CC BY
160
Российской империи, занялись преимущественно скупкой и переработкой сельскохозяйственного сырья. Они либо брались за не слишком привлекательные для местного населения виды предпринимательства, либо закладывали основы новых отраслей перерабатывающей промышленности. Делается вывод, что такими путями евреи сумели прочно занять различные хозяйственные ниши, которые давали им устойчивую прибыль. Первоначальное накопление капитала привело к формированию еврейских семейных кланов, закрепившихся в торговле, в различных отраслях пищевой промышленности, в сфере услуг, а также в банковском деле. Эти кланы внесли существенный вклад в хозяйственное развитие Тобольской губернии, Томской губернии и Акмолинской области.
Российская империя, Сибирь, Тобольская губерния, Томская губерния, Акмолинская область, экономическая жизнь, банковское дело, торговля, промышленность, предпринимательство, предпринимательская этика, евреи, еврейская община, иудаика
References (Articles from Scientific Journals)
1. LarinaO.G., ShaidurovV.N.Nekotoryenapravleniyagosudarstvennoy deyatelnosti E.F. Kankrina. Bylye gody, 2014, no. 1(31), p. 78.
(Monographs)
2. Kalmina L.V. Evreyskie obshchiny Vostochnoy Sibiri (seredina XIX v. - fevral 1917 goda) [The Jewish Communities of Eastern Siberia (mid XIX century - February 1917)]. Ulan-Ude, 2003, 423 p.
3. Nam I.V. Natsionalnye menshinstva Sibiri i Dalnego Vostoka na istoricheskom perelome (1917 - 1922 gg.) [National Minorities of Siberia and the Far East at a historical turning point (1917 - 1922)]. Tomsk, 2009, 500 p.
4. Orekhova N.A., Kofman Ya.M. Evreyskie obshchiny na territorii Eniseyskoy gubemii (XIX - nachalo 30-kh gg. XX vv.) [Jewish Communities on the Territory of the Yenisei Province (XIX - early 30-ies of XX centuries)]. Krasnoyarsk, 2009, 328 p.
5. Petrovskiy-Shtem Y. Evrei v russkoy armii [The Jews in the Russian army], Moscow, 2003, p. 124.
6. Rabinovich V.Yu. Evrei dorevolyutsionnogo Irkutska: menyayushcheesya menshinstvo v menyayushchemsya obshchestve [The Jews in Pre-Revolutionary Irkutsk: A Changing Minority in a Changing Society]. Krasnoyarsk, 2002, 240 p.
7. Shaidurov V.N. Evrei, nemtsy, polyaki v Zapadnoy Sibiri XIX -nachala KhKh v. [The Jews, Germans, and Poles in Western Siberia in XIX and early XX century], St. Petersburg, 2013, 260 p.
8. Shaidurov V.N. Evrei, nemtsy, polyaki v Zapadnoy Sibiri XIX -nachala KhKh v. [The Jews, Germans, and Poles in Western Siberia in XIX and early XX century], St. Petersburg, 2013, p. 104.
Author, Abstract, Key words
Vladimir N. Shaidurov - Candidate of History, Senior Lecturer, National Mineral Resources University “Mining” (St. Petersburg, Russia)
s-w-n@mail.ru
The article analyses the business activities of the Jewish community in Western Siberia in the latter half of the XIX century. On the basis of archival documents and published statistical data it is shown that the Jews who arrived from western provinces of the Russian Empire were mostly involved in buying up and processing agricultural products. They either took up the kinds of entrepreneurship which were considered unattractive by the local population or launched new processing industries. It is concluded that through these activities the Jews managed to secure the economic niches that brought them steady profits. The original accumulation of capital led to the appearance of Jewish family clans in banking, trade, different food industries and service sector. These clans made a significant contribution to the economic development of Tobolsk and Tomsk provinces and Akmolinsk region.
Russian Empire, Siberia, Tobolsk province, Tomsk province, Akmolinsk region, economic life, banking business, trade, industry, entrepreneurship, business ethics, Jews, Jewish community, Jewish studies
B.JI. Агапов
«КРУШЕНИЕ СТАРОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО И ОБЩЕСТВЕННОГО СТРОЯ»: 1917 ГОД В ЛИБЕРАЛЬНОМ ЗЕРКАЛЕ «ВЕСТНИКА ЕВРОПЫ»
V. Agapov
“The Collapse of the Old State and Social Order”:
1917 as reflected in the Liberal Mirror of “Vestnik Evropy” (“The Bulletin of Europe”)
Второй военный год (с лета 1915 по лето 1916 гг.) характеризовался ростом оппозиционных настроений русской прессы, которая все активнее нападала на правительство. Объективными поводами
для недовольства были огромные потери действующей армии без видимых результатов скорой и неизбежной победы, надлом настроений на фронте и в тылу, инфляция, деградация транспортной системы, приводившая к ухудшению продовольственного снабжения больших городов.
Центром либеральной оппозиции являлась Государственная Дума, лидеры которой взяли курс на изменение политического строя страны. Пользуясь трудностям военного времени, они устно и в контролируемой ими печати упрекали правительство во враждебности народу и отчуждении от него, в предательстве интересов страны, что якобы должно привести к неизбежной катастрофе. Закономерным итогом стала известная речь лидера кадетов П.Н. Милюкова «Глупость или измена?», прозвучавшая 1 ноября 1916 г. на открытии 5-й думской сессии.
Не поддерживая формально ни одну из политических партий, «Вестник Европы» принял активное участие в антиправительственной кампании, развернутой русской либеральной прессой1. В феврале 1916 г. в статье «Сближение с Западом»2, предвосхищая обвинения императорского двора в том, что тот является своего рода коллективным «германским агентом», Л.З. Слонимский рассуждал, что политика России долгое время находилась под прусским влиянием3, которое и «поддерживало у нас... правительственную реакцию». «Реакционному» и неспособному привести страну к процветанию самодержавному государству обозреватель журнала противопоставлял прогрессивную интеллигенцию. «Россия в лице своей интеллигенции активно участвует в общем умственном движении Европы, - писал он. - В совершенно ином положении находится политическая, официальная Россия: она мало понятна европейцам и вообще непопулярна за границей в широких слоях населения... Иностранцы знают и видят, что между властью и обществом существует у нас некоторый антагонизм и что наша бюрократия считает себя выше общественного мнения страны...» В итоге Слонимский приходил сам и подводил читателей к выводу, что «многие устарелые черты нашей государственности создают России крайне плохую репутацию за границей» и именно государство мешает России занять более достойное место среди великих держав4.
В июньском номере журнала К.К. Арсеньев5 задавался вопросом «Изменится ли государственный строй России?» Он писал о нарушениях Основных законов, злоупотреблениях 87-й статьей, позволявшей принимать законы без одобрения их Государственной думой и т.п. Причину он видел в «устойчивости традиций и взглядов, сложившихся в бесконечно длившуюся эпоху бюрократического
36
всевластия... На почве веры в собственную мудрость [1-я строка вычеркнута; вероятно, цензором. - В.А.] укоренилась привычка все сосредотачивать в властных руках [Большая часть следующей страницы вычеркнута. -В.А.~\»6.
Статьи Арсеньева вообще задавали основной тон в «Вестнике Европы» в конце 1916 г. В сентябрьском номере он критиковал политический строй, «с внешней стороны слегка измененный государственными актами 1905 и 1906 годов», но «по-прежнему не имеющий ничего общего с западно-европейским конституционным укладом»7. «Конституционный уклад», очевидно, представлялся редактору «Вестника Европы» панацеей от всех бед.
В октябрьском (вышедшем в ноябре, поскольку там речь идет о событиях этого месяца) номере, по поводу открытия 1 ноября 5-й сессии Государственной думы, Арсеньев писал: «Никогда еще не обнаруживалось так ясно глубокое противоречие между настроением правительства и настроением народного представительства. Сессия началась при самых тяжелых предзнаменованиях. Более чем когда-либо чувствуется необходимость наступления новых условий, соответствующих важности и опасности переживаемого момента»8.
Думу Арсеньев называл «единственным местом, где может раздаться свободный голос, где может раскрыться... в главных чертах современное положение России»9. Положение это одному из старейших русских журналистов рисовалось в самых мрачных красках. В ноябрьском (вышедшем в декабре) номере, цитируя уже совсем не верноподданнические речи депутатов, он писал о «близости крушения политического и всякого другого обскурантизма» (то есть фактически о неизбежности свержения самодержавия)10 в России, выдавая это за желание общества: «Не может быть больше никакого сомнения в том, каким настроением проникнута мыслящая Россия»11.
В этих рассуждениях Арсеньев полностью стоял на точке зрения думской оппозиции, разделяя ее требование создать «ответственное министерство», «облеченное народным доверием» и опирающееся на большинство в обеих палатах парламента.
Государственная дума, как писал Арсеньев в декабрьском (вышедшем в январе) номере журнала12, «высказалась за необходимость “устранить влияние безответственных темных сил”»13. «Необходимо создать правительство сильное, русское по мысли и чувству, пользующееся народным доверием и способное к совместной с законодательными учреждениями работе. Только такое правительство может обеспечить доведение войны до полной победы, без которой народная мысль не допускает мира»14.
Принятие думской формулы Государственным советом и Съездом Объединенного дворянства Арсеньев считал признаком широкого народного одобрения: «Во всех трех формулах - Государственной Думы, Государственного Совета и дворянского съезда
- одинаково идет речь об образовании министерства, пользующегося общественным доверием, и об устранении влияния безответственных темных сил»15.
В этих рассуждениях обращают на себя внимание две типичных для русских либералов черты. Первая: стремление выдать свое мнение за мнение народных масс, а себя за защитников народных интересов. Вторая: уверенность в том, что буржуазная олигархия, добившись ликвидации самодержавия, сможет управлять страной лучше, чем царская бюрократическая олигархия.
* * *
С марта по сентябрь 1917 г. вышло всего три номера «Вестника Европы». Это было вызвано экономическими трудностями, заставившими редакторов «толстых» журналов перейти на сдвоенные и строенные выпуски. Тем не менее, даже в этих сложных условиях авторы «Вестника Европы» не остались в стороне от исторических событий и пытались оперативно откликаться на важнейшие из них - Февральскую революцию, создание и решения Временного правительства, Корниловский «мятеж».
Одной из главных тем «Вестника Европы» в 1914-1916 гг. была тема внутреннего мира. В начале войны авторам журнала казалось, что «единение» достигнуто на патриотической основе защиты родины от германизма (особенно это видно в сентябрьском номере за 1914 г.). Но постепенно, как отметил в январе 1916 г. В.Д. Кузь-мин-Караваев, «всеобщее воодушевление» сошло на нет, и общество снова стало разобщено16. Аналогичную эволюцию в общественных настроениях, но за более короткий срок, журнал отметил ив 1917 г.
Вышедший в марте февральский номер «Вестника Европы» за 1917 г. открывался документами о «государственном перевороте
27 февраля - 2 марта 1917 года», которые предваряло обращение редакции к читателям:
«С незабвенного дня 27 февраля 1917 года начинается новая эпоха русской истории. Старый, прогнивший насквозь государственный строй, поддерживаемый жестокими мерами насилия и беззакония, низвергнут единодушным порывом народа и армии. Власть, угнетавшая и разорявшая страну, пала в бесславной борьбе с собственным народом.
38
Великий русский народ разорвал, наконец, опутавшую его сеть векового рабства и открыл себе дорогу к новой свободной жизни, на равных правах с передовыми народами культурного мира. Официальная Россия, служившая оплотом всех темных сил в Европе, исчезла, и ее место заняла новая, истинно великая демократическая Россия, проникнутая идеями права и справедливости. Различные народности, обитающие в пределах Российского государства, получают возможность жить свободно, сохраняя свой язык и свою веру, без ущерба для политического единства страны. Перед Россией открывается светлое будущее, для достижения которого стоит жить и бороться.
Да здравствует свободная Россия!»17
За этим обращением редакция поместила акты об отречении от престола Николая II и его брата.
Падению самодержавия в февральском номере была посвящена статья Д.Н. Овсянико-Куликовского «Две февральские революции»18.
«При совершенно исключительных - и исключительно благоприятных - условиях совершилось крушение старого государственного и общественного строя, - писал автор. - Светлым, благодаря этому, является будущее новой, свободной России». По его оценке, на стороне правительства не было «ни одной законодательной палаты, ни одного сословия, ни одной партии», авторитет его был расшатан до самого основания19. Ослепление власти было безгранично. «Со всех сторон слыша слова осуждения или предостережения, она не хотела внимать им, потому что считала себя обладательницей материальной силы. В ее руках была полиция, было войско - и она верила в свою непобедимость. Когда ей отказало в повиновении войско и без него в ничто обратилась полиция, она должна была пасть - и пала безнадежно и бесславно»20.
В статье Овсянико-Куликовского революция 1917 г. сравнивалась с февральской революцией 1848 г. во Франции. Причем будущее русской революции виделось автору в более радужном свете, чем французской. Старое правительство было изолировано и не имело сторонников, а теперь союзниками России являются «передовые европейские нации». Война ведется с теми странами, «правительствам которых выгодно и приятно торжество реакции на русской почве». Восточная граница обеспечена союзом с Японией. Все национальности заинтересованы в победе над Германией. Войско не сражалось против революции, а помогло ей. «Другой династии, кроме осужденной народом и низвергнутой революцией, у нас нет», и это, по мнению автора, «служит одной из гарантий мир-
39
ного будущего»21.
«Начала свободы, равенства и справедливости проводятся в жизнь с такой быстротой, такой безоглядной смелостью и такой силой политического разума, что все сомнения и опасения отпадают: творится великое историческое всенародное дело, - во главе движения и у кормила власти стали люди, олицетворяющие разум и совесть страны. И когда пробьет час созыва Учредительного собрания, Россия, уже свободная, уже счастливая и несокрушимо могучая братским единением всех ее народов и племен, выразит свою государственную всенародную волю - провозглашением демократической республики [Здесь и далее выделено автором статьи.
- В.А.] на началах равноправия полов, национальностей, классов, религий и вероисповеданий, - как политического уклада, выдвигаемого на очередь историческим ходом вещей у всех цивилизованных народов и призванного создать гарантии международного вечного мира и необходимые условия достижения в будущем вечного социального мира внутри каждой страны»22.
Мартовский номер «Вестника Европы» вышел в мае 1917 г. Событиям в России в нем посвящена традиционная статья Арсеньева «На темы дня»23. В России, считал Арсеньев, подлежат разрешению не только политические, но и социальные проблемы24. Спустя месяц после свержения монархии он положительно оценивал итоги деятельности Временного правительства. «Работа закипела, в течение одного месяца получены результаты, которых при частичном обновлении государственного строя пришлось бы ждать... в течение долгих лет». Разрешены финский и польский вопросы, «уничтожены все национальные и религиозные ограничения», «блестит заря областных автономий, о которых не хотела и думать самодержавная монархия», «в течение нескольких дней осуществлено то, что было мечтою долгих десятилетий: действительное равенство перед законом», «вместе с всевластием административного произвола исчезает одно из главных его орудий - полиция»25. «Из старого права вырвана всецело, без остатка смертная казнь»26. «Устранена, можно надеяться, опасность голода, грозившего столицам и многим другим местностям»27.
Старик Арсеньев, которому в январе исполнилось уже 80 лет, писал, что успехам Временного правительства благоприятствуют внутренние условия. Как и Овсянико-Куликовский, он сравнивал русскую революцию с французской, но не 1848, а 1789 г. Он тоже считал, что, так как в России никто не встал на сторону свергнутого режима, то стране не угрожает опасность внутренней смуты28. Но, в отличие от своего соредактора и издателя, он не был столь опти-
40
мистичен в отношении будущего революции: «если новому строю не угрожает гражданская война, то нельзя отрицать существование серьезной внешней опасности»29.
Арсеньев предостерегал против надежд на скорое достижение всеобщего мира:
«Тяжелая неудача, понесенная нашими войсками, 21-го марта, на берегу Стохода... показала, к каким страшным последствиям может привести даже непродолжительное ослабление бдительности, даже кратковременный упадок дисциплины. Против войск освобожденной России германские войска действуют с таким же ожесточением, с таким же напряжением сил, с каким они действовали против армии Николая II... Возможны ли, после этого тяжелого опыта, дальнейшие иллюзии относительно действия, произведенного русской революцией на широкие массы германского народа?.. Шансы успеха агитации, направленной к скорейшему во что бы то ни стало прекращению войны уменьшаются с каждым днем; все больше и больше распространяется и укрепляется у нас сознание, что нельзя говорить о мире, пока неприятель стоит на русской земле...»30
Общий тон статьи Арсеньева оставался оптимистичным. Он полагал, что после революции в армии укрепится боевое настроение, а солдаты и рабочие напрягут все силы для «защиты свободы». В доказательство наступившего «единения» он неоднократно цитировал в статье резолюции войск, «признающие необходимым довести войну до победного конца»31. «Для успешного окончания войны, - писал он, - как и для продолжения громадной внутренней работы, необходимо спокойствие внутри страны, необходимо объединение вокруг общепризнанного центра»32. Возникшую в первые дни революции проблему «двоевластия» Арсеньев «решил» следующим образом: Совет рабочих и солдатских депутатов должен быть посредником между Временным правительством и массами, но не должен вторгаться в область управления. Это, писал он, ясно сознают сами войска, заявляющие, что «только в полном единении... залог нашей победы и торжества свободы». В статье цитировались «блестящие речи» и выступления в печати в поддержку буржуазной демократии Г.В. Плеханова, И.Г. Церетели, Е.К. Брешко-Бреш-ковской. Слова «призывы к примирению, к единству раздаются с разных сторон»33 очень напоминали формулировки, которыми журнал описывал общественные настроения в начале войны. Арсеньев утверждал, что, в отличие от царского правительства, новая власть «сознает свою ответственность перед народом». «Живым символом единения между элементами, выдвинутыми революцией на перед-
41
ний план, служит присутствие в Временном правительстве А.Ф. Керенского... Его авторитет, укрепляемый его выдающимся красноречием и кипучей деятельностью, стоит чрезвычайно высоко»34. Вероятно, эти слова написаны в мае 1917 г., после назначения Керенского военным министром. В то время газеты именовали его не иначе как «рыцарь революции», «львиное сердце», «первая любовь революции», «народный трибун», «гений русской свободы», «солнце свободы России», «народный вождь», «спаситель Отечества», «пророк и герой революции», «добрый гений русской революции», «первый народный главнокомандующий» и т.д. Не остался в стороне от подобных восхвалений и «Вестник Европы».
Таким образом, в двух номерах «Вестника Европы», вышедших весной 1917 года, нашли отражение в основном оптими-стически-романтичные иллюзии первых недель революции, когда казалось, что с падением самодержавия перед свободной Россией откроются самые блестящие перспективы.
* * *
Но, как это было и в 1914-1915 гг., надежды редакторов и авторов «Вестника Европы» на достижение «внутреннего мира» снова не оправдались. Четвертый (строенный) номер журнала, вышедший по экономическим причинам лишь в сентябре 1917 г., ясно демонстрирует разочарование авторов итогами революции. Лучше всего это заметно в «Политическом обозрении» Слонимского35, напечатанном с подзаголовками: «Печальные дела русской революции и их политические последствия», «Партийная рознь и внутренняя анархия», «Дело Корнилова и ошибки Временного правительства».
«Русская революция, - начинает статью Слонимский, - по общему признанию, все более спускается вниз и неудержимо тянет за собой страну и народ в область безнадежной анархии. И хуже всего, что она спускается морально, растеряв как будто все свои первоначальные возвышенные идеалы и поставив на их место непримиримые интересы и требования различных общественных организаций и групп.
Отдельные партии и их руководители борются между собой, можно сказать, на глазах торжествующего неприятеля и по мере возможности устраивают свои собственные дела, не думая вовсе о благе и пользе России...»
Вину за такое положение дел Слонимский возлагал на то, что «в русском обществе и народе нет патриотического чувства или оно встречается очень редко... Нет и не может быть любви к государству,
42
которое всегда было для народа источником всякого зла, угнетения и насилия; нет истинной привязанности к отечеству, потому что представление об отечестве не имело в себе ничего реального и постоянно соединялось с каким-то мифическим “престолом”... Каждый в отдельности привязан к своей родине, где он провел свое детство и юные годы, но вся Россия в целом слишком велика, чтобы быть для кого-нибудь родиной»36. «Всякий француз... сознает свою принадлежность к великому целому, называемому Францией... Всякий немец - прирожденный патриот... Русский человек лишен этого чувства национальной гордости и национального самосознания. Веками самовластья он был низведен на степень бесправного, покорного подданного... Государство стало исключительным достоянием отдельной полунемецкой фамилии и ее многочисленных льстивых и жадных слуг... Официальная Россия была воплощением самодовольной тупости... Чувства и взгляды большинства обывателей и народных масс по отношению к государству не могли сразу измениться под влиянием революции. Неудивительно поэтому, что красноречивые призывы к спасению родины, раздававшиеся часто за последнее время из рядов Временного правительства, оставались гласом вопиющего в пустыне»37.
«Политическое обозрение» Слонимского свидетельствует
о том, что либеральную общественность все сильнее охватывали разочарование, упадок духа и апатия, уничтожавшими у интеллигентных, образованных людей сознание какого-либо «единства» перед лицом общенационального кризиса.
К чести автора «Вестника Европы», даже в критической ситуации осени 1917 г. он не изменил демократическим идеалам журнала и отрицательно оценил попытку военного переворота и установления военной диктатуры генералом Л.Г. Корниловым, солидарность с которым в августе-сентябре выразили, в частности, кадеты, включая их лидера П.Н. Милюкова (того самого П.Н. Милюкова, речь которого, известную под названием «Глупость или измена?», о «безответственных и темных силах», произнесенную в Государственной Думе, так обширно цитировал Арсеньев в ноябре-декабре 1916 г.).
«Генерал Корнилов... - писал Слонимский, - задумал и подготовил междоусобную войну в самый опасный момент внешнего неприятельского наступления... К счастью, предприятие генерала Корнилова было обречено на неудачу благодаря именно той демократизации армии, против которой он так решительно восставал»38. В статье подвергались сомнению способности Корнилова как государственного деятеля. Последствиями неудавшегося переворота автор посчитал акт 1(14) сентября об объявлении России республикой и
43
боязнь контрреволюции, следствием которой стало чрезвычайное усиление левых политических партий. Упомянув лидеров большевиков Ленина, Зиновьева и Троцкого, он назвал их «откровенными демагогами», раздающими невыполнимые обещания, и противопоставил «таким заслуженным деятелям, как гг. Чхеидзе и Церетели».
Деятельность Временного правительства, в отличие от авторов, писавших в марте-мае 1917 г., Слонимский также оценивал критически. В качестве крупнейших его ошибок Слонимский называл «восстановление смертной казни, административной ссылки и произвольных насилий над печатью», «устранение от дел лучших генералов - Брусилова, Рузского, Алексеева, Лечицкого», а также необоснованное «возложение обязанностей верховного главнокомандующего на министра-председателя, который по своей прошлой деятельности не имел никакого отношения к военному делу»39. И здесь автор «Вестника Европы» отразил снижение доверия либеральной общественности к Керенскому, который в это время был уже председателем правительства и фактически диктатором России.
Слонимский коснулся и тяжелого положения дел на фронтах войны, о которой журнал в 1917 г. стал писать гораздо реже: «Нечего и говорить о том впечатлении, которое производят печальные дела нашей новорожденной Российской республики за границей и особенно среди союзных с нами наций. Добровольное оставление Риги... принято было в западноевропейской печати как начало конца России в качестве великой державы»40.
Слонимский остро почувствовал своекорыстный подход Великобритании и Франции к России, который все явственнее обнаруживался у союзников по Антанте по мере нарастания кризиса в стране и разложения русской армии. Он писал: «Среди союзных стран не проявляется уже внешних признаков и проявлений симпатии к русской революции и русской свободе; напротив, все сильнее высказываются совершенно противоположные чувства, и вместе с тем все более распространяется взгляд, что бесполезно рассчитывать на дальнейшее участие России в войне, что не следует уже оказывать ей какую-либо поддержку или принимать во внимание ее интересы, а надо предоставить Россию собственной ее судьбе»41.
* * *
Когда весной 1917 г. русская революция стала «спускаться в область безнадежной анархии» с печальными последствиями для внутреннего и внешнего положения страны, Слонимский обвинял в этом в №4-5-6 за 1917 г. русский народ, в котором «нет патрио-
44
тического чувства... и привязанности к отечеству», а не наживших на войне миллионы помещиков и капиталистов из Государственной думы, присвоивших себе функции государственной власти в критический для страны и общества момент. В своих попытках отстоять в России конституционное начало и демократические свободы авторы «Вестника Европы» ни разу не задались вопросом о том, кому на самом деле выгодны война и свержение самодержавия, и даже осенью 1917 г. не могли понять, почему «красноречивые призывы к спасению родины, раздававшиеся часто за последнее время из рядов Временного правительства, оставались гласом вопиющего в пустыне»42.
Вопреки ожиданиям, свержение самодержавия не улучшило, а только ухудшило ситуацию в стране. Деморализованная армия терпела поражения и разбегалась. Престиж России среди ее союзников упал, и вопрос позорного выхода из войны путем капитуляции перед Германией стал близкой реальностью. В стране нарастал общенациональный кризис.
«Что же делается у нас в виду этой грозной перспективы? -писал Слонимский. - Открываются новые говорильни, спорят без конца о партийном составе Правительства, о буржуазии и капитализме, предлагают сразу решить все социальные вопросы и перевернуть вверх дном весь хозяйственный быт страны, пристраиваются так или иначе к “общественному пирогу”, предъявляют неслыханные требования к государственному казначейству и доводят государственные расходы (не считая военных) до фантастических размеров, принимают разные широковещательные резолюции и все еще сомневаются, следует ли обороняться от внешнего врага или надо ему предоставить свободу дальнейшего движения к русской столице. Между тем лучшие деятели нашей интеллигенции молчат или держатся в стороне, - и никто не крикнет увлекающимся представителям наших многочисленных демократических и партийных организаций: “Остановитесь, одумайтесь пока еще не поздно! Вы ведь губите Российскую республику своими бесконечными внутренними распрями и возрастающими притязаниями, - губите не только материально, но и морально, и вместе с нею хороните те возвышенные идеалы, за которые боролись и жертвовали собой благороднейшие русские люди в течение многих десятилетий!”»43.
Примечания
1 Агапов В.Л. «Болезненно нужен внутренний мир»: второй год мировой войны в либеральном зеркале «Вестника Европы» (1915 - 1916 гг.)
// Новый исторический вестник. 2012. № 2(32). С. 20-36.
2Слонимский Л.З. Сближение с Западом // Вестник Европы. 1916. №2. С. 318-324.
3Тамже. С. 318.
4Там же. С. 324.
5Арсеньев К На темы дня // Вестник Европы. 1916. № 6. С. 295-
309.
6Там же. С. 298.
Арсеньев К. На темы дня // Вестник Европы. 1916. № 9. С. 377.
8 Арсеньев К. На темы дня // Вестник Европы. 1916. № 10. С. 355.
9 Арсеньев К. На темы дня // Вестник Европы. 1916. № 11. С. 341.
10Там же. С. 347.
11 Там же. С. 353.
12Арсеньев К. На темы дня // Вестник Европы. 1916. № 12. С. 376-
391.
13 Там же. С. 377.
14Там же.
15 Там же. С. 379.
16 Агапов В.Л. «Болезненно нужен внутренний мир»: второй год мировой войны в либеральном зеркале «Вестника Европы» (1915 - 1916 гг.) // Новый исторический вестник. 2012. № 2(32). С. 22-24.
17 Вестник Европы. 1917. № 2. С. I.
18 Овсянико-Куликовский Д. Две февральские революции // Вестник Европы. 1917. № 2. С. Х-ХУ1.
19Там же. С. X.
20Там же. С. XI.
21 Там же. С. XIII.
22 Там же. С. XVI.
23 Арсеньев К. На темы дня // Вестник Европы. 1917. № 3. С. 359-
372.
24 Там же. С. 359.
25 Там же. С. 360.
26Там же. С. 361.
27 Там же. С. 362.
28 Там же. С. 363.
29 Там же. С. 364.
30 Там же. С. 365.
31 Там же. С. 366.
32 Там же. С. 368.
33 Там же. С. 370.
34 Там же. С. 371.
35 Слонимский Л. Политическое обозрение // Вестник Европы. 1917. №4-5-6. С. 395-414.
36Там же. С. 395.
37 Там же. С. 396.
38 Слонимский JI. Политическое обозрение // Вестник Европы. 1917. №4-5-6. С. 399.
39 Там же. С. 401-402.
40 Там же. С. 402.
41 Там же. С. 403.
42 Там же. С. 396.
43 Там же. С. 414.
Автор, аннотация, ключевые слова
Агапов Вадим Львович - канд. ист. наук, доцент Дальневосточного федерального университета (Владивосток)
windrace@nm.ru
В статье рассматривается публицистика русского либерального журнала «Вестник Европы» в 1917 г. Анализируется тематика и содержание статей, отношение ведущих публицистов журнала к крушению российского самодержавия, Февральской революции и ее последствиям. Главное внимание уделяется отражению на страницах журнала нарастающего экономического, социального и политического кризиса в России в предпоследний год Первой мировой войны. Делается вывод, что в этот период «Вестник Европы» резко критиковал царское правительство за отказ от социальных и политических реформ. Либеральные публицисты журнала приветствовали Февральскую революцию и создание Временного правительства, но их разочарование политикой либеральных и социалистических партий росло по мере нарастания кризиса. Это породило их критику Временного правительства. С другой стороны, они еще более отрицательно оценивали взгляды и деятельность генерала Л.Г. Корнилова и радикалов слева - большевиков.
Первая мировая война, «Вестник Европы», публицистика, Антанта, Германия, самодержавие, либерализм, Государственная дума, общественное мнение, Февральская революция, Временное правительство, К.К. Арсеньев, А.Ф. Керенский, Л.Г. Корнилов
References (Articles from Scientific Journals)
1. Agapov V.L. “Boleznenno nuzhen vnutrenniy mir”: vtoroy god mirovoy voyny v liberal'nom zerkale “Vestnika Evropy” (1915 - 1916 gg.). Novyy istoricheskiy vestnik, 2012, no. 2(32), pp. 20-36.
2. Agapov V.L. “Boleznenno nuzhen vnutrenniy mir”: vtoroy god mirovoy voyny v liberal’nom zerkale “Vestnika Evropy” (1915 - 1916 gg.). Novyy istoricheskiy vestnik, 2012, no. 2(32), pp. 22-24.
Vadim L. Agapov - Candidate of History, Senior Lecturer, Far Eastern Federal University (Vladivostok, Russia) windrace @nm. ru
The article deals with the journalism of the Russian liberal journal “Vestnik Evropy” (“The Bulletin of Europe”) in 1917. It analyzes the topics and content of the journal’s articles, its leading publicists’ opinions about the collapse of Russian autocracy, the February revolution and its aftermath. The article focuses on the journal’s coverage of the growing social and political crisis in Tsarist Russia during the penultimate year of the World War I. It concludes that during this period “Vestnik Evropy” sharply criticized the government for refraining from social and political reform. The liberal publicists of the journal welcomed The February revolution and the establishment of The Provisional Government, but they soon were disappointed with its “sorrowful outcome”, their disappointment with the policies of liberal and socialist parties growing on with the growing crisis. This triggered their criticism of the Provisional Government. On the other hand, their evaluation of General L.G. Kornilov’s views and activities as well as those of the Bolsheviks, the radical left, was even more negative.
World War I, “Vestnik Evropy” (“The Bulletin of Europe”), journalism, Entente, Germany, autocracy, liberalism, State Duma, public opinion, February Revolution of 1917, Provisional government, K.K. Arsenev, A.F. Kerenskiy, L.G. Kornilov
Е.Ф. Кринко, А.А. Черкасов
ИЗ ИСТОРИИ ВОССТАНОВЛЕНИЯ АВТОНОМИЙ РЕПРЕССИРОВАННЫХ НАРОДОВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В УСЛОВИЯХ «ОТТЕПЕЛИ»**
Е. Krinko, A. Cherkasov
From the History of Regaining
** Статья написана в рамках проекта «Нациестроительство на Северном Кавказе: исторический опыт и современные практики» Программы фундаментальных исследований ОИФН «Нации и государство в мировой истории».
Autonomies of the Repressed Peoples in the North Caucasus under the “Thaw”
В годы Великой Отечественной войны по обвинениям в сотрудничестве с нацистской Германией с Северного Кавказа были выселены карачаевцы, чеченцы, ингуши, балкарцы, а их автономии упразднены. После смерти И.В. Сталина новое руководство СССР осудило этнические депортации и приступило к реабилитации и восстановлению автономий репрессированных народов.
Спустя десятилетия эти процессы нашли отражение в отечественной историографии1. Однако до наших дней они чаще всего характеризуютсяу прощенно и схематично, не раскрываются в полном объеме трудности восстановления национально-государственных образований репрессированных народов Северного Кавказа.
* * *
Через два месяца после XX съезда КПСС, 28 апреля 1956 г., Президиум Верховного Совета СССР принял указ «О снятии ограничений по спецпоселению с крымских татар, балкарцев, турок - граждан СССР, курдов, хемшилов и членов их семей, выселенных в период Великой Отечественной войны». Согласно указу, освобождение этих народов из-под административного надзора не сопровождалось возвращением им конфискованного имущества, они также не имели права «возвращаться в места, откуда были выселены»2. Еще через два с половиной месяца, 16 июля, был принят указ Президиума Верховного Совета СССР «О снятии ограничений по спецпоселению с чеченцев, ингушей, карачаевцев и членов их семей, выселенных в период Великой Отечественной войны», формулировки которого практически повторяли текст предыдущего документа.3
Таким образом, реабилитация первоначально не предполагала возвращения высланных народов Северного Кавказа на родину. Более того, в различных партийных и государственных инстанциях обсуждались перспективы создания автономий репрессированных народов в районах их бессрочной ссылки, особенно вопрос о чечено-ингушской автономной области в Казахской ССР или Киргизской ССР. Ее создание требовало немалых усилий, но затраты были значительно меньше, чем расходы по переселению около 700 тыс. человек из Казахстана и Киргизии на Северный Кавказ, не говоря о политических рисках данного решения. Поэтому у данной идеи нашлось немало сторонников, включая министра внутренних
