CC BY
94
УДК 81'25
Галина Евгеньевна Григорьева
кандидат педагогических наук, доцент кафедры английской филологии
ФГБОУ ВО «Пермский государственный гуманитарно-педагогический
университет», Пермь, Россия 614990, Пермь, Сибирская, 24, e-mail: grigorieva.pspu@gmail.com
КУЛЬТУРНАЯ И ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ НЕПЕРЕВОДИМОСТЬ
ПРОЗЫ В.М. ШУКШИНА
Galina E. Grigorieva
Ph.D, Associate Professor of the Chair of English Philology
Federal State Budget Educational Institution of Higher Education «Perm State Humanitarian Pedagogical University»
24, Sibirskaja, 614990, Perm, Russia, e-mail: grigorieva.pspu@gmail.com
CULTURAL AND LINGUISTIC UNTRANSLATABILITY OF VASSILY SHUKSHIN'S PROSE
Аннотация: Автор обращается к проблеме переводимости художественного текста на материале прозы В.М. Шукшина и переводов, выполненных англоязычными переводчиками, анализирует факторы, снижающие степень переводимости текста, доказывает, что лингвистическая непереводимость, в сравнении с культурной, приводит к гораздо большим потерям в процессе перевода.
Ключевые слова: переводимость, непереводимость, реалия, лексическое значение, безэквивалент, соответствие, художественная проза, перевод.
Abstract: The author refers to the question of translatability of a fiction text, analyses the factors that reduce translatability as exemplified in Vassily Shukshin's prose and its translation versions done by English-speaking translators and proves that the linguistic untranslatability, as compared to the cultural one, leads to more sizable losses in the process of translation.
Keywords: translatability, untranslatability, realia, lexical meaning, non-equivalent units, correspondence, fiction prose, translation.
Вопросы переводимости/непереводимости возникают с самого момента зарождения межъязыкового взаимодействия культур. Как правило, эти вопросы затрагивают сферу художественного перевода, и, хотя многие из них относятся в равной степени и к переводу информативных текстов,
о переводимости/непереводимости принято рассуждать в контексте художественной литературы.
© Григорьева Г.Е., 2017
Наиболее общепринятые взгляды на переводимость/непереводимость менялись по мере того, как одна историческая эпоха сменяла другую. Исследования в области истории переводческой мысли и становления лингвистической теории перевода свидетельствуют о том, что в определенные моменты в обществе доминирует либо оптимистичное представление о возможности передать средствами языка все, что выражено средствами другого языка, либо более критичное настроение невозможности такой передачи.
В своих фундаментальных работах о русской и европейской литературе М.Л. Гаспаров высказывает убежденность в том, что процессы, происходящие в литературе, обусловлены чередованием более общих процессов культуры в ту или иную эпоху: распространением культуры вширь (культура охватывает новые слои общества, охват происходит быстро, но поверхностно, в упрощенных формах) или вглубь (круг носителей культуры существенно не меняется, общество постигает культуру более глубоко, что способствует росту творческого потенциала, появлению более сложных форм уже привитой культуры, критичного настроения и строгой оценки) [3]. Поскольку художественный перевод - это часть литературного процесса общества, логично заключить, что чередование двух доминант - переводимости и непереводимости - также предопределено чередованием обозначенных выше общекультурных процессов. Период распространения культуры вширь сопровождается, очевидно, доминантой переводимости, распространения вглубь - непереводимости. При этом, какова бы ни была доминанта в тот или иной момент времени, споры о переводимости/непереводимости не утихают, проблема постоянно получает активное развитие и новые интерпретации.
В ХХ в. вопросам переводимости посвящают свои работы Ш. Балли, Л. Вайсгербер, Г.-Г. Гадамер, Г. Ипсен, О. Каде, Х. Ортега-и-Гассет, Э. Сепир, М. Бахтин, А.В. Фёдоров, Н.М. Шанский и многие другие лингвисты. К началу XXI в. проблема перестаёт быть столь актуальной: вслед за работами Жака Дерриды, основателя деконструктивистского подхода, устойчиво формируется концепция относительной переводимости, суть которой в самых общих чертах можно обозначить следующим образом: в оригинале существуют отдельные элементы, не поддающиеся переводу, но за счет многообразных компенсаторных средств языка текст оригинала принципиально переводим.
Автор настоящей статьи является сторонником концепции относительной переводимости: опыт наблюдений, анализа переводов и личная переводческая практика убеждают в ее правильности. В любом случае, она продиктована потребностями современного общества, социально-экономическим заказом на высокие темпы и активный поток межкультурной коммуникации, в том числе через перевод. Однако работа в ключе концепции относительной переводимости способна увлечь настроением множественных преобразований, вдохновить на работу с любым текстом, зачастую поверхностную, в ущерб оригиналу, уводя от оригинала в сторону настолько, что рождается не перевод, а самостоятельное произведение «по мотивам» оригинала. Эта тонкая грань
между приверженностью подлиннику и следованию нормам и красоте переводящего языка возвращает нас к вопросу о том, что такое перевод и какой результат межъязыкового переноса можно считать переводом. Созданные в ХХ в. теории многоуровневой эквивалентности констатируют и оправдывают переводы с нарушением системы денотатов.
Более глубокая рефлексия результатов перевода показывает: степень потенциальной переводимости некоторых художественных произведений оказывается настолько низкой, что можно ставить под сомнение, по силам ли переводчику, каким бы талантливым он ни был, передать носителям иной лингвокультуры саму сущность и художественный замысел автора. Попытки перевода заканчиваются тем, что на другом языке создается аналог, в самых общих чертах передающий оригинал и лишенный возможности тщательной прорисовки, посягающий лишь на приблизительные наброски художественных образов.
Деструктивистские принципы «основным назначением перевода не является передача сообщения» и «перевод стремится... переметить сродство между языками, выставить напоказ свою собственную возможность» [4] вступают в противоречие с изначальным намерением большинства переводчиков даровать людям, говорящим на иных языках, наследие автора оригинала. Чаще всего переводчики художественной литературы берутся за работу и посвящают ей время и жизнь именно потому, что движимы желанием передать читателю иной лингвокультуры подлинно хороший, с их точки зрения, покоривший их красотой или глубиной мысли оригинал, расширить круг тех, кто сможет соприкоснуться с творчеством автора. Поэтому перед началом работы хороший переводчик оценивает свои способности и возможность достичь этой цели и зачастую отказывается от перевода, если оригинал обладает низкой степенью переводимости.
При первом приближении, к текстам с низкой степенью переводимости можно отнести тексты, «пропитанные» реалиями. Но сопоставительный анализ подобных оригиналов и их переводов показывает, что вдумчивые и творческие переводчики как раз успешно справляются с подобными трудностями, гармонично вплетая в канву произведения адаптированные элементы содержания. Если в языке перевода отсутствует содержательный эквивалент какой-либо реалии исходного текста, встает задача заполнения лакуны, которую перевод решает сегодня достаточно успешно. В стремлении выдержать норму эквивалентности содержания переводчики используют ряд стандартных приемов перевода слов-реалий, в каждом конкретном случае выбирая наиболее оптимальный и целесообразный с художественной точки зрения: описательный перевод, калькирование, перевод по аналогии и т. п. Культурная непереводимость (термин Дж. Кэтфорда) перестала быть камнем преткновения. Тем не менее, признаем, что тексты, насыщенные реалиями, могут понижать степень переводимости.
Еще большие проблемы с переводом создают тексты, насыщенные элементами лингвистической непереводимости (термин Дж. Кэтфорда), т. е. те, что имеют уникальные элементы форм самого языка. Существуют художественные произведения, настолько сильно ориентированные на форму, что возможность их межъязыкового перевода сильно снижена. ЛИ. Калмыкова выдвигает тезис о том, что степень переводимости обратно пропорциональна таким языковым особенностям оригинала, которые присущи этому и только этому национальному языку; если таковых много, то они словно «закрепляют» оригинал за данным национальным языком, делая его трудно переводимым на другие языки [5]. Все художественное произведение нельзя характеризовать как непереводимое. Непереводимость - свойство лишь отдельных частей/элементов текста. Обозначим эти элементы термином безэквиваленты. Если безэквиваленты в оригинале эпизодичны, то степень переводимости всего текста остаётся достаточно высокой. Если же они системны и составляют сущность произведения и непосредственно сам художественный замысел автора, произведение относится к трудно переводимым, или с низкой степенью переводимости, оказывается в некой «группе риска».
В своеобразную «группу риска» попадают поэтические и стихотворные тексты, произведения, в которых значимы пласты просторечной, ненормированной лексики, диалектизмы или авторские окказионализмы, равно как и произведения, сюжет или объемные фрагменты сюжета которых завязаны на языковой игре или лингвистическом комизме. В качестве примера приведем роман Энтони Берджесса «Заводной апельсин» (A Clockwork Orange). Роман написан на английском языке, но наполнен словами русского и цыганского языков, транслитерированными латиницей. Задумка автора заключалась в том, чтобы значения незнакомых для англоговорящих читателей слов распознавались ими по контексту и звучали как жаргон, используемый персонажами.
... Mum had laid out on the table on malenky bit of supper—a couple of lomticks of tinned sponge-meat with a shive or so of kleb and butter, a glass of the old cold
moloko.
(A. Burgess «A Clockwork Orange», Part 1, 3) It was a starry cally sort of a mesto that I could not remember going into since I was a very very malenky malchick, no more than about six years old.
(A. Burgess «A Clockwork Orange», Part 3, 2)
Трудность перевода романа на русский язык состоит в том, что переводчику предстоит воссоздать выдуманный Берджессом жаргон, основанный на авторских заимствованиях, и этот лексический пласт романа, в идеале, должен быть настолько же непривычным для русского человека, сотканным из незнакомых слов, насколько он непривычен для англоязычного читателя. Следовательно, этот жаргон вряд ли могут составлять слова русского языка. От переводчика требуется крайне нестандартное для практики перевода решение, причем, каким бы оно ни было, переводчик становится соавтором
и сотворцом и создает некое приращение в жизненной цепочке оригинала, необходимое для адаптации в иной культуре. Неизбежно возникнет вопрос о том, можно ли такой перевод считать переводом.
Попадание в «группу риска» не означает изоляции художественных произведений в пространстве собственной национальной культуры. Их межъязыковые переводы востребованы, интересны, все-таки выполняются. Но всегда можно поставить под сомнение правомерность отступлений от оригинала, особенно если перевод вынужден игнорировать основообразующие элементы первоисточника. Тезис Ж. Дерриды о выставлении напоказ собственных возможностей переводящего языка [4] не раз подвергался критике. Критика объяснима, поскольку неудовлетворенность результатом перевода закономерно приводит к вопросу о его целесообразности.
Размышления о переводимости/непереводимости привели нас к попытке проанализировать на предмет культурной и лингвистической непереводимости на английский язык короткие рассказы жанра деревенской прозы Василия Макаровича Шукшина. Выбор обусловлен спецификой творчества автора: произведения Шукшина, с нашей точки зрения, относятся к текстам низкой степени переводимости на английский язык. Они буквально пропитаны как реалиями, так и элементами просторечной и разговорной речевой культуры. Диалоги и внутренние монологи персонажей являются средоточием диалектной, просторечной и разговорной лексики, автор намеренно вводит ошибки в речь персонажей, и уникальный художественный эффект произведений во многом достигается непосредственно через эту лексику.
Мировосприятие простых деревенских жителей, их переживания, юмор в прорисовке Шукшина не могут оставить равнодушными тех, кому интересна русская культура. Рассказы художника отражают самобытность русской деревни советской эпохи. И хотя межъязыковой перевод прозы Шукшина во многом представляется неразрешимой задачей именно из-за того, что речь персонажей, с присущей ей образностью и экспрессией, наполнена единицами, явно претендующими на статус безэквивалентов при переводе, на него решился не один десяток переводчиков. В 70-х гг. ХХ столетия отечественное издательство «Прогресс» выпустило три сборника рассказов Шукшина на английском языке в переводах Роберта Даглиша. Инициативу подхватило американское издательство «Ardis Publishing», которое под редакцией профессора Дональда М. Фини в 1979 г. выпустило сборник рассказов писателя в переводах Джеффри Хоскинга. В 1984 г. сборник, подготовленный в Лондоне независимой компанией «Marion Boyars Publishers Ltd», представил переводы, выполненные Наташей Уард и Дэвидом Айлиффом. Эта книга под названием Roubles in Words, Kopeks in Figures, And Other Stories переиздавалась несколько раз и тиражируется в настоящий момент. В 1990 г. отечественное издательство «Радуга» выпустило сборник рассказов Шукшина Short Stories в переводах Роберта Даглиша, Холи Смит, Катлин Мэри Кук и Эндрю Бромфильда. Не одно переиздание выдержал и продается в книжных магазинах сборник 1996 г.
издательства «Northern Illinois University Press» Stories from a Siberian Village, в который также вошли короткие рассказы писателя (переводчики - Джон Гивенс и Лора Майкл).
Как показывает обзор изданных переводов деревенской прозы В.М. Шукшина на английский язык, рассказы автора активно переводили в 8090-х гг. ХХ в., то есть через несколько лет после его смерти (1974), выхода на экраны кинокартины «Калина красная» (1974), снятой Шукшиным по одноименной повести, и распространения в Европе высокой оценки творчества писателя, которую давали ему известные критики в области искусства (Р. Фасбиндер, Дж. Майклсон и др.). Потребность в переводах на английский язык русской литературы советского периода, отражающей расцвет советской национальной идентичности, объясняется также целым рядом социально-культурных и политических факторов.
Итак, в рассказах В.М. Шукшина множество элементов культурной и лингвистической непереводимости. Проанализируем и те, и другие. Единицы исходного текста (ИТ), на которые следует обратить особое внимание, и их соответствия в переводе (ПТ) выделим курсивом.
Реалии в рассказах являются, в основном, административными, историческими (действие разворачивается после событий первой половины ХХ в. в России и Советском Союзе, персонажи живут переменами общественного строя, недавно закончившейся войной) и бытовыми (предметы утвари и ведения сельственного хозяйства, традиции, обычаи, сохранившиеся от прадедов, новые советские традиции).
При переводе стандартные приемы работы с реалиями дают хороший, с нашей точки зрения, результат, переводчикам удается прорисовка культурной составляющей за счет аналогий, описательных приемов, вводимых непосредственно в текст. Приведем два примера.
ИТ: Стожок был огорожен пряслом, но к нему вела утоптанная тропка.
(В.М. Шукшин «Шире шаг, маэстро!») ПТ: It was fenced off,, but a well-trod path led up to it.
(V. Shukshin «Step Out, Maestro!» translated by K.M. Cook) Прясло - приспособление из продольных жердей на столбах для сушки сена. В Европе, равно как и в Америке, сено также просушивают на оградах, чаще не изготавливаемых фермерами самостоятельно, а закупаемых в виде сеток, металлических или деревянных конструкций.
ИТ: Старуха оделась и вышла, впустив в избу белое морозное облако.
(В.М. Шукшин «Как помирал старик») ПТ: The old woman put on her coat and went out, letting a frosty cloud of cold air into the house as she shut the door.
(V. Shukshin «How the Old Man Died» translated by H. Smith) Этот фрагмент повествования, разворачивающегося в зимний день, любопытен с точки зрения переводческих решений. Во-первых, Х. Смит объясняет, как именно оделась старуха: put on her coat (дословно: надела шубу/пальто -не блузку или кофту и не юбку или брюки, которых, может, было бы и достаточно в более теплую погоду), - чтобы читатель еще раз осознал, как
холодно в России в морозный день. И далее решает добавить атрибут of cold air (холодного воздуха) к существительному cloud (облако) - дословно: старуха впускает в дом «морозное облако холодного воздуха». Х. Смит вводит в качестве объяснения еще и простое предложение as she shut the door (закрывая дверь), чтобы объяснить, как образуется густое облако конденсата при столкновении потоков морозного воздуха с улицы и теплого воздуха из избы. Переводчик полагает, что большинство потенциальных реципиентов -представителей английской лингвокультуры - никогда в жизни не бывали в условиях такого резкого перепада температур и не представляют, как образуется «морозное облако» и как его можно «впустить в дом».
Тексты переводов иногда получают приращения за счет объяснений реалий, но, стилистически выдержанные, эти приращения не влияют на гармонию текста и не нарушают замысел В.М. Шукшина.
Гораздо большую трудность для перевода представляют элементы лингвистической непереводимости. В силу асимметрии двух языковых систем передать колорит этих элементов оригинала не представляется возможным, компенсаторные механизмы часто не срабатывают, и потери при переводе неизбежны.
Разговорные, просторечные и диалектные лексические единицы выполняют важнейшую функцию в произведениях Шукшина, составляют систему разговорно-обиходного стиля, погружая читателя в пространство повседневно-бытового общения персонажей. В данном исследовании мы не будем разграничивать разговорную и просторечную лексику, поскольку, во-первых, границы между ними непостоянны, их стилистическая квалификация высоко динамична [1] и, во-вторых, два вида лексики оказываются в равном положении с позиций переводимости, поскольку обладают практически одинаковым потенциалом принадлежности к безэквивалентам.
В исследовательских целях мы разбили разговорную и просторечную лексику из рассказов В.М. Шукшина на две группы по признаку регистрации/отсутствия регистрации в словарях русского языка.
Первая группа исходных лексических единиц - слова или сочетания слов, зарегистрированные в толковых словарях русского языка, изданных в тот же период или чуть ранее периода работы переводчиков над произведениями
B. Шукшина, т. е. в 1970-1990 гг. (очередные издания словарей под редакцией
C.И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой, Д.Н. Ушакова), и имеющие пометы принадлежности к разговорной, просторечной или диалектной лексике. Например, што, чо, счас, апосля, шибко, знамо дело, плотят, зашибет и т. п.
В данную группу мы отобрали 154 простых слова и 37 устойчивых сочетаний слов. В текстах перевода к отобранным единицам были найдены соответствия. Первый значимый вывод - практически все единицы (91 %) имеют переводные соответствия в работах англоязычных переводчиков.
Далее исходные единицы и их переводные соответствия подвергались компонентному анализу, который показал, что при переводе всех без исключения анализируемых единиц (100 %) утеряны либо интегральные, либо
дифференциальные семы. Данные потери объективны и подтверждают, в первую очередь, лишь то, что единицы для анализа были выбраны нами абсолютно верно и действительно принадлежат к безэквивалентной лексике.
На следующем этапе работы мы определили тип создаваемых переводчиками соответствий для передачи данных единиц:
- привативный (соответствия связаны отношениями включения);
- эквиполентный (отношениями пересечения);
- дизъюнктивный (отношениями исключения).
Распределение единиц по обозначенным типам представим в процентном соотношении. Большинство соответствий (86 %) являются привативными и представляют собой пример гиперо-гипонимических отношений.
Приведем несколько примеров. ИТ: Поклон жене своей иребятишшм от меня и от Шурки.
(В.М. Шукшин «Деревенские жители») ПТ: Give my love to your wife and the children and love from Shurka too.
(V. Shukshin «Country dwellers» translated by R. Daglish)
Выбранная переводчиком единица children шире по значению и является межъязыковым гиперонимом к единице ребятишки. С высокой долей вероятности Р. Даглиш выбрал бы единицу children к любой единице из ряда с интегральным семантическим признаком дети: деткам, детишкам, ребятам, ребяткам, ребятишкам и т. д. Денотативно-сигнификативные семы элементов ряда совпадают, коннотации различны. Даже если для русскоязычного читателя дифференциальные семы единиц этого ряда разнятся незначительно (тем не менее, они разнятся), соответствие children утрачивает эти семы.
Аналогичный пример: ИТ: Чего пригорюнилась, Марфынька?
(В.М. Шукшин. «Одни») ПТ: What's making you so sad, Marfa dear?
(V. Shukshin «All Alone» translated by H. Smith)
И наконец, еще один пример: ИТ: А у ней тоже небось - семья...
(В.М. Шукшин «Выбираю деревню на жительство») ПТ: And she probably had kids to feed, too.
(V. Shukshin «A Village to Call Home» translated by H. Smith)
Лишь некоторые единицы являются эквиполентными (10%) или дизъюнктивными (4%).
Пример соответствий, образующих эквиполентную оппозицию: ИТ: Дак на кой же шут тогда жилы из себя тянуть столько лет?
(В.М.Шукшин «Космос, нервная система и шмат сала») ПТ: Then what's the sense in straining your guts out for so many years?
(V. Shukshin «Outer Space, the Nervous System and a Slab of Fatback» translated by R. Daglish)
В той же последовательности и по такой же методике мы исследовали вторую группу лексических единиц в произведениях В.М. Шукшина - слова или сочетания слов, по различным причинам не зарегестрированные в толковых словарях русского языка, изданных в 1970-1990 гг. Отметим, что эти единицы остаются незарегистрированными и по сегодняшний день, т. е.
представляют собой существенные отклонения от общей нормы языка. Некоторые из них являются диалектными, характерными для говоров Алтая, Урала или Сибири. Некоторые окказиональны и употребляются автором как штрихи к индивидуальным речевым портретам персонажей. Автор также вводит в их речь ошибки, через написание передает особенности ненормированного произношения слов (вопчем, навернесся, ишо, счас, апосля, плотят, ираплан и т. п.). Семантика единиц легко вычленима, отклонения от нормы языка часто имеют фонетическую, морфемную или морфологическую природу, придают дополнительные оттенки значений.
Например, «облепишное варенье» вместо «облепиховое варенье»: чередование корневых х/ш и словобразование посредством суффикса -н/-шн (значение признака или свойства, относящегося к предмету) через ассоциации с устоявшимися разговорными единицами давнишний, всамделишный (помета детск. в словаре С.И. Ожегова), друг сердешный и т. п. придаёт дополнительную сему «любимый, дорогой сердцу».
Или «балалайка вспыхнула.., точно берестинка»: суффикс -инк (значения малюсенькой частички какой-либо массы и уменьшительно-ласкательное) через ассоциативные ряды с пушинка, росинка, хвоинка и т. п. придает дополнительную сему «хрупкий, требующий бережного отношения».
Или «новую рубашенцию»: суффикс -анци/-енци служит для обозначения действия и продукта действия, в просторечии начала ХХ в. под влиянием чиновничьего жаргона интервенция, корреспонденция, аудиенция и т. п. употребляется в фамильярных и шутливых обозначениях лиц и действий: старушенция, книженция, собаченция и т. п.
В данную группу единиц мы отобрали 158 простых слов и 14 устойчивых сочетаний слов. К отобранным единицам были найдены соответствия в текстах перевода, выполненных англоязычными переводчиками.
Переводные соответствия имеют лишь 81 % единиц. Этот показатель ниже, чем в группе лексических единиц, зарегистрированных словарями, но достаточно высок.
В случае наличия соответствий большинство из них (69 %) образует привативную семантическую оппозицию. Приведем пример: ИТ: День стоял славнецкий.
(В.М. Шукшин «Страдания молодого Ваганова»)
ПТ: It was a marvellous day.
(V. Shukshin «The Sorrows of Young Vaganov Kathleen» translated by Mary Cook)
Дизъюнктивный тип отношений между единицами исходного и переводящего текстов встречается в 14 % случаев. Например: ИТ: И написал: «Приезжай». И уставился в это айкающее слово... Долго и внимательно смотрел.
(В.М. Шукшин «Страдания молодого Ваганова») ПТ: Then he wrote one word: "Come." And sat there staring at this daunting word. He looked at it hard for a long time.
(V.Shukshin «The Sorrows of Young Vaganov» translated by K.M. Cook)
17 % соответствий образуют эквиполентную семантичексую оппозицию.
Таким образом, компонентный анализ лексических значений показал, что безэквиваленты Шукшина передаются на английский язык чаще всего по привативному типу.
Переместим фокус исследования на особую группу единиц, снижающую степень переводимости рассказов В.М. Шукшина, - окказиональные намеренные ошибки, используемые как художественный прием в прорисовке речевых портретов. Ошибки могут быть фонетические (мериканцы, тада, напекем, здремнул, травление организма), грамматические (никому до этого не касается, доглядеть до нас), на лексическую сочетаемость (он недослышит у нас, заглавие фильма, процесс уже решен, нервная система распрямляется).
Переводчики не всегда учитывают этот прием автора. Например: ИТ: Где работает, что ли? Там же, в сельпе.
(В.М. Шукшин «Страдания молодого Ваганова») ПТ: Where does she work, you mean? Same place, in the village store.
(V. Shukshin «The Sorrows of Young Vaganov» translated by K.M. Cook)
Все единицы в переводе этого фрагмента К.М. Кук нормативны. Очевидно, что грамматическая асимметрия русского и английского языков не позволила бы исказить падежную форму существительного, выбранного в качестве соответствия к сельпо. Тем не менее, в практике перевода художественных текстов давно закрепилось правило передавать авторские нарушения норм грамматики нарушением любых аналогичных форм языка перевода.
Приведем пример удачного, на наш взгляд, переводческого решения передать намеренные ошибки:
ИТ: А ты навернесся с этого свово ираплана - костей не соберут.
(В.М. Шукшин «Космос, нервная система и шмат сала») ПТ: But if you have a crash in one o'them aeroplanes, there's no picking up the pieces afterwards.
(V. Shukshin «Outer Space, the Nervous System and a Slab of Fatback» translated by R. Daglish)
Тем не менее, сопоставление оригинала и перевода демонстрирует, что нарушения языковой нормы в оригинале как минимум вдвое более частотны и вариативны.
Осознание непереводимости целого множества элементов оригинала мотивирует переводчиков принимать компенсаторные решения.
Приёмы компенсации заключаются, во-первых, в использовании разговорных и просторечных форм лексических единиц, типичных для английского языка: ye вместо you, -in' вместо -ing, ain 't вместо aren't, tis вместо it is и т. п.
Во-вторых, переводчики переносят разговорные и просторечные элементы, намеренные ошибки в «удобные» части текста. Например:
ИТ: Ноги вытянешь, пока дойдешь до хирурга-то. Откуда она, мать, денег-то возьмет сэстоль?
(В.М. Шукшин «Космос, нервная система и шмат сала») ПТ: «You'll peg out before you get to be a surgeon, I reckon. How's your mother going to find the money? » (V. Shukshin «Outer Space, the Nervous System and a Slab of Fatback» translated by R. Daglish)
Или:
ИТ: Лучше эту курку-то Егору отдай.
(В.М. Шукшин «Как помирал старик»)
ПТ: You'd do better giving it to Yegor ...
(V. Shukshin «How the Old Man Died» translated by H. Smith) В-третьих, переводчики решаются на смещение системы денотатов. Например:
ИТ: Лучше дай мне полрюмки вина...
(В.М. Шукшин «Как помирал старик»)
ПТ: I'd rather have half a glass of vodka...
(V. Shukshin «How the Old Man Died» translated by H. Smith) Х. Смит делает очень серьезное, граничащее с вольностью, отступление в содержательном отношении. Скорее всего, такое решение мотивировано наличием в оригинале большого объема элементов культурной или лингвистической непереводимости, т. е. невозможностью передачи в других фрагментах текста национального колорита и задумкой через стереотип «русские пьют не вино, а водку» приблизить перевод к «русскому национальному».
Подводя итог сопоставительному анализу элементов культурной и лингвистической непереводимости в рассказах В.М. Шукшина и их соответствий в переводах на английский язык, сделаем два вывода.
Во-первых, лингвистическая непереводимость представляет гораздо бельшую трудность при переводе, чем культурная.
Во-вторых, содержательные, смысловые и функциональные потери в процессе перевода элементов лингвистической непереводимости существенны: более 90 % безэквивалентов либо опущены, либо переданы через нейтральные, более общие соответствия.
Низкая, средняя и высокая степени переводимости на данный момент не имеют четких параметров в теории перевода. Но степень переводимости произведений В.М. Шукшина на английский язык в подобной классификации была бы однозначно определена как низкая. Комплексный характер потерь можно проследить в сопоставляемых отрывках из рассказа «Как помирал старик» (перевод Холли Смит). ИТ: - Я позову Михеевну - пособорует.
- ...Курку своей Михеевне задарма сунешь... Лучше эту курку-то Егору отдай - он мне могилку выдолбит. А то кто долбить-то станет?
(В.М. Шукшин «Как помирал старик») ПТ: - I'll go to get the priest, so he can administer extreme unction, if you don't mind. -... you'll give him that chicken for nothing. You'd do better giving it to Yegor, so he'll dig me a grave. Who else would do it?
(V. Shukshin «How the Old Man Died» translated by H. Smith) Переводчица делает попытки элиминировать ряд языковых лакун: курку, задарма, сунешь, могилку выдолбит и другие, подключая при этом компенсаторные единицы if you don't mind и You'd do better giving. Однако эти компенсаторные единицы, с нашей точки зрения, не способны передать всю «просторечность» фраз старика, поскольку концентрация элементов «просторечности» в портрете персонажа слишком высока: отсутствуют многие лексические единицы с дополнительными семами; не существует равноценных
соответствий противительному союзу а то (просторечное к а иначе), частице -то в глагольной форме долбить-то; английский синтаксис не предполагает изменения порядка слов. Интересно также переводческое решение на антропоним Михеевна. Англоязычный читатель так и не узнает, что Шукшин пишет в своем рассказе о том, что соборовать в русской деревне может простая женщина, соседка. В имени Михеевна переданы и уважение, и любовь, и добрые соседские отношения. В интерпретации Х. Смит лакуна элиминирована через далекий аналог: соборовать якобы зовут священника. Чем мотивирован такой выбор переводчика? Во-первых, невозможно передать сигнификат единицы Михеевна. Во-вторых, у читателя английской лингвокультуры, даже при самом подробном объяснении, скорее всего, возникло бы недоумение, как какая-то Михеевна может осуществлять обряд соборования: соборовать по католическим и православным правилам имеет право только священник. С точки зрения Х. Смит, объяснение, почему в соседнюю деревню, где живет священник и которая находится за много километров, по морозу и бездорожью старуха не пойдет пешком, было бы слишком громоздким и неоправданным.
Вернемся, соответственно, к вопросу, стоит ли переводить рассказы В.М. Шукшина на английский язык, если степень их переводимости низка? Мы не анализировали возможности перевода прозы Шукшина на другие языки. Очевидно, что перевод на языки родственные и/или принадлежащие к одному типу существенно повышает степень переводимости текста. Поэтому мы можем лишь констатировать то, что, несмотря на низкую степень переводимости на английский язык, переводы выполнены, признаны и приняты англоязычным читателем.
Проза Шукшина переведена также на польский, чешский, болгарский, венгерский, датский, испанский, итальянский, немецкий, французский, английский, арабский, монгольский, вьетнамский и многие другие языки. Творчество писателя продолжает вызывать неподдельный интерес у представителей иных лингвокультур, о чем свидетельствуют периодически появляющиеся сегодня публицистические очерки и научные публикации о Шукшине, переиздание его книг, а также цитирование произведений, которые расцениваются и воспринимаются за рубежом как неотъемлемая часть художественной культуры России.
В 2008 году режиссер Государственного театра наций Алвис Херманис (латв.) поставил спектакль «Рассказы Шукшина». С момента премьеры спектакль принял участие в десятках крупных театральных фестивалей в Латвии, Эстонии, Литве, России, Польше, Австрии, Германии, Финляндии, Израиле, Голландии, Франции, Сингапуре, США и других странах мира, практически повсюду вызывая аншлаг.
Кандидат филологических наук, адъюнкт Ягеллонского университета (Польша) Александр Вавжинчак оценил творчество В.М. Шукшина в следующем высказывании: «Оно, может быть, для европейского читателя не всегда понятно в силу своих региональных особенностей. Но общечеловеческие ценности, которые являются сильной стороной творчества этого писателя, безусловно, понятны всем, независимо от того, в какой стране, в какой культуре они воспитаны. Творчество Шукшина - это мировое достояние» [2].
Завершая статью, сошлемся снова на работы Жака Дерриды, который обозначил необходимость и значимость межъязыкового перевода, даже если он затрагивает непереводимое, в следующих словах: «...каждый язык как бы атрофируется в своем одиночестве - скудный, остановившийся в росте, немощный. Благодаря переводу, иначе говоря - той лингвистической дополнительности, посредством которой один язык дает другому тому недостающее, причем дает гармонично, это скрещение языков обеспечивает их рост и даже „святое взрастание языков"» [4].
Список литературы
1. Алексеева М.Л. Проблема лексической безэквивалентности в науке о переводе: исторический, теоретический и лексикографический аспекты: автореф. дис. ... д-ра филол. наук: 10.02.20. - Екатеринбург, 2016. - 47 с. - URL: http://search.rsl.ru/en/record/01006647030 (дата обращения 21.09.2016).
2. Вавжинчак А. Выступление на Международной юбилейной научной конференции «Традиции творчества В.М. Шукшина в современной культуре». - URL: http://www.culture22.ru/news/aleksandr_vav.html (дата обращения 20.09.2016).
3. Гаспаров М Л. Прошлое для будущего // Гаспаров М Л. Записи и выписки. — М., 2001. — С. 102-106. - URL: http://nevmenandr.net/scientia/gasparov-past.php (дата обращения 16.09.2016).
4. Деррида Ж. Вокруг Вавилонских башен. - URL: http://dironweb.com/klinamen/fila11.html (дата обращения 15.09.2016).
5. Калмыкова Л.И. «Непереводимое» в переводах Есенина на английский язык: дис. ... канд. филол. наук: - М., 1985. - 169 c. - URL: http://cheloveknauka.com/neperevodimoe-v-perevodah-esenina-na-angliyskiy-yazyk#ixzz4KGHLV588 (дата обращения 14.09.2016).
Словари
6. Ожегов С.И. Словарь русского языка: около 53 000 тысяч слов. - 8-е изд., стер. — М.: Советская энциклопедия, 1970. — 900 с.
7. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 72500 слов и 7500 фразеологических выражений / РАН, Ин-т рус. яз., Рос. фонд культуры.- М.: Азъ, 1992. - 955 с.
8. Толковый словарь русского языка: в 4 т. / под ред. Д.Н. Ушакова. — М.: Сов. энцикл.; ОГИЗ (т. 1); Гос. изд-во иностр. и нац. словарей (т. 2-4), 1935—1940.
Источники иллюстративного материала
9. Burgess A. A Clockwork Orange. - W.W. Norton &, 1986. - 39 p.
10. Шукшин В.М. Избранные произведения: в 2 т. Т. 1. Рассказы; Калина красная: Киноповесть. - М.: Молодая гвардия, 1976. - 494 с.
11. Шукшин В. Рассказы. На английском языке. - М.: Радуга, 1990.
