CC BY
73
Международные политические процессы
А. А. Казанцев
КУДА ИДЕТ ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ: МЕНЯЮЩИЕСЯ РОЛИ ГЛОБАЛЬНЫХ ИГРОКОВ В ПЕРСПЕКТИВЕ ДО 2020 г.
В статье с точки зрения динамики политик ключевых мировых акторов (Россия, США, Китай, ЕС, Индия) анализируются ключевые тенденции развития международной обстановки в регионе Центральной Азии. Приоритетное внимание к политикам ключевых мировых акторов связано с тем, что наибольшую региональную неопределенность создает их тенденция то эффективно взаимодействовать, то, напротив, противостоять друг другу. При этом используется методика сценарного анализа, разработанная в рамках проектов Национального совета по разведке США. К числу основных факторов, проанализированных в статье, относятся: движущие силы регионального развития, региональные риски, траектории возможной эволюции центрально-азиатских политик ключевых глобальных акторов, основные сценарии эволюции ситуации в регионе. Сформулированные в конце статьи 4 сценария возможного развития региональной ситуации («концерт держав», «потеря интереса к региону со стороны крупных мировых игроков», «продолжение новой "Большой игры"», «региональная гегемония Китая») заставляют пересмотреть сложившиеся ранее представления о средствах, целях и перспективах региональной политики как России, так и ряда других ключевых глобальных акторов.
Ключевые слова: Центральная Азия, сценарии развития, Россия, США, Китай, ЕС, угрозы и вызовы безопасности.
В силу высокой региональной неопределенности в Центральной Азии всегда могут произойти события, выходящие за пределы самых смелых прогнозов, прежде всего негативных. Особенно это существенно в условиях, когда резко повысилась неопределенность во всей системе международных отношений. Однако и вопрос о перспективах развития в этой ситуации приобретает особую остроту, особенно в региональной политике России. В данной статье мы проанализируем перспективы развития ситуации в регионе до 2020 г. Ключевое внимание в нашем анализе будет уделяться вопросам региональной политики вовлеченных в регион ключевых глобальных игроков, так как наибольшую региональную неопределенность создает именно их тенденция то эффективно взаимодействовать
© А. А. Казанцев, 2012
(например, в период активизации глобальной войны с терроризмом после терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне), то, напротив, противостоять друг другу (например, в период «цветных революций» на постсоветском пространстве).
В рамках данного исследования будет использована методология сценарного анализа, разработанная Национальным советом по разведке США (Mapping the global future..., 2004). В соответствии с ней мы кратко рассмотрим «движущие силы» («драйверы»), которые будут далее определять ситуацию в международном регионе в среднесрочной и долгосрочной (до 2020 г.) перспективе. Особое внимание будет уделено региональным рискам. Затем мы обратимся к возможной эволюции центрально-азиатских политик ключевых глобальных игроков. В заключение будут сформулированы основные сценарии эволюции ситуации в регионе с точки зрения политики в нем крупных мировых держав, втянутых в так называемую новую «Большую игру».
Как в самом международном регионе Центральной Азии, так и в отдельных его странах будет сохраняться довольно неопределенная ситуация. Поскольку в большинстве стран региона не возникла эффективная модель развития (см. подробно: Казанцев, 2008, с. 51-70), постольку будет сохраняться в качестве основной угроза образования «несостоявшихся государств», не контролирующих свою территорию (особенно это важно для небольших и слабо обеспеченных углеводородными ресурсами Киргизии и Таджикистана). В Центральной Азии всегда будет сохраняться и угроза обострения других разнообразных вызовов безопасности (внутри- и межгосударственные конфликты, терроризм и религиозный экстремизм, наркотраффик, неконтролируемая миграция и т. д.).
В условиях бедности, конфликтов, слабости государственных структур транзитные наркопотоки из Афганистана в Европу через Центральную Азию (United Nations., 2011; United Nations., 2006) по-прежнему останутся важным международным фактором. При этом продолжающийся внутри постсоветских государств социальный и, в еще большей степени, культурно-идентификационный кризис сохранит долгосрочную тенденцию к росту наркопотребления среди молодежи. В этих условиях организованная международная преступность останется одной из важнейших угроз безопасности стран Центральной Азии. Эколого-климатическая ситуация в мире в целом в связи с глобальным потеплением тревожная. Это еще больше ударит по находящемуся в кризисном состоянии водному балансу региона (см.: Боришполец, Бабаджанов, 2007) и усилит все кризисные тенденции.
В исламском мире будет продолжаться развитие различного рода экстремистских движений, направленных против вестернизи-рующей глобализации (см.: Barber, 1995), что скажется и на Центральной Азии. Инициативу в реализации идей исламской солидарности, в том числе в экстремистских формах, будут по-прежнему брать на себя негосударственные игроки (политико-религиозные общественные движения, исламские фонды, СМИ, разного рода религиозные сети, включая террористические). В то же время ни одно из государств исламского мира (включая Турцию) не сможет рассматриваться как один из ключевых внерегиональных игроков на центрально-азиатской арене. Таким игроком, консолидирующим против себя все международное сообщество, может стать только какое-либо экстремистское исламское государство. Например, такой игрок может возникнуть, если в основной части Пакистана (Пенджабе), а не на его племенных пуштунских окраинах придут к власти радикальные исламисты, связанные с «Талибаном» (вероятность чего в этой стране, пока основную политическую роль там играет армия, довольно низка).
Демографическая ситуация в самой Центральной Азии (за исключением Казахстана), а также в странах к югу от нее (Афганистан, Пакистан, Индия) будет сохраняться взрывоопасной, так как продолжится неконтролируемый рост населения. Это также усилит все основные внутригосударственные и международные противоречия. Тем более существенно это в связи с депопуляцией Европейской части постсоветского пространства и далее на западе стран ЕС, куда продолжат устремляться все более интенсивные миграционные волны из Центральной и прилегающей к ней части Южной Азии (Афганистан, племенная часть Пакистана) (см. подробно: Казанцев, 2007). Последние будут направляться в Европу, в том числе и через Центральную Азию и Россию. Все усиливающемуся миграционному давлению внутри региона подвергнется Казахстан как наиболее ресурсообеспеченная и богатая страна Центральной Азии с относительно невысокой рождаемостью.
В связи с глобальной тенденцией к исчерпанию ключевых ресурсов (прежде всего, углеводородных) будет также сохраняться интерес важнейших мировых потребителей сырья (прежде всего, Китая, ЕС и Индии) к региону, хотя этот интерес будет серьезно колебаться в зависимости от темпов роста глобальной экономики. В этом плане ключевые мировые игроки продолжат попытки реализации транспортных и энерготранспортных проектов (например, проектов «Набукко», транскаспийских трубопроводов, трансафганского газопровода и т. д.).
Однако в условиях чрезвычайно неопределенной ситуации в
мировой экономике в связи с глобальным кризисом трудно предсказывать стабильный рост экономик производящих сырье стран (кроме нефте- и газодобывающих). Таким образом, определенные перспективы на серьезные и стабильные источники экспортных доходов есть только у Казахстана с его нефтяными запасами и, в меньшей степени, Туркменистана с его газовыми ресурсами. Все остальные страны региона, включая даже Узбекистан, с его достаточными, прежде всего для собственного потребления, запасами углеводородов, продолжат страдать от постоянных колебаний в спросе и ценах на сырье.
В мире до 2020 г. продолжится изменение соотношения сил ключевых мировых игроков, особенно ускорившееся в ситуации глобального кризиса (Global Trends., 2008). Ключевыми в этом плане будут уменьшение возможностей США и рост потенциала Китая и Индии. Изменение соотношения сил ключевых мировых игроков спровоцирует дальнейший рост глобальной неопределенности. В связи с этим Центральная Азия в связи с ее «центральностью» (см.: Frank, 1992; Abu-Lughod, 1989), важным положением «посреди Евразии» останется существенной картой в глобальной стратегической игре, а «старые» (Россия, США, ЕС) и «новые» (Китай, Индия) ключевые глобальные игроки будут сохранять интерес к данному региону.
Россия в обозримой перспективе будет оставаться одним из самых важных игроков в регионе Центральной Азии за счет культурно-исторических связей, военно-политического влияния и некоторых видов социально-экономических связей, например трудовой миграции из региона. Последняя в силу большого числа факторов будет только возрастать при реализации практически любого сценария. Однако возможности российского контроля над маршрутами транспортировки энергоресурсов из региона практически исчерпаны после реализации китайских нефте- и газопровода. Многовектор-ность стала состоявшимся фактом во всех измерениях, и последняя монопольная привязка Центральной Азии к России, созданная в советское время в виде нефтегазовой инфраструктуры, перестала быть монопольной (см. подробно: Kazantsev, 2010). Чем быстрее Россия выйдет из образовавшейся «концептуальной паузы» в своей внешнеэкономической политике и найдет новые, пусть менее масштабные, чем политика глобальной «энергетической сверхдержавы», экономические приоритеты в регионе, тем лучше.
Важно обратить внимание на то, что в стратегическом плане России придется во все большей мере маневрировать между другими игроками, имеющими больше чисто экономических ресурсов
для региональной политики, прежде всего Китаем и ЕС. В этом плане существенно обратить внимание на постепенное изменение баланса сил между Россией и Китаем как партнерами по ШОС в силу чисто экономического фактора (в этом плане полезно обратить внимание на развенчание некоторых мифов о российско-китайском стратегическом партнерстве, см.: Lо Bobo, 2008). Чтобы не превратиться в младшего партнера Китая (причем не только в Центральной Азии, но и на своих собственных восточных территориях), России уже в перспективе до 2020 г. придется уравновешивать китайское влияние при помощи ресурсов ЕС, США, Японии, Индии и т. д. То же самое можно сказать и о США — другом игроке, использующем в регионе преимущественно военно-политические инструменты влияния, которому также придется все активнее балансировать между другими игроками (Global Trends., 2008). Однако Россия и США именно в силу своей высокой роли в военно-политическом плане будут сохранять роль важных арбитров в ряде ключевых стратегических вопросов в регионе. Бывшая сверхдержава (Россия) и сверхдержава, которая может к 2020 г. стать бывшей (США), неизбежно в своей центрально-азиатской политике будут переходить к стратегии, которая используется самими центрально-азиатскими государствами из-за недостатка ресурсов, — многовекторному балансированию.
У США в среднесрочном и краткосрочном плане нет больше ресурсов на такой далекий регион, как Центральная Азия. В этом плане можно прогнозировать долгосрочную тенденцию к прекращению сильного давления на центрально-азиатские и другие постсоветские государства (как это имело место в период поддержки администрацией Буша «цветных революций», когда американскую политику в существенной мере определяли неоконсерваторы). Однако афганская проблема и вопросы борьбы с глобальным терроризмом привязывают американские интересы к этому региону в долгосрочном плане. Даже в случае полного вывода американских войск правительства Пакистана и Афганистана продолжат получать американскую военную помощь в больших размерах. В противном случае дестабилизация в Южной Азии приобретет характер глобальной «черной дыры». В этом плане долгосрочной актуальной задачей останется обеспечение северного маршрута снабжения в Афганистане. В связи с недостатком собственных ресурсов США придется все в большей степени маневрировать, используя других ключевых игроков в Центральной Азии.
Уже сейчас администрация Обамы проявляет готовность установить долгосрочные отношения взаимовыгодного сотрудничества с Китаем, Индией и Россией даже, в определенной степени, в
ущерб старым евроатлантическим партнерам и Японии. Это видно и по риторике администрации США, и по числу встреч Обамы с зарубежными партнерами (европейская пресса активно жалуется на то, что президент США все реже встречается с европейскими лидерами), и по реальным внешнеполитическим шагам вроде «перезагрузки» отношений с Россией и глобального партнерства с Китаем. Однако партнерство США с такими старыми союзниками, как государства-члены ЕС, Япония, Южная Корея, Турция и Израиль, в том числе в решении центрально-азиатских вопросов, разумеется, сохранится. Речь идет лишь об увеличении доли внешнеполитического маневрирования.
В связи с недостатком ресурсов у США можно ожидать усиления региональной роли ЕС, который, возможно, станет основным западным игроком в Центральной Азии. Существует определенная инерция процессов «европеизации», т. е. распространения европейских норм и ценностей на сопредельные с Европой пространства. Центральная Азия неизбежно будет продолжать оставаться объектом политики «европеизации» как на уровне государств, так и на уровне обществ, так как она сама приветствует разного рода формы сотрудничества с ЕС, несмотря на различия культур и систем ценностей. Однако именно это различие, при наличии устойчивой нормативной привязки внешней политики ЕС к «европейским нормам и ценностям», останется основным препятствием для регионального влияния «Единой Европы».
В целом можно спрогнозировать расширение на Центральную Азию программ вроде «Восточного партнерства». ЕС может стать основным региональным конкурентом России и Китая. Становление «Единой Европы» как глобального политического игрока и пристальное внимание к вопросам энергобезопасности (ЕС во все большей мере будет зависеть от поставок энергии извне) усилят эту конкуренцию. Это будет в дальнейшем порождать соперничество между Россией и ЕС в геополитическом плане и в плане соревнования «мягких сил» (см.: Popescu, Wilson, 2009). При этом внутренний раскол Европы по поводу политики в отношении к России вряд ли может быть полностью преодолен, так как он связан с долгосрочными внешнеполитическими традициями и интересами отдельных европейских государств.
Рост индийской экономики, повышающий интерес к центрально-азиатским ресурсам (см.: Cohen, 2001; India's foreign policy..., 1993), а также стратегическое соперничество с Пакистаном (см.: Reetz, 1993; Clawson, 1993) по-прежнему будут притягивать к региону Индию. Однако, учитывая огромные внутренние социально_ 89
ПОЛИТЭКС. 2012. Том 8. № 1
экономические проблемы Индии, наличие конфликта с Пакистаном и его старым союзником Китаем, отсутствие сухопутных путей в Центральную Азию помимо территорий Пакистана и КНР, индийское экономическое влияние в регионе никогда не будет сопоставимым ни с китайским, ни с европейским.
Основные перемены в исторической судьбе Центральной Азии могут быть связанными с Китаем (см.: Лузянин, 2001; Burles, 1999; Chien-Peng Chung, 2003; Gill, Oresman, 2003). В долгосрочной перспективе Центральная Азия может оказаться в сфере китайской гегемонии, хотя последняя и будет смягчаться влиянием России и конкуренцией со стороны ЕС, США и Индии. Как неоднократно отмечал известный российский исследователь А. Д. Богатуров, может сформироваться единый центрально-восточноазиатский регион (Bogaturov, 2004; Богатуров, 2005; 2007; Резникова, 1999). При этом геополитические «привязки» Центральной Азии к исламскому миру, к постсоветскому и евроатлантическому пространству ослабеют.
Можно предположить, что в краткосрочной и среднесрочной перспективе развернется более активная конкуренция за региональное влияние между Китаем и ЕС, где основными инструментами будут экономический потенциал и «мягкая сила». При этом будет происходить медленное подключение Индии к этому соревнованию, хотя, как полагаем, в обозримом будущем индийское влияние в регионе будет несопоставимым ни с китайским, ни даже с европейским. Россия и США с их преимущественно военно-политическими инструментами регионального влияния (см. подробно: Казанцев, 2008, с. 243-247) будут при этом играть роль балансирующих сил и основных арбитров, более близких к Китаю (в случае России) или к ЕС (в случае США) и одинаково благожелательно настроенных к Индии.
Эта новая конфигурация, которая под влиянием глобального кризиса может сложиться в перспективе до 2020 г., все еще будет сохранять старую многовекторную и неопределенную ситуацию в Центральной Азии после распада СССР. Но она будет намного более определенной, чем в период 1991-2008 гг. Следовательно, глобальный экономический кризис за счет ускорения изменения соотношения глобальных сил должен оказать решающее влияние и на ситуацию в Центральной Азии.
Китай — одна из немногих (наряду с Индией) экономик, продемонстрировавших хорошую адаптацию к мировому кризису. Уже в 2009 г. Китай занял второе место в мире по размеру ВВП, обойдя Японию. Еще более важен стремительный рост технологического потенциала этой страны. Надо иметь в виду, что если считать экономику ЕС единым целым, то Китай серьезно уступает и этому ква-
зигосударственному образованию. Достаточно вспомнить в этом плане про мощь экономики Германии, являющейся вторым в мире экспортером после Китая, причем немецкий экспорт, в отличие от китайского, высокотехнологичен. Китайская экономика в перспективе может превзойти и ЕС, и США, хотя произойдет это, скорее всего, уже после 2020 г. Правда, следует отметить, что в Китае существуют и ограничители роста, которые могут в любой момент «сработать». Это: очень плохая экологическая ситуация, рост неравенства и социально-экономических противоречий внутри китайского общества, высокая коррупция внутри государственного и партийного аппарата, сепаратизм национальных окраин. Еще важнее то, что уже к 2010 г. стоимость китайской рабочей силы серьезно выросла в силу изменения демографической ситуации и выявившегося недостатка рабочих рук, роста организованности и требований китайских рабочих, попыток государства преодолеть социально-экономические диспропорции и т. д. В результате прибыльность предприятий уменьшается. Поэтому мировые инвесторы могут начать искать Китаю замену, скажем, в виде Индонезии или Индии. КНР также предстоит решать задачи по переходу от экспортоориен-тированного роста к росту, ориентированному на внутренний спрос. Пока это делается за счет массированных государственных капиталовложений в инфраструктуру и новые технологии, но эта ситуация не может продолжаться вечно. Придется развивать внутренние рынки, т. е. еще больше увеличивать доходы населения, а прибыльность предприятий и темпы роста в результате могут серьезно замедлиться.
В перспективе до 2020 г. продолжится рост политического влияния Китая в развивающихся странах (Азия, Африка, Латинская Америка), поддерживаемый китайскими капиталовложениями, массовой скупкой сырья, ростом «мягкой силы» Китая. В этом плане руководство КНР не выделяет особенно Центральную Азию. Разумеется, есть определенные стратегические соображения, связанные с использованием транспортных возможностей и ресурсов Центральной Азии для создания альтернативы снабжению через Тихий и Индийский океаны. Есть также важная региональная привязка к проблемам (сепартизм, исламский экстремизм) и перспективам развития Синьцзяна, кстати, одного из самых отсталых регионов Китая. Однако пока (да и в обозримой перспективе) Центральная Азия не является зоной, куда китайские ресурсы идут в привилегированном порядке. Это связано с тем, что вкладывать ресурсы в Центральную Азию не в интересах самых развитых приморских регионов Китая. После ухода от власти Цзян Цзэминя и ослабления Шанхайско-
го клана их политические позиции ослабели, но они по-прежнему определяют экономическое развитие КНР. В этих условиях региональная гегемония Китая может быть только результатом слабости его основных конкурентов по влиянию на Центральную Азию (России, ЕС, США, Индии), у которых недостает либо интереса, либо ресурсов для того, чтобы эту потенциальную китайскую гегемонию не допустить. В связи с этим ее можно рассматривать как один из возможных сценариев развития ситуации.
Стиль внешней политики Китая, направленный на эффективное и прагматичное сотрудничество со всеми игроками и воспитанный его специфической тысячелетней геополитической традицией и богатой культурой, может также серьезно смягчить эту будущую гегемонию. Вопрос заключается в том, будет ли Китай проводить столь удачную и не нарушающую интересы других игроков внутри и вне региона политику и в том случае, когда его влияние станет близким к господствующему? Исторический опыт экспансии китайских империй в Центральной Азии (прежде всего, Ханьской и Танской) свидетельствует, что первоначальная «мягкая» политика со временем сменялась все более жесткой китаизацией. Разумеется, Китай с ходом истории меняется, и его лидеры вполне могут не повторять в будущем ошибок старых имперских правительств.
Перечисленные выше соображения позволяют сформулировать ряд основных сценариев развития ситуации в регионе.
Сценарий 1. Концерт держав. Две основные противостоящие друг другу группы государств, втянутых в новую «Большую игру» (Россия и Китай, с одной стороны, США и государств ЕС, с другой), сначала вводят свое противостояние во все более строгие рамки, а затем создают механизмы взаимодействия по образцу «концерта держав» XIX в. Это создает основу для минимизации конфликтов внерегиональных сил в Центральной Азии. Соответственно, риски на уровне региона начинают уменьшаться, так как сами государства Центральной Азии втягиваются в процесс позитивного взаимодействия. В пользу реализации этого сценария говорит увеличение региональных рисков, с которыми ни государства региона, ни крупные внерегиональные акторы справиться каждый в отдельности не могут. Кроме того, у основных противостоящих сил предшествующего раунда новой «Большой игры» (России и США) в ситуации глобального экономического кризиса остается все меньше свободных ресурсов для соперничества. ЕС и Китай, которые имеют эти ресурсы, проводят политику значительно более мягкую и направленную на многостороннее сотрудничество, т. е. они в меньшей мере создают основу для продолжения новой «Большой игры», чем Россия и США.
Сценарий 2. Потеря интереса к региону со стороны крупных мировых игроков. В условиях сохранения нестабильности в мировой экономике все ключевые мировые державы концентрируются на собственных проблемах или различных регионах мира, отдаленных от Центральной Азии. Однако этот сценарий прекращения новой «Большой игры» принесет региону мало пользы. Ведь он означает, что страны региона останутся один на один со все растущими региональными рисками. В пользу реализации этого сценария говорят следующие соображения. Уже сейчас интерес США к Центральной Азии определяется в основном проблемой Афганистана. Россия после строительства китайских трубопроводов все меньше интересуется регионом, экономические возможности в котором для нее резко уменьшились (в качестве мотивов вовлечения остаются, пожалуй, лишь миграционные процессы и вопросы безопасности). Доказательством уменьшения интереса служит недавний отказ Москвы от проведения по просьбе Бишкека операции по прекращению антиузбекских погромов. Китай вкладывает в Африку и другие, не менее отдаленные, районы мира куда больше средств, чем в Центральную Азию. ЕС пока концентрируется преимущественно на странах «Восточного партнерства».
Сценарий 3. Продолжение новой «Большой игры». На место «выдыхающихся» игроков предшествующего раунда новой «Большой игры» все активнее приходят новые — ЕС и Китай. При этом их соперничество подкрепляет старое политическое соперничество России и США, а их экономические ресурсы подкрепляют соответственно: в случае Китая — Россию, в случае ЕС — США. В этом случае для стран региона сохраняется необходимость маневрирования между противостоящими коалициями. С одной стороны, они будут иметь возможность и дальше использовать это соперничество в своих интересах, получая помощь обеих сторон и используя мотивы соперничества за влияние на регион для увеличения иностранной помощи. С другой стороны, это соперничество не даст возможности создать эффективные механизмы взаимодействия внерегиональных игроков для противодействия растущим рискам.
В пользу реальности этого сценария говорит продолжение идеологического противостояния (западная демократия - не западная (не)демократия) по линии коалиция Россия - Китай - коалиция США - ЕС.
Сценарий 4. Региональная гегемония Китая. В условиях роста глобального влияния КНР эта страна берет за себя полную ответственность за ситуацию в регионе. США, заинтересованные в том, чтобы «сбросить» с себя бремя поддержания стабильности в Афга-
_ 93
ПОЛИТЭКС. 2012. Том 8. № 1
нистане, соглашаются на это. ЕС, лишенный политической поддержки США, также отказывается от расширения «Восточного партнерства» на регион. Интересы ЕС в этой ситуации ограничиваются Южным Кавказом, а границы между потенциальными сферами влияния проходят по Каспию. Ведь уже сейчас максимум, что обсуждают в ЕС, — это строительство Набукко, а о Транскаспийском газопроводе речи не идет. Россия в рамках партнерства с КНР вынуждена приветствовать это расширение китайского влияния. Однако здесь имеют место и негативные последствия с точки зрения наших национальных интересов. Китай продолжает тенденцию на вытеснение Москвы из региона, выходя уже за пределы экономической сферы, где этот процесс имеет место в настоящее время. При этом Россия все больше становится «младшим партнером» КНР.
В заключение можно констатировать, что с точки зрения национальных интересов России наиболее перспективным является первый сценарий. Сценарий 2 предполагает увеличение региональных рисков в непосредственной близости от границ России. Сценарий 3 предполагает активную трату российских ресурсов на противостояние Западу, от которого, видимо, куда больше выигрывает Китай (пример — строительство китайских трубопроводов и прекращение российского контроля над региональными энергоресурсами), чем Россия. Сценарий 4 предполагает отказ от статуса великой региональной державы в пользу роли младшего партнера Пекина. Описанные выше перспективы вызывают определенную тревогу в российском и мировом экспертном и политическом сообществе, заставляют пересмотреть сложившиеся ранее представления о средствах, целях и перспективах региональной политики как России, так и ряда других ключевых глобальных акторов.
Литература
Богатуров А. Д. Новая структура геопространственных отношений в Центральной Евразии // Энергетические измерения международных отношений и безопасности в Восточной Азии / под ред. А. В. Торкунова. М.: Изд-во МГИМО, 2007. С. 69-110. (Bogaturov A. D. New Structure of Geo-Spatial Relations and Security in Central Eurasia / ed. by A. V. Torkunov. Moscow: The MGIMO Edition, 2007. P. 69-110).
Богатуров А. Д. Центрально-Восточная Азия в современной мировой политике // Восток. 2005. № 1. С. 102-118. (Bogaturov A. D. The Central-Eastern Asia in Modern World Politics // The East. 2005. N 1. P. 102-118).
Боришполец К., Бабаджанов А. Водные ресурсы Центральной Азии в контексте регионального сотрудничества // Аналитические записки МГИМО. Вып. 9 (29). М., 2007 // http://www.mgimo.ru/files/11816/az-29.pdf (Borishpoletz K., Babajanov A. The Water Resources of Central Asia in Context of Regional Collaboration. The MGIMO Analytical Papers. Ser. 9 (29). Moscow, 2007 // http://www.mgimo.ru/files/11816/az-29.pdf).
Казанцев А. А. Миграционные процессы и нетрадиционные угрозы безопасности России // Аналитические записки НКСМИ МГИМО (У) МИД РФ. М.: Изд-во МГИМО (У), 2007. Вып. 5 (25). Июнь. (Kazantsev A. A. The Migration Processes and Untraditional Menaces to Russia's Security // Analytical Papers NKSMI MGIMO (U) The Ministry of Foreign Affairs, Russia. 2007. Ser. 5 (25). June 2007).
Казанцев А. А. «Большая игра» с неизвестными правилами: Мировая политика и Центральная Азия. М.: Изд-во МГиМо, Наследие Евразии, 2008. 248 с. (Kazantsev A. A. "Great Game" with the Unknown Rules: World Politics and Central Asia. Moscow: The MGIMO Edition, 2008. 248 p.).
Лузянин С. Г. Китай, Россия и Центральная Азия: разграничение региональных интересов // Китай в мировой политике / отв. ред.-сост. А. Д. Воскресенский. М., 2001. С. 311-335. (Luzianin S. G. China, Russia and Central Asia: The Division of Regional Interests // China in World Politics / ed. by A. D. Voskresensky. Moscow, 2001. P. 311-335).
Резникова О. Б. Центральная Азия и Азиатско-Тихоокеанский регион: [об экон. связях] // Мировая экономика и международные отношения. 1999. № 4. С. 100-108. (Reznikova O. B. Central Asia and Asia-Pacific Ocean Region [on econ. relations] // World Economy and International Relations. 1999. No. 4. P. 100-108).
Abu-Lughod J. L. Before European Hegemony: The World System A.D. 1250-1350. New York: Oxford University Press, 1989. 443 p.
Barber B. R. Jihad vs. McWorld: How Globalism and Tribalism Are Reshaping the World. New York: Crown, 1995. 390 p.
Bogaturov A. International relations in Central-Eastern Asia: geopolitical challenges and prospects for political cooperation (June 2004) // The Brookings Institution. http://www.brookings.edu/~/media/Files/rc/papers/2004/06russia_bogaturov/bogaturov2004.pdf
Burles M. Chinese policy toward Russia and the Central Asian Republics. Santa Monica: RAND, 1999. 84 p.
Chien-Peng Ch. The defense of Xingiang. Politics, economics and security in Central Asia // Harvard Intern. Rev. 2003. Vol. 25. N 2. P. 58-62.
Clawson P. Is the Great game restarting in Central Asia? // From containment to stability: Pakistan-United States relations in the post-Cold War era: proc. of the first Pakistan-United States Joint Symp / Ed. by D. O. Smith. Washington, 1993. P. 124-137.
Cohen S. P. India: emerging power. Washington: Brookings Inst. Press, 2001. 377 p.
Frank A. G. The Centrality of Central Asia. Amsterdam: VU University Press, 1992. 68 p.
Gill B, Oresman M. China's new journey to the West. China's emergence in Central Asia and implications for U.S. interests. New York: The CSIS Press, 2003. 64 p.
Global Trends 2025: «A Transformed World». Report of the National Intelligence Council. November 2008 // http://www.dni.gov/nic/PDF_2025/2025_Global_Trends_Final_Report.pdf
India's foreign policy towards 2000 A.D. / Ed. by R. S. Yadav. New Delhi: Deep & Deep Publ., 1993. 197 p.
Kazantsev A. A. The crisis of Gazprom as the crisis of Russia's «energy superstate» policy towards Europe and the former Soviet Union // Caucasian review of international affairs. 2010. Vol. 4 (3). Summer // http://cria-online.org/12_5.html.
Lo Bobo, ed. Axis of Convenience: Moscow, Beijing and the New Geopolitics. Washington, D.C.: Brookings Institution Press, 2008. 277 p.
Mapping the global future: 2020. Report of the National Intelligence Council's 2020 Project. 2004. December // http://www.foia.cia.gov/2020/2020.pdf
Popescu N, Wilson A. The Limits of Enlargement-lite: European and Russian Power in the Troubled Neighbourhood. The European Council on Foreign Relations. 2009, June // http://www.ecfr.eu/content/entry/ecfr_eastern_neighbourhood_wilson_popescu
Reetz D. Pakistan and the Central Asia hinterland option: the race for regional security and development // Journal of South Asian and Middle Eastern Studies. 1993. Vol. 17. N 1. P. 28-56.
United Nations Office on Drugs and Crime, The World Bank. Afghanistan's drug industry: structure, functioning, dynamics and implications for counter-narcotic policy. 2006. November / Ed. by D. Buddenberg, W. A. Bird // http://www.unodc.org/pdf/Afgh_drugindustry_Nov06.pdf
United Nations Office on Drugs and Crime. Afghanistan Opium Survey 2011. Winter Rapid Assessment. 2011. February 1 // http://www.unodc.org/documents/crop-monitoring/Afghanistan/ ORAS_report_2011.pdf
