CC BY
181
пшпм тот. а<ив
А.Я. Флиер
Культура как пространство и время социального бытия
Аннотация. В статье рассматривается пространство культуры как территория доминирования локальных нормативных и наиболее частотных социальных взаимодействий и коммуникаций людей и время культуры как динамика соперничества тенденций ее устойчивости и изменчивости. При этом традиция определяет пределы культурного пространства, а новация - динамику культурного времени.
Ключевые слова. Культура, генерализующие определения, пространство и время, нормативные взаимодействия и коммуникации, устойчивость и изменчивость культуры, традиция, новация.
Число генерализующих определений культуры в последние десятилетия растет как снежный ком. Если в начале 1950-х гг. их насчитывалось 164 [1], то сейчас в научной литературе фигурирует несколько тысяч определений, что связано с необычайной актуальностью концепта культуры в современных общественных науках. Вместе с тем, несмотря на такое множество и большое разнообразие, не стоит считать эти определения неверными. В большинстве своем они вполне корректны, но недостаточны и отражают лишь часть свойств культуры, актуальную для того или иного исследователя. Я думаю, что культура как феномен коллективной жизнедеятельности людей во всем многообразии своих проявлений и образов символизации практически неисчерпаема в перечне своих параметров. Поэтому невозможно дать ей определение, отражающее даже важнейшие ее свойства, не говоря уже обо всех социальных, психологических, антропологических и иных характеристиках. Любые определения неизбежно будут только частичными, фрагментарными, выделяющими лишь некоторые параметры культуры, соответствующие конкретным познавательным задачам, решаемым каждым ученым в каждом случае.
Я сам являюсь автором большого числа подобных определений культуры, разбросанных по моим статьям, что отражает не мою научную беспринципность, а трезвое понимание ограниченности любого из них, играющего лишь служебную, инструментальную роль в рамках познавательных задач того или иного исследования. Изучая культуру, как правило, необходимо опираться на какое-то гипотетическое представление, определяющее ее сущность в границах анализируемой функции. Но такое гипотетическое представление вовсе не охватывает все мыслимые свойства культуры.
Культура неисчерпаема как сама жизнь. Собственно культура - это и есть человеческая жизнь; конечно, не вся, но, по крайней мере, важнейшая ее часть. Жизнь человека можно аналитически разделить на две главные составляющие: индивидуальную биологическую и коллективную социальную. Причем социальная жизнь человека воплощается как в формах группового взаимодействия и коммуницирования, так и в параметрах его личностного сознания (нередко называемого «духовностью»), формируемого в основном социальной средой его жизнедеятельности. Так вот культура - это и есть программа обеспечения социальности человеческой жизни. Если бы люди жили по одному, встречаясь только для размножения, то никакой культуры бы не возникло, поскольку объем их взаимодействий и коммуницирования был бы крайне ограничен. Но именно потому, что люди почти всю свою жизненную активность осуществляют в коллективе, им необходимы социальные технологии, регулирующие их повседневное поведение, язык обмена информацией, способы взаимообучения, общие идеалы и представления о добре и зле, истине и т.п., что в совокупности и есть человеческая культура. Это не определение культуры, а только указание на ее наиболее общую функцию - информационно-психологическое обеспечение группового характера человеческой жизнедеятельности. Остальное - обычаи и нравы, ритуалы и праздники, религия и искусство, язык и поведение, этническая идентичность и политический патриотизм, социальная солидарность и пр. - это только конкретные формы поддержания такой коллективности.
Среди генерализующих характеристик культуры мне особенно близко суждение, авторство которого приписывают М.М. Бахтину, гласящее, что культура - это то, что растекается между людьми и связывает их. Действительно, культура как цементный раствор, связующий камни в единый монолит стены, связывает людей в монолит социума. И как в стене бывает проще разбить сами камни, чем связующий их раствор, в социуме проще истребить людей, чем разрушить объединяющую их культуру.
В этой связи у меня возникает аналогия с эйнштейновским представлением о природе пространства и времени. В отличие от ньютоновской физики, где пространство и время фигурируют как самостоятельные субстанции, Альберт Эйнштейн в рамках своей теории относительности (как специальной, так и общей) определяет пространство и время как результат взаимодействия объектов Вселенной [2]. В существующей конфигурации этих объектов пространство и время обладают наблюдаемыми параметрами, а, если по каким-то причинам эта конфигурация изменится, то соответственно изменятся и параметры пространства и времени.
Точно также и культура, по моему мнению, является не самостоятельной субстанцией, а результатом социальных взаимодействий и коммуникаций людей. Объективно существует не культура, а групповая человеческая жизнедеятельность, наиболее устойчивые формы которой мы называем культурой. В определенных территориальных локусах и в определенные исторические периоды формируются местные нормативные системы подобных взаимодействий и коммуникаций, которые именуются локальными культурными комплексами (национальными культурами) и отличаются своеобразием конкретных форм, связанным с особенностями места и времени своего сложения. Т.е. культура в определенном смысле - это пространство и время социального мира (социальной Вселенной), формируемое взаимодействием его субъектов - людей.
Пространство культуры мне уже приходилось исследовать как культурную среду в ее структурно-функциональном осмыслении [3]. Но структурно-функциональный анализ не связан с задачей измерения, а пространство по определению должно быть измеримо. Поэтому культурное пространство, безусловно, представляет собой какую-то конкретную территорию, имеющую выраженные границы, на которой господствуют нормативные
поведенческо-коммуникативные установки, которые могут быть описаны с точки зрения их регулятивных функций. Ключевым здесь является слово «нормативные». Нормы бывают различные: идеальные, официальные, статистические и пр. Применительно к культуре я полагаю самыми важными нормы статистические, т.е. те, которые складываются стихийно и являются наиболее частотными и распространенными. В большинстве случаев статистические нормы являются и официальными, но не всегда. Например, такие факты как нецензурная лексика, алкоголизм, наркомания и др. являются общественно порицаемыми, но широко распространенными; т.е. несомненными феноменами культуры. Ибо культура - это не лучшее, а наиболее распространенное (частотное) содержание социальной жизни. Территорию, на которой преобладают определенные нормы социального взаимодействия (поведения) и коммуницирования (языка), отличающиеся от того, что преобладает на других территориях, можно называть пространством какой-то локальной культуры.
Понятно, что применительно к культуре слово «пространство» имеет два смысла -пространство как измеряемая территория распространения какой-то культуры и пространство как не измеряемая, но описываемая сфера, образуемая сложным сочетанием регулятивных норм социального взаимодействия, что должно учитываться в любом исследовании.
Говоря о культурном пространстве, необходимо помнить, что любое постпервобытное общество социально неоднородно, и сословные различия в культуре могут быть очень значительными. Например, если рассмотреть русское общество XVIII-XIX вв., то мы увидим, что крестьян и аристократию объединяли общая религия, общий национальный язык (в основном) и общее национально-политическое самосознание, а вот образы жизни и материальные культуры были совершенно различными. Впрочем, православная религия задавала общие поведенческие стереотипы, компенсирующие многие различия. В течение ХХ в. и в особенности к его концу эти различия отчасти сгладились; во многих деревнях появилось электричество и современные электроприборы, в том числе радиоприемники и телевизоры. Большую роль в сглаживании сословных культурных различий в ХХ в. играли массовое образование и средства массовой информации. Но и в древности территории распространения определенного языка и определенной религии были более или менее устойчивыми, что дает основания выделять их в качестве национальных (этнических) культурных пространств.
Так или иначе, но с учетом всех местных и исторических особенностей территория распространения определенных нормативных стереотипов поведения и языка может быть определена как локальное культурное пространство того или иного народа. Все конкретно-исторические культуры являются локальными, что детерминировано тем, что человечество не составляет единого социума, а расчленено на множество народов, имеющих собственные национальные (этнические) культуры. Эта множественность социальных образований человечества имеет особые причины, на мой взгляд, в основном связанные с тем, что пищевые ресурсы многих территорий были весьма ограничены и при господстве экстенсивных форм хозяйствования не могли прокормить много людей; требовалось расширять пространство их расселения. Но в древности было невозможно использовать единый инструментарий коммуницирования (язык) на больших территориях (особенно до появления письменности). Выходом из положения стало раздробление человечества на множество автономных культурно-языковых групп, расселенных на большом расстоянии друг от друга [4]. Процессы такого дробления охватывают практически всю историю, но особенно активными они были на ранних этапах социогенеза.
Другая особенность формирования культурных пространств связана с тем, что в ходе истории в рамках каждой локальной культуры усиливалась деятельностная специализация людей, их разделение на профессиональные констелляции, а отсюда и их сословно-классовая разобщенность, что, естественно, получало отражение и в культуре, особенно в образе жизни [5]. В процессе исторического развития сообществ их профессиональная фрагментация поэтапно возрастала. Тем не менее, элементы культурной общности в границах национальных (этнических) культур оказывались мощным интегрирующим фактором, и территориальное единство таких культур сохранялось и ныне наблюдается эмпирически.
Возникает вопрос о том, что формирует культурное пространство, очерчивает его границы. Практически все народы, вышедшие за пределы первобытности, отличаются более или менее выраженной социальной неоднородностью, т.е. различными образами жизни разных сословий, но это не препятствует их культурному единству. Известны примеры народов, у которых по разным историческим причинам не сложилось единых или хотя бы доминирующих религий (китайцы, корейцы, японцы), но и это не стало препятствием для их культурной интеграции. Однако мы не знаем ни одного народа, разные части которого говорили бы на разных языках. Единство языка, коммуникативная доступность и проницаемость, свободная возможность понимать друг друга, согласовывать друг с другом свои намерения и т.п. - вот что представляется главным фактором культурной интеграции, очерчивающим границы распространения той или иной культуры и формирующим определенное культурное пространство. Рискну сказать, что культура является в первую очередь продуктом процессов социальной коммуникации, и лишь на этой основе складываются все остальные элементы единства.
Вместе с тем, не следует преувеличивать четкость культурных границ. Линии соприкосновения разных культур, как правило, представляют собой зоны смешения элементов этих культур, ширина которых может быть разной, и население которых владеет несколькими языками, но обычно относит себя к одному из соседствующих народов. В этом вопросе очень большую роль играет историческая инерция.
Не стоит преувеличивать и типологическую однородность культурного пространства всякой локальной культуры. Это пространство такое же холмистое, как и поверхность Земли. О сословных различиях в образах жизни уже говорилось, но и всякая малая социальная группа, более или менее автономная в своей жизнедеятельности от окружения, члены которой знают друг друга и находятся в устойчивой регулярной коммуникации, представляет собой микроскопическую субкультуру, обладающую определенным своеобразием по сравнению с другими группами. Таковы, например, большие семьи (кланы), дружащие близкие соседи, жители небольших населенных пунктов, малые производственные коллективы и пр. Однако характеристики, общие с окружением - язык, стереотипы самосознания и поведения, ценностные ориентации и пр., позволяют рассматривать эти субкультуры как части общей локальной культуры.
Важной является и проблема соотношения культурных пространств с политическими пространствами, т.е. соответствия государственных границ территориям реального расселения народов. В тех случаях, когда этнос целиком находится в пределах одного государства и, тем более, является государствообразующим (как сейчас принято говорить), - это способствует его скорейшей трансформации в нацию - этнополитическое образование, в котором наряду с прочим все процессы культурного выравнивания и стандартизации протекают быстрее. Вместе с тем, большинство исторически сложившихся государственных границ игнорируют проблему соответствия пределам практического расселения народов и расчленяют этнические территории между
несколькими странами. И хотя в ХХ в. цельности этнических территорий стали уделять специальное внимание, удачных решений этой проблемы, не связанных с насилием, было найдено не много. Следует сказать, что в эпоху феодализма подобное разделение народов государственными границами не имело большого значения; инородческие анклавы не выделялись в общем перечне феодальных владений и их, как правило, не трогали (если для этого не было особых религиозных причин). Ситуация радикально изменилась в XIX-XX вв. с формированием национальных культур, поддерживаемых национальными государствами. Обязательное школьное образование, развитие печатных, а затем электронных СМИ, литература и кинематограф, государственная культурная политика и пр. вольно или невольно способствовали ассимиляции населения инородческих анклавов в господствующей национальной культуре. Говорить о социальных последствиях этого искусственного перекраивания культурных пространств еще рано (еще не прошло достаточно времени), но общая тенденция такой ассимиляции представляется очень тревожной.
Культурное пространство как социальный феномен образуется сложным сплетением самых разных компонентов социального сознания людей - национально-этнического, государственно-политического, социально-сословного, материально-экономического, интеллектуально-мировоззренческого, профессионального, историко-мемориального, религиозного, художественного и др. Спорить о том, какой из них более важен, бессмысленно; в ходе истории более важным ситуативно становится то один, то другой. Вместе с тем, когда государственная культурная политика начинает искусственно стимулировать какую-то одну из составляющих культурного сознания, это оборачивается перерождением политического режима в тоталитарный или авторитарный. Известно, что нацисты эксплуатируют национально-этническое сознание населения, коммунисты -социально-классовое, фундаменталисты - религиозное, этатисты - государственно-политическое и т.п. Во всех перечисленных случаях имеет место игра на нарушении баланса различных составляющих общественного сознания и культурного пространства.
Проблема культурного времени, на мой взгляд, воплощена в извечном соперничестве тенденций культурной устойчивости и культурной изменчивости. Несколько лет назад я предложил рассматривать динамические культурные процессы в четырех группах: а) воспроизводство традиции, б) деградация традиции, в) трансформация (модернизация) традиции и д) преодоление традиции (новация) [6]. Если первая из этих групп - а) воспроизводство традиции - в наибольшей мере олицетворяет тенденцию культурной устойчивости, то последняя - д) преодоление традиции (новация) - является воплощением тенденции культурной изменчивости. Группа б) деградация традиции обозначает отрицательную динамику развития, а группа в) трансформация (модернизация) традиции - попытку частичной изменчивости, не порывающей с господствующей традицией. Множество примеров каждой из этих тенденций мы можем найти как в отечественной, так и в мировой истории.
Однако культурное время фиксируется и измеряется именно по динамике изменчивости. Пока в культуре господствует устойчивость (традиционность), в ней, на взгляд стороннего наблюдателя (ученого, исследователя), ничего не меняется, и измерить ее динамику практически невозможно. Такая возможность возникает только с появлением новаций, преодолевающих традиции. Чем чаще появляются новации, тем выше динамика изменчивости и тем быстрее протекает культурное время. В качестве примера достаточно сравнить культуру верхнего палеолита, когда от одной новации до следующей проходили тысячи лет, с современностью, когда множество культурных новаций в разных областях жизни появляется ежедневно.
История культуры - это прежде всего история изменчивости ее форм, развития одних, деградации других. Разумеется, и традиции участвуют в истории культуры. Не следует забывать, что историческую глубину большинства традиций мы не знаем, а неизменность форм тех, древность которых представляется значительной, тоже не очевидна. Скорее всего, какие-то адаптивные трансформации происходят и в традициях (это предполагал и Э.С. Маркарян [7]), только очень медленно, не сопоставимо с динамикой обновления, связанной с культурными новациями.
Здесь нужно учитывать то, что обновление культурных форм и технологий никак не связано с изменением культурных содержаний. Наоборот, в культуре обновление форм и технологий, как правило, осознанно преследует цель сохранения неизменными культурных содержаний. Ради этого устаревшие формы и технологии их воплощения заменяются более современными и эффективными, но сохранность культурного содержания является идеологической константой. Этим культурная изменчивость принципиально отличается от прогресса в технике материального производства, где замена устаревших форм и технологий нередко связана с обновлением содержания и целей деятельности.
Я специально не рассматриваю здесь перемены в художественных стилях. Во-первых, это проблемное поле искусствоведов и эстетиков, и пусть об этом рассуждают они. Во-вторых, искусство начало играть заметную роль в европейской культуре только в Новое время. До того в Европе как и в неевропейских культурах стилевые перемены в искусстве были внутренними профессиональными проблемами художников, архитекторов и др. творцов и мало касались культуры общества в целом, даже наиболее образованной его части. И, в-третьих, стилевые перемены в искусстве принципиально не отличаются от внедрения новаций в любой иной сфере культуры, и выделять их как что-то особенное нет оснований.
Резюмируя, можно сказать, что культурная традиция (устойчивость) по существу воплощает собой культурное пространство. Именно по ареалу доминирования какой-либо традиции определяются границы распространения той или иной локальной культуры. Этот критерий определения пределов культурных локусов принят у археологов и этнографов [8], и трудно представить себе, что культурологи могут предложить что-то иное.
А по динамике появления культурных новаций измеряется культурное время, темп его протекания и интенсивность процессов обновления. Новации олицетворяют собой тенденцию культурной изменчивости. История культуры заключается в основном в последовательности и интенсивности порождения и внедрения культурных новаций. Это, в том числе, иллюстрирует отличие исторической науки, изучающей «историю событий», от антропологии, сосредоточенной на «бессобытийной истории» [9].
Итак, культурное пространство - это территория и социальная сфера доминирования определенных нормативных технологий взаимодействия и коммуницирования людей, а культурное время - динамика изменения этих технологий. Конечно, культурное пространство и время по своей природе радикально отличаются от физического пространства и времени. Но их объединяет то, что физическое пространство-время, представляет собой результат взаимодействия космических объектов, а человеческая культура - результат социального взаимодействия людей. В качестве продукта такого взаимодействия образуется поле (гравитационное или информационное), обладающее свойствами, которые можно системно описать и измерить. А это делает его объектом научного изучения.
ПРИМЕЧАНИЯ
Статья подготовлена при поддержке гранта РГНФ 15-03-00031 «Культурное регулирование социальной динамики».
[1] См.: Kroeber, Alfred Louis, Kluckhohn, Clyde. Culture: A Critical Review of Concepts and Definitions // Papers of the Peabody Museum of American Archeology and Ethnology. Harvard University, 1952. Vol. 47.
[2] См. об этом: Isaacson, Walter. Einstein: His Life and Universe. N.Y.: Simon & Schuster, 2007 (Айзексон, У. Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная. М.: Corpus, 2015).
[3] См.: Флиер А.Я. Культурная среда и ее социальные черты [Электронный ресурс] // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». 2013. № 2. URL: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2013/Flier_Cultural-Milieu/. Дата обращения: 12.12.2015.
[4] Флиер А.Я. Очерки теории исторической динамки культуры. М.: Согласие, 2012.
[5] См. об этом: Durkheim, Emile. De la division du travail social. Paris: Presses Universitaires de France, 1893 (Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991).
[6] Флиер А.Я. Культурные индустрии в истории и современности: типы и технологии [Электронный ресурс] // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». 2012. № 3. URL: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2012/3/Flier Cultural-Industries/. Дата обращения: 13.12.2015.
[7] См. об этом: Маркарян Э.С. Узловые проблемы теории культурной традиции // Советская этнография. 1982. № 2.
[8] См., например: Клейн Л.С. Археологическая типология. Л.: АН СССР, ЛФ ЦЭНДИСИ, Ленинградское археологическое научно-исследовательское объединение, 1991; Арутюнов С.А. Народы и культуры: Развитие и взаимодействие. М.: Наука, 1989 и др.
[9] См. об этом подробнее: Le Goff, Jacques. L'historien et l'homme quotidien // Le Goff, Jacques. Pour un autre Moyen Âge. Temps, travail et culture en Occident. Paris: Gallimard, 1977. Р. 335-348 (Ле Гофф Ж. Историк и человек повседневный // Ле Гофф Ж. Другое средневековье. Время, труд и культура Запада. Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2002. С. 200-210).
© Флиер А.Я., 2016 Статья поступила в редакцию 16 января 2016 г.
Флиер Андрей Яковлевич,
доктор философских наук, профессор, главный научный сотрудник Российского НИИ культурного и природного наследия им Д.С. Лихачева.
e-mail: [email protected]
