Культурная безопасность и межкультурные диалоги Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Безопасность и пйшвство

Вячеслав ШИРЯЕВ

КУЛЬТУРНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ И МЕЖКУЛЬТУРНЫЕ ДИАЛОГИ

В статье представлен анализ аспектов культурной безопасности и её соотношения с проблемой межкупьтурных диалогов. Особое внимание уделяется определениям культуры, культурного диалога и отношениям между культурами, а также деятельности международных организаций в сфере развития межкупьтурного диалога.

The article presents the analysis of cultural security and its correlation with the issue on intercultural dialogues. A special attention is focused on definitions of culture, cultural dialogue and relations between different cultures, and international organizations’ activity in the sphere of intercultural dialogues.

Ключевые слова:

культурная безопасность, культура, диалог, межкупьтурный диалог, информация; cultural security, culture, dialogue, cross-cultural dialogue, information.

ШИРЯЕВ

Вячеслав

Петрович —

к.соц.наук,

профессор

Института

государственного

управления, права

и инновационных

технологий

(ИГУПИТ)

1^ри.гг1гпо£;гаё@

mail.ru

Многие авторы связывают актуальные проблемы культурной безопасности с международными культурными проблемами и, в частности, с проблемой межкультурных диалогов. Но итог ее развития в наши дни все чаще пытаются подвести в рамках обсуждения культурных проблем в ЮНЕСКО и других международных организациях. В данной работе мы попытались не столько предложить пути решения вопросов, сколько подвести итог в разработке сфер и способов их постановки. Основой при этом служили работы западных специалистов (из Франции, Великобритании, США, Канады), тесно связавших свою научную деятельность с заинтересованными международными организациями1.

Чтобы достичь взаимного и действенного понимания, особенно между людьми различных культур, мы нуждаемся в минимальном соглашении по вопросу о значениях основных понятий для интерпретации нашего быстро меняющегося мира. Следуя за всеми предыдущими дискуссиями по проблеме «Глобализация и многообразие культур», все мы надеемся теперь способствовать плодотворным дебатам по трем группам вопросов о таких понятиях. Во-первых, это вопрос о том, насколько важен вообще диалог между культурами. Затем, во-вторых, это вопрос о том, как мы вообще должны осмысливать культуры и отношения между культурами. Наконец, это вопрос о том, что нужно делать для того, чтобы организовать сбалансированные межкультурные диалоги.

Не является ли понятие «межкультурный диалог» пустой формулой без значения или тавтологией? Скажем, есть ли что-нибудь напоминающее реальный диалог между японской и немецкой культурой, или между, положим, арабской и американской культурой? Может ли такой диалог быть чем-то большим, чем ограниченные художественные, литературные или философские влияния и обмены?

Само это выражение, хотя и неоднозначное, подчеркивает тот факт, что человеческие отношения устанавливаются не только между индивидуумами и что они не могут быть ограничены отношениями между государствами. Они возникают между группами людей с ценностями, нормами, моделями поведения и со своими способами представить другие группы, которые более или менее формализованы в учреждениях. Отношения между человеческими

1 www.globalpolicy.org/globaliz/cultural/2002/09intercultural.htm> Planet Agora<http://www.planetagora.org>

группами, таким образом, несут огромную культурную нагрузку. Традиционно эти отношения были ограничены географическими границами, даже если человеческая история и строилась на отношениях между отдаленными областями, а расширяющаяся роль «элит» состояла в осуществлении непрерывного обмена с иностранными культурами. Быстрое развитие транспорта и связи привело к глобализации культурных потоков. Сегодня СМИ даже больше, чем транспортная и информационная мобильность, играют растущую роль во взаимодействиях между обществами и культурами.

Но западные СМИ часто рассматриваются как инструменты для продвижения к успеху западных ценностей и способы установить «диалог», понимаемый как глубоко неравный. Эта ситуация поднимает один из самых важных вопросов нашего времени: как мы готовимся к пониманию других культур? Как американские или европейские СМИ представляют арабские, азиатские и африканские культуры по отношению к нам? В газетах, обзорах или на экранах каких стран постоянно отводится место, посвященное представлению других культур? Можно ли говорить о диалоге культур, если нет достаточного взаимного знания? Учитывая, что крупные державы тратят все больше средств на продвижение своих «имиджей», не ясно ли, что СМИ не могут стать местом подлинного межкультурного обмена? Должны ли СМИ использовать свой большой вес более позитивно, чтобы сделать межкультурный диалог не столь односторонним процессом?

Международный рабочий документ «Глобализация и разнообразие культур» подчеркнул очень неравные условия межкультурных обменов и установление аудиовизуальной олигополии. Эта ситуация недопустима не только по экономическим или коммерческим причинам, но и потому, что общества, которые затрагивает это отсутствие равновесия, могут усматривать в этом угрозу их культурной безопасности, которую даже промышленно развитые страны считают стратегически очень важной для себя.

В этом контексте безопасность может быть определена как «способность общества сохранять свой определенный характер, несмотря на меняющиеся условия и реальные или виртуальные угрозы»;

точнее, она включает постоянство традиционных схем языка, культуры, ассоциаций, идентичности и национальных или религиозных практик, при учете изменений, которые, по общей оценке, являются приемлемыми. Такое понятие безопасности справедливо рассматривается как предмет фундаментальной потребности, предмет озабоченности каждого общества, включая как его культурные проблемы, так и центральные вопросы международных отношений, к которым необходимо обращаться в существующих условиях.

Как отметил один из лидеров разработки проекта «Культура имеет значение» Сэмюэль Хантингтон, очень важно понять, что потребность в безопасности в этом более широком смысле — основание любой идеи относительно «национальных интересов». Это и должно привести нас к тому, чтобы признать неявное совпадение национальной самоидентичности и нации, что считается само собой разумеющимся в международной системе, основанной на государствах, даже если действительность полностью никогда не соответствовала такому положению вещей.

Верно ли, что культурные тождества могут быть признаны только тогда, когда они соответствуют национальной структуре, национальным рамкам? Как мы можем игнорировать, скажем, конкретное значение того, что некоторые называют, например, «арабской нацией», или старые и новые диаспоры, — если выбирать только два примера культурных объектов, которые не совпадают с этническим государством? Многие ссылаются на ценности политического дискурса после 11 сентября для иллюстрации того, насколько важно было место ценностей в оправдании реакций на нападения. Кто говорит о ценностях, говорит также и о культуре. Но разве в вопросах культуры открытость может быть отделена от минимума реальной взаимности? Принцип равного достоинства культур был бы бессмысленным, если бы мы не могли добиться успеха в обосновании таких условий диалога и реального обмена между культурами, которые принимают во внимание полное значение культурного капитализма в этих недавних событиях.

Следующий круг вопросов концентрируется вокруг проблемы: как надлежит осмысливать культуру и межкультурные

обмены? Отношения между обществами и культурами могут мыслиться различными способами. Рассматривается ли культура через ее художественное, артистическое выражение и его продукты или же в ее фундаментальной социальной функции, межкультурные отношения будут мыслиться по-разному как в пределах этнических государств (мультикультурализм), так и на вненациональном уровне (как источник конфликта или отношений взаимного уважения).

В результате рассмотрения всего разнообразия определений культуры, Доминик Уолтон, в частности, сосредоточился на трех ее концептуальных осмыслениях. По его словам, «классическое французское понятие культуры сосредоточено на идее творчества, творения, “дела”... Немецкое понятие ближе к идее цивилизации и включает ценности, представления, символы и в целом наследие, взгляды на которое разделяются сообществом в данный момент его истории. Англосаксонский смысл более антропологичен, он включает представления о способах, образах и стилях жизни, общепринятые истины, образы и мифы». Каковы же, однако, соответствующие азиатские, арабские, африканские понятия? Применительно к культуре, больше чем к любой другой области, мы должны принять «обязательство существенно децентрировать себя для того, чтобы лучше понять проблемы идентичности и безопасности».

Еще в 1982 г. на Всемирной конференции в Мехико так же, как и во Всеобщей декларации о культурном многообразии, ЮНЕСКО попыталась упорядочить различные концепции в определении культуры следующим образом: «В самом широком смысле культуру сегодня можно рассматривать как набор отличительных духовных, материальных, интеллектуальных и эмоциональных особенностей общества или социальной группы, что охватывает, помимо искусства и литературы, образ жизни, способы жить вместе, системы ценностей, традиции и верования». Ясно, что на роль хранителя и агента такой культуры как раз и претендовала ЮНЕСКО. «Культура дает человечеству способность размышлять над собой. Именно культура делает нас определенно рациональными, критическими и этически ангажированными людьми. Именно через культуру мы воспринимаем ценности и делаем выбор,

в котором люди выражают, ощущают себя, чувствуют себя как незаконченные проекты, сомневаются в своих собственных творениях, неустанно ищут новые значения и создают произведения, которые превосходят их самих».

Культура — не абстракция, это есть переживание, проживание, открытая тотальность, которая развивается, постоянно объединяя индивидуальные и коллективные выборы, которые осуществляются во взаимодействии с другими подобными целостностями. Это выражается разнообразными способами, не будучи сводимо к «продуктам». Культура — результат сложного процесса наследования, постоянно подвергающегося критическому исследованию и реализующего потребность приспособиться, постоянно отвоевывающего право на новые достижения.

Те культуры, которые воплощены в специфических тождествах, не должны препятствовать поискам общих ценностей. Каждая культура есть усилие достигнуть универсальности, но представитель ни одной из них не может утверждать, что имеет монополию на это. Универсальность — не синоним однообразия. Никакое общество не могло бы действовать без системы представлений и действий, присущих его членам, которая отличает его от других. Отношения между обществами или в пределах этнического государства, или на межнациональном уровне начинаются с представления, которое каждый имеет о другом.

Важно проводить ясное различие между культурным разнообразием и мультикуль-турализмом. Этот термин, похоже, появился первоначально в Канаде в 1970-х гг. как выражение, описывающее политику публичного признания и продвижения культурного разнообразия и множественности этнических общностей. Оно мыслилось как оппозиция политике ассимиляции иммигрантов.

Проблема культурных идентичностей становится значимой для все большего числа стран. Она фундаментальна для будущего больших современных демократических обществ, из которых некоторые относятся к мультикультурным или потому, что они вступили на этот путь, или потому, что они получили результат миграционного движения, характерного для открытых обществ. Такие общества должны найти способы гарантировать сосуществование

и взаимное признание между различными культурными компонентами в пределах их территорий. Даже если они связаны с международным развитием, такой выбор политики — прерогатива национальной политики, которая может очень сильно меняться, как это легко продемонстрировать на примере исследований США, Германии, Великобритании, Швеции или Канады. Именно это и есть собственно та политика, которая определяется как «мультикультурализм» и первая ступень которой включает некоторое юридическое признание различных компонентов национальных культур.

На межнациональном уровне отношения между культурами могут быть поняты двумя различными способами — как причина столкновения цивилизаций или как положительный фактор мировой динамики. Дебаты о столкновениях цивилизаций, начатые в 1994 г. статьей упомянутого американского политолога Сэмюэля Хантингтона, были возобновлены после 11 сентября. Влиятельный советник американских властей, Хантингтон, пользовавшийся репутацией прозорливого стратега, не утверждал, что положил точные пределы «великих цивилизаций». Он был более скромен, предположив лишь, что после исчезновения в 1989 г. идеологически разделенного и биполярного мира холодной войны новые расколы и источники напряженности станут «культурными» — и не только в качестве конфликта интересов между государствами. Кто сегодня будет отрицать, что «взаимодействия между народами, принадлежащими различным цивилизациям, разрастаются» и что они несут с собой конфронтации между системами ценностей и видением мира?

Мануэль Кастеллс, со своей стороны, утверждает, что идентичность и потребность в признании составляют, наряду с технологическим обновлением, константу, которая создает историю. Можно ли мыслить отношения между обществами и культурами иначе, чем как конфронтации после «разрыва линий»? Должны ли мы начинать признавать действительность геокультурных сущностей и их роль в современной глобальной динамике? Можем ли мы сделать это, если западные общества признают, что сами были представителями «модернизма», рассматриваемого как универсальный процесс?

Шмуль Айзенштадт отверг модель кон-

вергенции цивилизаций к западной системе и подверг сомнению западное представление о современности (модерне). Взамен он выдвинул идею «множественных модернизмов» как различных действенных способов понять живую современность, признавая, что каждая версия современности имеет и свои сильные пункты, и свои разрушительные потенции. Может ли эта концепция вести к открытому диалогу между различными группами, учитывая их различные способы экспериментировать с современностью, которые проистекают из их различных культурных традиций?

Итак, как же достичь сбалансированного межкультурного диалога? Можно ли защитить культурное разнообразие — необходимое условие для межкультурных диалогов, — удалив обмен культурными продуктами и услугами из общего режима и гарантируя право государств принять и проводить свою собственную культурную политику? Выступая против ультралибе-ральной политики, которая стремится к тому, чтобы мы рассматривали культурные продукты и услуги как обычные товары, можно ли на деле осуществить другой режим, который отводил бы достаточное место для многочисленных акторов, озабоченных продвижением культурного плюрализма?

Борьба за культурное разнообразие началась недавно в ходе многосторонних торговых переговоров. Концепция «культурной исключительности» появилась в 1993 г., и ее значение в лучшем случае неоднозначно. Пытаясь противостоять доминирующей экономической логике, она невольно признавала, что рынки устанавливают «нормальные» правила, которые должны управлять всеми обменами. «Культурная исключительность» не настаивает на том важном факте, что соображения культуры должны иметь приоритет над рыночными правилами в культурных обменах. Как спрашивал, к примеру, Марк-Оливье Падис, «существует ли способ разместить “вне рынка” товары, которые произрастают из других универсумов ценности или организации рынка так, чтобы французская культурная промышленность могла остаться конкурентоспособной»?

Рассматриваемая многими как имеющая слишком прямую защитную коннотацию, концепция «культурной исключительности» была заменена концепцией

«культурного разнообразия» с тем, чтобы выдвинуть цель сохранения различных культур и защититься от угроз стандартизации. С недавнего времени для того, чтобы достичь этой цели, некоторые правительства предложили разработать новое международное соглашение, которое поддерживало бы право государств вырабатывать и проводить свою собственную культурную политику, защищенную от тенденций либерализации в переговорах о ВТО.

Эти подходы базируются на доктрине, согласно которой культурные товары и услуги являются чем-то большим, чем коммерческие объекты. Таким образом, государства должны отвергнуть торговую либерализацию в отношении культурных товаров и услуг, в частности фильмов и аудиовизуальных материалов, и могут быть вольны принять свою собственную внутреннюю культурную политику.

Даже если согласиться с этими идеями и с потребностью гарантировать право государств проводить свою собственную культурную политику, существен вопрос, насколько эффективными они будут в более далекой перспективе. Помешают ли они Голливуду поглощать более 80% мирового аудиовизуального рынка? В настоящее время цели защиты культурного разнообразия поддержаны несколькими странами плюс ЕС, но сохранится ли эта ситуация неопределенно долго, если разные страны присоединятся к либерализации их «культурных рынков», в значительной степени под американским давлением? Кроме того, если бы эти вопросы продолжали постоянно подниматься в пределах ВТО под рубрикой «Исключения», это, в конечном счете, все равно привело бы к триумфу общих торговых принципов. Наконец, технологическое развитие, которое дает возможность прямых коммуникаций, игнорируя границы, может создать иллюзию поиска эффективного контроля над «содержанием» и разнообразием. Ибо существующие, должным образом ратифицированные соглашения относительно окружающей среды ясно показывают, что одного регулирования, даже международного, недостаточно.

Разнообразие — условие любой жизни, включая человеческую жизнь. Оно дается и воспроизводится самой природой. Мы должны рассматривать сохранение всего разнообразия видов или окружающей среды в качестве глобального обще-

ственного блага. «Культурное различие» часто рассматривается как обозначение цели, которая преследуется «культурными исключениями», — цели повышения значимости и защиты тех культур в мире, которые сталкиваются с опасностью «униформизации».

Продвижение «культурного плюрализма» подразумевает три элемента. Во-первых, он провозглашает признание стратегического измерения отношений между геокультурными объектами в глобализованном мире. Если мы признаем, что безопасность — проблема, которая касается не только индивидуумов и физической территории государств, но что она также имеет фундаментальные культурные измерения, то геокультурным проблемам нужно придавать столь же большое значение, что и геоэкономике и геополитике. Во-вторых, поскольку геокультур-ные объекты не обязательно совпадают с границами государств и поскольку то, что является спорным для культуры и идентичности, не есть простая частная собственность, мы должны найти новое пространство между обществами и культурами, которое должно быть неподвластным как существующей международной системе, так и рынку. Это мог бы быть режим, адаптированный к определенным условиям культурных обменов. Можно будет попытаться урегулировать потребности логики идентичностей с логикой рынка, выделив пять принципов, управляющих таким режимом: открытый управляемый рынок, многофункциональность, принцип предупреждения, ответственность и взаимность.

В-третьих, поскольку межгосударственной системы уже недостаточно, в случае с геокультурными проблемами необходимо основать новый вид политического органа для согласования позиций, суждений и наблюдений, открытого для различных акторов, заинтересованных в культурном диалоге. Такой Всемирный совет культур ^СС) был бы копией Совета Безопасности.

Цель такого Всемирного совета культур состоит в том, чтобы защитить концепцию культуры как основанного на взаимодействии процесса и дать гарантии того, что основные человеческие выборы смогут быть осуществлены в условиях свободы, не будучи подчинены внешним ограничениям.