CC BY
81
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ КАК МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА СМЫСЛОВОЙ НЕЙРОПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ КОРРЕКЦИИ Перегуда С.Н.1
Перегуда Сергей Николаевич - дипломированный клинический психолог, нейропсихолог,
детский нейропсихолог, Нейропсихологический центр «Изюминка», поселение Первомайское, г. Москва
Аннотация: в данной работе представлен теоретический анализ основ смыслового подхода нейропсихологии. Рассматриваются категории, которые могут являться методологически родственными символу/знаку, контексту и смыслу. В работе делается попытка построить категориальный аппарат смыслового подхода нейропсихологии. Также в статье анализируются современные исследования в области нейронаук, которые указывают на актуальность смысловой нейропсихологии. Дополнительно намечены пути будущих эмпирических исследований в рамках смыслового подхода.
Ключевые слова: символ, смысл, знак, образ-представление, мозг, нейросиндром, нейропсихологические механизмы, образ Я, висцеральная система, функциональный смысл, контекст, адаптация, культура, коррекция, коррекция детского развития, нейропсихологическая коррекция, аутостимуляция, сенестопатия.
Смысл, символ, контекст и мозг
Целью данной работы является - теоретический анализ методологических основ смыслового подхода. Иными словами, необходимо понять, может ли являться культурно-историческая концепция основой смыслового подхода нейропсихологии. И если она таковой является, то какие категории могут входить в категориальный аппарат смысловой нейропсихологии.
Не является секретом, что психическая реальность не единственная. Есть смысловая реальность, наделённая смыслами, включающая по разным авторам: «смысловое поле» [7, 8], «цельный осмысленный гештальт модели ситуации» [1, 24] и т.д.
Если исходить из условной дихотомии «смысл-значение», рассматривая данное в рамках информационной парадигмы, то можно предположить, что смысл - как некий фрейм (эффективно собранный паттерн информации) является той самой оптимальной информацией для восприятия, хранения, передачи и т.д. для мозга. Это можно объяснить тем, что 1) значение, в отличие от смысла, требует большей концентрации на знаках, за счёт чего значение того или иного текста приходится воспроизводить примерно в том же объёме, в котором оно было получено, без выраженного нарушения состава знаков. Без этого есть большой шанс потерять значение текста, либо его сильно исказить. 2) За счёт строгой приверженности знаку, семантическое поле (поле значений) имеет менее гибкую (чем смысловое поле) доступность к семантическим пунктам.
В целом смысл как фрейм можно рассматривать с 2 позиций.
1) с позиции информации - более эффективная целостная обработка информации и её представление.
2) с позиции поведения - адаптация как общий смысл и функциональные смыслы как вклад определённых мозговых систем в этот общий смысл.
1 Посвящается любящим и любимым родителям.
94
Есть общий смысл организма, в том числе мозговой деятельности - это адаптация. Известны функциональные системы, есть мозговые системы, но они ориентированы больше именно на функцию, когда функциональный смысл определённой мозговой системы указывает больше на его поведенческую роль в общем смысле (адаптации).
Например, таламус. Имеет несколько функциональных смыслов: коллектор, модулятор и т.п. Но, коллектором (собирателем информации разной модальности) могут быть и средний мозг, и кора. Значит, функциональный смысл отражает другой уровень анализа - поведенческий, более целостный и сильно зависимый от контекста. Через этот уровень мы можем определить специфику вклада той или иной мозговой системы.
Это можно сделать через символ - ту поведенческую схему и синтетический отбор ОП, перцептивных образов, которые отражают содержание: функциональные смыслы и общий смысл мозговой деятельности [21].
Распишем на примере. Мозг включает разные мозговые системы. Которые включаются в функциональные системы (совокупность афферентных и эфферентных звеньев, обеспечивающая приспособительный эффект). Психические процессы и функции обеспечиваются и функциональными системами и мозговыми системами. Например, цветовое восприятие. ФС - глаза, движения, и т.д., включая мозговые системы: затылочная кора, промежуточный мозг и т.д. Системная их работа обеспечивает психическую деятельность, конкретнее на примере - цветовое восприятие. Но здесь не видно смысловой деятельности - ещё одной реальности над психической, которая имеется и работает с более «общими культурно-историческими формами поведения». В примере отсутствует а) контекст, который является во многом определяющим в цветовом восприятии (это и окружения контекст; это и социокультурный контекст); б) символ как синтез ОП и т.п. и поведенческая схема (цветовое восприятие происходит на индивидуальном фоне, включая предпочтения того или иного уровня ЦНС данного человека в получении и обработки той или иной характеристики цвета); в) хронология нейропсихологического фактора (необходимо учитывать, что не только культурно-историческое развитие человечества, вероятно, влияет на структурно-функциональную организацию мозга, но и на фоне этого влияния при онтогенезе функциональные смыслы структур ЦНС ярче выражаются через символ. А это значит, что человек может воспринимать цвета оптимально (как психический процесс), но через символ (как смысловая деятельность) цветовое восприятие может искажаться, иногда заменяться уровнем ниже (например, цветовое восприятие 5 лет), хотя нейропсихологический фактор цветового восприятия в норме, но его «индивидуальный план» в виде символа имеет «хронологическое» искажение). Последний пункт исходит ещё от неклассического понимания нейропсихологического фактора.
Символ как способ (в рамках семиотики) взаимодействия мозга с реальностью. Способ включает в себя синтез ощущений, ОП (образы-представления), перцептивных образов, соответствующего моменту существования ребёнка и подчиняющийся общему смыслу мозговой деятельности и функциональным смыслам мозговых систем. По сути, это не непосредственное взаимодействие, а опосредованное. Что-то между ними. Тем самым можно предположить, что так как он между, он может быть и более эффективным, т.к. не только ориентирован на смысл, но и имеет «сцепление» непосредственной сенсорики и опосредованной знаковости. Символ - более «общий и целостный кусок реальности, способствующий более эффективной работе мозга за счёт своей более внеситуативной целостной формы». Чтобы было «легче взаимодействовать с реальностью» мозговые системы объединяются в функциональные смыслы.
Функциональный смысл мозговой системы (например, промежуточный мозг) 1) является комплексом функциональных систем, включающегося в обеспечение того или иного психического процесса. 2) Является некой нейросетевой информационной системой, которая организует мозговые системы таким образом, чтобы получение,
95
обработка и выход информации соответствовали общему смыслу мозговой системы -адаптации. Функционирование же происходит через символ.
В рамках компенсации распределения психического тонуса, символ является как бы «надстройкой» (а на деле базисом) и может брать на себя роль компенсатора нарушения психического тонуса. «Надстройка» здесь понимается как «личностная». Это обозначает, что символ как культурный образ, проходя интериоризацию, даёт «индивидуальную картину» как в распределении психического тонуса, в поведении, так и на уровне структурно-функциональной организации мозговой деятельности [29].
На счёт хронологии символа. Имеется в виду, что в рамках онтогенеза, символ 1) приобретает культурный и социальный колорит - например, человека ударило током из розетки, при отце, отец сказал: «во, мужик». Предположим, что именно в рамках данного контекста, болевое ощущение стало синтезированным и соотносимым с другими ощущениями, то есть «символичным». Это говорит, что такие изменения зависят от культуры, традиций даже в семье; 2) развивается за счёт введения культурных и социальных правил и т.п., без которых символа бы и не было, был бы комплекс тех же ощущений, основанных на биологическом смысле; 3) как стереотипность - символ он как схема (синтетический отбор). Если в норме у человека стереотипность символа и не настолько выражена (только, например, в мышечных зажимах с детства, некоторых образах, всплывающих при каком-то ощущении и т.п.), то при патологии фиксация становится более стереотипной. Что нам даёт возможность увидеть это не только на уровне тела, но и на уровне поведения. Второе - скорректировать. Дать возможность системам преобразоваться соответственно оптимальному смыслу.
Вероятно, символ является единственным механизмом введения и достижения в реальности смысла мозговых систем. Сенсорная интеграция и отдельная работа даже на нейросиндромах - ведёт коррекцию преимущественно наобум. Мозгу ребёнка приходится подстраиваться к отдельным ощущениям и находить в них смысл, тогда как он зачастую уже известен (удобность и системность смысла для мозга). Иными словами, смысл мозговой системы зарождается не только за счёт компенсации при поломке, не только за счёт онтогенетического развития мозговой системы, не только за счёт со-распределения психического тонуса с матерью (начиная с эпигенетических перестроек и др.), но и за счёт временного функционального распределения смысла -т.е. зависит от выраженности вклада перечисленных факторов в общий смысл мозга -адаптацию, и в функциональные смыслы определённых мозговых систем.
Ещё важное понятие - контекст. Что значит вводить в контекст в рамках нейропсихологии? Введение в контекст ситуации обозначает нахождение общего смысла в этой ситуации. По-иному, контекст - это среда, в которой смысл эффективнее зарождается и эффективнее поддерживается, развивается.
Мы ранее определились, что символ - как поведенческая схема в виде синтетического отбора структуры и динамики определённых ОП, соответствующего именно данной ситуации. Получается, что ситуация контекста вставляет в себя как «в замок ключ» символ, смысл которого активируется благодаря взаимодействию в рамках контекста (т.е. «открывается замок»).
Контекст, как и среда, имеет пространство и динамику. Имеет определённую структуру. Человек может находиться вне контекста. Это значит, что человек вне содержания данной ситуации, слабо улавливает/либо не улавливает смысл. Тривиальный пример, если 3 человека говорят о работе и вдруг двое из них начинают говорить на незнакомом для 3 -го человека языке. Контекст ситуации меняется, то есть меняется содержание ситуации - 2-е говорят о чём-то ином, третий человек вовсе исключён из их разговора. Со сменой контекста меняются смыслы и их смыслопорождение.
Но что необходимо для того, чтобы в контексте (как содержание ситуации, например, при серьёзном разговоре с мамой, когда ребёнок разбил вазу) смысл мог порождаться и
развиваться? Другими словами, является ли связка контекст-смысл прямой, либо имеет опосредствование? Если имеет, то какое оно по содержанию? И т.д.
Скорее, за опосредствование связки контекст-смысл отвечает символ (как поведенческая схема и синтетический отбор ОП и т.п.). Во-первых, именно символ делает ситуацию контекста моментной - то есть ситуативно гибкой, определённой конкретно в этот промежуток времени (это происходит за счёт его индивидуальности и за счёт неопределённости по Веракса А.Н. [5, 6]; во-вторых, благодаря тому, что символ является синтетической схемой, как бы уже неким фреймом, удобной для информационной обработки мозгом, он «легче» опосредствует смысл, который является как бы «верхом удобства», «лучшим» фреймом для информационной обработки мозгом; В-третьих, символ можно понимать как проекцию смысла в контексте. Контекст имеет структуру, например, контекст организующий смысловое поле, относящееся к «морю», должен иметь те смысловые опоры в виде предметов окружения, которые позволят его актуализировать. Это в первую очередь важно для детей имеющих в этом плане трудности (в целом для большинства пациентов), так как дополнительно способствует выведению на внешний план процесса смыслопорождения - за счёт смысловых опор в виде предметов (если тема «море», то вода и т.п.) - раз, два - за счёт организации сюжета, который привносит дополнительную целостность контексту и выразительность символу. Контекст имеет и структуру по отношению к пространству. Пространство - является важной характеристикой контекста. Это и касаемо элементного состава пространства и его уровней опосредствования. Так, например, тема занятия «волшебный мир». Психолог может носить на голове шляпу волшебника - это как смысловой элемент, так и пространственный - он фиксирует контекст в рамках определённого пространства, в котором будет выражаться символ, а тем самым - организовываться смысл. Что, важно и с позиции системы координат [3].
Другой важный момент - это уровни опосредствования. Здесь понимается с двух позиций:
1) Чем выше уровень организации мозга - тем более активен речевой уровень - то есть, уровень среднего мозга включается в обработку сенсорной информации практически независимо от опосредствования этой информации речью; далее промежуточный мозг и лимбическая система - здесь уже уровень влияния речи выше и благодаря этому уровню (а также островковой коре) мозг в целом выстраивает не только перцептивный образ, но главное - символ. То есть оснащает символ сенсорной информацией и фиксацией на её основе названий и обозначений. Так, например, был проведён эксперимент, когда испытуемым в лифте давали кружку то с холодным, то с горячим напитком (просто помочь подержать). В итоге те испытуемые, которые держали горячий напиток, оценивали в конце эксперимента личность экспериментатора более доброжелательной и т.п.; испытуемые с холодным напитком - наоборот. То есть первая позиция опосредствования символа показывает, что чем ниже уровень организации, тем менее необходимы знаковая система и речевой уровень. Здесь показана и причинность: символ (как синтетический отбор структуры и динамики определённых ОП и перцептивных образов и как поведенческая схема) на основе преимущественного включения, вероятно, островковой коры является механизмом формирования Образа Я.
2) Опосредствование в рамках организации пространства контекста - имеются экспериментальные данные, указывающие, что от ствола до коры по восхождению увеличивается пространство взаимодействия с окружающей действительностью. Так, на уровне лимбической системы, островковой коры и поясной коры [14, 25 и др.].
Но тогда возникает вопрос: Почему в контексте мы наблюдаем смыслопорождение? То есть почему контекст является «плодородной почвой» для смыслов? Здесь ответим умозрительно и очень гипотетично. Вероятно, контекст является той частью действительности, которая является вызовом, неким негативом
97
для мозга - той средой, которая продуцирует ориентировочные реакции, вызывает интерес, реакцию новизны. А по сути является «фигурой», вокруг которой «фон» под названием «среда».
Данный обзор идёт по пути единения с идеями Л. С. Выготского о психике и сознании как смысловой системе. А ведь и правда, смысл для одной системы находить в другой системе смысл. Бесконечное множество систем в виде иерархии, стремящихся к смыслу и к нахождению смысла в других системах. Для смысла важна борьба мотивов. Из её иерархии выстраивается смысл. А из борьбы смыслов выстраивается «сверх-смысл».
Применимо к нам, каждый функциональный смысл мозговой структуры пытается вылезти главным в обеспечении общего смысла мозговой деятельности. Если система ломается, значит для неё это тоже имеет смысл? Потому, если в пренатальном периоде происходит «поломка», то значит это требует общий смысл преодоления? Символически выразил в существовании «поломки» как компенсации?
Мы немного описали такие категории как: общий смысл, функциональный смысл, символ, смысловой фрейм, контекст. И в целом ясна основная логика их взаимодействия в рамках мозговой деятельности, но нет ясности в том, каков механизм взаимодействия, кроющийся в таких вопросах: Как символ связан с мозгом? Насколько символ индивидуален в рамках мозговой деятельности, и в чём отличие, если оно есть, в рамках мозговой активности символа от контекста? Как функциональный смысл связан с работой мозга? Эти и другие вопросы мы попытаемся раскрыть в данном обзоре.
В поисках механизма
В одной работе авторы [12] указывают: «современная «культурная нейронаука» принципиально снимает противопоставление между природой и культурой, между развитием и обучением, выбирая в качестве предмета исследования именно их взаимосвязь и переплетение и настаивая на том, что структуры и процессы в мозге не просто могут испытывать влияние культуры, но выстраиваются, организуются под влиянием культурного контекста».
Здесь нужно уточнить важные моменты, которые помогут приблизиться к механизмам этого влияния. Первый момент, данный вывод не является необычным, но вопрос именно в его механизме: Каким образом культурный контекст влияет на перестройку структуры и процессов в мозге? Второй момент, даже если учитывать опосредствование в виде мифа, знака, жеста и других в этой «перестройке», то также остаётся не ясным этот механизм. Да, запоминая информацию (6 слов) не непосредственно, а опосредственно через знак, нам легче её позже воспроизвести. Как это происходит на уровне мозга? Вероятно, нейронные сети организуются таким образом, чтобы информация проходила через «основную» нейронную сеть и являющейся главной в иерархии, выдающую смысловую информацию, компактную и оптимальную для мозга (в виде фрейма)? Третий момент, если брать в расчёт, что опосредствование в виде знака (пиктограммы при запоминании и т.д.) на уровне мозговой деятельности соответствует смысловому фрейму (как упорядочивание и иерархическая организация функционирования нейронных сетей в мозге, обеспечивающие оптимальными приём, обработку и передачу информации), на уровне психической деятельности соответствует эффективному включению знаковой системы для оптимального функционирования процессов памяти, то на уровне смысловой деятельности соответствует а) включению личного отношения к запоминаемой информации; б) личное как целостное отношение (я не как носитель психических функций и т.д., а как представитель рода человеческого, того или иного культурно-исторического контекста, личность и т.д.); в) наиболее соответствующий результату адаптации: в отличие от психической деятельности, смысловая акцентирует в поведении на позицию личности в нём (нарушение зрительной памяти снижает приспособленность человека к окружающей среде, но потеря смысла в
98
зрительной памяти (для чего она нужна?) полностью дезадаптирует человека. При этом интересен факт (дающий плюс к рассмотрению смысла как фрейма), когда происходит потеря смысла: она отражается на многих психических процессах и низкой их компенсаторной функции, тогда как при нарушении психического процесса - хоть отражение на других тоже системное, но при этом компенсация наиболее активна и устойчива).
Иными словами, смысловая деятельность не равна психической, они тесно переплетены, но если мозговые основы психических функций имеют примерную грубую локализацию (память по многим исследованиям связана в значительной части с гиппокампом, теменной корой и т.п.) и достаточно успешно рассматривают с позиции функциональных систем, то мозговые основы смыслов -преимущественно тупиковый вопрос, но всё же имеется диффузная связь и рассматривается больше с позиции «функция функции» [10].
Диффузная связь - имеется в виду, что в рассмотрении диады мозговая основа -смысл мы исходим с позиции, что смысл является фундаментом. То есть именно смысл есть точка отчёта. Потому невозможно уложить смысл в определённые мозговые структуры и сложнее это сделать, чем с психическими процессами. Смысл исходит больше от контекста, от совсем другой, смысловой, реальности. Например, многие мозговые (функциональные) системы могут при объединении для достижения полезного результата включаться в осуществление того или иного психического процесса. Но именно смысл организовывает включение мозговых систем за счёт запроса контекста, который в свою очередь продиктован культурно-историческим развитием человека.
Например, известно, что система координат головы у нас в теле является ведущей [3]. Можно предположить, что, если делать опору на руки при коррекционных занятиях, держа ноги ребёнка, то как бы будем простраивать опору на этом уровне и в первую очередь тренируем систему координат головы.
Возникает вопрос: Из чего исходит предположение, что работая с телом (руки-ноги-туловище) мы «тренируем» систему координат, завязанную на голову. Ответ: Потому что система координат ведущая во всех системах тела, по иерархии. Особенно, в системах: руки, плеча и т.д. Но, ведь неочевидно, что воздействуя на иерархически подчинённые уровни системы координат, мы действуем и на ведущий. Верно, но если активно использовать систему головы - она активирует другие, например плеча, запястья и т.д. А если активировать наоборот, систему запястья, то она толком не повлияет на систему головы. Это раз. Второе, тут рассматриваем с позиции опор тела. Есть основная опора - стопы. Но, учитывая, что есть деление на верхнюю и нижнюю части тела в удерживании баланса (а) верхняя более неустойчивая; (б) верхняя в большем подчинении от головы, то можно предположить, что используя системы координат «вверх тормашками» относительно нижней опоры, мы получим более эффективный результат.
Если посмотреть на то, что когда ребёнка берём за ноги, а он руками упирается о пол, то тогда функциональное включение систем головы выше, так как необходимость контроля увеличивается в разы (грубо говоря, дабы нос не расквасить). А то есть выходим в рассуждениях на то, каков смысл этих движений? Смысл и выстраивает группы функциональных систем. То есть строгая иерархия может быть на уровне поведения, которое рассматривается вне смысла. А если же больше включать смысла в поведение, то происходят «вверх тормашки» - то есть переход стимуляции на вышестоящую систему координат происходит только тогда, когда включиться должна «субъектность», когда движение в целом имеет личностно-значимый характер. В противном случае перехода не будет. И этот момент можно описать со стороны именно символа/ либо иначе субъективной стороны («субъектности»). Или с позиции «внешнего» - с позиции контекста. Как точки отсчёта, но одного и того же смысла.
Далее просмотрим результаты эмпирических исследований, в которых прослеживается влияние культуры на перестройку структуры и функции мозга.
Известно, что такие социально-экономические факторы как доход родителей, образование, социальный статус, собственный доход влияют на изменение структурно-функциональной организации головного мозга. Например, объём серого вещества гиппокампа тем выше, чем лучше социально-экономические факторы, влияющие на онтогенезе на мозг [22]. Интересно, что большинство исследований практически в 100% случаях находят изменения в объёме гиппокампа под влиянием дохода, тогда как изменения объёма миндалины под тем же фактором носит в исследованиях противоречивый характер [25,26].
Интересно это тем, что ставит вопрос: не является ли наличие того факта, что во многих исследованиях (фМРТ и т.д.) противоречивость результатов не только за счёт статистических ошибок и т.п. (в данном случае, грубо допустим, что ошибок в группе исследований нет вообще), а ещё из-за специфики влияния самой культуры и контекста на структурно-функциональную организацию головного мозга? Во многих объём миндалины, то изменяется, то не изменяется. То есть причина «неопределённости» кроется в символе (одно из основных свойств символа). И это же свойство отражается в том, что символ - индивидуален и полон сенсорики определённого человека, а с другой - он опосредствует, как знак, и является семиотической системой.
Да и в целом интересно соотношение «культура-мозг-поведение», которое часто имеет неопределённый характер. Показано, что межкультурные различия в мозге могут существовать даже в отсутствие каких-либо поведенческих различий. И выявлено, что одно и то же поведение может быть опосредовано различными путями мозга в разных культурах. В целом, можно сказать, что измерения в нейронауке несут информацию, связанную, но существенно не зависящую от информации, полученной с помощью поведенческих измерений [27, 28].
В одном исследовании китайские участники продемонстрировали существенное увеличение активности mPFC (медиальная префронтальная кора) при суждении матери, что указывает на то, что область мозга, используемая в суждении о себе (mPFC), также была активирована при суждении матери. Напротив, западные участники не показали такой повышенной активации mPFC при суждении матери. Это говорит о том, что у китайских участников суждение о себе и материнское суждение взаимосвязаны при активации mPFC, у западных участников независимы. То есть самоконтроль и материнский контроль различно зафиксированы в головном мозге у западных и китайских участников [30].
В исследованиях событийно-связанных потенциалов мозга были также найдены различия относительно европейских и азиатских американцев. Известно, что есть явное культуральное различие между азиатами и европейцами в восприятии: европейцы концентрируют внимание больше на фигуру, а азиаты больше на фон. Это проявляется и в памяти, в том числе в автобиографической: при вспоминании событий связанных с ранним детством, азиаты преимущественно описывают контекст и значимых людей этого контекста. Например, при личном опросе представителя азиатской культуры был получен ответ: «Я помню, когда папа подарил мне подарок на день рождения...». Для европейской культуры характерна концентрация в детских воспоминаниях на себе. Например: «Я помню, как мне подарили игрушку/ или я помню, как я катался на самокате и т.д.». То есть упор больше на акцентуацию себя, либо объекта, связанного со мной [9]. Есть компонент ERP (событийно-связанных потенциалов), который потенциально может быть полезен при анализе холистической информации, это N400. Он часто связан с детекцией семантической привязанности. Выявлено, что когда фокусный объект (например, автомобиль) помещается в контекст, который не соответствует реальности (например, сцена океана), азиатские
американцы более склонны к обнаружению несоответствия, чем европейские американцы из-за их относительной чувствительности к контексту [27].
Некоторые авторы указывают на то, что культура оказывает существенное влияние на биохимические процессы, протекающие в мозге, и на изменение генетического материала. То есть на наличие эффекта Болдуина: изменения в генах приводят к изменению поведения человека, которое в свою очередь приводит к изменениям генетического материала. То есть коэволюция генома и культуры человека [2].
Выявлено, что у представителей культур «коллективистов» (преимущественно восточные культуры) преобладание коротких аллелей типа 5-HTTLPR (большее содержание серотонина). Представители западной культуры «индивидуалисты» имеют другую специфику генетического строения, что влияет на выраженную предрасположенность к тревоги и депрессии для данных культур. Для «коллективистов» наоборот [2].
Таким образом, на примере немногочисленных исследований, а которых в реальности намного больше [14,15,16,18,19,21,23,30 и т.д.), показано влияние социокультурного контекста на изменение структурно-функциональной организации головного мозга. Для нас важным в этом влиянии является тот факт, что оно является «неустойчивым». В одних случаях имеется явное изменение структуры, или функции мозговой ткани под воздействием культурного контекста (на примерах восприятия восточных и западных культур). В других случаях имеется некий «индивидуальный рисунок» (или доминанта и т.п.), выражающийся в функциональных перестройках нейронных сетей головного мозга относительно определённой задачи, но зависящий преимущественно от конкретного индивида, личности.
«Индивидуальный рисунок» мозговой активности также имеет отражение на организации нейронных сетей при обработке сенсорной информации. В исследовании [29], хоть и не на человеческом мозге, описано, что состояния мозга при сознательной обработке сенсорной информации фиксированы не на отдельных сенсорных стимулах, а на мультисенсорном поле (по сути, контекст).
Далее цитата: «Здесь мы представили обзор различных способов обработки сенсорных раздражителей корковыми областями через сознательные и бессознательные состояния мозга. Во-первых, мы утверждаем, что классическое определение состояний мозга (например, бодрствование и различные стадии сна) необходимо обновить, чтобы учесть, что такие макроскопические состояния весьма неоднородны и что они могут быть подразделены на различные микросостояния. Такие микросостояния можно различить на основе их различных моделей нейронной активности, но что более важно, основываясь на том, как обрабатываются сенсорные раздражители. Затем мы рассмотрели, как сенсорная обработка изменяется в макро- и микро-мозговых состояниях, на уровне одиночных нейронов, ансамблей и межпопуляционных коммуникаций. В то время как сенсорно-вызванные ответы в значительной степени сохраняются в сознательных и бессознательных состояниях головного мозга, различия возникают, если сосредоточиться на естественных (например, сложных мультисенсорных сценах), а не на простых сенсорных стимулах, а также при рассмотрении тонкой структуры пиковых и межуровневых (областных) моделей связи. В частности, мы можем заключить, что то, что характеризует состояния мозга, способные поддерживать сознательную сенсорную обработку, - это наличие промежуточного уровня десинхронизации. Мы рассматриваем это условие как «редкую синхронность». Это соответствует микросостоянию, в котором теряется сильный уровень синхронности, присутствующий в бессознательных состояниях, таких как сон NREM и анестезия (например, активность медленной волны коры), но конкретные формы интегральной деятельности (например, прогнозы обратной связи от более высокого порядка к первичной коре) остаётся возможной» [29]. В целом идея относительно проблемы сознания близка к авторской позиции [10].
101
Выходит, что символ (как синтез ОП, перцептивных образов, сенсорных ощущений) может иметь описанный в исследовании механизм. Во-первых, в исследовании ясно указано, что сознательная сенсорная обработка (в отличие от бессознательной) раскрывается, когда имеется «мультисенсорная сцена», сложная, целостная и иерархизированная (что описано в наших работах про символ как паттерн [11]). Эта специфика прямо вынуждает символ быть связанным с контекстом (внешней стороной смысла (внутренняя сторона - это символ)). Во-вторых, можно предположить, что наличие промежуточного уровня десинхронизации и в целом переходных микросостояний мозга необходимы для организации более «чёткой» ритмики. Что также поддерживает «паттерность» символа. Ведь если имеется иерархия сенсорных ощущений, и их динамика, то значит данную динамику необходимо поддерживать за счёт чего-то. Чем-то и является ритмика перехода. В-третьих, и в продолжение второго пункта, если имеется ритмика перехода микросостояний, то эффективным механизмом её организации является оптимальное вероятностное прогнозирование на всех рассматриваемых уровнях (нейрон, популяция, межуровневое взаимодействие). Другими словами, ритмика переходов микросостояний мозга будет тем эффективнее, насколько эффективнее происходит прогнозирование макросостояний мозга (которые под более сильным влиянием контекста), и обратно. В-четвёртых, имея то, что:
1) ритмика перехода микросостояний мозга происходит на фоне постоянного прогнозирования;
2) наличия промежуточной десинхронизации;
3) наличия сознательной сенсорной переработки при приоритете мультимодальной сцены (в нашем понимании ввода контекста: образного и так далее - зависит от а) степени опосредствования и б) от социокультурного влияния (то есть содержания) и личностного отношения) можно сделать вывод, что данные 3 пункта специально выстроены таким образом, что требуют «дополненности» контекстом, без которого описанные 3 пункта теряют смысл.
Иными словами, зачем мозгу необходимо осуществлять сознательную сенсорную обработку информации основываясь на мультисенсорной сцене и промежуточной десинхронизации, когда легче использовать бессознательную сенсорную обработку на основе отдельных стимуляций и их суммы? Очевидный ответ - это тенденция мозговой деятельности к поиску более эффективной системы обработки информации, описанной нами ранее - «смысловой», в виде фреймов. Подключение социокультурного контекста и контекста в целом в данном случае является обязательным, так как именно контекст содержит информацию более 1) целостную и 2) вариабельную/гибкую, что в совокупности позволяет эффективно функционировать мозговым системам. Поэтому, вероятно, мозгу приходится использовать эту «недополненность» для своего эффективного функционирования и развития в филогенезе и онтогенезе.
Но механизм влияния социокультурного контекста на структурно-функциональную организацию головного мозга до сих пор остаётся не ясным.
Попытаемся понять данный механизм.
Можно предположить, что мозг человека, отражает не только влияние социокультурного контекста, и не только личность человека, но их «связь»-индивидуальную историю человека в постоянном влиянии социокультурного контекста в рамках онтогенеза и филогенеза. «Связь» эту, вероятно, выражает символ, который и строит Образ Я.
С этой позиции можно посмотреть на механизм влияния социокультурного контекста на структуру и функцию мозга более системно, расширив систему до знаковой. Представим, что социокультурный контекст является знаковой системой. Каждый человек этой знаковой системы имеет мозг, который является в рамках знаковой системы символом/ знаком. Общение, коммуникация и взаимодействие
102
между символами и знаками, и за счёт них, требуют содержания, которым является смысл. Таким образом, такой вульгарный взгляд на символ, контекст и мозг дают нам общее представление: во-первых, что, если системы рассматривать как смысловые, то они требуют целостной позиции, точки отчёта (как личность); во-вторых, если мы рассматриваем представленную знаковую систему акцентируя на знаке, то мы отходим от смысла и фиксируем внимание больше на значении. Иными словами, объективизируем мозг каждого человека. Тут как в социологии: рождается человек -как знак того, что демографический показатель положителен; в-третьих, и наиболее важное, получается, что в знаковой системе, использующей знаки/символы, важно то, что социокультурный контекст «использует» как орудие знаки и символы для того, чтобы создавать и развивать смыслы. Как бы парадоксально не звучало, но именно культура, обычаи, социальные отношения и т.п. через использование орудия в виде знака и символа (мозгов людей) создаёт и развивает смыслы/ значения как знаки, которые интериоризуются в смыслы и значения каждого человека и его мозга (переход с уровня знаковой системы меж всеми, на уровень конкретного мозга) и у него выражаются в символах и знаках, которые способствуют постройке образа Я и поддерживают связь с социокультурным контекстом. Сложная с несколькими опосредствованиями цепочка, которая может теоретически говорить о появлении болезни мозга, как о нарушении переживания социокультурного контекста.
Теперь предположим, что имеем 2 основных принципа (учитывая теорию систем, можно выделить конечно же больше), на основе которых знаковая система «социокультурный контекст» создаёт и развивает смыслы на уровне мозга индивида. Первый, это иерархический, когда социокультурный контекст, являясь главным звеном системы, регулирует и контролирует специфику функционирования каждого мозга (символа/знака в системе) и их содержание взаимодействия (смысл). Второй принцип, это координационный, который описывает специфику определённого уровня нашей системы. Получается, что уровень мозга индивида данной системы (координировано рассматриваем именно этот уровень и от него идёт точка отсчёта) получает псевдо-автономию раз, два - многочисленные опосредствования работы всей системы на уровне мозга индивида нивелируются: так как задачи становятся менее системными (касаемо всей системы «социокультурного контекста»), ориентируемыми именно на данный уровень; да и контроль системой «социокультурного контекста» уровня мозга индивида становится легче и эффективнее.
Известно, что за представление человека о себе, как целого - огромную роль вкладывает правое полушарие, передние отделы (префронтальный ассоциативный комплекс) [3].
Если мы говорим о том, что символ - это синтетический отбор ОП и т.д., поведенческая схема, то в итоге символ поддерживает и строит Образ Я. Мы знаем, что содержание символа есть смысл. А смысл - это уже системный результат функционирования структур мозга; информация в паттернах (фреймы), удобная для мозговых систем. Приходим к вопросу: Не является ли символ как феномен таким явлением, которое является неким переходом меж мозговым обеспечением психической деятельности и смысловой деятельности (за счёт смыслов функционирования мозговых систем, выражающихся в поведении) и смысловым полем (объединением смыслов мозговых систем через ракурс социокультурных аспектов)?
С одной стороны, смысл есть фундамент (от него строится остальное, и мозговая деятельность и т.д.), то есть такая иерархия: смысла психика ^ мозговые процессы и т.д.
С другой, символ (в содержании смысл) является звеном, сцепляющий три звена, описанных выше. Символ строит Образ Я, который формируют и другие мозговые структуры. Вероятно, что активации мозговых структур и их функциональный вклад в Образ Я - это только «поверхность айсберга» активации смысловых систем Образа Я. Остальная (основная) часть находится как бы вне мозга: в другом пространстве-
времени, включающий совсем иные пункты анализа, сильное переплетение с социокультурными аспектами и др.
Если учитывать, что есть похожие функциональные смыслы, связанные с разными мозговыми системами. Например, «коллектор», это может и средний, и промежуточный мозг и т.д. со своим специфичным функциональным вкладом. То можно предположить о существовании «смыслового социокультурного звена -источника», объединяющего и регулирующего работу данного в примере («коллектор») функционального смысла.
Если смотреть с позиции культурно-исторической психологии, то в ней медиатором психического развития являются: знак, миф, жест и т.д. И если вспомнить выше нами написанное про координационный принцип, то зададимся вопросом: Почему же сама мозговая деятельность (мозг) не может выступать посредником культурно-исторического развития психики? Но как мозговая деятельность может исполнять роль знака?
Может потому, что мозг является результатом культурно-исторического влияния, в ходе которого мозговые системы стали «нести» в себе смысл, который и выражается в символе. То есть, как бы интериоризация, но в культурно-эволюционном смысле - в плане интеграции эволюционной биологии и культурного генеза, и развитие в смысле триединства: культура, биология и внешняя - символ.
То есть в логике: в начале мозг «биологичен», после используем знак как орудие (медиатор) в процессе эволюции - а далее наполнение - уже мозг не просто результат, а уже само орудие - по формированию символов и знаков.
Ведь, если брать тот же функциональный смысл таламуса как «коллектора сенсорной и моторной информации» в рамках единого общего смысла - адаптации, то при рассмотрении через призму культуры - сам таламус (как структура мозга) уже не является простой структурой мозга, а этот функциональный смысл рассматривается уже как «коллектор сенсорной и моторной информации в определённом контексте культурно-исторического генеза».
Эта мысль в направлении - чтобы определённую психическую операцию, привязанную к некой структуре, сделать дополнительно символом/знаком. Как бы самотрансценденция. Но это в целом так. Конкретнее это как самотрансценденция в динамике (филогенез+онтогенез). Другими словами: интериоризация на более глобальном уровне и более глубоко (с выходом на функцию структуры). Это проверить можно, вероятно, через анализ игры у рептилий, птиц, млекопитающих, в которой можно проанализировать функциональный смысл таламуса, тот же «коллектор». Выстроить линию от непосредственного к опосредованному и показать момент, в котором животное моделирование в игре становится человеческим и связь этого момента с таламусом, конкретнее с его функциональным смыслом «коллектор».
Игра отличная для анализа смыслов деятельность - так как в ней ярко выражается символ и ОП (Образы-представления). Можно было бы посмотреть как млекопитающие и остальные животные будут реагировать на видео сородичей (при том видео с изменением графики (соответствующе мозговым системам и структуре и динамике ОП, перцептивным образам и т.п.)). Здесь и «социальность» можно проверить - типа как переход идёт от взаимодействия групп животных в реальной среде, после с визуализацией. И как моделируют они поведение в игре.
Возникают на этой основе несколько умозрений, которые было бы важным проверить эмпирически:
Первое, не является ли в таком случае упражнения из МЗО и сенсомоторной коррекции и т.д. (когда мы включаем в процесс коррекции: делаем «как собачка, как кошка») неким «спуском» на уровень «биологизаторского» смысла мозговых систем?
Второе, канистерапия и др., где есть игра с животными - как проработка смысла определённых мозговых систем, дабы дать «пуск» к его (смысл) культуральному обогащению?
Третье, отсюда в перспективе посмотреть, как будут смыслы мозговых систем видоизменяться в «обратном» направлении: например, посадить человека побыть в реальности животным. Второе - поиграть на компьютере за животного и т.п.
Ведь на счёт наличия разного, соответствующего определённому контексту, поведения у животных имеется обширное количество подтверждающих это исследований [17, 20]. И невооружённым глазом, в наблюдении, доступно рассмотреть влияние контекста на поведение животного: у одной собаки та же игра в контексте одного человека проявляется ярче (играется, бегает, агрессивно нападает), с другим человеком - почти не играет, а если играет, то слегка прислоняясь к ноге; кошка в домашних условиях расслаблена, играется, на улице напряжена и т.д. И в некоторых моментах и по наблюдениям людей можно даже предположить, что животные более чувствительны, хоть не к социальному, к эмоциональному контексту, что требует дальнейшего изучения. Чтобы проверить эти рассуждения как минимум нужно срезы возрастные брать (1), и соотносить с 2) контекстом социальным (темперамент хозяина и его характер, социальное взаимодействие и т.д.).
И последняя мысль на данный момент о специфике влияния социокультурного контекста на структурно-функциональную организацию головного мозга. С точки зрения хронологии нейропсихологического фактора. В психотерапии есть понятие «внутреннего ребёнка». Как оно объясняется с позиции мозга? Вероятно, когда психолог и ребёнок включаются в коррекционный процесс, мозг психолога активирует у себя схему тех психических процессов и их мозговое обеспечение, которые соответствуют примерно уровню ребёнка, а также, что важно, своему уровню относительно психического развития ребёнка. Схема включает реальное обеспечение психических процессов. И благодаря такой подстройки - происходит лучший «контакт» на уровне мозгов. Другими словами, мозговые системы психолога активируют схему функциональных смыслов, соответствующие его раннему возрасту, который, в свою очередь, соответствует возрасту ребёнка. Но это не есть регресс (качественный уровень функциональных смыслов психолога сохранен, и именно благодаря этому подстройка идёт 1) личность - личность; 2) взрослый - ребёнок), а именно подстройка функциональных смыслов мозговых систем.
Говоря про функциональные системы, мозговая деятельность психолога подстраивается под ребёнка не просто напрягая все системы функциональные заново, а отчасти включая схему уже набора функциональных систем, соответствующих детству, которое приближено к ребёнку в данной ситуации. Но и здесь ощущается разница рассмотрения функциональных систем подстройки без включения социокультурного контекста с его включением, и тем самым появлением функциональных смыслов мозговых систем.
И в этом может и есть хороший эффект коррекции, так как мы для ребёнка типа контекста, или символа. Возможно как бы реминисценция такая? Как при холотропном дыхании проживание рождения, если метафорически. Если в целом, то -да, так как метафора фиксирует внимание на хронологии.
И ещё дополнение с точки зрения коррекции: упражнения в коррекции (сенсомоторные, когнитивные и т.д.) дают нам возможность проработать на разных уровнях психический тонус. Почему важен контекст? Потому что контекст и является синтезом элементов, прорабатываемых определёнными упражнениями. Контекст как «пазл, который мы собираем». Он же есть проекция символа во вне. Мы, словно собирая контекст, строим образы ребёнка, только более развёрнуто в пространстве и времени. Потому важно включать социокультурные аспекты в сюжеты, так как социокультурные отношения являются опосредующими звеньями, которые автоматически приравниваются к опорам, помогающим ребёнку эффективнее выстроить структуру образа и его динамику. А там и символ.
Другой важный момент и всегда актуальный в связи с постоянным развитием культуры - это орудие. С одной стороны, современные гаджеты могут быть весомой
105
причиной возникновения проблем в развитии ребёнка. Психологические проблемы и проблемы в развитии психики именно от взаимодействия с гаджетами из-за того, что гаджеты, «поглощая» ребёнка, дают ему образец ритма, который является разрушительным для их мозговой деятельности: за счёт сбивания дыхания, эмоциональный экцессов и т.п. С другой стороны, орудие в виде современных предметов, гаджетов, хоть и имеет яркие эмоциональное и сенсорное насыщение, но являются атрибутом современной культуры, способствуют и специфическому улучшению психической деятельности, её развитию.
Здесь скорее причина негативного влияния гаджетов на мозговую деятельность кроется не сколько в их «перенасыщении» эмоциональным и сенсорном, а сколько в их использовании, не соответствующем социокультурному контексту. Не стоит забывать, что орудие обладает важным свойством - предметностью, которое очень связано со смыслом орудия. То есть орудие - это не только возможность опосредующего использование чего-то, но именно использование чего-то со смыслом (предметного). Именно в союзе этих свойств образуется соответствующее социокультурному контексту орудие. Другими словами важно, что я использую орудие для чего-то, и важно, что я использую для этого. Второе свойство особенно важно при новаторском развитии культуры (её «качественном скачке» на новый уровень).
Все эти размышления к тому, что, вероятно, современные гаджеты и их негативное влияние на мозг ребёнка связано именно с резким темпом, ритмом включение данного орудия, во-первых, а во-вторых с уже благовременным включением современного гаджета как орудия развития психической деятельности, но исключая системное влияния социокультурного контекста, а то есть включительно: не используя постепенный переход от специфики свойств «старого» орудия (более проработанного системными смысловыми связями с социокультурным контекстом) как опору к современному, «новому» орудию (это когда детям раннего возраста вместо обычных предметных игрушек, дают в руки айфоны и т.п.: выбиваются как опосредованность, так и предметность орудия; грубо говоря, мозг ребёнка не готов, так как социокультурный контекст ещё недостаточно системен, а это значит смысловое поле связей между социокультурным контекстом и мозговой, психической деятельностями не перешли на новый по качеству уровень). Поэтому, прежде чем ребёнок будет использовать в начале своей жизни гаджет вместо предметной игрушки, нужно успешно пройти все уровни интериоризации. А только после, вероятно в далёком будущем, в связи с развитием социокультурного контекста, такой переход будет требовать меньшее количество уровней интериоризации, а после вовсе будет непосредственным, но лишь в плане - гаджетов. Так как к ним присоединятся те орудия, которые ещё неизвестны. Естественно такие метаморфозы будут требовать другой мозговой деятельности.
С позиции орудия: ребёнок не просто использует взрослого как орудие для проработки себя (справедливо и для коррекции). А, вероятно, главный акцент именно в проработке ребёнком самого взрослого как орудия (как калибровка). Так как взрослый является носителем социокультурного контекста, а это значит, что является как бы тем смысловым полем, в котором ребёнок создаёт свои смыслы. То есть орудие в виде взрослого как «богатая смыслами среда», развивая которую ребёнок развивает себя.
И, если и правда социокультурный контекст является фоном, который на протяжении тысячелетий развития человечества был и является плодородной почвой смыслообразования, и его влияние через функциональные смыслы мозговых систем человека определяют его смысловую реальность и психическую, то ребёнок, с рождения, не только не является tabula rasa. Но он и не является простой tabula rasa, заполненной социокультурным «кодом» в процессе онтогенеза. Ребёнок рождается с tabula rasa, в которой уже имеется социокультурный «код». А в процессе жизни ребёнок «протестует», символически в психическом развитии (в норме и патологии)
106
это выражая, влияниям извращённых социокультурных норм. Происходит диалектическая борьба социального и культурного генеза человечества в лице ребёнка и через него с социо- и культурогенезом настоящего. И главное, в этой борьбе нет проигравших. Есть культурно- и социально осиротевшие.
Дополнительно, рассматривая проблематику влияния культуры на игровую деятельность, зафиксировали внимание на определении игры Бычкова В. В. в своей работе [4]: «Игра - это культура, осознавшая свою глубинную эстетическую сущность и сознательно культивирующая эстетический опыт бытия в мире». Соотнося это определение с искомым механизмом, находим интересные данные. Во-первых, если рассматривать данное определение игры с позиции теории систем, то получается: игра - есть система, которая 1) обладает саморегуляцией и направлена на качественный анализ своих элементов и их взаимодействия; 2) продуктивна, генеративна - так как самостоятельно и целенаправленно порождает новые элементы и схемы взаимодействия между ними. Во-вторых, нам известно по многочисленным работам [7,13 и др.], что игровая деятельность является одной из наиболее эффективных деятельностей для смыслопорождения. В-третьих, в итоге можно предположить, что та спонтанность игрового процесса, которую мы часто наблюдаем, и эффективное порождение смыслов в игре являются следствием того, что функциональные смыслы и общий смысл мозговых систем (как отражение влияния социокультурного контекста на мозговую деятельность) на уровне мозга закреплены непосредственно. Не поэтому ли игра эффективна для проработки символа, потому что функциональные смыслы и общий смысл, которые являются содержанием символа, теснее связаны с социокультурным контекстом?
Теперь попытаемся конкретизировать предыдущие мысли на примере таламуса. Если смотреть на каждую структуру ЦНС как часть целой системы, то каждая часть ЦНС, например, таламус, - имеет способ взаимодействия с окружающей средой, а не просто функцию. Тут и раскрывается смысл, в отличие от психического процесса. Таламус не просто объединяет сенсорную и моторную информацию и направляет поток далее в кору, а он таким образом выражает своё отношение к среде, взаимодействие с ней. Словно символ - некий «жест, рисунок».
Но основной вопрос: КАК он «выражает отношение»? Механизм?
Мы привыкли о том же символическом праксисе говорить, как об упроченных социальных стереотипах, «сданных» таламическому уровню. Но как?
Ответ механизма может скрываться в этом:
Известно, что таламус и другие структуры имеют свои периоды «царствования». Таламус с 3 до 7. Известно, что каждая структура имеет свои функциональные смыслы (коллектор, модулятор и т.п.) и эти смыслы не только соответствуют и работают на общий смысл адаптации, но и могут быть одинаковыми для каждой структуры ЦНС: коллектор не только таламус, но и средний мозг, мозжечок и т.д., только со своей спецификой. Которая зависит от того же контекста, от развития самой структуры в онтогенезе, филогенезе и т.д.
Механизм того, как таламус «выражает отношение» к среде может заключаться в двух следующих этапах:
Мозг (изначально закреплён общий смысл - адаптация) фиксирует 1) информацию о контексте (какое историческое время; где происходит; социальное окружение и т.д.);
Далее 2) выбор из набора: а) функциональных смыслов и б) мозговых систем (таламический уровень и т.д.) наиболее подходящих для реализации адаптации (общего смысла). Важно, что выбор функционального смысла будет ориентирован на наиболее сохранный и более оптимальный смысл для всей системы, дабы её не разрушить. И важно, что выбор происходит вне хронологии. То есть, чтобы сейчас была оптимальной адаптация к данному контексту система может выбрать функциональный смысл «коллектор» на уровне таламуса (а это значит и включить в данный контекст контекст развития данной структуры в онтогенезе: с 3 по 7 лет что
107
происходило в социокультурных отношениях и филогенез: как социокультурные отношения переводились за счёт общей адаптации систем в каждый функциональный смысл) вместо этого же смысла на уровне коры.
Дополнительно, известно, что определённый мозговой уровень отвечает за определённый «объем» контекста. Так, например, теменная кора активируется когда в руке есть палка (даёт активацию, в отличие от другой зоны коры, когда в руке та же палка). То есть явление психологического зонда. Отсюда механизм может заключаться в совместной регуляции адаптацией (общий смысл) и социокультурно -историческим контекстом межуровневых переходов.
Почему важно раскрытие данного механизма для нейрокоррекции? Вероятно, даже технически, когда мы в рамках занятий будем вводить социокультурный контекст, соответствующий нейросиндрому ребёнка, мы сможем, очевидно, более эффективно помочь ему. Например, в введении того же сюжета в зависимости от культуры. «Порезвясь мыслью» можно предположить, что отыгрывая в сюжете экспансивных римлян, либо воинственных варваров, психолог может эффективнее «прорабатывать», скажем, функциональные смыслы на уровне промежуточного мозга у ребёнка. Ведь в коррекции известно, что с определённым ребёнком стоит делать упор на активные двигательные упражнения, с другим, наоборот, на медленные и статические (в зависимости от нейросиндрома и специфики распределения психического тонуса). Аналогичным образом мы в коррекции используем образы -представления, включая определённые сюжеты, образные описания упражнений. Но, редкие специалисты используют культурные и социальные аспекты: отыгрывая в сюжетах социальные отношения, вводят культуру, обычаи, традиции и т.д. Другими словами мы акцентируем внимание на двигательном и образном выражении символа (содержание которого, есть смысл), прорабатывая тем самым только смысл его «периферией», а не «ядром», которым является социокультурный контекст.
Таким образом, символ (как синтетический отбор ощущений, перцептивных образов, ОП и поведенческая схема) несёт основополагающий вклад в социальные отношения и социокультурный контекст в целом. «Индивидуальный рисунок» мозговой деятельности конкретного человека является не столько и не сколько выражением символа как личной истории человека, его отношения, а сколько включением смыслового поля социокультурного контекста в мозговую деятельность данного человека, его историю и отношение.
Список литературы
1. Ахутина Т.В. Смысл, смысловое поле и модель ситуации текста // Психолингвистика, 2016.
2. Бажанов В.А. Современная культурная нейронаука и природа субъекта познания: логико-эпистемологические измерения // Эпистемология и философия науки, 2015.
3. Боброва Е.В. Механизмы сенсомоторной координации движений и позы человека // Диссертация на соискание учёной степени доктора биол.наук; СПб., 2010.
4. Бычков В.В. Художественный апокалипсис культуры: строматы ХХ века // М.: Культурная революция, 2008, С. 544.
5. Веракса А.Н. Символ как средство познавательной деятельности // Вопросы психологии, 2012. № 4. С. 62-70.
6. Веракса А.Н. Символическое опосредствование в познавательной деятельности // М.: МГУ, 2010. 151 с.
7. Выготский Л.С. Игра и её роль в психическом развитии ребёнка // Вопросы психологии, 1966. № 6. С. 62-76.
8. Завершнева Е.Ю. Представления о смысловом поле в теории динамических смысловых систем Л.С. Выготского // Вопросы Психологии. № 4, 2015. С. 119-135.
9. Нуркова В.В. Анализ феноменологии автобиографической памяти с позиций культурно исторического подхода //Культурно-историческая психология, 2008.
10. Перегуда С.Н. Гипотеза вероятностного заполнения как механизма сознания // Научный журнал. № 2 (25). С. 50-57, 2018.
11. Перегуда С.Н. Символ и смысл как основа нейропсихологической коррекции // Научный журнал. № 4 (38), С. 89-102, 2019.
12. Фаликман М.В., Коул M. «Культурная революция» в когнитивной науке: от нейронной пластичности до генетических механизмов приобретения культурного опыта // Культурноисторическая психология, 2014. С. 4-18.
13. ЭльконинД.Б. Психология игры // М.: Гумант. центр ВЛАДОС, 1999. 360 с.
14.Adolphs R., Spezio M. The neuroscience of social cognition // In: Cacioppo J.T., Berntson G., editors. Handbook of Neuroscience for the Behavioral Sciences. New York: Wiley, 2008.
15.Adolphs R. The social brain: neural basis of social knowledge // Annu Rev Psychol., 2009.
16.Amodio D.M., Frith C.D. Meeting of minds: the medial frontal cortex and social cognition // Nat Rev Neurosci, 2006.
17. Bachmann J.C., Cortesi F., Hall M.D., Marshall N.J., Salzburger W., Gante H.F. Realtime social selection maintains honesty of a dynamic visual signal in cooperative fish // Evol Lett., 2017.
18. Barkow J.H., Cosmides L. In: The Adapted Mind: Evolutionary Psychology and the Generation of Culture // Tooby J, editor. New York: Oxford Univ. Press, 1992.
19. Dunbar R.I., Schultz S. Evolution in the social brain // Science, 2007.
20. Emery N.J, Clayton N.S. The mentality of crows: convergent evolution of intelligence in corvids and apes // Science, 2004.
21. Horowitz Lynn. Helping hyperactive kids: a sensory integration approach // Reed Business Information, 2004.
22. Jednorog K., Altarelli I., Monzalvo K., Fluss J., Dubois J., Billard C., Dehaene-Lambertz G., Ramus F. The Influence of Socioeconomic Status on Children's Brain Structure // PLoS ONE, 2012.
23. Kim H., Somerville L.H., Johnstone T., Polis S., Alexander A.L. et al. Contextual modulation of amygdala responsivity to surprised faces // J Cogn Neurosci, 2004.
24. Kneepkens E.W. and Zwaan R.A. Emotions and literal text comprehension // Poetics,1994, 125-138;
25. Luby J., Belden A., Botteron K., Marrus N., Harms M.P., Babb C. et al. The effects of poverty on childhood brain development: the mediating effect of caregiving and stressful life events // JAMA Pediatr, 2013. 1135-1142.
26. Noble K.G., Grieve S.M., Korgaonkar M.S., Engelhardt L.E., Griffith E.Y., Williams L.M. et al. Hippocampal volume varies with educational attainment across the life-span, 2012.
27. Shinobu Kitayama, Ayse K. Uskul. Culture, Mind, and the Brain: Current Evidence and Future Directions // Annu. Rev. Psychol., 2011.
28. Tang Y., Zhang K., Chen S., Feng S., Ji Y. et al. Arithmetic processing in the brain shaped by cultures // Proc. Natl. Acad. Sci. USA, 2006. 75-80.
29. Umberto Olcese, Matthijs N. Oude Lohuis and Cyriel M. A. Pennartz. Sensory Processing Across Conscious and Nonconscious Brain States: From Single Neurons to Distributed Networks for Inferential Representation // Front. Syst. Neurosci. 11 October, 2018.
30. Zhu Y., Zhang L., Fan J., Han S. Neural basis of cultural influence on self representation // Neuroimage, 2007.
