CC BY
21УДК 008
DOI 10.34823/SGZ.2020.2.51329
Г.А. АВАНЕСОВА доктор философских наук, профессор, эксперт центра «Гражданское общество и социальные коммуникации» (кафедра ЮНЕСКО) РАНХиГС при Президенте РФ*
Культурно-средовое многообразие России и цивилизационное единство сообществ Северной Евразии1
Автор обосновывает научное понимание культурной среды, а также проблем средового многообразия и культурного единства в сложном сообществе. Анализ проводится в рамках культурологии, теории цивилизаций, с опорой на методы исторической и актуальной компаративистики, на идеи синергетики, системологии и др. Трансформации средового многообразия и культурного единства исследуются в ключе самоорганизации древних межплеменных сообществ Северной Евразии, а также в фокусе спонтанных меж-средовых связей, государственного их регулирования в Российской империи/СССР. Во втором случае процессы средового многообразия и единства трактуются как механизмы цивилизационного развития и как факторы, влияющие на устойчивость государства.
Ключевые слова: культурная среда, культурно-средовое многообразие, цивилизационное единство средовых сообществ.
G.A. AVANESOVA Doctor of Philosophy, Professor, Expert of the Centre «Civil society and social communications (UNESCO Chair) of RANEPA
Cultural and environmental diversity of Russia and civilizational unity of the communities of the Northen Eurasia
* Аванесова Галина Алексеевна, e-mail: gal-09@list.ru
1 Продолжение. Начало см. в № 1 за 2020 г.
The author substantiates the scientific understanding of the cultural environment, as well as the problems of environmental diversity and cultural unity in a complex community. The analysis is carried out within the framework of culturology, the theory of civilizations, based on the methods of historical and actual comparative studies, the ideas of synergetics, systemology, etc. Transformations of environmental diversity and cultural unity are investigated in the key of self-organization of ancient tribal communities of Northern Eurasia, as well as in the focus of spontaneous inter-environmental relations, their state regulation in the Russian Empire/USSR. In the second case, the processes of environmental diversity and unity are treated as mechanisms of civilizational development and as factors affecting the stability of the state.
Keywords: cultural environment, cultural and environmental diversity, civilizational unity of environmental communities.
3. Динамика культурного многообразия и гражданская консолидация средовых сообществ в Российской империи/СССР
Воссоздание скифо-арийского ареала: самоорганизация межкультурных связей и политика расширения границ России. С окончанием доминирования на Руси Золотой Орды (середина II тысячелетия н.э.) русская культура и отечественная государственность находились на подъеме, что и выразилось в новой миграции европеоидов за восточные границы Московии - сначала на левый берег Волги, затем за Урал. Все это вело к новому объединению сообществ Северной Евразии, на этот раз в рамках русского царства. Опираясь на православно-византийские традиции Древнего Киева, углубляя ордынский опыт централизации власти, Московия создавала основы для появления империи и гетерогенной культуры. В XVII-XVIII вв. государство и общество восстанавливали контуры скифо-арийского ареала, спонтанно повторяя его по ряду параметров и осознанно развивая современные формы культуры, в том числе связанные с государственной ассимиляцией новых народов, с их гражданским единством.
Сделаем терминологическое уточнение. К указанным понятиям, связанным с функциями социального объединения, добавим: консолидация, инкорпорирование, сплоченность, интеграция и др. Оба ряда понятий применяются в науке достаточно произвольно, не имея пока теоретических конвенций. Но по смыслу они не идентичны, выявляя разные
аспекты межсредовых взаимодействий в империи/СССР. Ниже в анализе мы всякий раз отбирали то из них, которое, на наш взгляд, наиболее релевантно выражало бы смысл происходящих процессов.
Власти Московии/Российской империи по сути прибегали к древнейшим формам организации народов Евразии: к реализации защитно-оборонительных запросов населения; к движению на восток (интеграция Казанского, Астраханского, Сибирского ханств, всей Сибири до Крайнего Севера, Камчатки), на юг (присоединение Малороссии, позже Новороссии, т.е. земель, расположенных от Бендер и Тирасполя на Днестре, вдоль берегов Черного и Азовского морей до Донбасса, Ставрополья), на юго-восток (включение Сев. Казахстана, Алтая). Проводились и новые присоединения - Аляски и части западного побережья Северной Америки (США еще не было). Жившие здесь эскимосы, индейцы оставались в России недолго. Продажа в XIX в. этих земель США была неявным признанием Александра II, что Россия не сможет ассимилировать новые племена, не сохранит территории. В середине XIX в. к России отошли земли Приамурья, где обитали малочисленные племена (ороки, удэге, тунгусы и др.), бывшие под контролем Цинского Китая), а также Приморья, где жила корейская диаспора (буддисты-конфуцианцы). Таким образом, присоединение огромной материковой территории на юге и юго-западе Европейской части, а также к востоку от Урала вплоть до берегов Тихого океана стало итогом усилий русского народа и государства, превращавших Московию в современную Россию. Масштабы, геополитическое положение, ресурсы природы, протяженный выход к берегам Ледовитого и Тихого океанов делали государство мировым субъектом стратегических действий, что становилось очевидным в Х!Х-ХХ вв.
Расширение территории не было колониальной политикой западного типа; не выражало оно и честолюбия правителей Московии/России; общество не осознавало его как скифо-арийское по генезису - в течение столь длительного времени прапредки, их культура сохраняются памятью потомков лишь в фольклоре, в топо- и гидронимике. Н.С. Трубецкой полагал, что в такой политике, в колонизации земель русскими первопроходцами сказалась география -«неустранимая логика месторазвития». Добавим и другое. Отечественная государственность Нового времени создавалась на базе русской культуры энергичными усилиями
русской среды, при участии издавна живущих в этой части Евразии народов угро-финской, тюркской и других языковых семей с похожими психо-ментальными свойствами, переданными предками.
Скажем об общих корнях духовной семантики в государственности Древнего Киева и Московии. Князья Киевской Руси поначалу опирались на русский принцип «единство через многообразие»: восточно-славянские и другие племена (т.е. «вся земля») объединялись в государстве единой судьбой, интересами совместного развития и выживания; но позже князья отказались от этого принципа, преследуя свои интересы, что облегчило победу монголов. В Галицкой, Литовской и Новгородской Руси происходило нечто аналогичное; здесь русская власть и население предпочли подчинение западной государственности, которая базировалась на иных принципах, что также вело к краху славяно-русских княжеств. К концу ордынского периода и в постордынское время верховная власть и население Московии, помня о гибели Киева, страховались от усобиц князей и боярских привилегий. Новая по форме и содержанию институциональная организация воссоздавалась на базе консолидированных интересов всего общества, что в той или иной мере определяло отечественное государство вплоть до СССР. За высшей властью народ признавал ее полноту, неделимость, требуя от нее надсос-ловной беспристрастности (ныне это называют национальным интересом). Неограниченная власть царя уравновешивалась Земскими Соборами, низовым самоуправлением, народным пониманием справедливости, гражданского сплочения. Эти опоры вынуждали высшую власть считаться с русским народом и с многоплеменным населением, которые путем самоорганизации вскоре начали вырабатывать цивилизационное единство. Только в такой связке правителя и масс можно было победить ордынцев, привлекая разные племена, среды на свою сторону и тем самым развивая обновленную русскую государственность в Северной Евразии.
Трансформация структуры населения в России. Население Московии/России обретало гораздо более сложный, чем в древнем и средневековом прошлом, диапазон куль-турно-средовой мозаики по антропологическим, социально-сословным, родоплеменным, этноязыковым, хозяйственным, конфессиональным и другим качествам. В Новое время сумма этих свойств населения усиливала неизбежность цивилиза-
ционной самоорганизации, а также появления имперской государственности, что в свою очередь вело к рождению новых идентичностей и средовых сообществ. Сошлемся на усложнявшиеся расово-антропологические и территориальные факторы, на пестроту этнических субстратов и культурно-средовых различий. В этот период на землях Северной Евразии динамизируются этнические процессы, превращающие потомков древних племен в народности и этносы с иной, многокомпонентной структурой генофонда. Как показывает ДНК-анализ, современные русские мужчины приобретали другой состав родовых корней: восточнославянская компонента Rla - 48%; южнославянская - 17%; угро-финская (или южно-балтийская) N1c1 - 14%; миноритарные - в сумме 6,5%1. При этом русский этнос сохраняет в макрорегионе высокий демографический, хозяйственный и социально-политический потенциал.
Для угров России, помимо ведущей компоненты N, становятся значимы европейско-мезолитическая, восточнославянская (ее доля растет к западу от Урала) и ряд сибирских компонент (их доля возрастает к востоку от Урала). Присоединяемые к России угорские и тюркоязычные народы Левобережья Волги, Приуралья отличаются особым сочетанием родовых корней. Их языки, этические и культурные свойства также нередко создают причудливые комбинации. Не случайно разные средовые сообщества, живущие ныне в регионе, неодинаково судят о своем происхождении, исторических фактах, о своей роли в России. Генофонд монголов мало повлиял на их генетику, но завоеватели сыграли активную роль в судьбе многих местных этносов.
Вместе с тем в развитии региональной культуры все народы признают особую значимость Поволжской Булгарии. Еще до монголов на эти земли с Северного Кавказа, Приазовья пришли и создали государство кочевники-булгары (тюрки), имевшие смешанные родовые корни. Позже монголы-завоеватели (на Руси к ним часто относили этноним «татары») и Золотая Орда с разнородным воинством снизили роль булгарской среды, но не смогли ее растворить в полиэтническом населении. Булгары, рассеянные за пределы ареала проживания, усиливали свое влияние на левом
1 Клесов А. Происхождение славян. ДНК-генеалогия против «норманской теории». М., 2013, с. 202.
берегу Средней, Нижней Волги, в Приуралье. Их родовой тип пережил новые смешения: после принятия ислама в Х в. в его состав вошли компоненты тюркоязычных этносов из Центральной Азии; затем - малая доля монгольских компонент; позже генофонд булгар усложняли компоненты, ведущие у восточных славян и угров.
Ныне по обе стороны Среднего Поволжья, в Приуралье, помимо русских, живут татары, чуваши, башкиры, удмурты, мордва, марийцы культуры которых немало взяли от бул-гарской культуры. Потомками булгар генетически следует признать казанских татар (до ХХ в. их самоназванием было «волжские булгары», но в обществе и науке их официально стали называть татарами). К ним примыкают чуваши, кря-шены, мишари; по генетике их всех можно считать одним народом, который отличается от других тюрок России. В их родовой структуре доля угорских и восточнославянских компонент составляет 45-50%; кавказская компонента - около 10%; североевропейская (мезолитская, саамская) - около 6%; атланто-средиземноморская - 10-14%, сибирская самодийская - 10%; восточно-сибирская (тюркская) - 5-8% и др. В генофонде тюркоязычных башкир ведущими стали иные маркеры: доля трех сибирских компонент у них доходит до 45%, а юго-восточно-азиатской компоненты - до 10%1.
В ходе коэволюции булгарская культура оказывала на этносы региона ощутимое и поливекторное влияние, что особенно видно на чувашах. Булгары в Поволжье остались кочевниками, в то время как укорененные здесь чуваши занимались земледелием. Но именно чувашский язык менялся под влиянием тюркоязычных мигрантов; ныне он еще более трансформировался, позволяя, однако, лучше татарского понимать древнебулгарские надписи. Булгары при монголах приняли ислам; в России часть чувашей стала православными, другие остались мусульманами и язычниками. Подчеркнем, что уже тогда процессы межэтнической самоорганизации дополнялись государственно-правовой регуляцией Волжской Булгарии, позже Золотой Орды. Затем и российское государство через модернизацию заметно влияло на средовую динамику Поволжья, Урала: власть, опираясь на русскую культуру, побуждала другие среды адаптироваться к новым реалиям - хозяйственному обмену, городскому укла-
1 См.: https://rus-luck.ivejournal.com/ 9903.html; дата доступа 27.02. 2019.
ду, современным формам труда, технике . Эта политика культурно-гражданской интеграции действовала, ибо каждый из этносов имел в генофонде общеродовые компоненты; проживая рядом, кровнородственные народы легче осваивали новые формы жизни.
В империи во многом более консервативный этногенез и архаические виды многообразия были свойственны коренному населению северо-восточных зон за Уралом. Ныне немалой части коренных этносов Сибири, в том числе Крайнего Севера, Дальнего Востока, присуща гаплогруппа N1a1; здесь ее носители тюркоязычные якуты (до 90%), самодий-цы (ненцы, нганасаны, селькупы), палеоазиаты (у чукчей до 50%). У народов Восточной Сибири (бурят, ительменов, коряков, эвенков, юкагиров и др.) имеется архаическая гаплогруппа С (она имеется у аборигенов Австралии), которая широко распространилась в Средние века в Южной Сибири в ходе экспансии монголов. Такие народы, как тувинцы, хакасы, сохранили наибольший процент восточносибирской компоненты (до 65%); она также является основной у
киргизов, казахов. Остальные компоненты сближают тюрков
2
с народами тех регионов, где они проживают .
Хотя родоплеменные культуры Сибири, Крайнего Севера, Камчатки, Дальнего Востока с приходом русских меняются, но при этом они в разной степени сохраняют диах-ронные особенности своей самоорганизации. В древности до племен таёжно-тундровой зоны в северо-восточной и центральной части Сибири с запозданием доходили достижения арийско-скифского мира. Присоединившись к Московии/России, эти сообщества продолжали жить на своих землях во многом дисперсно и автономно, кочуя с домашними животными, занимаясь охотой или переходя с места на место в поисках пищи. Термодинамическое равновесие и гомеостатическую связь с экстремальной средой они сохраняли через семейно-родовые (но не этнические) отношения, через шаманизм, промысловые культы. Интеграция в имперскую систему, контакты с русскими средами объективно были опасны для выживания аборигенов, учитывая их низкую численность, а также социокультурные особен-
1 См.: Мухамеджанова Н.М. Особенности самоорганизации этнических куль-'р России в условиях модернизационных преобразований. Оренбург, 2006. См.: https://rus-luck.livejournal.com/9903.html; дата доступа 27.02.2019.
ности того и другого этногенеза. Однако вряд ли оправданно, как это делают сторонники культурной архаики, смотреть ныне на сибирские народы как на пассивных объектов русского влияния. Известно, что малочисленные чукчи, живущие на Крайнем Севере Сибири морской охотой или кочующие с оленями, долго не признавали власть русских из-за своей воинственности. После длительных конфликтов обе стороны поняли, что им выгоднее ладить друг с другом. Чукчи нашего времени не только что-то утратили из своей архаической культуры, но и обновили ее за счет нынешних реалий жизни. Некоторые из аборигенов (часть якутов, бурят и др.) приняли православие. Чиновники, казаки, другие русские среды считали недопустимым как намеренно ограждать аборигенов от современной жизни, так и навязывать ее насильно. Все это обусловило особые формы и темпы инкорпорирования народов Сибири в российскую культуру и в современное развитие.
Политика государства по отношению к присоединяемым народам. Политика XV-XVII вв., помогавшая племенам и народностям включаться в российскую жизнь, не была инертной; она обновлялась и корректировалась. Со временем власть перестала поддерживать принудительную христианизацию. В обществе закреплялось толерантное отношение к мировым религиям, к языческим культам при лидерстве русской культуры и православия. Власть влияла на неславянские и не-православные среды через их аристократию, родопле-менную верхушку, приобщая последних к имперской элите, русскому языку, но не требуя их обрусения. Как подданные, новые среды обретали гарантии защиты своих интересов и жизни; государство отводило им особый период для освоения политических, хозяйственных, культурных реалий общества. Вслед за этим шла гражданская ассимиляция этносов через их знание правовых норм и русского языка, путем интеграции во внутренний рынок и др. Империя до распада сохраняла народы, отчасти жившие самоуправлением - по религиозно-моральным кодексам, в ряде случаев - по своим законодательным нормам (римское, магдебургское право, шариат и др.). Расхожая советская оценка имперской политики как жесткой христианизации и русификации разных сообществ, ставшая у постсоветских авторов «неопровержимой», на наш взгляд, несостоятельна, в чем убеждают исторические факты и процессы постсоветского периода.
Московская, отчасти имперская политика ХУ-ХУИ вв. в отношении новых этносов опиралась на исторические особенности государства и общества как сложного разнообразия в единстве, учитывая низовую самоорганизацию, нейтрализуя конфликтный потенциал средового полиморфизма. Такая политика ставила целью гражданское сближение, российскую консолидацию новых сообществ, умеренный рост многообразия. Регулирование общественного развития в немалой мере учитывало сходные коды культуры, общие паттерны российских народов, выработанные ими в ходе коэволюции. Сошлемся на формы и типы собственности. По мнению И.Л. Солоневича, в Московии и в империи сохранялся немалый объем «обобществленного сектора народного хозяйства», состоящий из государственной собственности, а также земских, крестьянских, родоплеменных, этнических, религиозно-общинных, корпоративных и других видов ресурсов с коллективной собственностью; частная, а также личная собственность в этом ряду играли скромную роль1. В СССР хозяйственная политика радикально меняется; ведущей по значению и объему становится государственная собственность. Но и та, и другая стратегии все же не копировали экономические реалии, нациестроительство в странах Запада, где этносы, сословия быстро исчезали, где появлялись новые среды с «нужными» для капиталистической экономики свойствами. Все это говорит о том, что в России/СССР не было объективных условий для появления капитализма, буржуазии, банкирской среды; такой уклад с немалыми издержками внедряла власть сверху (в 1861-1917 гг., в РФ с 1992 г.).
Аналогичные факторы саморазвития влияли также на властные полномочия монарха, которые были самодостаточными, не ограничиваясь по целям и принципам законодательными и другими ветвями власти. Но и сторонники православия, ислама, буддизма тоже весьма строго оценивали политику, поведение властителей с морально-религиозных позиций, по смыслу во многом сближенных, что приобретало в критические периоды решающее значение для государства (в том числе для СССР). Высшее советское руководство консолидировало разные среды с помощью принудительно-правовых, экономических и пропагандистских мер, учитывая в экстремальных ситуациях ис-
1 Солоневич И.Л. Народная монархия. М., 2005, с. 46-52.
торическую средовую мозаику многообразия. Для советских политиков особую важность приобретала степень идейно-гражданской интеграции общества, в то время как доктрина будущего» в марксизме не акцентировала эти аспекты, ибо страны Запада не знали такой гетерогенности. Евразийские повороты политики в империи/СССР актуализировались в ходе смут, агрессии извне. Например, сегодня важно не только учитывать стратегии наших полководцев по отношению к французской (1812 г.) и немецкой (1941-1945 гг.) армиям, но и понимать, что в ходе войн наша сторона полустихийно применяла тактику заманивания врага на «выжженную землю», а также целенаправленно помогала партизанам на занятой территории. Власть, армия и население действовали заодно. А стремительная переброска на восток в начале Великой Отечественной войны предприятий, кадров, ценностей культуры была по сути «откочёвкой скифов в индустриальную эпоху»1. Общество высоко ценило консолидирующие усилия властей, рождавшие монолитную Россию, что говорило об опыте предков, передаваемого «памятью формы».
Особенности внешней и внутренней политики России/СССР в XVIII-ХХ вв. Несмотря на многие, порой необъяснимые параллели с древними нормами культурной организации, властные элиты, население имперской России/СССР жили и действовали в радикально иных международных, геополитических условиях. Эпоха Просвещения, затем Модерна, Постмодерна рождали новые возможности развития, при этом заключая в себе более опасные угрозы для незападных обществ. Выделим важные сдвиги Нового времени: плотность населения Северной Евразии была гораздо выше, чем в древности; почти все ее территории были поделены между государствами. Разворачивалась конкуренция развитых стран за первенство на планете. С XVII в. острую борьбу вели Великобритания и Россия, которые контролировали наиболее масштабные территории суши. На протяжении всего XIX века весьма сложными были отношения между империями Романовых, Габсбургов, Османов, Гогенцоллернов, в которых стороны активно использовали идеи панславизма, пангерманизма, пантюркизма, панисла-
1 Фурсов А.И. Русская власть. Россия и Евразия // Он же. Русский интерес. М., 2015, с. 148-149.
мизма. Хотя в межгосударственных связях широко практиковались дипломатические контакты, нормы международного права, договорные начала, ведущие силы Запада агрессивно насаждали свое лидерство в мире, опираясь на военные, промышленно-научные преимущества капитализма и национальные культуры; такой политике помогали почти даровые для них ресурсы колоний. Указанные особенности мирового развития резко усиливали значение цивилизацион-ных сообществ, хотя многие политики XIX в. еще не осознавали роль этого фактора.
В силу роста агрессии стран Запада и бесправия слабых сообществ мира выделим примечательную черту внешней политики империи/СССР: российская и советская властные элиты практически и символически опирались на международные принципы, известные со времен Древнего Рима и Византии - милосердие, справедливость, освобождение. Эти принципы были неотделимы также и от русской народной культуры, поэтому их нельзя свести к политической демагогии. Мирное время и войны подтверждали, что Россия не раз предоставляла суверенитет своим народам, помогала зарубежным сообществам добиться независимости, низлагала завоевателей, наказывала работорговцев. Эту тему недавно поднял в Фейсбуке гражданин Финляндии; его поддержали блогеры разных стран. Оказалось, что за последние 250-300 лет около 40 стран Европы, Азии и других континентов обретали суверенитет, побеждали в борьбе с агрессорами, колонизаторами с помощью отечественной государственности, независимо от того, какие были в ней формы правления1.
Вместе с тем в условиях Нового времени Россия немало усилий тратила на обеспечение своей безопасности. Власть была вынуждена сменить стратегию традиционного развития Московии на динамичный имперско-модернизированный вариант: государство стало наращивать современный военный потенциал; хозяйство обновлялось либо по лекалам капитализма, либо реализуя проект К. Маркса. При этом менялась социальная структура; трансформация общественного сознания и этно-психологические сдвиги умножали современные среды, в том числе антисистемного плана. Эти внутренние
1 См.:http://www. politonline.ru/ ргомзсайоп /22883247. ЬЛгтН. Дата доступа 12.12.2016.
изменения в империи/СССР приобретали огромную культур-но-цивилизационную специфику, создавая, с одной стороны, территории с инновационными производствами и средами, пространства межкультурного синтеза и прорывных идей, с другой - локусы парадоксальной неопределенности и противоречий, анклавы архаики и традиционализма.
Рост культурного многообразия и трудности вхождения славянских, христианских сред в российское государство. С приходом к власти династии Романовых внешняя и внутренняя политика России (позже СССР) сосредотачивается по периметру западных и южных границ, сталкиваясь с империями Европы и Ближнего Востока. К XIX в. активизируются отношения со странами, средовыми общностями Центральной Азии и Дальнего Востока. По свидетельствам современников, многие монархи России понимали, что интеграция враждебных сообществ, живущих в значительном удалении от центра страны, опасна для устойчивости империи. Но по разным границам Россия присоединяла земли, выходящие за рамки скифо-арийского ареала: а) часть территорий Польши, Швеции, Бессарабии и др.; б) Кавказа и Закавказья; в) Центральной Азии. В итоге население России в XIX - начале XX в. приобретало огромный по мировым меркам диапазон культурно-цивилизационных различий, которые базировались как на локально-архаических укладах жизни народов Востока, так и на европейских реалиях Модерна. С западных границ в состав империи вошли такие разные этносы (в том числе наиболее многочисленные), как поляки, белорусы, народы Прибалтики, немцы, евреи, финны, шведы, молдаване, гагаузы, греки и др. До этого одни из них развивались в странах западной цивилизации как ведущие нации, осваивая рыночные связи, индустриальный труд (поляки, шведы, остзейские немцы); эта часть попадала в империю вопреки своей воле, видя в России лишь отсталость, азиатчину. Другие сообщества пребывали в странах Запада как этнические меньшинства (белорусы, латыши, эстонцы и др.); они освобождались от завоевателей, что рождало у многих чувство благодарности России. В обществе появились также новые конфессиональные среды (католики, иудеи, протестанты), квази-религиозные группы масонов. Осложняло ситуацию и то, что включение Прибалтики, договоры о разделе Польши разъединяли поляков, немцев, славян, евреев, часть которых оставалась в странах Запада,
что нередко вело к попыткам их воссоединения. В случае с поляками, литовцами, латышами не срабатывало также их родство с восточными славянами по генетике, языку.
Скажем об интеграции в империю славянских этносов (малороссов, белорусов, близких русской среде по языку, родовым корням, частью по вере), а также христианских народов (молдаван, грузин, армян, части осетин) с разными родовыми корнями и языками. В свое время элиты ряда этих этносов долго просили о вхождении в Россию, чтобы сберечь веру; другие охотно интегрировались, надеясь на стабильное развитие этноса. Освоившись в империи, позднее и в СССР, часть этих сообществ пыталась повысить социальный статус, добиться преференций. Русская среда поддерживала интеграцию славян и христиан Малороссии, Белоруссии, Бессарабии. Но власти и православное население недооценивали факторы, усложнявшие адаптацию этих субъектов к российской культуре.
К середине XIX в. было ясно, что не оправдывался расчет на быстрое инкорпорирование малороссов - потомков древнерусской народности. Властная элита и русские образованные слои не понимали, почему для казачьей старшины, части помещиков, интеллигентской среды русская, российская культуры не становились близкими. Практика межкультурного развития в иных странах и объективный анализ западных и южных славян уже тогда позволяли видеть: общее происхождение, родство языка, вероисповедания далеко не всегда могут восстановить прежнее единство1. На первый план выходят другие закономерности истории, среди которых укажем одну, редко принимаемую во внимание.
Киевская Русь была первым государственным организмом, объединившим восточных славян Х-Х11 вв., которые за тем стали называть себя русскими. Эта государственность осталась черновым проектом самоорганизации восточных славян. Помимо него, как отмечено выше, в нашем Средневековье были другие варианты русской государственности - Русь Галицкая, Новгородская, Литовская. По замыслам их правителей, эти формы государственности тоже могли бы объединять наследников Древнего Киева; но не объединили - не хватило энергии или чего-то иного, важного для
1 См.об этом: Леонтьев К.Н. Славянофильство и грядущие судьбы России. Раздел 3. Русская империя и славянство. Панславизм. М., 2009, с. 485-680.
создания государства. Их усилия остались в истории нереализованными. Не получилось прочной государственности и у тех сообществ, которые через 100-150 лет после разгрома Древнего Киева монголами селились на его земле и состояли из землепашцев, вольных казаков. Эти среды еще считали себя русскими, но по ряду характеристик они уже становились малоросской народностью. Да и в иных вариантах появились новые этносы - галичане, литовцы. Эти процессы показывают: древняя народность способна рождать общности, столь разные по культурным свойствам (добавим к этому сдвиги и в генетике), что несхожесть их потомков в будущем превращается в непримиримое отторжение друг друга, вплоть до военных конфликтов. Новгородцы, вошедшие в Московию /Россию, остались русскими, ибо здесь создавалась новая - не черновая, но устойчивая -государственность, наследующая традиции Киевской Руси. Именно в Московии в течение 400 лет без киевлян, галичан, литовцев создавался более сложный аттрактор русской культуры - преодоление зависимости от монголов, освоение земель на востоке, образование русского царства, затем империи со множеством сообществ.
Анализ интеграции малороссов в Россию позволяет затронуть еще один важный аспект присоединения разных земель: народы по западным границам, а также христианские и мусульманские общины Кавказа объективно являлись пограничными культурами между западно-европейской, мусульманской, российской цивилизациями. Они контактировали с непохожими сообществами, соприкасались с субъектами разных вероисповеданий, рождая внутри себя слои, нигде не укорененные, всюду чувствовавшие себя чужими, что отражалось в поведении малороссов/украинцев, грузин, эстонцев, латышей, литовцев, евреев и др. В России новые среды нередко проявляли гражданское неповиновение, вражду (поляки по отношению к высшей власти, к славянам, жившим в Царстве Польском, а также к русским), ментально-психологические отторжения (католики и православные; латыши, эстонцы по отношению к немцам), духовные противостояния, насильственные акции (неприязнь армян и азербайджанцев, грузин и осетин, еврейские погромы в Малороссии, Молдавии). Со временем нетолерантные среды становились почвой для оппозиционных партий, радикалистских движений.
Особенности интеграции средовых сообществ Кавказа и Средней Азии. Рассмотрим присоединение к империи в XIX в. этно-религиозных сообществ Северного Кавказа, Закавказья, Центральной Азии. Интересы России в этих регионах вступали в острый конфликт с претензиями на мировое лидерство Британской империи, порождая неустранимое соперничество этих суперсистем. Немалая часть мусульманского населения Кавказа и Центральной Азии не стремилась жить в православной империи. Но и в том, и в другом регионе было немало авторитетных сообществ, мыслителей, знатоков ислама, желавших сближения с Россией, чтобы преодолеть региональную отсталость . Для основной части населения империи были неочевидны причины, вынуждавшие власть применять насилие, интегрируя народы, не желавшие этого. Но и в России оказались влиятельные слои (военная среда, купечество), заинтересованные в интеграции этих территорий. В XIX в. земли с мусульманами Кавказа, Закаспийского края, Кокандского и Xивинского ханств, Бухарского эмирата, Памира и т.д. так или иначе присоединялись к России.
Говоря о мусульманских и христианских народах Кавказа и Закавказья (их было более 50), следует признать, что они до включения в Россию консолидировались в рамках устаревших форм государственности (царств, княжеств), центрировались вокруг родоплеменных общностей и народностей с разными языками и диалектами (ведущие семьи языков индоевропейские, кавказские, тюркские). ДНК-анализ показывает: народам Кавказа свойственна антропология определенных видов - кавкасионная/европейская, арменоидная, понтийская, каспийская; в их родовых структурах смешаны в разных пропорциях три крупные гаплогруппы (С2а, и2, Л) и две миноритарные (Р1а, Р1Ь)2. Длительные периоды истории на Кавказе и в Закавказье уживались разные верования - язычество, зороастризм, ислам, иудаизм, христианство. Все перечисленное свидетельствовало о пограничном характере населения. В регионе не могла сложиться самостоя-
1 См.: Билалов М.И. Цивилизационные метаморфозы познавательной культуры. М., 2008, с. 30-33; Жигалина О.И. Движущие силы российской политики в Средней Азии в XIX в. // Цивилизации и культуры / Под.ред.Ерасова Б.С. Вып. № 3. М.,1996.
2 Клесов А. Славяне, кавказцы, евреи с точки зрения ДНК-генеалогии. М., 2015, с. 126-220.
тельная локально-цивилизационная система, на чем ныне настаивают местные аналитики. Для цивилизации здесь не было базовых предпосылок: центральной культуры; устойчивых механизмов самоорганизации и духовного единства и др. В XVШ-XIX вв. население по цивилизационным свойствам являлось конгломератом, отчасти тяготея к Турции, Ирану, отчасти к России или замыкаясь в традиционном быту, чему помогали горные условия.
Включение мусульман Кавказа в империю проходило сложно, как с недоверием разных сторон, так и при наличии интереса друг к другу. Результаты, признаваемые многими местными средами позитивными, стали проявляться в разных сферах практики уже к началу XX в. Приход русских стимулировал быстрый рост межсредовых контактных зон в городах, где появлялись новые производства, железнодорожный транспорт, образовательные учреждения, центры рекреации (города в районе Кавказских Минеральных Вод, Баку, Тифлис и др.). Еще одна тенденция: в начале Первой мировой войны по приказу императора была создана преимущественно из мусульман Кавказа туземная конная дивизия, активно действовавшая на австрийском, румынском, закавказском фронтах, участвовавшая в Брусиловском прорыве. Для горцев это был первый опыт участия в международных боевых действиях с применением современных методов ведения войны и видов вооружений.
Более сложный характер приобретали процессы интеграции в Россию Туркестана - Закаспийского края, Кокандс-кого, Xивинского ханств, Бухарского эмирата, Памира; в состав населения вливались туркмены, горские и равнинные киргизы, оседлые и кочующие казахи, узбеки, кипчаки, каракалпаки, а также таджики, уйгуры, дунгане, бухарские евреи и др. При этом ряд сообществ входили в состав России как разделенные с соплеменниками, единоверцами. Но жители региона не являлись межцивилизационным конгломератом. Сообщества Центральной Азии исторически тяготели к культурам Ирана, Афганистана, Северной Индии, но взаимодействовали также с Монголией, Китаем, Тибетом. На протяжении веков этносы создавали макрорегиональную культурную общность, обретя с принятием ислама цивилиза-ционную прочность. Ислам развивался в регионе в разных формах, в том числе отличных от тех, что были у мусульман Поволжья, Крыма, Кавказа. Историческая сплоченность жи-
телей определялась стабильным генофондом, культурными и хозяйственными связями, исламскими ценностями народного и классического искусства, языковой практикой. Значительная доля этносов была тюркоязычной; другая говорила на восточноиранских диалектах, образуя персо-таджикский континуум. Языком суннитской учености был арабский. Жила здесь и часть китаеязычных дунган-суннитов.
Во время вхождения сообществ Центральной Азии в империю их политические реалии и международные связи во многом базировались на средневековых нормах и принципах. Социально-экономическая жизнь также определялась традиционализмом: в обществе доминировали кишлачно-соседские и родо-кочевые виды социальности; этнические формы идентичности были неразвиты; в хозяйстве давали знать пережитки рабовладения. Интеграция мусульман региона в империи и в СССР проходила с осложнениями, что выражалось не в политической оппозиции жителей, но в иных формах сопротивления, как явных, так и латентных (восстание в 1916 г. против отправки на тыловые работы молодых местных мужчин в помощь воюющей в Европе имперской армии, сохранение мусульманской веры в СССР путем ее ухода из общественно-политической сферы в семейно-соседские отношения). Казанские татары сыграли немалую роль в освоении местными средами российских реалий, помогая им наладить торговые связи с городами империи.
Характер культурного многообразия империи/СССР. На рубеже XIX-XX вв. геополитическое положение, модернизирующееся хозяйство, цивилизационная интеграция населения, территориальные масштабы - все это превращало Россию в государство, способное быть стратегическим субъектом мировой политики. Но при этом в обществе стремительно возрастало число сложных социокультурных проблем и опасных политических тенденций, среди которых усложненная средовая гетерогенность занимала ведущее место. К концу XIX в. империя насчитывала 150 больших, малых этносов и более 60 религиозных направлений1; сам диапазон средового состава был гораздо шире, а степень разнородности населения исключительно высокой.
1 См.: Российская цивилизация / Под общ. ред. М.П. Мчедлова. М., 2003, с. 568.
На рубеже XIX-XX вв. межсредовые практики проявляли столь малосовместимые качества, что способы их регулирования через политику империи державного (неколониального) типа были обречены на неудачу. Даже евразийская интеграция давала сбои, ибо отторгалась поляками, финнами, населением Центральной Азии; в ино-цивилизацион-ной среде российская консолидация была бессильна, особенно на малых отрезках исторического времени. Издержки гетерогенности, подрывающие целостность государства, требовали поиска нетривиальных политических решений и отработки новых механизмов единства, как институционально-правовых, так и через межсредовые взаимодействия и саморазвитие, что в какой-то мере пыталась осуществить новая власть СССР.
Распад империи и приход к власти большевиков вызвали отделение Польши, Финляндии, прибалтийских государств. Но стратегические ситуации мировой обстановки конца 30-х гг. XX в. вновь возвращают Литву, Латвию, Эстонию теперь уже в СССР. Впервые в Новое время в состав государства также вошла Западная Украина со славянами (русинами, галичанами, чехами и др.), с венграми, румынами и др. Помимо этих земель, СССР расширялся весьма осмотрительно - за счет Восточной Пруссии, небольшой Тувы в Южной Сибири (население - буддисты), малоосвоенных островных территорий Дальнего Востока. Известно, что советские лидеры не поддержали просьбы политиков ряда стран социализма войти в состав СССР. Подобная осторожность вытекала не в последнюю очередь из опасений усложнить культурно-средовую структуру населения, что снизило бы степень сплочения советского общества. Вместе с тем формирование социалистической системы, а также усилия советских руководителей по расширению сотрудничества и партнерства со странами разных континентов ослабляли внутреннюю политику. В этом случае масштабные государственные и кадровые ресурсы шли в другие страны как целевая поддержка построения социализма и упрочения имиджа Советского Союза на планете.
Продолжение следует
