самости. Действительно, если человек лишен четко выраженной ценностной ориентации, направляющей его взаимодействие с миром и другими субъектами, то он лишь гибко приспосабливается к реальности, что и «позволяет говорить о внутренней спонтанности стиля жизни» [Там же. С. 167]. Специфика нового типа субъекта, сложившегося в постмодернизме, проявляется в том, что он не хочет и не может выделять себя из погруженности «жизненного мира». Он не устремлен в метафизический, имплицитный мир, он прочно укоренен в мире фактическом, в культурном контексте повседневности. Границы между жизнью и культурными формами устраняются, последние плавно перетекают в пространство жизни. Именно реальная «точка зрения жизни» совершает экспансию в мир культуры, заставляет пересмотреть само отношение к культурной традиции, культурной памяти, переосмыслить признанные ранее культурные значения, внося в мир культуры профанное, обесценивая продукты прошлой культуры. Модель субъекта современной культуры лишена внутреннего опорного центра, его самоидентичность — суверенного понимания, она фатально подчинена тотальной стилизации современных форм культуры.
Глубокая подлинная идентичность формируется при проникновении социальной и культурной составляющих на уровень экзистенциального бытия личности: когда совершаемый человеком смысложизненный выбор воспринимается и переживается как нравственная коллизия, как творческий проективный процесс.
Из всех обозначенных ипостасей бытия человека для поисков его персональной идентичности наиболее важна экзистенциальность. Экзистенциальное — это подлинно «свое» в своем, для и во имя себя. Это осмысленное осознания самоценности личностного бытия, только своего рядом с другими. Ибо помимо «своего» бытия есть еще и «чужое», «не свое», где человек побуждается в жизненных проявлениях коллективом, есть и «частичное», неполное существова-
ние, где человек реализуется если и не в одной, то всегда в ограниченных функциях. В любую историческую эпоху, включая и самую раннюю первобытную, человек может жить несколькими бытиями одновременно, что соответственно отражается его сознанием. Для нас же важно определить степень экзистенциальности различных бытий, полноту проявления экзистенциального и степень его значимости для самого человека. Безусловно, степень экзистенциального бытия для первобытного человека исторически ограничена, но она уже существовала, пусть только в зачаточном смутном состоянии, как предчувствие своей подлинности.
Экзистенциальность в своих конкретных проявлениях специфична для каждого человека как неповторимая живая действительность, единственность бытия, независимо от пола, возраста, этнической принадлежности, образа жизни, социального статуса, уровня культуры, даже от полноты бытия — наполненности событиями, эмоциями, переживаниями. Экзистен-циальность изначально присуща человеку как исконная автономность и своеобразие, незаменимость, определяющаяся только через самое себя. Экзистенция не зависит от других людей, ими не определяется. Это сгусток только тебе присущих особенностей, которые нельзя передать другому. Ими нельзя поделиться с другим. Это реализация сокровенных потенций и возможностей. Несмотря на обладание экзистен-циальностью, не каждый человек фактически может соединить свое существование с экзи-стециальностью в поисках гармонии и полноты проявления своей жизнедеятельности. Развитость экзистенциального сознания может иметь разные степени в зависимости от глубины воздействия социального, природного, культурного факторов, иметь разную вероятность осуществления своих потенций в культуре. Для осознания самого факта идентичности индивид уже должен обладать развитым опытом самосознания и самоосуществления.
Исследование идентичности в истории культуры — тема необозримая, имеющая множество подходов и опорных узловых проблем: анализ культурного контекста, социальных институтов и структур, ментальности, способов мышления, хранения и распространения информации, стилей жизни, смены жизненных ценностей, нарративного дискурса как
рассказа о себе и пр., что имеет отношение к развитию понятия идентичности. Историческая многоплановость становления и развития идентичности человека диктует необходимость обращения к разным эпохам и культурам, демонстрирующим степень свободного и адекватного своей самости проявления.
Несмотря на тот факт, что проблема идентичности была сформулирована в начале XX века, человек всегда испытывал по-
требность нахождения путей адаптации, в самореализации и самопознании. Вот почему выявление социокультурного контекста приобретает принципиальное значение для объективных предпосылок становления идентичности, что позволяет обозначить общие закономерности в ее развитии, а через них — условия и возможности становления и развития персональной идентичности.
список литературы
1. Кант, И. Критика чистого разума [Текст] / И. Кант // Собр. соч. В 8 т. Т. 3. - М.: Мысль, 1981.
2. Бычков, В.В. Эстетическая аура бытия. Современная эстетика как наука и философия искусства [Текст] / В.В. Бычков. - М.: Изд-во МБА, 2010.
3. Устюгова, Е.Н. Стиль и культура: опыт построения общей теории стиля [Текст] / Е.Н. Устюгова. - 2-е изд. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2006.
УДК 162
Аристотель как предтеча века
В конце XX века произошли многочисленные научно-практические революции, качественно преобразовавшие мир, поднявшие его на новую ступень материального, культурного и интеллектуального развития.
В основе многих революционных преобразований лежит интеллектуальная революция, раскрывшая на основе новых научных знаний и информационных технологий творческие ресурсы человека, его способности создавать мир по проектам, отвечающим интересам дальнейшего интеллектуального просвещения как отдельной личности, так и общества в целом. Но тот же творческий, интеллектуальный потенциал может быть использован и во вред человеку. Здесь стоит вспомнить о Хиросиме и Нагасаки после ядерных бомбардировок, о применении оружия массового уничтожения в Корее, Вьетнаме, Ираке, Югославии.
В последние годы произошла так называемая психотронная революция на основе достижений информатизации, компьютеризации, психологии, психотерапии, управленческих и поведенческих наук. Разработаны методы управления психикой людей, формируются си-
И.В. Новолодская
информационных революций
стемы контроля и управления умами масс населения, системы манипулирования поведением и действиями людей.
Если не включить в информационный контекст научно-технических нововведений гуманитарные ценности, общество может потерять все свои достижения и, самое главное, личность. Ценность личности не сводится к ее определению в денежном эквиваленте. Личность - «золотой запас» цивилизации. Это хорошо понимали древние греки. Их культурное пространство формировалось таким образом, чтобы в нем была представлена каждая точка зрения, услышан голос всех принимающих участие в дискурсе. Греки и создавали себя как состояние через свои разговоры, диалоги, эпос. Именно эти творения греков и помогли им так оформить свое «информационное пространство», что итогом его организации стало явление логики как науки о формах и законах правильного мышления. Интенсивное изучение философской и культурной жизни этого периода прояснило многие детали. Однако интеллектуальный климат той удивительной культуры не перестает поражать современных мыслителей.
