CC BY
53
Катаев В.П. Время, вперед! // Катаев В.П. Собрание сочинений: В 9 т. - М., 1969. - Т. 3.
Лотман Ю.М. «Пиковая дама» и тема карт и карточной игры в русской литературе начала XIX века // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. - Таллинн, 1992. - Т. 2.
Олеша Ю.К. Зависть; Три толстяка; Ни дня без строчки. - М., 1989.
КУЛЬТУРА КАК МИФ В ПОЭЗИИ И.А. БРОДСКОГО ПОЗДНЕГО ПЕРИОДА
Е.А. Черниченко
Ключевые слова: культура, миф, язык, пространство и время, космогония.
Keywords: culture, myth, language, space and time, cosmogony.
В последнее десятилетие наблюдается активный и стабильный рост интереса к поэзии Бродского и ее мифопоэтической составляющей, в частности. Для литературы постмодернизма, ярким представителем которой является Иосиф Александрович, характерны представление о реальности как иллюзии и об иллюзии как реальности, переосмысление культуры как таковой, направленность на создание не книги, а текста. С одной стороны, приставка «пост» обязывает автора, ставшего субъектом (или скриптором, или механиком), находясь в ситуации «после» основного исторического блока литературы, ориентироваться на будущее. Однако, по словам А. Гениса, «приставка “пост” не указывает путь в будущее, она лишь говорит, от чего следует избавиться, чтобы продлилось настоящее» [Генис 2003, с. 20]. Таким образом, постмодернизм схож с мифом, занимающимся своеобразной аппликацией действительности (со сторонней точки зрения), но на уровне сознания, а не осознания. В этом смысле поэзия Иосифа Бродского - феномен постмодернизма, поскольку, с одной стороны, основывается на традиции мировой литературы, а, с другой, - на автобиографическом тексте: «Стремление к индивидуальности у Бродского основывается на убеждении в неразрывной связи и взаимовлиянии жизни и творчества писателя» [Семенов 2004]. Поэтому поэтическое мышление Бродского «диктует» и круг научных интересов исследователей его поэзии. Перестав быть реальностью для сознания, миф стал реально-
стью культуры. Под культурой здесь понимается знаковая система, формирующая аксиологическую систему и в целом образ мира каждого народа (определение Ю.М. Лотмана, Б.А. Успенского)1. Однако именно XX век был ознаменован повышенным интересом к мифу, к его истокам, основам, механизму в различных областях культуры, и сама культура начала осмысляться как миф. И прежде всего эта тенденция коснулась литературы: мифологические сюжеты и мотивы стали широко использоваться в тексте произведения. В литературоведении, в свою очередь, появилось множество подходов к изучению мифопоэтического сознания. Здесь уместно будет привести мысль Я.Э. Голосовкера о том, что «разумная творческая сила - а имя ей Воображение, Имагинация, - которая создавала миф, действует в нас и сейчас, особенно у поэта и философа...» [Голосовкер 1987, с. 9]. В данной статье под мифом понимается мышление, форма постижения мира и рассматривается сам механизм, мифологическое мышление в его архаическом понимании, его признаки и его проекция на материальную культуру в текстах Иосифа Бродского позднего периода2 . Интерес к данному периоду творчества обусловлен тем, что именно эти тексты в большей степени населены, насыщены культурными реалиями, не существуют вне культуры как знаковой системы, что, однако, сообщает им некоторую условность. Но при этом они строятся по законам мифологического сознания. Если говорить о «вещизме», за что
1 Культура в целом есть система знаков, взглядов и т.д. Каждый народ имеет свою систему знаков и символов. Бродского в этом смысле можно назвать полисистемным или диалогическим поэтом, поскольку в его текстах происходит соединение различных пластов и направлений человеческого мышления, ориентированного на конкретное пространство, на знаки, только этому пространству и времени свойственные.
2 На наш взгляд, в текстах Бродского очевидны признаки мифологического мышления -такие как партиципация, фантасмагорические образы, заключение сути вещи в ее происхождении и т.д. Наиболее ярко особенности мифологического мышления раскрываются на уровне языковой и пространственно-временной организации. Бродский вырос, был воспитан и жил в пространстве с особым статусом культуры (сначала Ленинград, потом Италия), где улица была продолжением квартиры, где культура была и бытием и бытом, а язык не просто средством коммуникации, а отдельным бытием. Нередко поэтому в текстах встречается образ либо болтовни, либо произнесения слова или звука через преодоление немоты или каких-либо препятствий. И это, как правило, с пространственным или временным (реже) акцентом. Часто говорят вещи, вода, мебель оживает, сравнивается с человеком, с буквами, в то время как человек овеществляется. Это прежде всего заметно по тому, что основные биологические процессы становятся ему недоступны: еда лирическим субъектом воспринимается только через запах и схожесть некоторых предметов с ней; акцентируется невозможность полового акта и появления детей; смерть сакральна.
в свое время поэта упрекали, то сразу возникают аллюзии прежде всего на поэзию Пастернака, который с вещами был «на равной ноге». И это несмотря на то, что многими исследователями подчеркивается связь Бродского с акмеистами именно в отношении организации пространства и статуса вещей. Акмеистами культура, вещи, архитектура и т.п. воспринимались все-таки как нечто более отстраненное, как декорации. Однако, по словам Э. Кассирера, миф и культура - явления одного символического круга. В текстах поэта культура перестает быть только культурой как определенной аксиологической системой и становится системой онтологической, то есть собственно бытием. Поэзия Бродского цитатна, интертекстуальна в высшей степени и мифологична. Инвариант бытия и поэтических текстов представлен в ие-рархичной схеме «Пространство - Время - Язык», где Пространство занимает подчиненное место по отношению ко Времени, а Время - по отношению к Языку.
Как правило, пространство у Бродского обладает конечностью, немотой и неподвижностью:
Спрятанные в стене Ее беззвучные батареи
Наводняют жилье неразбавленной пустотой,
Круглый год, независимо от погоды.
«Наряду с отоплением»1 [Бродский IV, с. 122]. Барвинок и валун, заросший густой щетиной Мха, не сдвинулся с места. И пахнет тиной Блеклый, в простую полоску, отрез Гомеров, Которому некуда деться из-за своих размеров.
«Вот я снова» [IV, 190].
Кроме того, имея признаки мифологического, пространство у Бродского гетерогенно. Во-первых, судя по тематике стихов, можно сказать, что есть английский, итальянский, голландский Бродский. Это всегда привязанность к месту и развертывание конкретного географического мифа, то есть существуют какие-то маркеры, которые срабатывают независимо от контекста. Часто таким маркером выступает вода. «Для воды суша, - по Бродскому, - лишь эпизод». Например,
1 Здесь и далее тексты стихотворений Бродского цитируются по изданию: Бродский И. А. Сочинения: В 8 т. - Спб., 2001. В скобках указаны номер тома и страница.
Голландия маркируется избытком воды - в воздухе, в самом субъекте - и отсутствием человека как бы за ненадобностью:
<...> В Голландии нельзя подняться в горы, умереть от жажды; еще трудней - оставить четкий след <...>
<... > В этом смысле я живу в Голландии уже гораздо дольше, чем волны местные, катящиеся вдаль без адреса, как эти строки.
«Голландия есть плоская страна» [IV, 136].
Поэтому мифологема «я - рыба, тритон, волна, моллюск» и все появляющиеся коннотации пространственно закреплены. Венецианское же пространство, напротив, наводнено вещами, носителями культуры, поэтому, по сути, размыто, лишено традиционных бинарных оппозиций, что превращает его в нигде, в небытие:
Там, за нигде, за его пределом
- черным, бесцветным, возможно, белым -Есть какая-то вещь, предмет.
«Лагуна» [III, 44]. Нам будет лучше, чем было, когда мелкий дождь зарядит,
Потому что больше уже ничего не будет.
(«Осень - хорошее время года») [IV, 102].
По сути, семантическая наводненность конкретного пространства оборачивается для него самого потопом, который, в свою очередь, всего лишь сюжет для картины:
Вполне стандартный пейзаж, улучшенный наводнением.
«Пейзаж с наводнением» [IV, 142]. Жизнь начинается заново именно так - с картин Изверженья вулкана, шлюпки, попавшей в бурю.
«Новая жизнь» [IV, 23].
И все это «еще до внедренья плотины, кружев, имен де Фриз // или Ван Дайк».
Таким образом, через символику потопа, в основе которого, по М. Элиаде, - «лежит циклическая концепция космоса» [Элиаде 1999,
с. 381], можно говорить о мифе о вечном возвращении. То есть пространство, будучи наименьшей дефиницией культуры в поэзии Бродского, являет собой миф о времени, о Времени оном1.
Во-вторых, вне географического мифа пространство существует на уровне Города и множества локусов, точнее бывших локусов - развалин архитектуры, развалин бывшей Империи:
Скалы - или остатки колонн -Покрыты дикой растительностью.
«Посвящается Пиранези» [IV, 145]. Архитектура, мать развалин,
Завидующая облакам,
Чей пасмурный кочан разварен...
«Архитектура» [IV, 98].
Мифологема Империи стала неотъемлемой частью поэтики Бродского начиная со второй половины 1960-х - первой половины 1970-х годов. По внешним признакам ее можно отнести к Римской империи, но она соткана из множества смыслов, мотивов и аллюзий, прежде всего связанных с образом Петербурга. В поэзии позднего периода образ Империи (точнее, бывшей Империи) именуется «развалинами мира», «облаками», частой становится пара «храм-хлам» и т.д. И все это, как правило, часть некоего сюжета, зачастую театрального. В результате постоянной игры символами, реактуализации их посредством игры театральной сам образ Империи и сюжет, с ним связанный, становятся условными:
Смотри: направо - наш деревянный храм.
Налево - театр для античных драм.
А здесь мы держим рабов, лопаты и прочий хлам...
«Театральное» [IV, 181].
То есть получается, что это город, которого как Города уже нет -есть постройки, колонны, башни и храмы, но все это пребывает в статусе «развалин», профанируется:
Чего, говоришь, отлить? Вон, у тех колонн.
В них спрятана, свернутая в рулон...
1 Речь идет об известной концепции поэта, согласно которой «.язык больше, или старше, чем время, которое, в свою очередь, старше и больше пространства» [Бродский 2001, с. 143-144].
«Театральное» [IV, 182].
Однако субъект всегда стремится в это пространство либо создает его инвариант (из облаков, например) и, таким образом, тяготеет к возвращению.
Один из временных образов пространства - изображения. Доминирующая мысль позднего творчества поэта - «жизнь без нас», то есть существование мира в чистом виде. Большое количество разного вида изображений (фотографии, картины, деньги, чертеж, татуировка) на различных носителях (на обоях, на теле, на пленке, на холсте) и важность самого процесса нанесения этого рисунка трансформируют его в своеобразный ритуал, а пространство делают сакральным. И таким образом сдерживается будущее, обозначается точка отсчета, куда субъект и возвращается, обращаясь к изображению. По мысли самого Бродского, «искусство есть форма сопротивления реальности» [Бродский 2001, VII, с. 120]. Включая лирического субъекта в круг искусства, поэт вводит его во время абсолютное.
Время в поэзии Бродского существует на двух уровнях - относительном и абсолютном. Первое обладает субстанциальностью и выражается, как правило, через образы воды (во всех проявлениях - дождя, снега, слюны, слезы), материи и человеческого тела. Абсолютное же отмечается смертью и одновременностью прошлого, настоящего и будущего. Относительное время Бродским понимается как наличие только двух времен - прошлого, которое было и которого уже нет и никогда не будет, и будущего, которое и есть нескончаемое настоящее. Само настоящее как адекватное ощущение лирическим субъектом себя и окружающего мира в лирике позднего периода практически не фигурирует:
Настоящему, чтоб обернуться будущим,
Требуется вчера.
«Вечер. Развалины...» [V, 171].
А поскольку вчера есть всегда (в отличие от неуловимости настоящего), то и будущее становится константой. Время у Бродского обладает свойством меняться, то есть не течь постоянным равномерным потоком, а быть подвижным - растягиваться и концентрироваться:
Вчера наступило завтра, в три часа пополудни.
Сегодня уже «никогда», будущее вообще.
«ИзАльберта Эйнштейна» [IV, 172].
Помесь прошлого с будущим, данная в камне...
«Кентавры» [IV, 46].
В 1969 году в стихотворении «Конец прекрасной эпохи» Бродский высказал мысль, ставшую точкой отсчета во временной парадигме его поэтики: «Время создано смертью». И выходит, что Абсолют создал относительность. Субъект у Бродского всегда стремится Туда -преодолеть рамки и стать частью сакрального времени.
Чтоб смотреть на время со стороны,
У нас для этого нет стены.
«Театральное» [IV, 183].
Самым верным способом преодоления относительного является Язык и стихотворение как «вещь языка». «Ритм - источник Времени, а стихотворение, - говорил Бродский, - реорганизует время». Поэтому,
Разрастаясь, как мысль облаков о себе в синеве,
Время жизни, стремясь отделиться от времени смерти, Обращается к звуку, к его серебру в соловье, Центробежной иглой разгоняя масштаб круговерти.
Так творятся миры, ибо радиус, подвиги чьи В захолустных садах созерцаемы выцветшей осью,
Руку бросившим пальцем на слух подбирает ключи К бытию вне себя, в просторечьи - к его безголосью.
«Bagatelle» [IV, 38].
Способность к Языку и Творчеству, в частности, включает субъект в некий сакральный, опять-таки культурный цикл, а у Бродского он становится частью алфавита:
Я - всего лишь буква, стоящая после Ю,
На краю алфавита...
«Театральное» [IV, 183].
Я в глазах твоих кириллица, названья...
«Посвящение» [IV, 29].
Когда же речь идет о конкретных жанрах, присутствующих в данной поэзии явно или скрыто, то этим еще больше мифологизируется и сама поэзия, и пространственно-временные образы, потому что Бродский создает свою собственную мифологию на основе уже существующей, переосмысляет ее. Причем это отличительная черта именно позднего поэтического периода. Например, он перерабатывает миф
о Вертумне (превращает в миф о Времени), миф о Тезее, миф о Парках, о Мойрах и т.д. и в конце концов создает миф о культуре, в рамках которой это все существует. Ведь главная дефиниция, на которой держится культура как миф и миф о культуре, - это Язык, Логос. Через него происходит космогония, создание сакрального мира. И в этот момент все как бы останавливается, то есть перестают существовать и время, и пространство:
Ты принялся отзываться:
Щуриться, морщить лоб; нижняя часть лица Как бы оттаяла, и губы зашевелились.
Вертумн, - наконец ты выдавил. Меня зовут Вертумном
«Вертумн» [IV, 82].
И все-таки главной «культурной мифологемой» поэзии Бродского можно по праву назвать воду, поскольку она - та субстанция, та «вещь», которая есть и медиатор между временем, пространством и языком, и свойство вообще всех вещей, их начало и конец.
Иначе с волной, чей шум,
Смахивающий на «ура»,
- шум, сумевший вобрать «завтра», «сейчас», «вчера»,
- идущий из царства сумм,
Не занести в тетрадь.
«Тритон» [IV, 187].
Также нельзя не вспомнить известное высказывание поэта о том, что «вода - это сгущенная форма времени», и «если можно себе представить время, то, скорее всего, оно выглядит как вода» [Волков, 2002, с. 272]. Кроме того, этимологическое родство слов «речь» и «река» дает основание говорить о бытийном статусе воды в целом и у Бродского в частности:
И струя буквально захлебывается, вестимо,
Оттого, что не все еще рассказала о своей красоте
«На Виа Джулиа» [IV, 27].
И, как видно из описанного выше, основные категории мироздания - Пространство, Время и Язык - у Бродского буквально перетекают друг в друга.
По словам С.С. Аверинцева, «мы ожидаем от мифологии такой системности, которой у мифа нет, пока это миф, а не вторичная систе-
ма» [Аверинцев, 1989, с. 340]. Он считает неприемлемым говорить о модели или картине мира в отношении мифа. Однако когда есть взаимодействие существующих частей, они неизбежно образуют систему, работающую по своим законам. Эти законы в лирике Бродского определяются природой Языка, Времени и Пространства и их взаимодействием. А поскольку природа их мифологична и сохранилась таковой в культуре и тексты транслируют эту природу, то и получается, что культура не просто мифологична, но и сама является мифом.
Поэзия Иосифа Бродского позднего периода, будучи культурно насыщенной и даже культуроцентристской, в значительной степени мифологизирована, поскольку организована и существует по принципам мифологического сознания. Через три основных дефиниции реализуется миф о вечном возвращении и реактуализируется космогония. А культура - произведения искусства, явная и скрытая цитация, - участвуя в этом мифе, становится его имманентной частью, так же, как и миф становится ее имманентной частью.
Литература
Аверинцев С. С. Два рождения европейского рационализма и простейшие реальности литературы // Человек в системе наук. - М., 1989.
Бродский И. Поклониться тени: эссе. - СПб., 2001.
Бродский И. А. Сочинения: В 8 т. - СПб., 2001.
Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. - М., 2002.
Генис А. Сочинения: В 3-х т. Т. 2. Расследования. - Екатеринбург, 2003.
Голосовкер Я.Э. Логика мифа. - М., 1987.
Семенов В. Иосиф Бродский в Северной ссылке: поэтика автобиографизма. - Тарту, 2004: [Электронный ресурс] - Электрон. дан. - Заглавие с экрана. - Режим доступа: http://ruthenia.ru.
Элиаде М. Трактат по истории религий: В 2-х т. Т. I. - СПб., 1999.
