CC BY
67
2006
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 2, вып. 4
ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ
Т. В. Кудрявцева
КТО ЗАСЕДАЛ В АФИНСКИХ СУДАХ В «ВЕК ДЕМОСФЕНА»
Примерно до середины XX в. в историографии господствовало мнение, основанное прежде всего на аристофановских «Осах», о том, что афинский судья был дряхл, беден и жаден до трех заветных оболов.' Возмутителем спокойствия выступил А. Джонс, выпустив в 1957 г. свою «Афинскую демократию». Правда, английский ученый не покушался на достоверность картины, изображенной в «Осах», и признавал, что тогдашние (т.е. последней четверти V в. до н.э.) дикасты были пожилыми людьми из низших классов, но совсем другая картина наблюдалась в «демосфеновы дни» - судьи теперь были представителями преимущественно среднего или даже высшего класса.2 А. Джонс приводит ряд аргументов, ссылаясь на речи ораторов IV в. до н.э. Так, Демосфен находит необходимым извиниться, представляя свидетеля - третейского посредника Стратона -«человека бедного... но, впрочем, неплохого, скорее даже порядочного» (XXI, 83; 95; пер.
В.Г. Боруховича). В речах против Андротиона и Тимократа он говорит о злоупотреблениях при взимании эйсфоры, надеясь на сочувствие аудитории как потенциальных и актуальных пострадавших3 (XXII, 47-49; XXIV, особенно 197); речь против Лептина, где говорится о законе касательно литургий, звучала бы странно перед бедной публикой. А. Джонс указывает и на ремарку Динарха в речи против Демосфена: оратор обращается к тем судьям, которые были членами группы трех сотен ттроектфероутес (вносящих проэйсфору), т.е. обладающих изрядным состоянием (Din., I, 42).4
Среди шести тысяч судей, бесспорно, могли попадаться люди не бедные и даже богатые, но доводов, приводимых Джонсом, явно недостаточно для вывода о преобладании в дикастериях состоятельных граждан. Любопытно, что в другой своей статье, вошедшей в его книгу «Athenian Democracy», - «Афинская демократия и её критики» («The Athenian Democracy and its Critics») - Джонс смягчает свою позицию и говорит, что «на менее значимых должностях, в Совете и судах, бедные, несомненно, доминировали, хотя, кажется, даже отсюда в IV веке состоятельные никоим образом не были вытеснены».5 Три обола в день - примерно половина среднего рабочего заработка в V в. и треть в IV в. до н.э., поэтому если картина, рисуемая Аристофаном в «Осах», верна, то в V в. эта плата привлекала пожилых людей, не способных к тяжелому физическому труду, а в IV в., когда экономические условия стали хуже, прельщала безработных (если верить Исократу - VII, 54; VIII, 130).6 Но в последней из статей, вошедших в сборник «Афинская демократия», «Как работала афинская демократия» («How did the Athenian Democracy Work?») Джонс вновь категоричен (может быть, потому что это не научная статья, а
© Т.В. Кудрявцева, 2006
лекция, прочитанная в Кембриджском Филологическим обществе): «Во времена Демосфена, по-видимому, стали преобладать судьи из среднего или высшего класса (middle or upper class)».7
Книга А. Джонса породила бурную дискуссию. С мнением английского ученого о составе суда в IV в. согласились А. Гаррисон8, С. Перлмэн9 и К. Довер10, но большинство его коллег выступили с той или иной степенью решительности против.
М. Финли отмечал, что в составе судов могло быть непропорциональное количество городских обитателей, людей пожилого возраста и бедняков, соблазнившихся платой. Тем не менее афиняне рассматривали большие судейские коллегии как достаточно представительные, чтобы видеть в них сам демос за работой." Дж. Обер придерживался сходного мнения о репрезентативности состава дикастериев, но с некоторыми оговорками: крестьяне-фермеры предпочитали проводить свое ограниченное «городское время» в собрании, чьи решения были важнее, а оплата за участие выше. Те же предпочтения могли быть у квалифицированных ремесленников, которым было жаль терять целый рабочий день на судебный процесс (заседания собрания были гораздо короче), так что в суде, возможно, по сравнению с экклесией и Советом, было больше людей пожилых.12 А. Эдкинс говорил о судейских выплатах как о пособии для бедных, которое богатые избегали получать, чтобы не запятнать себя.13
Д. Стоктон исходя из того, что судейское жалованье (три обола) в IV в. не повышалось и в связи с инфляцией становилось все более незначительным, делал вывод, что либо в судьи шли те, кто мог им удовольствоваться, либо люди пожилого возраста, которые активным трудом не могли заработать больше. К тому же в эпоху, когда войны были обычным и постоянным явлением, существовали трудности с привлечением в суды значительного количества людей в возрасте, пригодном для военной службы.14 Развернутую и аргументированную критику концепции А. Джонса представил в своей статье М. Маркл: он привел убедительные доводы, извлеченные из речей афинских ораторов, в пользу того, что большинство судей были людьми бедными, но не в смысле нищими люмпенами (oL tttcoxol)> а теми, кто вынужден был зарабатывать себе на жизнь (ol ттеит|тес).15 Мнения о том, что большинство судей составляли люди бедные и пожилые, придерживался М. Хансен.16 Р. Синклэр также полагал, что в судах доминировали малосостоятельные и пожилые граждане.17 Богатых людей, т.е. тех, кто исполнял литургии, было в Афинах порядка 1000-1200, плательщиков эйсфоры - скорее 2000, чем 6000 (ср. у Джонса)18, и они не очень-то стремились участвовать в заседаниях экклесии или суда, где едва ли могли повлиять на исход голосования. Более привлекательным для них было участие в Совете 500. В то же время австралийский профессор подчеркивал, что у нас нет достаточных оснований утверждать, что люди состоятельные в массовом порядке воздерживались от участия в политической жизни.19 Если сравнивать народное собрание и народный суд по составу, то больше людей зажиточных (тех, кто платил эйсфору) было в экклесии.20
Исследователи черпают доводы как pro, так и contra предположения о преобладании в судах IV в. малоимущих преимущественно из речей афинских ораторов, главным образом Лисия и Демосфена. Любопытно сопоставить две речи Лисия фактически на одну и ту же тему (присвоение соратниками погибшего стратега Фрасибула общественных денег), созданные примерно в одно время (388 г.), - против Эргокла (XXVIII) и против Филократа (XXIX).21 Дело Эргокла рассматривалось в народном собрании, так как обвинение было выдвинуто по исангелии (е’ктаууеАьа - чрезвычайное заявление о государственном преступлении). Лисий рассказывает, что сторонники Эргокла чувство-
вали себя достаточно уверенно, заявляя, будто они подкупили 500 человек из Пирея и 1600 из города (XXIX, 12). Потраченные деньги не помогли: обвиняемый был осужден на смерть за измену, растрату и подкуп (ттробост'ш, к\отлг|, SupoSoida), имущество конфисковано, но 30 талантов, полученных от городов Малой Азии и якобы присвоенных Эргоклом, не нашли. Тогда предположили, что эти деньги были утаены кем-то из близких к ответчику лиц. Против его свойственника и друга Филократа, служившего во время похода в должности триерарха и бывшего личным казначеем Эргокла, было выдвинуто обвинение в форме апографэ (атгоурафт^ - жалоба на несправедливое владение частным лицом принадлежащим государству имуществом); дело слушалось в гелиэе.
Главные обвинения в изложении Лисия, выдвинутые против Эргокла, звучали следующим образом: «Он предавал врагам города, оскорблял ваших проксенов и граждан, из бедняков стал богачом на ваши деньги» (ка! yap ттоХеьс ттробебажыс фспуетси, ка! Trpo£evoue ка! ттоА'иас ицетёроис г|8|.кт-|кыс, ка! ек ттёитугос ёк тйу йцетёршу ттХоистюс уеуеит)ц.ёуос) (XXVIII, 1; пер. Лисия здесь и далее С.И. Соболевского). Он и ему подобные, «бывшие при отправлении в плавание бедными, неимущими, так скоро стали обладателями огромного состояния, какого нет ни у кого из граждан» (2). При этом оратор (обвинитель, для которого Лисий написал речь) обращается к своей аудитории как к плательщикам эйсфоры: «..получилось бы странное противоречие, если бы теперь, сами страдая от военных налогов (airroi тпеСбцеуоь та!с еьстфораГс), вы оказали бы снисхождение ворам и взяточникам» (3). Фрасибул довел их до бедности военными налогами, а Эргокла и других своих приспешников обогатил (4). Вероятно, потеря полученных от малоазийских городов денег, которые должны были попасть в казну, косвенно усилила налоговое бремя: ниже замечается, что такие люди, как Эргокл, «обогащают свой дом за ваш счет» (тоис 6ё ’iS'iouc olkouc ёк uou цо.етёри)У цеуаХоис ttoloOctl - 13).
В речи же против Филократа, произнесенной в гелиэе перед дикастами, аудитория никак не отождествляется с плательщиками налогов, более того, она предстает как отличная от них, противопоставляется им: «Если вы, господа судьи, негодуете на тех, кто не может платить налоги из своих собственных средств, и конфискуете имущество у них, как у преступников, то было бы странно с вашей стороны не наказывать расхитителей вашего достояния» (XXIX, 9). Из этого не следует, что налогоплательщиков вообще не было в составе суда, но их там определенно было немного. Таким образом, Лисий, составляя речи для произнесения в народном собрании и суде, счел полезным взывать к плательщикам эйсфоры в экклесии, но не в гелиэе. Это не означает, что они преобладали в народном собрании: безусловно, большинство приходящих на Пникс принадлежали скорее к бедноте, чем к налогоплательщикам (Isocr., VIII, 130; XV, 152; Dem., XXIV, 123) и, чтобы пробудить в них негодование, достаточно было указать на растрату денег и нехорошее поведение Эргокла.
Но можно предположить, что какую-то часть аудитории, вероятно, достаточно незначительную, составляли плательщики эйсфоры, для убеждения которых понадобились особые аргументы, в том числе намек на то, что нечистоплотность Эргокла аукнется усилением для них налогового бремени. В суде же обвинитель, для которого Лисий писал речь, не выделяет особо налогоплательщиков, очевидно, за нецелесообразностью: если они и были среди судей, то в количестве ничтожном. Косвенное подтверждение находим в речи против Эпикрата, в которой плательщики эйсфоры даже противопоставляются судьям: «А мы уже дошли до того, что те, которые прежде, во время мира, даже себя прокормить не могли, теперь вносят вам военные налоги, исполняют хорегии, живут богато» (XXVII, 10). В этой же речи Лисия есть знаменитый пассаж: оратор напо-
минает слушателям, что нынешний обвиняемый в прошлом не раз выступал обвинителем; он и ему подобные заявляли судьям, что те не получат жалованья, если не осудят, кого они велят (XXVII, 1). Очевидно, такая «агитация» могла иметь успех при условии кровной заинтересованности судей в своих трех оболах.
Что касается речей Демосфена, разбираемых А. Джонсом, на них можно взглянуть с другой стороны, иначе расставить акценты, в результате чего мы получим картину, ставящую под сомнение доводы английского ученого. Одна из речей, на которую он ссылается - речь против закона Лептина, предложившего не предоставлять больше ате-лию - освобождение от общественных повинностей, в том числе литургий. Демосфен пытается убедить афинян, что народу от предложения Лептина особой пользы не будет, количество хорегов не увеличится, зато закон лишает его суверенного права предоставлять награды, кому он пожелает (XX, 2-4, 18, 20). Оратор предостерегает: «Исполнять литургии будут еще многие, пока существует наше государство, и они не станут уклоняться от обязанностей. А вот оказывать нам благодеяние никто не захочет, когда увидит, как обижены люди, сделавшие нам доброе дело» (XX, 22; пер. XX-XXIV речей В.Г. Боруховича). Можно сказать и так: оратор хочет помешать Лептину ввести в заблуждение притворными выгодами от принятия его законов членов суда, очевидно, людей небогатых - тех, кто получает благодеяния в виде литургий, а не оказывает их.
Речь Демосфена против Мидия постоянно взывает к чувствам, которые могут испытывать бедные против богатых. Оратор твердит о том, что Мидий пользовался своим богатством нагло, разнузданно и постыдно, для собственного удовольствия, а не на пользу народу, как сам Демосфен (XXI, 66, 67,154-159, passim). Откровенно кичась роскошью и богатством, Мидий бросал вызов большинству (тоис ttoXAoi)). Прямо указывается, что причина его наглого поведения - богатство (98), оно - причина насилия по отношению к другим людям и оно же причина того, что жертвы насилия опасаются выступать против Мидия (137); заявляется, что «между большинством народа и богачами не существует равенства или хотя бы подобия равенства» (112) и выражается надежда, что все-таки злодей «понесет наказание наравне со всеми остальными гражданами» (138). Очевидно, все эти аргументы призваны были вызвать сочувствие «большинства народа», а не «богачей». Судьи описываются как люди достаточно скромных средств, «живущие в меру своих возможностей» (140), они противопоставляются богачам типа Мидия (183, 210).
Следующий пассаж из Демосфена, заставляет вспомнить столь любимые истори-ками-марксистами ссылки на непримиримую классовую вражду и ненависть между бедными и богатыми: «Вы должны учесть, граждане афинские, что если эти люди вместе с Мидием и им подобными станут господами положения в государстве (дай бог, чтобы этого не произошло ни сейчас, ни в будущем) и если простой человек с демократическими взглядами провинился бы перед кем-либо из них ... то сможет ли он, по вашему мнению, надеяться на сочувствие или на речь в свою защиту при разборе его дела в суде, переполненном такими людьми?» (210). Что касается любимого примера Джонса о бедном (tt6vt)c), но порядочном (ой ттоиг|р6с, а\Аа ка! ттауи хРт1ато<: - Демосфен специально это подчеркивает) свидетеле Стратоне (83, 95), то, во-первых, из слов оратора не вытекает толкование бедности как порока, во-вторых, акцент на плачевном имущественном состоянии свидетеля объясняется тем, что в это жалкое свое состояние он впал по вине Мидия, а раньше, судя по словам того же Демосфена, он исправно участвовал в военных походах, т.е. обладал собственностью, достаточной для покупки гоплитского вооружения (95-96)22. Таким образом, вывод, к которому пришел Джонс, определив, что речь
Демосфена против Мидия предназначена была для аудитории, состоящей из зажиточных и состоятельных слушателей (well-to-do propertied persons)23, не представляется обоснованным.
В речах против Андротиона и Тимократа Демосфен хочет вызвать возмущение гнусными методами собирающих налоги, когда они врываются в дома, хватают людей и пр., а не тем, что насилию подверглись люди состоятельные2"1 (XXII, 53-55; XXIV, 197). Андротион взыскивал недоимки по эйсфоре, и Демосфену пришлось использовать все своеё мастерство, чтобы судьи сочувствовали не первому, а его жертвам. Он подчеркивает, что он вовсе не против взыскания недоимок, но грубые, насильственные действия Андротиона попирают гуманность - принцип, господствующий в демократическом государстве в отличие от олигархического (XXII, 51); его произвол одинаково неприемлем как для богатых, так и для бедных. Очевидно, солидарное негодование и тех, и других на наглецов и сочувствие их жертвам должны были вызывать соображения типа нижеследующего: «В самом деле, граждане афинские, что вы можете подумать о таком случае, когда бедный человек (или даже богатый, но израсходовавший большие средства и не располагающий по каким-то причинам наличными деньгами) станет пытаться проникнуть в дом соседа через крышу или будет прятаться под кровать, чтобы избежать ареста и заключения в тюрьму, или же попытается прибегнуть к другому недостойному способу, который приличествует рабу, а не свободному человеку» (XXII, 53).
Да, в одном месте в речи против Тимократа оратор говорит о взыскании денег, «которые он требовал со всех вас» (жхутас е’юёттра^еу ujidc - XXIV, 160). Если понимать эти слова буквально, можно прийти к абсурдному выводу, что все 6000 тыс. судей были плательщиками налогов - на это даже Джонс не решился. Очевидно, данную фразу Демосфена следует считать чисто риторическим приемом и толковать можно как угодно. Так, М. Маркл считает, что таким способом оратор побуждает большинство судей проникнуться чувствами меньшинства и т.п.25, а Дж. Обер полагает, что в таких случаях оратор пытается связать себя с аудиторией узами общих интересов, создать чувство групповой солидарности против злоупотреблений сборщиков налогов.26 В другом месте той же речи Демосфен пытается развести судей и плательщиков эйсфоры (XXIV, 198): обращаясь к судьям, он говорит, что эйсфору взыскивают «с них» (не «с вас»! - Т.К.) в двойном размере.
В речи, которую Демосфен составил для Евксифея, исключенного из списка граждан по настоянию некоего Евбулида и подавшего апелляцию в народный суд, оратор не раз упоминает о своей бедности и стесненных обстоятельствах, вероятно, рассчитывая на сочувствие и понимание судей (Dem., LVII, 25, 30-31, 35-36, 40-42, 44-45, 58). Подтверждением того, что суды привлекали афинскую бедноту, является и замечание Демосфена в речи «Против Тимократа»: Некоторые атцхоь, чтобы получать вознаграждение, стремятся проникнуть в собрание или суд и делают они это вследствие нужды (ттбшх)» (Dem., XXIV, 123).
К. Довер, согласившийся с А. Джонсом в оценке состава суда, приводил еще один пример из Демосфена, «пропущенный» английским ученым. В речи «О венке» оратор противопоставляет свое изысканное воспитание и благополучие бедности, в которой довелось провести свое детство и юность Эсхину, и эта бедность выступает здесь как явный порок:27 «..У меня, Эсхин, была возможность, когда я был мальчиком, ходить в подобающие мне школы и иметь в своем распоряжении все, что необходимо человеку, которому не приходится из-за нужды делать ничего унизительного... А ты, смотри, какова в сравнении с этим твоя судьба:... ты воспитывался в большой нужде, сидел, бывало,
вместе с отцом, выжидая у школы, растирал чернила и вытирал губкой скамьи, подметал помещение педагогов, исполняя таким образом обязанности домашнего раба, а не свободного человека (далее в том же духе о юных годах - Т.К.) (XVIII, 257-262; пер.
С.И. Радцига). Как мог Демосфен, нападая на бедность Эсхина, рассчитывать на сочувствие судей, если материальное положение большинства из них было скорее, как у семьи Эсхина, чем как у Демосфена?
Дело не в том, что судьи принадлежали к одному с Демосфеном имущественному классу весьма состоятельных людей, высокомерно взирающих на малоимущих сограждан или что поговорка «бедность - не порок» была в Афинах не в чести. Дело в том, что в афинском обществе косо смотрели на внезапно и быстро разбогатевших граждан (Arist. Rhet., 1387а21-26); такое богатство вызывало подозрение, а может быть, и презрение, и ораторы часто этим пользовались.28 Демосфен был далеко не единственным, кто пытался извлечь выгоду из этого предубеждения. Афинские ораторы нередко заявляли, что их оппоненты начинали свою карьеру как бедные (ттеи^тес) или даже нищие (тттшхоО, а затем внезапно становились богачами (ttXouctloi) (Lys., XXV, 26, 30; XXVIII, 1, 4, 7; Dem., XIX, 146; XXIII, 209; XXIV, 124; Din., I, 111; cp. Aristoph. Av„ 30-31).29 Это подозрительное богатство могло иметь своим источником казнокрадство (Lys., XXVIII, passim), взяточничество и подкуп (Aeschin., III, 173; Dem., XIX, 314), сикофантство (Lys., XXV, 26) и прочие предосудительные или преступные способы преуспевания. Демосфен в речи «О венке» и «О преступном посольстве» обвиняет Эсхина не в том, что тот был беден, а в том, что он был неблагодарен (ахарютое): обогатившись за счет народа, он предал его, вступив в заговор с его врагами (македонским царем) (XVIII, 131; XIX, 313-314). О таких «отъевшихся» ораторах, в прошлом бедняках, писал еще Аристофан (Av., 569-570; пер. А. Пиотровского):
Но откормятся чуть на казенных хлебах - подлецами становятся сразу,
Бедноту предают, и народ продают, и плюют на него и клевещут.
Подчеркивание Демосфеном превосходства своего происхождения, образования и социальной среды по сравнению с эсхиновыми, можно объяснить и тем, что ораторы-политики, в отличие от ораторовчбкЗтсц, в своих выступлениях нередко выставляли на вид свое обладание качествами, необходимыми для успешного осуществления их деятельности, как-то: образование, красноречие, богатство, происхождение, - и стремились умалить или отрицать их наличие у противника (см., например: Lys., XX, 12; Dem., XVIII, 128, 320; XXII, 75; Aeschin., I, 166; III, 117, 169-170 - список качеств, необходимых оратору, «другу народа» (бтщопкбе), 241).30 Плохо образованный ритор не сможет дать народу хороший совет, а бедного легко соблазнить взяткой и т.п. Обличая прошлое Эсхина и низкую среду, в которой тот воспитывался, Демосфен приобретал дополнительные очки в состязании афинских политиков-ораторов за благосклонность народа. Наконец, этот пассаж из речи Демосфена можно интерпретировать и следующим образом: в нем проявился конфликт между эгалитаристской идеологией и компетивно-иерархически-ми ценностями, унаследованными демократией от аристократического прошлого и никогда окончательно ею не изжитыми.31 В духе квази-ритуализированных актов агонистических обществ Демосфен унижал и оскорблял своего противника, чтобы лишить того права на настоящее соперничество, в котором могут участвовать только равные, и чтобы доказать свое право на особую почесть (венок) в силу обладания всеми необходимыми для почетного положения качествами - опять же происхождением, богатством, авторитетом, заслугами перед афинянами.32
Итак, речи Лисия и Демосфена, произнесенные перед судьями, указывают скорее на то, что в дикастериях доминировали малоимущие граждане, чем наоборот. Это подтверждает и выразительное свидетельство Исократа в «Ареопагитике» о толпящейся перед судом толпе, для которой жребий должен решить, достанется ли им дневное пропитание: «[кого не опечалит], когда видишь многих из граждан из-за нужды перед дика-стериями отбираемых жребием, будет ли у них, или нет [средства к жизни]» (отсху тгоХАоис тОу ттоХ1та)У аитоис реу ттер! тйу ашукаишу, еьО’ё^оиспу еьте |лт|, ттро тЛу бькаапрьыу кХт|роиреУоие - VII, 54).
В другой своей речи «О мире» Исократ вновь говорит о «тех, кто живет за счет судов и собраний» (тоис 8 атто тОу бикастр'иоу £(йутас ка! тОу ёккХтцл'йу) и по бедности своей (бьа тт)у еубеюу ) раболепствует перед демагогами и сикофантами и «радуется исангелиям, искам и прочим сикофантстким штучкам, от их происходящим» (ттоХХтпу Харьу ёхоутас таСс е’юаууеХ'юьс ка! таСс урафаГс ка! таСс аХХаьс стикофаут'иис таСс бь’айтЛу усууореуаьс - VIII, 130; пер. наш. - Т.К.). Горькие замечания Исократа из «Речи об обмене имуществом»: судьи, снедаемые завистью, благоволят сикофантам, клевещущим на состоятельных граждан (XV, 24-31); «для человека стало гораздо более опасным, если о нем подумают, что он богат, чем если его уличат в явном преступлении» (160; пер. В.Г. Боруховича), - вообще невозможно понять, если в судах в действительности не преобладали бедные.33
Косвенные доводы в пользу гипотезы о скромном статусе большинства дикастов дает археологический материал (с учетом всех сложностей, связанных с его недостаточной репрезентативностью и условностью интерпретации). Дж. Кролл, исследуя обнаруженные в некоторых погребениях персональные бронзовые таблички (туакю), которые использовались при распределении судей, высказал такое предположение: существовала конкуренция для занятия судейской должности (одни и те же таблички принадлежали разным «хозяевам»); состав дикастов постоянно менялся и никогда не был «пожизненным» и постоянным; судя по дошедшим до нас именам с табличек, дикасты были людьми в большой политике неизвестными и родом из захудалых семей, а судя по погребениям тех, кто пожелал захватить табличку с собой в царство мрачного Аида, - людьми более чем скромного достатка.3/1
К раздобытым у ораторов аргументам и данным археологических раскопок добавим еще цитату из «Политики» Аристотеля о так называемом четвертом виде демократии, в котором легко узнается афинский прототип: «Вследствие увеличения государства по сравнению с начальными временами и вследствие того, что появилось изобилие доходов, в государственном управлении принимают участие все, опираясь на превосходство народной массы, благодаря возможности и для неимущих пользоваться досугом, получая вознаграждение. И такого рода народная масса особенно пользуется досугом; забота о своих собственных делах нисколько не служит при этом препятствием, тогда как богатым именно эта забота и мешает, так что они часто не присутствуют на народных собраниях и судебных разбирательствах. Отсюда и происходит то, что в государственном управлении верховная власть принадлежит массе неимущих, а не законам» (1293а1 —10; пер. С.А. Жебелева). К выводу о том, что среди судей в Афинах преобладали бедняки, ибо люди зажиточные отлынивали от такого рода деятельности, подталкивают и следующие слова Стагирита. Философ рассуждает о финансовых проблемах демократии и советует: «Там, где доходных статей нет, следует созывать народные собрания редко (потому что надо платить их участникам. - Т.К.), а судебные заседания устраивать с большим количеством судей, но в течение небольшого числа дней... Судебное раз-
бирательство будет вестись гораздо лучше: ведь состоятельные не желают отрываться на много дней от своих частных дней, но охотно соглашаются на короткое время» (курсив наш. - Т.К.) (Polit., 1320а 23-28). В Афинах же дней, когда происходили судебные заседания, было предостаточно (по подсчетам М. Хансена, в IV в. до н.э. - от 175 до 225 дней заседания в году35), т.е. следуя логике Аристотеля, люди состоятельные должны были чураться дикастериев.
Подведем некоторые итоги. Определенная репрезентативность различных имущественных категорий граждан в афинском народном суде, конечно, была, но в основном судьи были людьми скромного достатка. Преобладание граждан малоимущих в дикасте-риях не означает, что там заседали люмпены. Ораторы достаточно осторожны, когда прямо или косвенно высказываются по поводу благосостояния самих судей (Dem., XXI, 183). Вспомним и Демосфена, извиняющегося (пусть даже притворно или с намеком на злодейства Мидия) за бедность своего свидетеля (XXI, 83; 95). Исократ в речи против Лохи-та, ища сочувствия для бедняка, изображает судей вовсе не такими обездоленными, как жертва, а обыкновенными гражданами, принадлежащими, как бы мы сказали, к среднему классу (XX, 15-21). Можно допустить, что внимающим ораторам слушателям, среди которых большинство едва ли могли похвастать большим достатком, было лестно, когда их относили к категории состоятельных граждан.36 С другой стороны, тот же Исократ совсем в духе Аристофана изображает судей как бедняков, зависящих от платы в три обола (VII, 54; VIII, 130; XV, 152). Надо учесть, что для греков «бедный» (атторос, Ttevr|C, в отличие от тггахос - нищий) не означал человека, вовсе лишенного собственности; «бедный» -это тот, кому приходится работать, чтобы иметь средства к существованию, и кто не имеет вовсе или имеет мало досуга.37 Что касается «социально-профессионального» состава судей, то наши источники не позволяют сделать однозначного вывода, были ли завсегдатаи дикастериев в подавляющем большинстве крестьянами (в том числе, проживающими в городе)38 или преимущественно ремесленниками и торговцами.39 Нам ничто не мешает в данном случае со спокойной душой последовать принципу «aurea mediocritas» (‘золотой середины’) и провозгласить, что в афинских судах был представлен весь профессиональный и социальный спектр афинского гражданства.
1 Pickard-Cambridge A. W. Demosthenes and the last days of Greek Freedom. London, 1914. P. 89-90; Bonner R., Smith G. The administration of justice from Homer to Aristotle. Vol. 1. Chicago, 1930. P. 231-233 (с акцептом на возраст); Glotz G. The Greek city and its institutions / Tr. by N. Mallinson. London, 1969. P. 241, n. 23 (городские обитатели из средних и низших слоев); Ehrenberg V. The people of Aristophanes. Cambridge, Mass., 1951. P. 53-54,161 (бедные, а нот насчет пожилых Аристофан несколько преувеличил); Hignett Ch. A history of the Athenian constitution. Oxford, 1962. P. 221, n. 221 (бедные).
2JonesA.H.M. Athenian democracy. Baltimore, 1986. P. 124, 36-37, 81.
s Правда, сам Джонс неоднократно указывал, что эйсфору платила изрядная часть афинян - от четверти до трети всех граждан (в середине IV в. до н.э. - 6000 тыс.), и среди тех, кто платил налог, были люди весьма скромного достатка (Р. 13-14, 28, 56, 84).
4 Jones А.Н.М. Athenian democracy. P. 36-37 (ст.: «The Athens of Demosthenes»).
r'Jones A.H.M. Ibid. P. 55.
6 Ibid. P. 51.
7 Ibid. P. 124. (ст.: How did the Athenian democracy work?)
8 Harrison A.R.W. The Law of Athens. London; Indianopolis, 1998. Vol. II. P. 49.
9 Perlman S. Political leadership in Athens in the fourth century B.C. // Parola del Passato. 1967. Vol. 22. P. 165-166.
10 Dover KJ. Greek popular morality in the time of Plato and Aristotle. Berkeley, 1974. P. 34-35. - Большинство -зажиточные (но не богатые!), представители среднего класса, у которых можно вызвать негодование против зарвавшихся «денежных мешков».
" Finley M. Democracy ancicnt and modern. New Brunswick, 1996 P. 118.
12 OberJ. Mass and elite in democratic Athens: Rhetoric, ideology and power of the people. Princeton, 1989. P. 144.
13 Adkins A. W.H. Moral values and political behaviour in Ancient Greece. London, 1972. P. 120.
14 Stockton D.L. The classical Athenian democracy. Oxford; New York, 2002. P. 100.
15 Markle M.M. Jury pay and assembly pay at Athens // Athenian Democracy / Ed. By P.J. Rhodes. Oxford, 2004. P. 95-131. Passim, особенно p. 113-121.
16 Hansen M.H. The Athenian democracy in the age of Demosthenes: Structure, principles, and ideology / Tr. by J.A. Crook. Norman, 1999. P. 184-186.
17 Sinclair R.K. Democracy and participation in Athens. Cambridge, 1993. P. 123-135, 194.
18 М. Хансен снижает планку до 1200, считая, что исполнители литургий и плательщики эйсфоры - одни и тс же люди (Isocr., XV, 145) (Hansen M.H. The Athenian democracy in the age of Demosthenes. P. 112-115). -Датский ученый пеодинок в этом мнении (Rhodes PJ. Problems in Athenian Eisphora and Liturgies // AJAH. 1982. Vol. 7. P. 1-19). Дж. Обер принимает подсчеты Дж. Дэвиса (Davies J.K. Wealth and Power of Wealth in classical Athens. New York, 1981. P. 34-35): 300-400 исполняющих литургию; от 1200 до 2000 плательщиков эйсфоры (OberJ. Mass and elite in democratic Athens. P. 128).
10 Sinclair R.K. Democracy and participation in Athens. P. 122-123.
20 См. окончательный вывод: Sinclair R.K. Democracy and participation in Athens. P. 127.
21 Наиболее подробный анализ этих речей (из участников дискуссии) см.: Sinclair R.K. Democracy and participation in Athens. C. 124-126.
22 На последнее обстоятельство обращает внимание М. Маркл (Markle M.M. Jury Pay and assembly pay at Athens. P. 119, note 40).
23Jones A.H.M. Athenian democracy. P. 36.
24 Так толковал эти речи А. Джоне (Jones A.H.M. Athenian democracy. P. 37).
25 Markle M.M. Jury pay and assembly pay at Athens. P. 114.
26 OberJ. Mass and elite in democratic Athens. P. 224.
21 Dover KJ. Greek popular morality in the time of Plato and Aristotle. P. 34. - Довер, однако, не исключал, но считал в свете других примеров, почерпнутых у Джонса, маловероятным и другое объяснение: плутократический пафос Демосфена (в нижеприведенном отрывке) мог быть лестным для судей-бедняков, к которым богач Демосфен взывает как к ровне.
28 Подробпе об этом см.: Обер Дж. Mass and elite in democratic Athens. P. 234-235.
29 OberJ. Mass and elite in democratic Athens. P. 234-235 (и другие примеры).
30 Ibid. P. 182-187, 310, 324-326.
31 Такое толкование предложил Д. Коэн: Cohen D. Law, violence and community in classical Athens. Cambridge, 1995. P. 75
32 Ibid. P. 78-83 (с примерами из средневековой Исландии и прочих «status honor» обществ).
33 Mosse С. La fin de la dcmocratie athcnienne. Aspects sociaux et politiques du decline de la cite grecque au IVe siecle avant J.C. Paris, 1962. P. 266.
34 KrollJ.H. Athenian bronze allotment plates. Cambridge, Mass., 1972. P. 71-83, 261-263. - Следует учесть, что образцов, дошедших до пас mi/aiaa, не так уж много и выборка их случайна.
35 Hansen M.H. How often did the Athenian Dicasteria meet // GRBS. 1979. Vol. 20. P. 243-246. - Из аттического года из 354 дней надо вычесть 40 дней для заседаний собрания, несколько «запретных дней» и 60 годовых праздников.
36 Markle M.M. Jury pay and assembly pay at Athens. P. 112-113, 115.
37 См., напр.: Aristot. Pol., 1273a24, 1291Ы7-30; Aristoph. Plut., 537-554; а также примеры и рассуждения в: DaviesJ.K. Wealth and the power of wealth in classical Athens. P. 10-13; Markle M.M. Jury pay and assembly pay at Athens. P. 97-102.
3S To, что судейское жалованье обладало большей привлекательностью для живущих вне денежного хозяйства крестьян, противостоящих в социальном смысле как немногим «денежным мешкам» типа Мидия, так и торгово-ремесленному населению Афин, в своей статье доказывал Ст. Тодд (Todd S. Lady Chatterly’s lover and the attic orators: the social composition of the Athenian jury //JHS. 1990. Vol. 110. P. 146-173, особенно P. 167-169). - Его выводы, основанные на оценках аттического сельского хозяйства как примитивно-натурального и находящегося вне «cash-economy», не кажутся убедительными.
39 Glotz G. The Greek city and its institutions. P. 241; Bumford A. Craftsmen in Greek and Roman society. London, 1972. P. 154.
Статья поступила в редакцию 29 июня 2006 г.
