CC BY
42
интервью, произведений. Здесь и особые симпатии писателя к вечным труженикам, и народному терпению, и преклонение перед подвижниками духа, и о человеческой, земной и даже церковной греховности, обобщи-тельно именуемой «христианским мученичеством». Слышится боль-тоска по последнему, возможно, уходящему «ортодоксально верующему служителю церкви небесной» (2, 190).Так частная жизнь о. Матвея вписывается в вечное, связанное с судьбой нации, судьбой христианства. Однако суждения юного героя писателя не устраивают, а следовательно, не устраивает один только уровень решения проблемы. «Вряд ли такое, -вступает в негласный диалог со своим героем автор, - Никанору принадлежащее, объяснение описанной выходки бросает тень на искренность Вадима в его сближении с огне-дыщащей стихией, погубившей его новизной: он просто по младости своей стремился к объемному, универсальному постижению истин, одностороннее толкование которых так часто кончается кровавым разочарованием» (2, 191).
Так писатель, изначально осознавший единство части и целого, остался верен Богу своему, найденной формуле человеческого бытия в его трагической развязке, при всей глубокой признательности чуду земному. Соотношение части и целого в художественной палитре Л.М. Леонова, кроме того, свидетельствует об открытости его реализма, как и открыты, по убеждению писателя, пути к тайнам человека и мироздания.
1. Овчаренко А. В кругу Леонида Леонова. Из записок 1986-1988 гг. М., 2002. С. 36.
2. Платошкина Г.Н. // Леонид Леонов в воспоминаниях, дневниках, интервью. М., 1999. С. 470.
3. Леонов Л. Пирамида. Роман-наваждение в трех частях. Вып. 1. 1994. С. 178. Далее цитируется по этому изданию с указанием номера выпуска и страницы.
4. Леонов Л. Собр. соч.: в 10 т. М., 1971. Т. VI. С. 372. Далее цитируется это издание с указанием номера тома и страницы.
Поступила в редакцию 30.09.2005 г.
КУЛЬТУРА: КОГНИТИВНЫЙ И ЭИИСТЕМИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ ОРГАНИЗАЦИИ ЗНАНИЯ
В.Е. Пожилова
Pozhilova, V.E. Culture: cognitive and epistemological levels of knowledge organisation. The article looks at the issue of level organisation of knowledge as a methodological principle of studying cognition in the light of naive vs. scientific knowledge. It also discusses the scientific context of interpreting the epistemo-logical status of knowledge employing parameters such as system, process and reflection, etc.
Обращение к вынесенной в заголовок проблеме соотношения когнитивного и эпи-стемического уровней знания чрезвычайно актуально по нескольким соображениям. В последнее время исследование эпистемологического модуса знания в континууме обыденного и научного сознания находится в русле новейших направлений философии, современной лингвистики, психолингвистики и лингвокультурологии и, как следствие этого, внимание ученых обращено не только и не столько на результат познания в статике, сколько на динамику, континуальность и
стохастичность процесса познания. И если еще сравнительно недавно эта проблема рассматривалась главным образом в философии, науковедении, психологии, то теперь она органично вписывается в парадигму первоочередных вопросов когнитивной лингвистики, лингвистики, лингвокультурологии.
Актуальность проблемы континуальности, динамики, уровневого характера (по)знания получает свою экспликацию в качественно новой проекции в связи с возникновением и оформлением таких междисциплинарных направлений, как системный анализ и синер-
гетика, экология и комплексное изучение человека, когнитивная лингвистика. Общенаучное осознание факта, что мир диалектичен и имеет вероятностную структуру, что реальность континуальна, стохастична и недискретна, получило ключевое значение для развития концепций эпистемологического статуса знаний в рамках неоклассического понимания объекта познания как открытой, коррелированной, недискретной, постоянно изменяющейся системы (язык, культура, терминология и др.). Этот важный методологический тезис находит свое развитие в теоретической ситуации современной лингвистики последних десятилетий и совпадает с общей направленностью новой научной парадигмы, фокусирующей свои усилия на изучении «всеобщего языкотворческого начала в человеке» (В. фон Гумбольдт).
Одной из доминирующих тем в обозначенной теоретической ситуации до сих пор является то, что можно определить как проблематику соотношения эмпирического и трансцендентального. Спектр этой проблематики, взятой в формальном виде, достаточно широк: методологические проблемы строения, структуры и системы когнитивных способностей человека; исследование процесса познания в динамике как последовательных процедур от неартикулированного (неосознаваемого) до текстово оформленного (осознаваемого) знания; толкование теоретической адекватности знания; интерпретация корреляции типов мышления и типов знания; вопросы соотношения эмпирического и логического, индуктивного и дедуктивного в структуре понятий; вопросы категориальной структуры индивидуального и надиндивиду-ального сознания; исследование специфики научной, художественной рефлексии; знание как «текст в тексте»; изучение соотношения типов мышления и типов знания; проблема структурации языковой личности; соотношение наивной и научной картины мира; признание культуры как части картины мира, вбирающей осознаваемые и неосознаваемые пласты (по)знания; соотношение обыденного и теоретического знания.
Однако обращение к вынесенной в заголовок проблематике обусловлено не только общим научным фоном, на котором протекает дискуссия о когниции - интеллектуальноэмоциональном освоении мира, но и той со-
циокультурной ситуацией, которая присуща нашему времени. В техногенной цивилизации, культура которой центрирована на идеалах пребразующей деятельности, инновациях и творческой активности, изменения в системе культуры, бесспорно, связаны с расширением знаний человеческого коллектива и с общей включенностью в культуру науки как некоторой относительно автономной системы с особой, присущей ей поступательной направленностью. «Наука обогащается не только положительными знаниями, но и вырабатывает моделирующие комплексы. А стремление к внутренней унификации <...> постоянно приводит к перенесению чисто научных моделей в общеметодологическую сферу и стремлению уподобить им облик культуры в целом. Поэтому поступательно направленный, динамический характер познания, естественно, влияет на облик моделей культуры» [1].
Поскольку проблема знания имеет общенаучный характер, то интерпретации взаимоотношений когнитивного и эпистеми-ческого уровней организации знаний обнаруживают всю сложность корреляций между влиятельными течениями современной научной мысли. Было бы, конечно, наивным в небольшой статье пытаться осветить все богатство философской, психолингвистической и лингвистической литературы по исследованию динамики, процессуальное™ познания. Не претендуя на это, автор ставит перед собой более скромную задачу эксплицировать те методологические посылки, которые, по его мнению, лежат в основании сущностных аспектов уровневой организации (по)знания. «Ориентировочную основу действия» (П.Я. Гальперин) в этом почти безбрежном спектре содержательного толкования указанной проблематики мы видим в том, чтобы рассмотреть понятие системы как общенаучную проблему. Сделаем несколько существенных замечаний.
На протяжении двадцатого столетия язык рассматривался преимущественно как закрытая система, но это расходится как с более ранними представлениями о языке как об открытой эволюционной системе, так и с нуждами современных гуманитарных дисциплин. Поворот к трактовке языка как открытой коррелированной, имеющей недискретный характер системы определил отход от
аксиом дескриптивной лингвистики и стимулировал развитие функциональных, вероятностных, социолингвистических и антропологических моделей языка, культуры, терминологии и др. Между тем в настоящий момент познание культурных систем становится все более актуальным в связи с тем, что их изучение резонирует с новыми представлениями о статусе понятия «система» в группе философских категорий и в методологии познания. Бурно развивающееся междисциплинарное направление - синергетика, где нетривиальным образом совмещаются представления о внешних, воздействующих на открытую систему источниках энергии, с представлениями о собственных активных силах системы (адаптационные и бифуркационные механизмы развития), определяет во многом методологическое русло новейших исследований «текстуальности мира», проблемы знака, вопросов номинации и др. [2].
Итак, нам предстоит рассмотреть ряд вопросов, которые относятся к теоретическому контексту уровневой организации знаний. Заметим, что уровень ясности и определенности научной мысли на всех этапах ее развития, а вместе с тем и доступность анализа проблемы зависят от эксплицитности анализа проблемы, начиная с исходных методологических предпосылок, на которых он основывается. Такой изначальной предпосылкой, в нашем представлении, является понятие объекта научного познания как системы.
Не имея возможности в рамках статьи показать все аспекты интерпретации этих понятий - подходы в решении о концептуальном содержании самих терминов - ограничимся привлечением в контекст обсуждения теоретических положений, которые, с нашей точки зрения, могут быть наиболее значимыми для рефлексии эпистемологического статуса знания.
Природе объекта познания посвящена обширная литература, детальный критический анализ которой не входит в задачи нашего исследования. В его вступительной части мы ограничимся минимумом соображений об истории вопроса, необходимых для аргументации избираемого ракурса проблемной ситуации. Постановка проблемы уровневой организации (по)знания требует в качестве своей предпосылки определенного освещения более широкой проблемы, пробле-
мы основных характеристик устройства социальных систем как организованного определенным образом объекта. Если рассмотреть историю выработки современного смысла определений понятия «система» применительно к социальным системам, можно выделить две основные группы дефиниций. Одна тяготеет к философскому осмыслению понятия «система», другая - основывается на практическом использовании системной методологии и тяготеет к выработке общенаучного понятия системы. В данной работе мы сосредоточим внимание на определении смысла понятия системы с позиции его статуса в методологии познания в отношении знаковых систем (языка, культуры, терминологии и др.). В общем виде теоретические системные исследования охватывают три проблемы:
- онтологические основания системных исследований объектов мира, системность как сущность мира;
- гносеологические основания системных исследований, системные принципы и установки теории познания;
- методологические установления системного познания [2-5].
По вопросу о взаимосвязях указанных оснований в современной литературе по теории систем имеется весьма широкий спектр интерпретаций, который варьируется от практически полного их разведения до попыток синтеза онтологических и гносеологических позиций. Онтологическая линия связывает понимание системы с понятием «вещь», будь то «вещь органическая», либо «вещь, составленная из вещей». Главным недостатком в онтологической линии понимании системы является отождествление понятия «система» с объектом или просто с фрагментом действительности. Следует отметить, что основное направление лингвистической мысли ХХ-го века происходило под знаком онтологического понимания системы. Эпистемологическая проблема «реальности» объекта познания нашла свое отражение и в направлении лингвистической мысли, ср. такие альтернативные методологические направления, как реализм (логицизм), концептуализм и номинализм. Основное направление лингвистики ХХ-го века определяет реалистическая ориентация. Большинство лингвистов на протяжении почти всего ХХ-го
столетия, по мнению Лайонза, принимали реалистическую точку зрения на свои конструкты, что подкреплялось поглощенностью ученых «процедурами обнаружения», посредством которых в фактах, содержащихся в корпусе высказываний на данном языке, можно было бы обнаружить абстрактную систему языка [6].
Другое направление определяет гносеологическую линию системного движения. Следует отметить, что именно это направление высветило три требования к системности знания: полноту исходных оснований (элементов, из которых выводятся остальные знания); выводимость (инференция) знания; целостность построения знаний. Для нашего исследования важно то, что гносеологическое направление связывает с понятием «система» такие признаки, как целое, полнота и выводимость.
Для современного толкования «система» характерно переплетение онтологического и гносеологического понимания системы. Дж. Клир, Г. Хакен, X. Вилльке, Н. Луман и другие исходят из понимания системы как синергетического феномена, состоящего из подсистем самой различной природы, и связывают ее с различным уровнем эпистемологического описания объекта. В русле неоклассической парадигмы система определяется как специфический способ организации знаний о реальности, специально рассчитанной на наиболее эффективное использование этих знаний для осуществления некоторого целенаправленного взаимодействия с реальностью [4, 7-9].
Особенность психических и социальных систем видится в неоклассической интерпретации в том, что их границы определяются не физически-пространственно, а символикосмысловым образом. Тезис, что система есть форма представления предмета научного познания, означает, что в определение вводится наблюдатель, субъект, а значит, понятие смысла. Многочисленные дискуссии по поводу определения системы поднимают вопросы о целостности, единстве познания, структурации познания, поднимают также вопрос: кем и чем задаются «системообразующие» признаки. Последние определяются интегративным свойством самого объекта (выделяемого субъектом), которое делает целостность определенной.
Отсюда следует, что в определение системы включаются не только совокупность, композиция из элементов и отношений, но и целостное свойство самого объекта, относительно которого и строится система. Тем самым выделяется роль онтологического основания в представлении предмета познания и учитывается включенность объекта в человеческую деятельность.
Следует отметить, что развиваемое в эпистемологии понятие «система на объекте» относительно данного качества (интегративного свойства) приводит к важному выводу, что объект в целом может быть представлен множеством систем относительно данного качества [2-4, 8-10].
Использование принципа соответствия системы как модели самому объекту обусловливает необходимость выделения эпи-стемических уровней познания [4, 7-9]. Категории организации знаний отводится ключевое значение. В этом месте целесообразно отметить, что неоклассический взгляд на систему нашел свое теоретическое и практическое применение в трудах последнего десятилетия по изучению языков для специальных целей, культурной коммуникации, в которых идея уровневой организации знания, то есть когнитивных отношений между субъектом и объектом, приобретает столь существенное место, что определяется как центральная для любых попыток исследования закономерностей познания. По существу с ней сопряжено и новое понимание культурной коммуникации как таковой: феномен рассматривается как комплексная, полицен-трическая система, состоящая из субсистем, имеющих уровневую организацию, включающую уровень 1) уровень организации знания, 2) уровень организации информации, 3) уровень организации коммуникации (дискурсивную организацию), 4) уровень языковой репрезентации культуры, ср. методологические основания толкования понятия культуры, разработанные в трудах отечественных ученых [1, 11-13].
Эта методологическая тональность была задана дискуссиями по вопросу об онтологическом статусе смыслообразования, поскольку фундаментальным понятием, свойственным такого рода системам, становится категория смысла. Спектр интерпретаций онтологического статуса смыслообразования в
современном научном контексте варьируется от классической интерпретации процесса познания, подразумевающей, что смысл в той или иной форме изначально присутствует (либо в мире платоновских идей, либо во врожденных механизмах разума, либо он вписан в конфигурацию природы и т. п.).
Проблема смыслообразования имеет немало предтеч в давнем прошлом. В этой связи Е.С. Кубрякова пишет: «Считается, что проблема эта начата Платоном и Аристотелем, которые наметили два главных направления <...> - рационализм и эмпиризм. Согласно Платону, когда ребенок узнает что-либо об этом мире, он не столько постигает его, сколько «пробуждает» встроенные в его мозг врожденные идеи. Аристотель же, например, полагает, что мысли не могут возникать без некоторого чувственного опыта. В самом общем виде рационализм определяется подчеркиванием значимости логических рассуждений и догадок о мире, выведением закономерностей его бытия с помощью разума и интеллекта, эмпиризм - утверждением ценностей опытного познания мира. Две эти концепции - эмпирико-индуктивистская и рационально-дедуктивистская <...> характеризуют и современное положение дел в методологии науки» [14].
Отголосок этой полемики ощутим и сегодня. Так, признание психической реальности инвариантных смыслов, пребывающих в психике-сознании в модусе покоя (модусе небытия), наряду с наличием громадного множества фактуальных смыслов, возникающих в моменты психической активности (в модусе движения, бытия) - яркая методологическая черта теорий категоризирующего типа, отличающая их от референциальных теорий, признающих только реальность фактуальных смыслов [15].
Весьма плодотворной представляется ориентация лингвистики (лингвокультурологии) на функциональный характер смысла, которая основана на идее о дуализме трансцендентального познания и чувственного созерцания. На этой основе функциональный характер смыслов, порождаемых человеческим сознанием, может относиться либо к полю чувственности, к фактам наличного бытия, либо к системе инвариантных трансцендентальных знаний. Это положение нашло свое отражение в концепциях об иерар-
хической и динамической организации картины мира, детерминируемой различением 1) инварианта образа мира; 2) варианта образа мира. Таким образом, с позиции мента-листского функционализма смысл понимается как психо-социальная функция деятельности человеческой личности, а языковая деятельность как основная семиотическая функция [14-18].
Некоторые существенные черты смысло-порождения как самоорганизующегося процесса получили развитие в работах видного представителя эпистемологии М. Полани. М. Полани полагает, что процесс познания может быть разложен на три последовательных процедуры, каждая из которых осуществляется благодаря присутствию неартикули-рованного, неявного, личностного знания, обеспечивающего сам акт контакта познающего со средой, так и с текстовооформлен-ной информацией об этой среде [19]. Первая процедура, по его представлению, связана с «вычитыванием» информации из объекта либо напрямую с помощью органов чувств. Извлекаемая информация обретает смысл благодаря неявным, «вписанным в телесную организацию» субъекта характеристикам, задающим горизонт осмысленного восприятия мира. К таким характеристикам могут относиться навыки, умения, перцептивные предрасположенности - все они представляют собой выработанный в процессе культурного развития данного человека аппарат, определяющий саму технологию прочтения.
Вторая процедура связана с артикуляцией полученной осмысленно информации с целью передачи ее в виде некоего произведения. Здесь вступают в действие механизмы смысло-придавания, которые несут на себе заряд авторского личностного знания.
Возвращаясь к первому этапу познания, целесообразно отметить, что его описание связано с использованием модели получения и структурирования знаний на основе процессов категоризации и концептуализации. Однако на нынешнем этапе развития науки имеются несколько теорий восприятия, отличающихся методологическим подходом.
Так, теория электрических полей исходит из предположений о наличии психических гештальтов (образов). Считается, что существенные свойства восприятия не относятся к врожденным и нуждаются в науче-
нии. Теория фиксированной установки, предложенная Д.Н. Узнадзе, направлена на то, чтобы объяснить организующую роль предшествующего опыта в форме потребно-стных или предметных ожиданий. Согласно теории перцептивной готовности Дж. Брунера, восприятие рассматривается как процесс категоризации. Праксеологический подход выявляется в работах, связывающих особенность восприятия с его развитием в онтогенезе. Так, Ж. Пиаже рассматривал восприятие как определенного образа деятельность, организующую и обогащающую связи в сенсорном поле. Трактовка восприятия как действия была положена в основу некоторых отечественных исследований. А.Н. Леонтьев указывал на необходимость отказаться от традиционной постановки проблемы восприятия как восприятия только объекта, подчеркивал необходимость понять ее в качестве психологии образа мира. Экологическая концепция восприятия связывается с именем Дж. Гибсона. Принципиальная особенность подхода состоит в том, что восприятие существенным образом определяется условиями обитания и способами жизнедеятельности человека. Объектом восприятия служит окружающий мир, который описывается в терминах среды, поверхностей и веществ.
То обстоятельство, что процесс когни-ции на «первом» этапе познания (М. Полани) требует наличия образца, эталона, с которым производится сравнение и сопоставление, признается практически всеми исследователями. Расхождения заключаются в понимании того, что представляет собой этот образец, каковы его отношения с объектами -оригиналами, то есть реальностью. Камнем преткновения для так называемых классических теорий восприятия, по мнению В.З. Демьянкова, остается вопрос о возникновении объекта [20]. Здесь представляется важным назвать две фундаментально различных ориентации в отношении к реальности со стороны, как психологов, так и лингвистов.
Первый подход, именуемый неопозитивизмом / логическим эмпиризмом / радикальным материализмом, исходит из того, что все характеристики внешнего мира, данные в жизненном опыте, адекватно и исчерпывающе выражают объективную реальность (в духе так называемого наивного реа-
лизма). Другой подход - радикальный конструктивизм - характеризуется «изгнанием» онтологии мира и концентрацией интереса на «конструировании» (Р. Лангакр) когнитивного мира, тем самым полностью растворяя онтологию в концептуализации. Между крайними ориентациями имеется «умеренное крыло».
Нам близка позиция тех ученых, которая убедительно иллюстрируется следующим высказыванием Е.С. Кубряковой: «<...> вопрос о том, что же «отражает», «отображает» или же, наконец, «вербализует» язык, не должен повисать в воздухе. Психологи предлагают нам считать, что в принципе мы обозначаем не вещь, не отдельный объект, а совокупность ощущений и впечатлений от этого объекта. Но можно ли полностью согласиться с этим, если эволюция человека уже привела его к тому, что в восприятии мира ему дано четкое представление об отдельно стоящем объекте (фигура на фоне), а его родной язык уже предлагает ему конвенциональные формы для обозначения разных сущностей, а тем самым - и для интерпретации мира» [14, с. 16].
Важнейшее свойство восприятия, как это следует из современных концепций восприятия, - его означенность, заключающаяся в том, что воспринимаемые объекты и события имеют свое назначение и название. Так, представители теории восприятия как действия [16] полагают, что разделение психических функций на восприятие и мышление невозможно, поскольку одно не существует без другого. И это не определяется тем, что восприятие дает информацию для мышления, а тем, что восприятие не осуществляется без когнитивных процессов. Более того, восприятие и мышление формируют совместные психические конструкты - образы, представления, которые, вступая в дальнейшее взаимодействие, создают целые ассоциативные цепи - концептуальные системы.
Понимание знания как ментального события и как ментального состояния приходит к нам из современных концепций дисциплин когнитивного цикла, фундированных тем, что предметы и явления, окружающие нас, представляют не хаотичный набор объектов, фактов, событий, а некую систему, в которой они связаны между собой определенными отношениями. Если каждый вид ощущения
или восприятия также составляет систему, то их совокупность или, по выражению А.Н. Леонтьева, «целокупность», оказывается такой же. Поскольку личность в процессе восприятия должна использовать какую-то информацию, хранящуюся в мемориально-когнитивном тезаурусе, то системный анализ человеческого сознания требует уточнить, что собой представляет последний, как он организован. То, что когнитивный материал имеет определенную упорядоченность, не оспаривается никем. Само ее наличие, а также принципы организации описывались различными авторами, пользовавшимися различной терминологией - контекст, фон, поле, фрейм, схема, цепь ит. п. Смысл всех понятий сводится к одному - к констатации факта организации и систематизации когнитивного материала.
Споры, однако, ведутся относительно принципов такой организации и универсальности этого явления. Разумеется, проблемы организации когнитивного материала не исчерпываются вопросами о принципах организации, а дополняются и таким: зачем нужна организация когнитивного материала, зачем нужна именно такая организация? В целом, эти вопросы «обнимают» проблему эпистемологического статуса знания и находят свою экспликацию в трудах Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурии, П.Я. Гальперина, В.В. Давыдова, Ю.Н. Караулова, Е.С. Куб-ряковой, В.З. Демьянкова, A.A. Залевской, К. Лоренца, Г. Фоллмера, Р. Богранда и др. В них восприятие и осознание человеком мира трактуется производным от культурноисторического бытия человека. Отсюда и то внимание, которое уделяется когнитивным способностям человека: его способности к категоризации и концептуализации мира, актам семиозиса и др. При этом проблема уровневой организации знаний находит свое выражение в зависимости от избранного направления в виде методологических антиномий «осознаваемого - неосознаваемого», «стихийного (спонтанного, хаоса, самоорганизации) - упорядоченного, организованного», «динамики - статики», «обыденного -теоретического знания», «концепта - понятия», «текста - метатекста», «языковой картины мира - научной картины мира» и др. Существенным фактором является тот, что новые формы деятельности субъекта порождают и новые формы осознания действи-
тельности, вопросы о концептуализации и категоризации мира становятся ключевыми для когнитивного уровня организации знания. При этом проблема уровневого формирования знания, то есть когнитивных отношений между субъектом и объектом, приобретает столь существенное место в этих трудах, что определяется как центральная для любых попыток исследования закономерностей познания.
Согласно Богранду (Beaugrande): «Design remains engaged with content but focusses of the dynamic organization of a domain as it undergoes drifts (spontaneous changes) and transactions (imposed changes)» [21]. Иными словами, при определении статуса знания, большую значимость приобретает не содержание знания, а вопрос, как это знание организовано. Весьма показательно, что эта проблема рассматривается им применительно к модели временных изменений социокультурных систем (язык, терминология). Бо-грандом были предложены адаптационные и бифуркационные параметры эволюции знания: флуктуация vs стабильность, новизна vs известность, комплексность vs простота, индетерминированность vs детерминированность (системность) [Там же]. Цель организации когнитивного материала, то есть того, что человек познает путем непосредственного восприятия, научения, социализации, Богранд видит в том, чтобы создать систему, удобную для пользования [21, c. 10].
С этим тезисом согласуются современные модели когнитивного уровня организации знаний. Так, согласно кластерной модели, понятия, представленные в памяти как слова, хранятся в систематизированном виде как кластеры, или скопления сходных элементов. Например, воспоминание о конкретной птице будет пребывать вместе с воспоминаниями о других птицах, название университета - вместе с названиями других университетов.
Групповая модель близка к кластерной и также предполагает, что понятия (слова) представлены в памяти в виде групп, или скоплений информации. Основное отличие заключается в том, что понятия объединяются в памяти не только по категориям, но и по признакам. Группа включает элементы некоторой категории, например, группа «птица» может содержать такие составляющие, как
воробей, синица, орел и т. д., а также атрибуты или свойства данной категории.
Модель сравнительных семантических признаков предполагает, что понятия представлены в памяти как два набора таких признаков, одни - определяющие (те, что образуют существенные аспекты значения слов, без которых слово не может быть отнесено к данной категории), другие - характерные (свойственные элементу, но не существенные для отнесения его к данной категории).
Сетевые модели предполагают, что понятия представлены в памяти как независимые единицы, объединенные в сети. Хранение слов обусловлено сложной сетью связей, которые чрезвычайно разветвлены. Границы, разделяющие семантические системы, не столь отчетливы, поскольку те многократно взаимодействуют друг с другом.
И хотя, как было указано выше, в настоящее время не существует единой и общепризнанной теории восприятия, признание системного характера, упорядоченности когнитивного материала, позволяющего рубри-фицировать каждую единицу информации, быстро осуществлять поиск необходимого материала и иметь возможность выделить значимые связи между объектами и событиями, характерно для всех направлений. Общим местом стало также признание важнейшего свойства восприятия - его означен-ности, заключающейся в том, что воспринимаемые объекты и события имеют свое назначение и название.
Наряду с объектными, базисными категориями рефлектирующее сознание выделяет категории, отражающие субъект-субъектные отношения, атрибутивные характеристики социокультурной реальности. С позиции синергетического подхода к социальным системам грань между категориями-понятиями научного сознания и категориями-понятиями (значениями) обыденного сознания условна. Спецификация категорий как наиболее общих и емких значений заключается в системной организации их содержания, а не в формах их репрезентации (образной или знаковой) [15].
Вторая процедура, выделяемая М. Пола-ни, как было обозначено выше, связана с артикуляцией полученной осмысленно информации с целью передачи ее в виде некоего произведения. Для когнитолога, по мысли Е.С. Кубряковой, важно, что именно объек-
тивация сознания с помощью языка оказывается условием человеческого существования и главной чертой homo sapiens. «Тогда как невербализованные знания выступают как неявные, неосознаваемые, смутные <...>, появление специального обозначения для сложившейся или складывающейся в голове человека структуры знания позволяет превратить нечто диффузное и дотоле неопределенное в нечто, характеризующееся явными границами и выделенное в отдельную сущность» [14, с. 306]. Вопросы о концептуализации и категоризации мира становятся ключевыми для теоретического осмысления данного эпистемологического уровня.
И третья процедура - это прочтение произведения адресатом.
Согласно Г. Фоллмеру, видному представителю эволюционной эпистемологии: «Наш познавательный аппарат - результат эволюции. Субъективные структуры познания соответствуют реальности, т. к. они выработаны в ходе эволюционного приспособления к этому реальному миру. Они согласуются (частично) с реальными (ontische Strukturen) структурами, потому что только такое согласование обеспечивает возможность выживания» [22]. Подчеркивается, что язык выполняет две главные эпистемологические функции - когнитивно-репрезентативную и коммуникативную. Мысль, что когниция и коммуникация в равной мере детерминируют эволюцию познания, что их не следует рассматривать как изолированные друг от друга, но, напротив, как осуществляемые при их непрерывном согласовании и взаимозависимости (dynamische Interdependenz), находит свое выражение в главном положении его эволюционной эпистемологии о динамической интердепенденции между реальными (онтологическими), эпистемическими (знание) и коммуникативными структурами. На этом основании Г. Фоллмер выстраивает модель научного описания мира, ставя акцент, как и М. Полани, на уровневой структурации процесса научного познания, а именно:
обобщение
логическое
заключение
Рис. 1. Трехуровневый процесс научного познания [22, с. 41]
Г. Фоллмер показывает научный процесс в отношении мезокосмоса, соизмеримого с человеческими параметрами. Его цикличе-ски-волновой подход к исследованию познания исходит из понимания эволюции как циклического процесса со множеством переходов и критических «точек буфуркации» [22].
Источником «гностического усилия» (Ю.Н. Караулов), играющего роль пускового механизма в акте познания, большинство ученых называет рефлексию средств познания. Эта идея идет от Лейбница, который, положив идею «ясности» (по)знания в основание принципа делимости cognitio (познания), представил модель «семи шагов» познания. Категория «ясность» выступает в его концепции в качестве коррелята рефлективного знания, имеющего структуру, представляющую упорядоченное множество: cognitio obscura, cognitio clara, cognitio clara confusa, cognitio clara distincta, cognitio clara distincta (inadaequata vs adaequata) [23]. Следуя пониманию Лейбницем эпистемологического модуса познания, Косерио применил модель Лейбница в разработке концепции коммуникативной компетенции и определил тем самым широкое употребление в германистике терминологической антиномии «когнитивный vs эпистемический» (kognitiv vs epistemisch) применительно к (по)знанию [24].
Действительность репрезентирована субъекту через призму чувственной модели мира или через знаковые, концептуальные модели, и в этом плане для наивного, нерефлексирующего субъекта действительность оказывается манифестированной некоторой моделью мира, «слитной» с этой моделью. Рефлексия средств познания, более разработанная для понятийных форм, позволяет через констатацию множественности возможных моделей мира развести (вычленить) объект познания и выработанные в истории науки средства познания и тем самым, преодолевая позицию «наивного реализма», обеспечить субъекту определенную свободу в выборе и конструировании средств познания [25].
Таким образом, постулируемое разведение когнитивного и эпистемического уровня знания в нашей работе имеет принципиальное значение. Когнитивной организации присваивается метка «неосознаваемость»,
«гештальтность», «холистичность», «неаддитивность», и тем самым она рассматривается в качестве предпосылки для эпистемической упорядоченности, рационального распределения, рефлексии, дискурсивного модуса, что мы и попытались показать в данной статье.
1. Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2001. С. 499.
2. Чучин-Русов. Единое поле мировой культуры. Кижли-концепция. Кн. 1-2. М., 2002.
3. Емельянов С.В., Наппелъбаум Э.Л. // Системные исследования. М., 1981.
4. Уемов А.И. Формальные аспекты систематизации научного познания и процедур его развития. М., 1987.
5. ХакенГ. Синергетика. М., 1985.
6. Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику. М., 1978. С. 69.
7. Белл Р.Т. Социолингвистика. М., 1980.
8. Willke H. Systemtheorie. Stuttgart; N. Y., 1987.
9. Luhmann N. // Theorie der Gesellschaft oder Sozialtechnologie - Was leistet dieSystemfor-schung? Frankfurt a. M., 1990.
10. Клир Дж. Системология. M., 1990.
11. Агошников E.Б. // Устойчивое развитие в изменяющемся мире. М., 1996.
12. Телия В.Н. // Фразеология в контексте культуры. М., 1999.
13. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 2003.
14. КубряковаЕ.С. Язык и знание. М., 2004. С. 26.
15. Лещак О.В. Методологические основы функционирования смысла. М., 1998.
16. Выготский Л.С. Мышление и речь. М., 2005.
17. Леонътев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975.
18. Залевская A.A. Психолингвистические проблемы семантики слова. Калинин, 1982.
19. Polanji M. Sense-giving and sense-reading // Knowing and Being. L., 1969.
20. Демьянков В.З. // Вопр. языкознания. 1994. № 4. С. 5.
21. Beaugrande R.A. de. A New Introduction to the Study of Text and Discourse. L., 1995.
22. Vollmer G. Evolutionare Erkentnisthorie. Stuttgart, 1983. P. 102.
23. Лейбниц Г. Сочинения: в 4 т. М., 1983. Т. 2.
24. Coserio E. Sprachkompetenz: Grundzuge der Theorie des Sprechens. Tübingen, 1988.
25. Петренко В.Ф. Основа психосемантики. СПб., 2005.
Поступила в редакцию 5.09.2005 г.
