Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2024.
№ 80. С. 173-184.
Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 2024. 80. pp. 173-184.
Научная статья УДК 316
doi: 10.17223/1998863Х/80/16
КТО ВЕРИТ ФЕЙКАМ И ДЕЛИТСЯ ИМИ СО СВОИМ ОКРУЖЕНИЕМ?
Сергей Геннадьевич Ушкин
Научный центр социально-экономического мониторинга (Саранск, Россия) Всероссийский центр изучения общественного мнения, Москва, Россия Национальный исследовательский Мордовский государственный университет, Саранск, Россия, [email protected]
Аннотация. Представлены результаты количественного социологического исследования, проведенного в апреле-мае 2023 г. в Республике Мордовия среди 1 000 респондентов по репрезентативной выборке. Выявлено, что каждый третий опрошенный житель региона (33%) в течение последнего года хотя бы раз попадал в ситуацию, когда он верил непроверенной, фейковой информации, а каждый четвертый (23%) делился ей со своими друзьями, родственниками, знакомыми. Наибольшую склонность к подобным практикам проявляют те, кто замечает ухудшение положения дел в нашей стране, а в своем окружении видят больше несогласия, разобщенности. Ключевые слова: фейки, доверие, недоверие, медиасоциология, критическое мышление
Благодарности: исследование подготовлено в рамках реализации гранта Российского научного фонда № 22-78-00082, https://rscf.ru/project/22-78-00082/
Автор выражает благодарность Администрации Главы Республики Мордовия и Правительства Республики Мордовия, Национальному исследовательскому Мордовскому государственному университету и Научному центру социально-экономического мониторинга за помощь в организации полевого этапа исследования.
Для цитирования: Ушкин С.Г. Кто верит фейкам и делится ими со своим окружением? // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2024. № 80. С. 173-184. doi: 10.17223/1998863Х/80/16
Original article
WHO BELIEVES FAKES AND SHARES THEM WITH THEIR
CIRCLE?
Sergey G. Ushkin
Scientific Centre for Socio-Economic Monitoring, Saransk, Russian Federation Russian Public Opinion Research Center (VCIOM), Moscow, Russian Federation National Research Mordovia State University, Saransk, Russian Federation ushkinsergey@gmail. com
Abstract. The landscape of media consumption has changed dramatically over the past few years. Social networks have begun to play a significant role in the dissemination of information, where huge volumes of false and unreliable data are generated. In turn, the latter can have a negative impact on the public sphere, since they have a high manipulative potential. In this regard, it seems important to understand how susceptible our fellow citizens are to the destructive influence of fakes and are ready, albeit unintentionally, to spread them in their immediate circle among friends and relatives. Also of particular interest are
© С.Г. Ушкин, 2024
demographic and situational predictors that may contribute to these types of practices. In this article, based on materials from a quantitative study conducted in April-May 2023 among 1,000 residents of the Republic of Mordovia, surveyed using a representative quota sample, I focus on people's trust and dissemination of information, which later turned out to be unreliable and fake. As the results of the study show, three out of ten respondents are inclined to trust unverified information, another two are inclined to share it with their immediate circle. The data obtained, in my opinion, significantly actualizes the problem of fakes, since, apparently, we can talk about the minimum thresholds that have been found. In reality, the scale of their penetration may be noticeably higher. The key predictors of trust in unverified information and its subsequent dissemination in one's immediate environment are, apparently, situational factors - I identified a relationship with the noticeable level of disagreement with the dynamics of the state of affairs in our country and an increased level of disagreement and disunity in the environment of respondents. Dependencies with demographic factors are lower, although age and education can be distinguished among them: younger people are more likely to believe in fakes and share them, and more educated people are less likely to do so. The results obtained are partially verified by studies of Western colleagues, although they are not without a number of controversial issues. Nevertheless, it seems clear that fakes pose a significant threat to deliberative politics, which centers public discourse. It is important to note that, apparently, I was able to find an interesting national feature: "angry" citizens who are not in opposition to the government, but, apparently, are ready to join it, and who do not receive significant support from their environment.
Keywords: fakes, trust, distrust, media sociology, critical thinking
Acknowledgments: The study is supported by the Russian Science Foundation, Project No. 22-78-00082, https://rscf.ru/project/22-78-00082/
The author thanks the Administration of the Head of the Republic of Mordovia and the Government of the Republic of Mordovia, the National Research Mordovia State University and the Scientific Center for Socio-Economic Monitoring for their assistance in organizing the field stage of the study.
For citation: Ushkin, S.G. (2024) Who believes fakes and shares them with their circle? Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya -Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 80. pp. 173184. (In Russian). doi: 10.17223/1998863Х/80/16
Введение
За последние несколько лет ландшафт медиапотребления существенно изменился, и хотя в нашей стране телевидение продолжает оставаться главным источником новостей, его серьезно поджимают различные интернет-издания и социальные сети, а бумажная пресса практически перестает пользоваться спросом [1]. Растущая популярность цифровых информационных и коммуникационных платформ повлекла за собой множество научных дискуссий, где исследователи спорили о том, смогут ли они в конечном счете полностью заменить собой традиционные медиа [2, 3].
Кажется, что заметную роль в этих прениях может сыграть одна из последних работ Юргена Хабермаса, посвященная новой структурной трансформации публичной сферы и делиберативной политике [4]. Нет, он не говорит о том, что цифровые платформы в ближайшей перспективе присвоят себе весь новостной дискурс, однако расставляет акценты на их способности к (само)воспроизводству контента, который может использоваться и как значимая альтернатива подконтрольным государству средствам массовой информации и коммуникации, и как угроза либеральной публичной сферы, поскольку именно здесь генерируются огромные объемы ложных, недостоверных данных.
Проблема, поднимаемая Хабермасом, заключается в том, что цифровые платформы все более привлекают к себе обычных пользователей, далеких от журналистики. Каждый, кто зарегистрировался в социальных сетях, становится писателем и редактором, а модель привратника, следящего за качеством информации, более практически не работает [5, 6]. По мнению исследователей, это открыло своеобразный «ларец Пандоры», поскольку у заинтересованных в этом акторов появилась возможность манипулировать общественным мнением посредством фейковой информации [7-9]. Впрочем, нельзя не отметить того факта, что рост интереса к цифровым платформам явился следствием утраты доверия к традиционным медиа, и особенно - когда речь идет о политическом контенте [10, 11].
В наиболее общем смысле в англоязычном дискурсе под фейком понимается заведомо ложная информация, которая может ввести читателя в заблуждение [12]. Несмотря на то, что исследователи достаточно часто упоминают поверхностность терминологии, отсутствие объяснительных моделей [13, 14], некоторые авторы, и мы в этом смысле с ними солидарны, предлагают рассматривать фейки как зонтичный конструкт [15]. Более того, не так давно был сформулирован интересный парадокс: для разных людей термин означает для разных людей разные вещи, а для некоторых политиков - «новости, которые им не нравятся» [16].
Значительное число исследований в этом направлении акцентирует свое внимание на центральной роли производителей фейкового контента, а также постулирует тезис о том, что людям становится все труднее и труднее различать профессиональный и непрофессиональный новостной контент, делая их более уязвимыми для манипуляций [17]. Наибольший интерес авторов приходится на периоды выборов, поскольку именно в это время происходит увеличение информационного давления на избирателей [18, 19].
Что влияет на веру людей в фейковую информацию и заставляет делиться ей со своим окружением? Это два ключевых вопроса, на которых мы сосредоточимся в дальнейшем.
Методология исследования
Настоящее исследование выполнено в русле количественной методологии. Его эмпирическую базу составляют результаты авторского социологического исследования, проведенного в апреле-мае 2023 г. на территории 22 муниципальных районов Республики Мордовия и г.о. Саранск, охвачено более 80 населенных пунктов. Всего в исследовании приняли участие 1 000 респондентов.
Выборка - квотная, репрезентует структуру населения Республики Мордовия по полу, возрасту и месту проживания. На первом этапе ее конструирования выделены доли населения в каждом из муниципальных образований, на втором - рассчитаны доли опрашиваемых по каждой из квот. Структура респондентов, попавших в выборку, таким образом, представлена по полу: мужчины - 46%, женщины - 54%; по возрасту: 18-24 года - 10%, 25-34 года -17%, 35-44 года - 18%, 45-59 лет - 25%, 60 лет и старше - 30%; по типу населенного пункта: Саранск - 45%, города и пгт - 18%, села - 37%. Поскольку квотная выборка не относится к случайным, оценка ее погрешности носит преимущественно аналитический характер и проводится нами спра-
вочно. Если при том же количестве опрошенных был бы реализован случайный подход к отбору единиц выборочной совокупности, то погрешность исследования была бы на уровне 3,5% при доверительной вероятности 95%.
Большинство результативных анкет получено посредством компьютерного анкетирования, реализованного на платформе Google Forms по интерактивной анкете. В отдельных случаях, связанных преимущественно с возрастом опрошенных и (или) проблемами с доступом у них к интернету, использовано традиционное интервью лицом к лицу. Все опрошенные проинформированы о цели работы и выразили готовность к сотрудничеству.
Цель настоящей работы заключается в том, чтобы выявить влияющие на доверие к фейковой информации и готовность делиться ей со своим окружением социально-демографические и ситуационные факторы.
Нами были сформулированы следующие задачи:
1) выявить долю респондентов, которые за последние полгода верили в фейковую информацию;
2) выявить долю респондентов, которые за последние полгода делились фейковой информацией со своими друзьями, родственниками, родными;
3) выявить взаимосвязь доверия и готовности делиться фейковой информацией с демографическими факторами, такими как пол, возраст, место проживания, уровень образования, семейное положение и уровень дохода;
4) выявить взаимосвязь и готовность делиться фейковой информацией с ситуационными факторами, такими как восприятие положения дел в стране, ретроспективные оценки положения дел в стране, одобрение деятельности руководителя государства, а также показатели межличностного доверия и социальной сплоченности.
Нами выдвинуто три гипотезы, которые в дальнейшем были скорректированы:
H1. Значительная часть респондентов на декларативном уровне будет придерживаться мнения, что они не верили в информацию, в последующем оказавшуюся фейковой, и не делились ей со своим ближайшим окружением -друзьями, знакомыми, родственниками.
H2. Социально-демографическими переменными, влияющими на доверие к фейковой информации, а также готовность делиться ими с другими, являются возраст, тип населенного пункта и уровень образования.
H3. Ситуационными переменными, влияющими на доверие к фейковой информации, а также готовность делиться ими с другими, являются показатели социального самочувствия и межличностного доверия.
Для обработки и анализа данных использованы возможности статистического пакета IBM SPSS Statistics 26. Применялись методы описательной статистики и многомерного распределения признаков.
Результаты
Выполненное исследование показывает, что доверие к информации, которая впоследствии оказалась выдуманной, фейковой, достаточно высоко: каждый третий (32%) попадал в ситуацию, когда поверил в подобного рода данные; противоположной позиции придерживается почти половина опрошенных (44%); еще четверть (24%) затрудняется ответить на поставленный вопрос (рис. 1).
Безусловно да Скорее да 11% 32%
Скорее нет Определенно нет 44%
Затрудняюсь ответить
24%
Рис. 1. Распределение ответов на вопрос: «Вспомните, попадали ли Вы за последний год в такую ситуацию, когда Вы поверили какой-либо информации, а впоследствии она оказалась выдуманной,
фейковой?»
Последнее обстоятельство, по всей видимости, может быть детерминировано двумя моментами: первый заключается в нежелании респондента предстать в худшем для него свете, тогда поставленный вопрос стоит считать в определенной степени сенситивным; второй может говорить о том, что люди в большинстве случаев не проверяют полученную ими информацию, не всегда следят за ее судьбой.
Заметно чаще, чем в среднем по выборке, вера в фейковую информацию выше среди молодежи до 34 лет (41%), респондентов без высшего образования (36%) и людей с относительно высоким уровнем дохода - тем, кому денег хватает на покупку автомобиля и выше (44%). Кроме того, анализ ситуационных переменных показывает, что их доля относительно выше среди тех, кто недоволен положением дел в нашей стране (37%), видят ухудшение ситуации (41%), замечают больше несогласия, разобщенности в своем окружении (47%), уверены, что в отношениях с людьми, которые их окружают, нужно быть осторожными (42%), не доверяют действующему президенту нашей страны (49%) и не одобряют его работу (49%).
При этом о том, что делились информацией, которая в дальнейшем оказалась выдуманной, фейковой, заявил каждый четвертый опрошенный (23%). Более половины (54%), во всяком случае декларативно, не являлись распространителями недостоверных данных. Еще четверть (24%) затруднилась с ответом (рис. 2).
Безусловно да 5% Скорее да 18% 23%
Скорее нет ■ 31%
44%
Затрудняюсь ответить 24%
Рис. 2. Распределение ответов на вопрос: «Скажите, а случалось ли такое, что Вы поделились какой-либо информацией с друзьями, родственниками, знакомыми, а впоследствии она оказалась
выдуманной, фейковой?»
Чаще остальных говорили о том, что делились выдуманной, фейковой информацией со своими друзьями, родственниками, знакомыми, молодежь (31% - среди 18-24-летних, 29% - среди 25-34-летних), респонденты без высшего образования (31%) и люди с относительно высоким уровнем дохода
(37%). Что касается ситуационных детерминант, то они также практически полностью воспроизводят полученные выше данные о влиянии на доверие к фейкам: их доля возрастает среди недовольных ситуацией в стране (29%), отмечающих ее ухудшение в ретроспективе (31%) и беспокойство, тревогу в отношении будущего (26%), диагностирующих несогласие, разобщенность в своем окружении (34%) и стране в целом (30%), уверенных, что в отношениях с большинством людей (27%) и теми, кто их окружает (31%), нужно быть осторожными, не доверяют действующему президенту нашей страны (34%) и не одобряют его работу (35%).
Корреляционный анализ указал на наличие статистически значимой положительной связи между доверием к фейкам и готовностью делиться ими. Кроме того, выявлена отрицательная связь обеих переменных с возрастом, удовлетворенностью положением дел в стране и, напротив, положительная -с наблюдаемым ухудшением ситуации, а также замечаемым в своем окружении несогласием. Важно отметить и то, что статистическая положительная связь наблюдается между готовностью делиться фейками и замечаемым беспокойством, тревогой среди окружающих в отношении своего будущего (табл. 1).
Таблица 1. Корреляционный анализ зависимых переменных, выражающих доверие к фейкам и готовность делиться ими с окружающими, с социально-демографическими и ситуационными
переменными
Переменная Верили фейкам Делились фейками
Верили фейкам 1 0,513**
Делились фейками 0,513** 1
Пол -0,035 -0,027
Возраст -0,111** -0,063*
Населенный пункт -0,31 0,17
Семейное положение -0,28 -0,23
Образование -0,055 -0,100
Доход -0,014 0,056
Довольны положением дел в стране -0,038 -0,063*
Видят ухудшение ситуации 0,139** 0,108**
Замечают беспокойство, тревогу в отношении будущего 0,027 0,078*
Замечают несогласие, разобщенность в окружении 0,149** 0,106**
Доверяют президенту -0,024 -0,015
Одобряют президента -0,020 0,001
Примечание. Результат корреляционного анализа: показана значимость: * - на уровне 0,05, ** - на уровне 0,01.
Результаты логистического регрессионного анализа выявили взаимосвязь между доверием к фейкам и готовностью делиться ими со своим окружением и некоторыми из рассматриваемых демографических и ситуационных факторов. Нами были построены четыре регрессионные модели, где к сугубо демографическим факторам (модель 1) мы последовательно добавляли сначала восприятие текущей ситуации (модель 2), затем восприятие разобщенности и беспокойства в отношении будущего (модель 3) и, наконец, поддержку главы нашего государства (модель 4). Тем не менее необходимо отметить, что построенные логистические модели скорее носят справочный характер, служат для выделения общих тенденций, характерных для массива данных, поскольку полученные R-квадраты Нэйджелкерка и R-квадраты Кокса и Снелла принимают крайне низкие значения.
Что касается доверия к фейкам, то фиксируется статистически значимая связь (р < 0,05) с возрастом, образованием, заметностью ухудшения ситуации в стране и несогласием, разобщенностью в окружении респондентов. Возраст и образование идентифицируются как статистически значимые отрицательные предикторы, т.е. вероятность доверия к фейкам повышается среди наиболее молодых (в среднем в 1,02 раза) и наименее образованных респондентов (в среднем в 1,3 раза). Напротив, заметность ухудшения ситуации и несогласие, разобщенность в ближайшем окружении относятся к статистически значимым положительным предикторам: в частности, негативно настроенные к ретроспективному развитию ситуации в стране и говорящие о низком межличностном доверии, как ни парадоксально, имеют большую вероятность поверить в фейк (в среднем в 1,7 и 2,1 раза соответственно).
Таблица 2. Логистический регрессионный анализ доверия переменной, выражающей доверие
к фейкам
Переменная Модель 1 Модель 2 Модель 3 Модель 4
B Exp(B) B Exp(B) B Exp(B) B Exp(B)
Пол -0,28 0,973 -0,009 0,991 0,053 1,055 0,048 1,049
Возраст -0,018*** 0,982 -0,017** 0,983 -0,018*** 0,982 -0,020*** 0,980
Населенный пункт -0,088 0,916 0,072 0,930 -0,056 0,945 -0,058 0,944
Семейное положение 0,021 1,021 0,039 1,040 0,085 1,089 0,082 1,085
Образование -0,370* 0,691 -0,360* 0,698 -0,400* 0,670 -0,437* 0,646
Доход -0,46 0,955 -0,032 0,968 -0,15 0,985 -0,012 0,988
Довольны положением дел в стране 0,152 1,164 0,217 1,243 0,082 1,086
Видят ухудшение ситуации 0,502** 1,652 0,526** 1,692 0,613** 1,846
Замечают беспокойство, тревогу в отношении будущего -0,187 0,830 -0,208 0,812
Замечают несогласие, разобщенность в окружении 0,756*** 2,130 0,769*** 2,157
Доверяют президенту 0,211 1,234
Высоко оценивают работу президента 0,169 1,184
Nagelkerke R2 0,028 0,042 0,065 0,070
Cox & Snell R2 0,020 0,030 0,047 0,050
Chi2 18,361 27,925 43,961 47,501
Log likelihood 1 150,351 1 140,787 1 124,752 1 121,211
Примечание. Результат регрессионного анализа: показана значимость: * - на уровне 0,05, ** -на уровне 0,01 и *** - на уровне 0,001.
Непосредственно распространение информации, впоследствии оказавшейся выдуманной, фейковой, также оказывается статистически связано (р < 0,05) с образованием, заметностью ухудшения ситуации в стране и несогласием, разобщенностью в окружении респондентов. Возраст играет существенно меньшую роль и релевантен лишь для одной из моделей. В то же время по мере увеличения количества ситуационных факторов все более значимым становится уровень дохода (в среднем чаще в 1,3 раза). Образование здесь, как и в предыдущем случае, рассматривается в качестве статистически значимого отрицательного предиктора, т.е. люди с более низким образовани-
ем вероятнее всего будут распространять, пусть и непреднамеренно, фейки в социальных сетях (в среднем чаще в 1,5 раза). Но наиболее значимые факторы влияния - недовольство развитием ситуации в стране и несогласие, разобщенность в своем окружении (вероятность веры в фейки возрастает в среднем в 1,6 раза в первом случае и в 1,9 раза - во втором).
Таблица 3. Логистический регрессионный анализ доверия переменной, выражающей готовность
делиться фейками
Переменная Модель 1 Модель 2 Модель 3 Модель 4
B Exp(B) B Exp(B) B Exp(B) B Exp(B)
Пол 0,016 1,016 0,054 1,056 0,103 1,108 0,091 1,095
Возраст -0,010 0,990 -0,009 0,991 -0,011 0,989 -0,014* 0,986
Населенный пункт 0,043 1,044 0,078 1,081 0,117 1,124 0,120 1,127
Семейное положение -0,071 0,932 -0,045 0,956 -0,028 0,973 -0,024 0,976
Образование -0,599** 0,568 -0,541** 0,582 -0,567** 0,567 -0,619** 0,538
Доход 0,180 1,197 0,235** 1,265 0,273** 1,314 0,272** 1,313
Довольны положением дел в стране -0,149 0,861 -0,029 0,971 -0,204 0,816
Видят ухудшение ситуации 0,493** 1,636 0,370* 1,567 0,507** 1,660
Замечают беспокойство, тревогу в отношении будущего 0,282 1,326 0,259 1,296
Замечают несогласие, разобщенность в окружении 0,632** 1,882 0,660*** 1,935
Доверяют президенту -0,060 0,941
Высоко оценивают работу президента 0,579 1,784
Nagelkerke R2 0,030 0,049 0,069 0,079
Cox & Snell R2 0,020 0,033 0,046 0,053
Chi2 23,996 30,596 43,577 50,246
Log likelihood 999,647 987,900 974,919 968,250
Примечание. Результат регрессионного анализа: показана значимость: * - на уровне 0,05, ** -на уровне 0,01 и *** - на уровне 0,001.
Дискуссия и выводы
Приведенные нами данные убедительно показывают, что фейки занимают значимое место в общественном сознании: трое из десяти опрошенных нами респондентов заявили о том, что верили в информацию, которая впоследствии оказалось ложной, а двое из десяти - делились ей со своими друзьями, родственниками, знакомыми. Но необходимо отметить: вероятно, что в обоих случаях мы обнаружили нижние пороги, в действительности ситуация может быть еще хуже, поскольку значимая часть респондентов может давать социально одобряемые ответы или выбирать вариант «затрудняюсь ответить», другая часть - не рефлексировать в отношении полученной ранее информации и ее происхождения, т.е. не относить ее постфактум к фейковой. Последнее обстоятельство становится общим местом для многих социальных исследователей, поскольку сегодня людям становится труднее отличить правду от лжи [20].
Необходимо отметить, что более половины из тех, кто верит в информацию, которая впоследствии оказывается ложной, делится ей со своими друзьями, знакомыми, родственниками (18 от 32%). Результаты корреляционного и регрессионного анализа сходятся в том, что важную роль в вере в фейки и их
распространении играют ситуационные факторы, в первую очередь, замечаемое ухудшение положения дел в нашей стране и повышенный уровень несогласия, разобщенности в окружении респондентов. Прямой корреляции с политическими факторами - мы рассматривали поддержку действующего президента - не наблюдается, хотя сами по себе они пусть незначительно, но влияют на оценку ситуации вокруг. Схожих по дизайну западных исследований, акцентирующих внимание на субъективной динамике восприятия ситуации, и показателей социальной разобщенности мы не обнаружили, заметное число работ коллег посвящено влиянию политических предпочтений на восприятия лживой информации: например, было установлено, что в США республиканцы и консерваторы чаще демократов и либералов верили в фейки [21, 22].
Значимость демографических факторов, по всей видимости, ниже. Так, возраст респондентов отрицательно коррелирует с верой в ложную информацию и ее распространением, однако в регрессионных моделях проявляет себя лишь в первом случае. Вполне вероятно, что это связано с тем, что, как показывают двумерные распределения, в возрастной структуре по обоим параметрам мы наблюдаем график, похожий на чашу: показатели выше среднего характерны для молодежи до 34 лет, существенно ниже среднего - для людей от 35 до 59 лет и вновь выше среднего - для респондентов старше 60 лет. Показательно, что среди исследователей нет единого мнения по поводу влияния этого предиктора: есть ряд работ, где указывается на то, что более возрастные респонденты доверяют фейкам и распространяют их среди своего окружения [23, 24]; другие, напротив, постулируют обратное [25, 26]. Вполне возможно, что это связано с большей устойчивостью к фейкам и их распространению среди людей среднего возраста, а опросные данные не лонгитюд-ного характера дают достаточно смазанную картину.
Образование, по всей видимости, оказывается значимым фактором при прогнозировании: менее образованные люди, как правило, более подвержены деструктивному влиянию фейков, чаще готовы распространять их среди своего окружения. При этом двумерные распределения показывают, что именно более высокий уровень образования дифференцирует тех, кто верит в информацию, впоследствии оказавшуюся ложной, и делится ею, и тех, кто верит в нее, но не обсуждает ее, даже при повышенных значениях показателей, свидетельствующих о недовольстве респондентов динамикой положения дел в стране и повышенном уровне несогласия, разобщенности в их окружении. Собственно, наличие более высокого уровня образования представляет собой наиболее очевидный предиктор, который находит подтверждение в работах западных коллег [26, 27].
Другие предикторы, по всей видимости, вносят достаточно слабый вклад в веру в информацию, впоследствии оказывающуюся ложной, и ее распространение среди ближайшего окружения. Впрочем, важно отметить, что мы замеряли исключительно два субъективных параметра, не тестировали респондентов вопросами, касающимися их реальных, а не декларативных возможностей к распознаванию фейков. Вполне возможно, что некоторые предикторы в таком случае могут поменяться, некоторые - уйти в тень. Безусловно, требуются дополнительные исследования восприятия фейков, поскольку сегодня последние не просто формируют информационный ланд-
шафт, но и определяют векторы развития делиберативной политики, к которой располагают возможности выражения своего мнения на цифровых платформах и в социальных сетях.
Список источников
1. Ушкин С.Г. Кофейни, джентльменские клубы и социальные сети, или где сегодня формируется общественное мнение // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2017. № 6. С. 52-62. doi: 10.14515/monitoring.2017.6.03
2. Ahlers D. News consumption and the new electronic media // Harvard International Journal of Press/Politics. 2006. Vol. 11, № 1. P. 29-52. doi: 10.1177/1081180X05284317
3. Meyer P. Saving journalism: How to nurse the good stuff until it pays // Columbia Journalism Review. 2004. Vol. 43, № 4. P. 55-58.
4. Хабермас Ю. Новая структурная трансформация публичной сферы и делиберативная политика. М. : Новое литературное обозрение, 2023. 104 с.
5. Coddington M., Holton A.E. When the Gates Swing Open: Examining Network Gatekeeping in a Social Media Setting // Mass Communication and Society. 2014. Vol. 17, № 2. P. 236-257. doi: 10.1080/15205436.2013.779717
6. Blokhin I.N., Ilchenko S.N. Fake as a format of modern journalism: the information reliability problem // Indian Journal of Science and Technology. 2015. Vol. 8, № 10. P. 1-8. doi: 10.17485/ij st/2015/v8iS10/84840
7. Cook J., Ecker U., Lewandowsky S. and Schwarz N. Misinformation and its correction continued influence and successful debiasing // Psychological Science in the Public Interest. 2012. Vol. 13, № 3. P. 106-131. doi: 10.1177/1529100612451018
8. Lazer D.M.J., Baum M.A., Benkler Y., Berinsky A.J., Greenhill K.M., Menczer F., Metzger M.J., Nyhan B., Pennycook G., Rothschild D., Schudson M., Sloman S.A., Sunstein C.R., Thor-son E.A., WattsD.J., Zittrain J.L. The science of fake news: Addressing fake news requires a multidis-ciplinary effort // Science. 2018. Vol. 359, № 6380. P. 1094-1096. doi: 10.1126/science.aao299
9. Levy N. The bad news about fake news // Social Epistemology Review and Reply Collective. 2017. Vol. 6, № 8. P. 20-36. doi: 10.4236/jcc.2022.109001
10. Ушкин С.Г. Партия «телевизора» против партии «Интернета»: как медиапотребление влияет на одобрение деятельности властей // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Социология. 2021. Т. 21, № 4. С. 855-867. doi: 10.22363/2313-2272-2021-21-4-855-867
11. Wasserman H., Madrid-Morales D. An Exploratory Study of "Fake News" and Media Trust in Kenya, Nigeria and South Africa // African Journalism Studies. 2019. Vol. 40, № 1. P. 107-123. doi: 10.1080/23743670.2019.1627230
12. Allcott H., Gentzkow M. Social media and fake news in the 2016 election // The Journal of Economic Perspectives. 2017. Vol. 31, № 2. P. 211-235. doi: 10.1257/jep.31.2.211
13. БрунсА. Реальна ли стена фильтров? М. : НИУ ВШЭ, 2023. 120 c.
14. Caled D., Silva M.J. Digital media and misinformation: An outlook on multidisciplinary strategies against manipulation // Journal of Computational Social Science. 2022. Vol. 5. P. 123-159. doi: 10.1007/s42001-021-00118-8
15. Adeeb R.A., Mirhoseini M. The Impact of Affect on the Perception of Fake News on Social Media: A Systematic Review // Social Sciences. 2023. Vol. 12, № 12. P. 1-24. doi: 10.3390/socsci12120674
16. Nakov P. Can we spot the «fake news» before it was even written? // arXiv preprint arXiv:2008.04374. 2020. URL: https://arxiv.org/abs/2008.04374 (дата обращения: 25.02.2024).
17. Tandoc E.C., Ling R., Westlund O., Duffy A., Goh D., Zheng Wei L. Audiences' acts of authentication in the age of fake news: A conceptual framework // New Media & Society. 2018. Vol. 20, № 8. P. 2745-2763. doi: 10.1177/1461444817731756
18. Balmas M. When fake news becomes real: Combined exposure to multiple news sources and political attitudes of inefficacy, alienation, and cynicism // Communication Research. 2014. Vol. 41, № 3. P. 430-454. doi: 10.1177/0093650212453600
19. Lukito J. Coordinating a Multi-Platform Disinformation Campaign: Internet Research Agency Activity on Three U.S. Social Media Platforms, 2015 to 2017 // Political Communication. 2020. Vol. 37, № 2. P. 238-255. doi: 10.1080/10584609.2019.1661889
20. Hohlfeld R. Die Post-Truth-Ära: Kommunikation im Zeitalter von gefühlten Wahrheiten und Alternativen Fakten // Fake News und Desinformation: Herausforderungen für die vernetzte Gesellschaft und die empirische Forschung. Baden-Baden : Nomos Verlagsgesellschaft mbH & Co. KG., 2020. P. 43-60. doi: 10.5771/9783748901334
21. Dobbs M., DeGutis J., Morales J., Joseph K., Swire-Thompson B. Democrats are better than Republicans at discerning true and false news but do not have better metacognitive awareness // Communications Psychology. 2023.Vol. 1, № 46. doi: 10.1038/s44271-023-00040-x
22. Garrett K.R., BondR.M. Conservatives' susceptibility to political misperceptions // Science. 2021. Vol. 7, № 23. eabf1234. doi: 10.1126/sciadv.abf1234
23. Grinberg N., Joseph K., FriedlandL., Swire-Thompson B., Lazer D. Fake news on Twitter during the 2016 U.S. presidential election // Science. 2019. Vol. 363, № 6425. P. 374-378. doi: 10.1126/science.aau2706
24. Guess A., Nagler J., Tucker J. Less than you think: Prevalence and predictors of fake news dissemination on Facebook // Science Advances. Vol. 5, № 1. doi: 10.1126/sciadv.aau4586.
25. Ann K.P., Mazrekaj D., Thum M. Ability of detecting and willingness to share fake news // Scientific Reports. 2023. Vol. 13. doi: 10.1038/s41598-023-34402-6
26. Buchanan T. Why do people spread false information online? The effects of message and viewer characteristics on self-reported likelihood of sharing social media disinformation // PLOS ONE. 2020. Vol. 15, № 10. doi: 10.1371/journal.pone.0239666
27. Preston S., Anderson A., Robertson D.J., ShephardM.P., Huhe N. Detecting fake news on Facebook: The role of emotional intelligence // PLOS ONE. 2021. Vol. 16, № 3. doi: 10.1371/journal.pone.0246757
References
1. Ushkin, S.G. (2017) Kofeyni, dzhentl'menskie kluby i sotsial'nye seti, ili gde segodnya for-miruetsya obshchestvennoe mnenie [Coffee houses, gentlemen's clubs and social networks, or where public opinion is formed today]. Monitoring obshchestvennogo mneniya: ekonomicheskie i sotsi-al'nyeperemeny. 6. pp. 52-62. DOI: 10.14515/monitoring.2017.6.03
2. Ahlers, D. (2006) News consumption and the new electronic media. Harvard International Journal of Press/Politics. 11(1). pp. 29-52. DOI: 10.1177/1081180X05284317
3. Meyer, P. (2004) Saving journalism: How to nurse the good stuff until it pays. Columbia Journalism Review. 43(4). pp. 55-58.
4. Habermas, J. (2023) Novaya strukturnaya transformatsiyapublichnoy sfery i deliberativnaya politika [New Structural Transformation of the Public Sphere and Deliberative Politics]. Translated from German. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie.
5. Coddington, M. & Holton, A.E. (2014) When the Gates Swing Open: Examining Network Gatekeeping in a Social Media Setting. Mass Communication and Society. 17(2). pp. 236-257. DOI: 10.1080/15205436.2013.779717
6. Blokhin, I.N. & Ilchenko, S.N. (2015) Fake as a format of modern journalism: the information reliability problem. Indian Journal of Science and Technology. 8(10). pp. 1-8. DOI: 10.17485/ijst/2015/v8iS10/84840
7. Cook, J., Ecker, U., Lewandowsky, S. & Schwarz, N. (2012) Misinformation and its correction continued influence and successful debiasing. Psychological Science in the Public Interest. 13(3). pp. 106-131. DOI: 10.1177/1529100612451018
8. Lazer, D.M.J., Baum, M.A., Benkler, Y., Berinsky, A.J., Greenhill, K.M., Menczer, F., Metzger, M.J., Nyhan, B., Pennycook, G., Rothschild, D., Schudson, M., Sloman, S.A., Sunstein, C.R., Thorson, E.A., Watts, D.J. & Zittrain, J.L. (2018) The science of fake news: Addressing fake news requires a multidisciplinary effort. Science. 359(6380). pp. 1094-1096. DOI: 10.1126/science.aao299
9. Levy, N. (2017) The bad news about fake news. Social Epistemology Review and Reply Collective. 6(8). pp. 20-36. DOI: 10.4236/jcc.2022.109001
10. Ushkin, S.G. (2021) Partiya "televizora" protiv partii "Interneta": kak mediapotreblenie vliyaet na odobrenie deyatel'nosti vlastey [The "TV" party versus the "Internet" party: How media consumption influences approval of the authorities' activities]. Vestnik Rossiyskogo universiteta druzhby narodov. Seriya: Sotsiologiya. 21(4). pp. 855-867. DOI: 10.22363/2313-2272-2021-21-4-855-867
11. Wasserman, H. & Madrid-Morales, D. (2019) An Exploratory Study of "Fake News" and Media Trust in Kenya, Nigeria and South Africa. African Journalism Studies. 40(1). pp. 107-123. DOI: 10.1080/23743670.2019.1627230
12. Allcott, H. & Gentzkow, M. (2017) Social media and fake news in the 2016 election. The Journal of Economic Perspectives. 31(2). pp. 211-235. DOI: 10.1257/jep.31.2.211
13. Bruns, A. (2023) Real'na li stenafil'trov? [Is the Filter Wall Real?]. Translated from English. Moscow: HSE.
14. Caled, D. & Silva, M.J. (2022) Digital media and misinformation: An outlook on multidisciplinary strategies against manipulation. Journal of Computational Social Science. 5. pp. 123-159. DOI: 10.1007/s42001-021-00118-8
15. Adeeb, R.A. & Mirhoseini, M. (2023) The Impact of Affect on the Perception of Fake News on Social Media: A Systematic Review. Social Sciences. 12(12). pp. 1-24. DOI: 10.3390/socsci12120674
16. Nakov, P. (2020) Can we spot the "fake news" before it was even written? arXiv preprint arXiv:2008.04374. 2020. [Online] Available from: https://arxiv.org/abs/2008.04374 (Accessed: 25th February 2024).
17. Tandoc, E.C., Ling, R., Westlund, O., Duffy, A., Goh, D. & Zheng Wei, L. (2018) Audiences' acts of authentication in the age of fake news: A conceptual framework. New Media & Society. 20(8). pp. 2745-2763. DOI: 10.1177/1461444817731756
18. Balmas, M. (2014) When fake news becomes real: Combined exposure to multiple news sources and political attitudes of inefficacy, alienation, and cynicism. Communication Research. 41(3). pp. 430-454. DOI: 10.1177/0093650212453600
19. Lukito, J. (2020) Coordinating a Multi-Platform Disinformation Campaign: Internet Research Agency Activity on Three U.S. Social Media Platforms, 2015 to 2017. Political Communication. 37(2). pp. 238-255. DOI: 10.1080/10584609.2019.1661889
20. Hohlfeld, R. (2020) Die Post-Truth-Ära: Kommunikation im Zeitalter von gefühlten Wahrheiten und Alternativen Fakten. In: Hohfeld, R. et al. (eds) Fake News und Desinformation: Herausforderungen für die vernetzte Gesellschaft und die empirische Forschung. Baden-Baden: Nomos Verlagsgesellschaft mbH & Co. KG. pp. 43-60. DOI: 10.5771/9783748901334
21. Dobbs, M., DeGutis, J., Morales, J., Joseph, K. & Swire-Thompson, B. (2023) Democrats are better than Republicans at discerning true and false news but do not have better metacognitive awareness. Communications Psychology. 1(46). DOI: 10.1038/s44271-023-00040-x
22. Garrett, K.R. & Bond, R.M. (2021) Conservatives' susceptibility to political misperceptions. Science. 7(23). eabf1234. DOI: 10.1126/sciadv.abf1234
23. Grinberg, N., Joseph, K., Friedland, L., Swire-Thompson, B. & Lazer, D. (2019) Fake news on Twitter during the 2016 U.S. presidential election. Science. 363(6425). pp. 374-378. DOI: 10.1126/science.aau2706
24. Guess, A., Nagler, J. & Tucker, J. (2019) Less than you think: Prevalence and predictors of fake news dissemination on Facebook. Science Advances. 5(1). DOI: 10.1126/sciadv.aau4586
25. Arin, K.P., Mazrekaj, D. & Thum, M. (2023) Ability of detecting and willingness to share fake news. Scientific Reports. 13. DOI: 10.1038/s41598-023-34402-6
26. Buchanan, T. (2020) Why do people spread false information online? The effects of message and viewer characteristics on self-reported likelihood of sharing social media disinformation. PLOS ONE. 15(10). DOI: 10.1371/journal.pone.0239666
27. Preston, S., Anderson, A., Robertson, D.J., Shephard, M.P. & Huhe, N. (2021) Detecting fake news on Facebook: The role of emotional intelligence. PLOS ONE. 16(3). DOI: 10.1371/journal.pone.0246757
Сведения об авторе:
Ушкин С.Г. - кандидат социологических наук, ведущий научный сотрудник отдела мониторинга социальных процессов Научного центра социально-экономического мониторинга» (Саранск, Россия); исследовательский менеджер Всероссийского центра изучения общественного мнения (Москва, Россия); младший научный сотрудник департамента науки и технологий Национального исследовательского Мордовского государственного университета (Саранск, Россия). E-mail: [email protected]
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
Information about the author:
Ushkin S.G. - Cand. Sci. (Sociology), leading researcher at the Social Processes Monitoring Department, Scientific Centre for Socio-Economic Monitoring (Saransk, Russian Federation); research manager, Russian Public Opinion Research Center (VCIOM) (Moscow, Russian Federation); junior researcher at the Department of Science and Technology, National Research Mordovia State University (Saransk, Russian Federation). E-mail: [email protected]
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 25.02.2024; одобрена после рецензирования 22.07.2024; принята к публикации 12.08.2024
The article was submitted 25.02.2024; approved after reviewing 22.07.2024; accepted for publication 12.08.2024