CC BY
84
■ ■ ■ Кросс-культурная коммуникация в жанре телеинтервью
Гурнов А.Б.
Московский государственный институт международных отношений (Университет) МИД РФ (МГИМО), Москва, Российская Федерация.
Аннотация. В статье рассматриваются российские и зарубежные методы и тактики телеинтервью с позиций кросс-культурной коммуникации с учётом особенностей культуры и жизненных миров журналистов, их гостей и телезрителей, которые являются носителями разных моделей коммуникации и интервью. Определяются негласные правила межкультурной коммуникации, общие и понятные для каждого участника функционального диалога. Обозначаются проблемы, возникающие при телевизионном интервью в связи с тем, что интервьюер, интервьюируемый и зритель являются носителями разных усвоенных в ходе социализации моделей коммуникации. Разбираются конкретные кейсы проблем коммуникации в телеинтервью, как общеизвестные, так и из личной практики автора, а также показываются различии в видении роли СМИ в России и странах западного мира.
Ключевые слова: кросс-культурная коммуникация, коммуникация, журналистика, тележурналистика, телеинтервью, этикет, международная журналистика, интервью, СМИ
Для цитирования: Гурнов А.Б. Кросс-культурная коммуникация в жанре телеинтервью // Коммуникология. 2019. Том 7. №4. С. 138-155. DOI 10.21453 / 2311-3065-2019-7-4-138-155.
Сведения об авторах: Гурнов Александр Борисович, аспирант, преподаватель МГИМО, политический обозреватель телеканала RussiaToday. Адрес: 119454, Россия, г Москва, проспект Вернадского, 76. E-mail: gournoff@yandex.ru.
Статья поступила в редакцию: 28.10.2019. Принята к печати: 01.12.2019.
Искусство эффективного построения коммуникации зародилось в глубокой древности. Первые правила адекватного ведения диалога были предложены ещё древними шумерами в III тысячелетии до н.э: «Не расширяй уст, не говори тотчас, если раздражен, ибо иначе придется немедленно раскаяться за необдуманную речь» [Давтян, Арцишевский].
Риторика во многом сформировала античную культуру. Те, кого сейчас назвали бы «интервьюерами», пользовались в древнегреческом обществе не меньшим уважением и влиянием в политикуме, чем философы и софисты. Коммуникационные способности эллинов, умение поворачивать ход беседы в нужное для себя русло, не нанося при этом обиды собеседнику грубостью или неуважением, считались международным эталоном на определенном этапе развития мировой культуры. Более того, аккумулированные в древней Греции представления об этикете и правилах ведения диалога, распространялись и на контакты представителей этой нации с посланцами других народов, то есть послужили фундаментом для становления общепризнанной профессиональной этики [Ксенофонтов]
Свод правил, принятых тогда в Элладе, во многом актуален и сегодня. Однако многие из них до сих пор в недостаточной степени учитываются современными интервьюерами, на что указывает хрестоматийный пример: афиняне считали, что попросивший о беседе посол не должен был прерывать речи того, кто согласился с ним говорить. Умение выслушать собеседника считалось проявлением профессионализма, являвшегося неотъемлемым компонентом диалога как взаимодействия социальных акторов, основанного на понимании, стремлении к адекватному истолкованию коммуникативных намерений партнеров по общению [Дридзе].
Послы Рима в эллинистических государствах, по свидетельству историка По-либия, поражали мягких и деликатных греков грубостью, несдержанностью. Когда один римский посол осмелился прервать речь царя Филиппа Македонского, то царь ему сказал, что он его прощает, во-первых, по молодости, во-вторых, потому, что тот очень красив, и, в-третьих, потому, что тот римлянин [Матвеев, Панов].
Такие действия участников переговоров (или интервью), как, например, не дослушать речь партнёра до конца, перебить собеседника, стали считаться одним из допустимых способов ведения беседы сравнительно недавно, хотя испокон веков они трактовались дисфункциональными, и могли нанести обиду реципиенту сообщения, даже если сообщение по прочим характеристикам могло оцениваться как позитивное и было составлено в доброжелательном ключе.
Искусству грамотной коммуникации издревле обучали и на Руси. Примером руководства по грамотной межличностной коммуникации можно считать «Поучение к детям» князя Владимира Мономаха.
Квитнэссенция интервью: место и роль в социологии и коммуникологии
Так что же такое «интервью»? Что стоит за этим понятием и каковы практические возможные интерпретации этого термина? В толковом словаре В. Даля слово «интервью» отсутствует. Вместо этого, Даль использует понятие «беседа»: «взаимный разговор, общительная речь между людьми, словесное их сообщение, размен чувств и мыслей на словах». Пословицы, которые цитирует ученый в статье о «беседе», позволяют сделать вывод о том, что неслучайно в более поздних словарях в синонимическом ряде слова «беседа» стало появляться и «интервью»: «В хорошей беседе ума набраться, в худой свой растерять». «В чужой беседе всяк ума купит»1. Вполне логично, что изначально интервью появилось в словарях иностранных слов русского языка.
Этимология слова достаточно проста: Interview - между взглядами, мнениями. Соответственно, интервью является не просто беседой, а именно диалогом между индивидами с разными взглядами на одну и ту же проблему2. Этот
1 Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка [режим доступа]: http:// slovardalja.net/ (дата обращения 20.10.2019).
2 Online Etymology Dictionary [el. source]: https://www.etymonline.com/word/interview (accessed 0ct.20.2019).
вид коммуникации возможен также между специалистом в определенной области знаний или носителем уникальной информации о предмете некоего исследования и дилетантом, или человеком, желающим расширить свои представления о предмете разговора.
Понятие интервью получило несколько принципиально разных значений. Так, в социологии интервью - метод сбора информации, предусматривающий непосредственный контакт с респондентом [Квале; Горшков, Шереги]. В различных коммуникативных профессиональных полях следует различать следующие значения слова «интервью»:
- собеседование при приеме на работу;
- доврачебный опрос пациента при поступлении на лечение в клинику;
- жанр журналистики, письменной или устной;
- оперативные опросы как метод сбора информации, предполагающий непосредственное обращение исследователя к респондентам с вопросами [Ядов].
Предметом исследования данной статьи станет последний вид интервью, различные его разновидности в электронных СМИ и их сравнительный анализ применительно к российским и западным стандартам информационно-политической журналистики. При этом необходимо иметь в виду, что сам термин, как и вообще вся терминология, применяемая для интерпретации современной работы медиа, имеет достаточно широкие понятийные границы: от записи многочасового разговора, например, В. Соловьева с В. Путиным до 10-секундного фрагмента разговора корреспондента новостей с очевидцем важного события.
Классическим видом интервью до сих пор являются крупноформатные (0,5-1,0 газетной полосы, или 60-90 мин. эфирного времени) беседы в стиле «вопрос-ответ» на актуальную тему с людьми, авторитетными в обществе или обладающими эксклюзивными знаниями по актуальной теме. Но даже здесь существуют различия.
- Цикловые авторские программы в этом жанре, такие как: Познер, Действующие лица, Звезда на Звезде, Судьба человека. Здесь имеет смысл обратить внимание на наличие важных смысловых и жанровых нюансов: если в первых двух случаях авторов интересует мнение героев об острых проблемах, процессах или событиях, то в двух последних (и аналогичных им) программах в центре внимания - сами герои, подробности их личной жизни, субъективная оценка человеческих проблем.
- Разовые интервью, записанные по различным поводам: от беседы с режиссером нового кинофильма до диалога с министром по итогам зарубежного визита.
К жанру интервью следует отнести фрагменты высказываний, записанные на пресс-конференциях, на улице и в прочих местах, и вставленные впоследствии в монтаж информационных видеорепортажей. Кроме того, интервью следует разделить на две принципиально разные категории:
- смонтированные интервью
- передаваемые в прямом эфире (иногда транслируемые в записи, но без монтажа, например, при повторах прямого эфира через «Орбиты» по часовым поясам).
Тем не менее, вне зависимости от технических, композиционных и жанровых разновидностей, интервью, в первую очередь, отличаются тем, как автор определяет героя программы или беседы. В качестве примера уместно привести совет, полученный в преддверии создания цикла авторских интервью (программы Spotlight на телеканале RussiaToday), данный опытным интервьюером, журналистом и режиссёром А. Максимовым: «Главное, решить для себя: про кого программа, про гостя, или про автора; кто из них герой, гость или журналист? И все получится! Дальше дело только в таланте, такте и уровне информированности того и другого».
Этот совет, несмотря на кажущуюся простоту, несет в себе огромный дополнительный утилитарный смысл. Причем не только при изначальном определении общей концепции будущей программы, но и в процессе работы над каждым следующим интервью: при выборе личности гостя, определении темы разговора, тональности беседы и даже при формулировании каждого конкретного вопроса. Программа Spotlight стала образцом чисто журналистского, а не «шоу-менского» подхода к интервью, местом, куда год за годом гости приходили все с большей готовностью, потому что видели в ней площадку, на которой можно донести до миллионной аудитории во всем мире свое мнение, аргументировать свою позицию, привлечь внимание общества к проблеме, поделиться опытом, попросить о помощи. Есть вероятность, что именно благодаря вышеперечисленным качествам программы, вытекавшим из удачно выбранной концептуальной модели, данный проект и просуществовал больше десяти лет: на телевидении наиболее жизнеспособны «чистые» жанры. Этот формат интервью можно назвать классическим, и именно он всегда считался каноническим не только в отечественных, но и в европейских и американских СМИ.
В этом контексте следует отметить, что, несмотря на то, что мировая журналистика, в особенности информационная и телевизионная, под влиянием «стихийной космополитизации» [Beck: 19] вырабатывает общепринятые международные стандарты, в жанре интервью остро стоит необходимость учитывать особенности культуры диалога разных стран. Вспомним программу Лар-ри Кинга на CNN в сентябре 2000 года и знаменитое высказывание президента В. Путина «Она утонула» - ярчайший пример проблемы кросс-культурной коммуникации. Этим ответом Президент застал врасплох журналиста, дав конкретный, нарочито простой, но совершенно честный ответ на, казалось бы, тяжелейший на тот момент вопрос «Что там случилось с вашей подлодкой»? Этим, ошарашившим Ларри Кинга своей прямотой и искренностью ответом, Президент России жестко закрыл тему, давая понять, что на данной площадке высказываний по «Курску» не будет. Несколько лет спустя, в интервью для RT Л. Кинг признался1, что это был один из самых лучших ответов, которые ему пришлось
1 King L. Putin has «it» / interview for RT. Цитируется по расшифровке Интервью Л.Кинга «Путин может!» на сайте телекомпании [режим доступа]: https://www.rt.com/ news/.larry-king-putin-interview-163/.
слышать. В особенности американский профи оценил безупречную паузу, выдержанную В. Путиным.
Если внимательно проанализировать на видеозаписи реакцию Л. Кинга, то видно, что он ошарашен, и какое-то мгновение выглядит даже немного растерянным. Причина подобного рода поведенческой реакции очевидна: профессиональный журналист тщательно готовил этот удар в поединке с Президентом России и собирался выслушивать в ответ оправдания, которые было бы легко разбить. Раунд остался бы за американцем, но вместо этого удар пропустил сам интервьюер.
В то же время, В. Путин, тогда еще без году президент, вероятно, не в полной мере учел то обстоятельство, что хоть интервью и шло по американскому телевидению, но ретранслировалось на весь мир, в первую очередь, на Россию, где многие граждане, пережившие одну из величайших трагедий в истории отечественного флота, в большинстве своем расценили лаконичность ответа и улыбку Путина, как неуважение к памяти погибших моряков, хотя та злополучная полуулыбка была ничем иным, как реакцией на замешательство соперника по словесной дуэли. Отсюда в коммуникации «президент - граждане РФ», пусть и опосредованной, могла возникнуть ошибка, которую до сих пор припоминают Президенту.
С подобной реакцией аудитории журналистам приходится сталкиваться до сих пор. Ведь даже в обществе, казалось бы, уже приученном бульварной прессой к любого рода сенсациям, это часто ставят в укор: «Как вам не совестно пи-ариться на чужой трагедии?», «Как язык поворачивается лезть с вопросами к человеку, только что потерявшему близких?»
Заметим, что западная школа журналистики существует на британских форматах ведения беседы. Это, в частности, подтверждает наличие отдельного формата общения с представителями различных социальных групп. Например, с иностранцами. Если в России, традиционно, сложилось уважительное отношение к приезжим, продиктованное не только законами гостеприимства, но и желанием и готовностью перенимать чужой опыт, то для англосакса «иностранец» - почти ругательное слово, «не-человек», индивид, к которому окружающие относятся так, как будто он или она не присутствует вовсе [Гофман].
Вряд ли, например, русский читатель осознает, что одной из главных причин огромной популярности бессмертного детективного цикла А. Кристи «Пу-аро» является комизм ситуации, при которой нелепый дилетант-«лягушатник» раз за разом оставляет в дураках профессионального «старшего» инспектора прославленного Скотланд-Ярда. Кстати, все диалоги Э. Пуаро в произведениях А. Кристи служат блестящим примером практического применения навыков кросс-культурной коммуникации.
Отношение англосаксов к иностранцам очень похоже на взаимодействие с «чужаком», индивидом, который одновременно включён и не включён в общество [Б1тте1]. Вероятно, глубинная причина этого кроется в противоположных принципах построения Британской и Российской империй: в одном случае - ко-
лонизация и разграбление территорий, в другом - медленная ассимиляция. Безапелляционно жесткая, порой, открыто неуважительная манера западных журналистов при общении с иностранцами широко известна. Даже приходя на интервью с руководителями иностранных держав, они чувствуют себя хозяевами положения, выстраивая коммуникацию таким образом, что интервью кажется не уважительным диалогом, а допросом. Недаром даже Президенту России приходилось не раз одергивать иностранных журналистов: «Дайте мне договорить, а потом задавайте ваш следующий вопрос!»
Эти тезисы находят подтверждение и на примере общения простых британцев с иностранными журналистами. Приехав в Лондон в 1993 году в качестве корреспондента программы «Вести» и заведующего бюро ВГТРК в Великобритании, автор стал членом Королевской Ассоциации иностранной прессы и начал посещать многочисленные светские мероприятия и заводить знакомства в разных кругах. Данные коммуникации происходили следующим образом: хозяин подводил автора к нужному гостю (или группе людей) со словами: «Разрешите представить коллегу из Москвы...» В ответ следовала дежурная улыбка и «универсальный» вопрос: «Очень приятно, а как давно вы в Лондоне?» «Неделю (месяц, полгода, год)», - отвечал автор, после чего следовал следующий вопрос: «Ну и как вам тут?» Первое время российский журналист в ответ начинал делиться впечатлениями, но очень быстро понял, что аудиенция закончена, ибо мнение иностранца об Англии интересует англичан не больше, чем рассказ гостя о проблемах его собственной страны. И тогда, зная из книг публицистов В. Осипова и В. Овчинникова, крупнейших советских специалистов по Англии, что британцы ценят challenge, вызов, и всегда готовы его принять, автор решил изменить тактику. На очередной вопрос: «Как давно вы в Лондоне?», он спокойно ответил: «40 лет» (автору на тот момент было как раз столько!) Реакция очередного знакомого превзошла все ожидания: «Ну и как вам тут?» - спокойно спросил он, открыв автору глаза на то, что аудиенция заканчивалась вовсе не на втором вопросе - она была закончена в момент, когда бритт услышал имя собеседника. «Иностранец!». И снова приходит на ум «чужак» Г. Зиммеля.
Это можно сравнить с тем, что за 20 лет до этого писал советский журналист-международник О. Орестов. Рассказывая об англичанах, он жаловался, что первые знакомства на званых вечерах в частных домах вызывали у него откровенную скуку. Происходило это по той простой причине, что англичане, демонстрируя хороший тон в обществе, на первых встречах ограничивали беседу неизменными вопросами об английском климате и общих впечатлениях. При этом ответы на поставленные вопросы их не заботили: на шаблонный вопрос ожидался дежурный ответ. «Казалось бы, - пишет О. Орестов, - тебя не обидели, тебе не сказали ничего плохого; более того, тебя как бы приобщили к респектабельному обществу. А уходишь все же с чувством пустоты, будто разговаривал с восковыми фигурами...»1.
1 Орестов О. Другая жизнь и берег дальний М.: Правда, 1974.
Соответственно, от любого - особенно телевизионного интервью с иностранцем англосаксонская аудитория ожидает либо победы своего журналиста, желательно - нокаутом, либо очередного подтверждения стереотипа восприятия чужеземцев как людей второго сорта. Иначе коммуникативный ресурс публичного диалога с иностранцем весьма ограничен, если существует вовсе. Стоит отметить еще одну особенность восприятия англосаксами интервью с иностранцами, которую автору пришлось испытать на себе. Англичане искренне удивляются, когда кто-то не разговаривает на их языке, владение английским они считают совершенно естественным для любого цивилизованного человека (этим, а вовсе не ленью или скудоумием объясняется ставшая легендарной неспособность англичан к языкам). Но при этом они приходят в неподдельное изумление, когда встречают иностранца, говорящего по-английски свободно и без акцента, так как это носители языка Шекспира и Диккенса считают исключительно своей привилегией. Подобное отношение к людям, хотя и как проявление особого де-виантного высокомерия, иллюстрирует А. Чехов в его хрестоматийной реплике: «Чумазый играть не может!» Встречая примеры, доказывающие обратное надменные англичане, как правило, делают вывод о том, что если иностранец может быть настолько неотличим от них, то он наверняка - вражеский шпион. Что небезосновательно, ибо единственный широко известный англичанам соотечественник, свободно говоривший на иностранных языках - это герой произведений Я. Флеминга Джеймс Бонд, агент 007!
Анализ опыта работы специалистов в жанре информационной тележурналистики наводит на мысль - эта деятельность, как, может быть, ни одна другая, ведется на поле кросс-культурного пространства. В профессиональных кругах это еще принято называть работой «на переднем крае информационного противостояния двух систем, двух культур, двух цивилизаций». Особенно это касается интервью.
В российском эфире, как и в эфире иностранных телекомпаний, редко можно встретить интервью с иностранцами. Причина не в снобизме русских журналистов. Дело в том, что русским языком в мире владеют единицы так называемых мировых «ньюсмейкеров», а интервью, переведенное и озвученное диктором за кадром, воспринимается зрителем, как отредактированное, производит на реципиента впечатление, как минимум, «причесанного», то есть - подвергшегося редакционной цензуре. В этом состоит ещё одно принципиальное отличие в подходах: если западные журналисты работают, и, в частности, выбирают героев интервью и темы разговора исходя из того, что аудитория безгранично доверяет своим СМИ (по причине десятилетий былой безупречной работы журналистов и катастрофически падающим сегодня качеством образования населения), то в России ситуация совсем иная. Российские журналисты воспитаны в традиции быть крайне доказательными, ибо имели дело с высокообразованным реципиентом информации, к тому же в течение 70-ти лет воспитанном на недоверии к власти и имеющим привычку проверять информацию прежде, чем делать собственные выводы или воспринимать лозунги как руководство к дей-
ствию. Поэтому замечено, что рейтинг «переводных» интервью значительно ниже тех, что люди слышат в оригинале, на русском языке. Только этим можно объяснить высокую популярность в российском эфире таких практически неизвестных у себя на родине западных журналистов, как М. Бом, Г. Вайнер, Я. Корейба. По той же причине звездами политической мысли в России считают далеко не самых авторитетных на Западе экспертов А. Коэна, Н. Злобина, Д. Саймса. Секрет их убедительности для российской телеаудитории состоит в знании русского языка, а также приятном иностранном акценте, который со времён Петра I воспринимается русскими как признак учености, «европейскости». Достаточно вспомнить одного из первых профессиональных интервьюеров советского телевидения, У. Отта, обязанному своей популярности, наряду с бесспорным профессионализмом, его приятному, легкому эстонскому акценту.
Интервью как инструмент кросс-культурной коммуникации
Кросс-культурный подход особенно важен при подготовке к интервью. Речь идет о продюсировании телеинтервью, то есть о самом ресурсоёмком, начальном этапе работы над программой. Именно здесь кросс-культурные различия часто создают трудности, мешающие сторонам договориться.
На этом этапе работы значительны, в основном, технические отличия, сама технология налаживания коммуникации и достижения договоренности. На Западе, к примеру, принято писать, причем в Англии - бумажные письма, в то время, как в России 90 % договоренностей об интервью достигается устно, часто по телефону. Российский продюсер, или сам журналист предпочитает звонить на личный телефон своего будущего собеседника (если номер есть в редакции), это обычно приносит результат. Более того, личный звонок часто считается признаком уважения, помогает установить доверительные отношения еще до встречи в студии. В Англии же, напротив, такая тактика считалась бы верхом панибратства и неприличия. В Великобритании, если предполагаемый гость программы не является личным другом, или как минимум давним добрым знакомым интервьюера, то договариваться с ним следует исключительно через пресс-службу или агента (помощника, представителя). В Англии вообще не принято звонить малознакомым людям на личные номера, а в нерабочее время - и знакомым тоже. Если не следовать этому этикету - отношения с человеком могут быть испорчены. Простая попытка установления деловой коммуникации посредством личного телефона может свести на нет все прежние и последующие усилия. В России же пресс-службы, как правило, очень инертны, и переговоры с ними могут затянуться настолько, что отпадет сама необходимость в интервью. Что же касается личных помощников и агентов, то если на Западе они отличаются чрезвычайной эффективностью, то в России эти участники политического процесса нередко являются лишним звеном в цепочке коммуникативных связей. Часто они действуют по собственному разумению, например, «ограждая» своего начальника от нежелательных звонков. Многим из них именно на этом не-
хитром ремесле удается построить карьеру, даже обзавестись собственными пресс-секретарями и приемными!
Еще одно существенное отличие между российским и западным подходами к продюсированию интервью заключается в том, что если в России редакция исходит из того, что на то чтобы получить отказ или согласие на интервью уходит в среднем не больше недели, то на Западе любое эксклюзивное интервью, не связанное с оперативными событиями или чрезвычайными обстоятельствами, планируется гораздо дольше. К примеру, для достижения договоренности об интервью с политиком высокого ранга (даже отставным), человеком, приближенным к королевской семье, популярным деятелем культуры, может уходить до нескольких месяцев. Дожидаться обещанного интервью с таким героем год и больше — обычная практика. Ярким примером может послужить случай из жизни автора, который в очередь на интервью с отставной уже тогда Премьер-министром М. Тэтчер записался немедленно, по приезде в Лондон, но к моменту окончания срока командировки три года спустя, интервью так и не состоялось.
Здесь автор позволит себе поделиться опытом кросс-культурного общения, накопленным за долгие годы коммуникации с зарубежными собеседниками во время своей работы за границей.
Часто ньюсмейкер просит прислать ему тему разговора или даже список конкретно сформулированных вопросов. Этого требуют пресс-службы, если переговоры ведутся при их посредничестве. Такова общая практика, как в России, так и в других странах, хотя нужно иметь в виду, что если в вопросах, направляемых англичанину будет содержаться тот самый challenge, то у редакции больше шансов заинтересовать своего героя. В России же, наоборот, скорее согласятся говорить на обтекаемые темы, а вывод, относительно того, насколько журналист может обострить разговор и отклониться от первоначального плана, делается исходя из репутации СМИ и личности интервьюера.
В дополнение - еще одно отличие, корни которого подробно были уже описаны выше: западные ньюсмейкеры охотнее соглашаются на интервью со своими журналистами, в то время как российские часто отдают предпочтение иностранным.
Кросс-культурный подход заставляет учитывать особенности национальной культуры, существующие в той или иной стране традиции и предрассудки при подготовке и проведении интервью.Например: одно из принципиальных отличий российских и западных «гостей» в том, что, получив приглашение, российский потенциальный герой программы начинает думать: зачем он понадобился журналистам, что от него хотят, или, может быть, это указание «сверху», и на основании этого принимает решение, а иностранец просто взвешивает, насколько это интервью может быть полезно ему самому, а если нет - обдумывает возможность получения материальной выгоды.
Если говорить о принципиальных отличиях в ведении интервью российскими и западными журналистами, то одно из самых главных заключается в тональности. Общим правилом для тех и других является начинать разговор с «мяг-
ких», нейтральных зондажных вопросов, задача которых состоит в том, чтобы расслабить гостя, снять напряжение, расположить к себе. Но и в этом процессе подходы у российских и западных коммуникаторов различны. Если российский журналист спросит: «Где прошло ваше детство, кем были родители?», то у американских интервьюеров любимый стартовый вопрос, это: «Как вы заработали свой первый доллар, на что потратили первую зарплату?». Стоит отметить, что обычно ответ на такие вопросы не попадает в окончательный, отредактированный вариант интервью. А главное, русский журналист затем будет стараться придерживаться достигнутого доверительного тона, с тем, чтобы, построив функциональный диалог, «подкравшись на мягких лапках», выведать у гостя нужную информацию, в то время как западный стремится лишь усыпить внимание гостя, притупить чувство опасности и, едва добившись этого, моментально нанести разящий удар новым, острым вопросом. Именно ввиду такой разницы в подходах русские репортеры обычно проигрывают западным коллегам на пресс-конференциях, где нет времени на раскачку и ценится лишь умение мгновенно сформулировать ключевой вопрос.
Вероятно, излишняя тактичность российских интервьюеров сохраняется из-за того, что частью культуры общения ньюсмейкеров с прессой остается так называемый административный ресурс. В практике западных коллег практически исключено, чтобы гость отказался от согласованного интервью, или, скажем, встал и вышел в ответ на нежелательный вопрос. Нечасто бывают и случаи, чтобы после интервью гость связался с редакционным начальством (сам, или через влиятельных знакомых) и потребовал вырезать или заменить тот или иной фрагмент разговора, или же вовсе не публиковать неудачное, по его мнению, интервью, в то время, как в России такая практика все ещё применяется. Особенно часто и демонстративно подобное практикуется местными властями при общении с представителями региональных СМИ.
Наряду с этим, опыт эфирных, «живых» интервью показывает, что в России не только гости, но, в первую очередь, зрители негативно относятся к практикам, когда журналист перебивает гостя, не дает ему выговориться, закончить мысль. Даже если это делается, чтобы прервать затянувшиеся пространные рассуждения далекие от темы разговора, это воспринимается гостем и публикой как неуважение, невоспитанность и, в конечно счете, существенно снижает доверие реципиентов к программе. В англосаксонских СМИ только такая манера поведения журналиста считается правильной, только подобного рода «агрессивные» интервью удостаиваются внимания и набирают высокие рейтинги. Поэтому, журналистам, работающим в кросс-культурном пространстве, следует учитывать подобные культурные поведенческие особенности и уметь быстро перестраиваться на общение с различными героями своих репортажей и разной аудиторией.
Технология построения диалога в России и в западных СМИ также существенно отличается. «Применение социальной технологии требует соблюдения определенных положений, касающихся выстраивания оптимальных коммуникаций... Уважение норм, обычаев, этикета, культуры участников коммуникации позволит
достичь оптимального коммуникативного эффекта. Контакт с любым социальным объектом начинается с получения информации об этом объекте» [Шарков, Горохов]. Российский ньюсмейкер, даже заинтересованный в том, чтобы появиться на экране, будет тщательно обговаривать тему, изучать вопросы, обдумывать варианты правильных и красивых ответов, но при этом в ходе самого интервью будет стремиться выглядеть искренним. Западный же ньюсмейкер, как уже было упомянуто, соглашается на диалог только когда это нужно ему самому, и, что бы ни спрашивал журналист, всегда старается склонить разговор в нужную себе сторону, что часто превращает процесс коммуникации в настоящую словесную дуэль. При этом, особенно в случае с политиками, он не старается никому нравиться, потому что понимает, что симпатии зрителя скорее всего останутся на стороне журналиста, который выступает рупором народа в противостоянии давлению власти. К сожалению, о том, что роль СМИ на Западе сейчас существенно изменилась таким образом, что медиа, особенно телевидение, окончательно становятся частью либерально-демократической модели тоталитарного управления обществом, зритель на Западе только начинает догадываться. Такому прозрению, в частности, способствуют США, где политические элиты и олигархия в открытую наняли «свободные» СМИ для борьбы со свободным выбором своих граждан, приведшем Д.Трампа к президентству.
Каковы бы ни были особенности тактики и уловки журналистов, основой профессионального метода любого интервьюера является поставить гостя на потенциально опасную для него территорию и затем, умело и своевременно расставляя «флажки» своих вопросов, мягко или жестко подталкивать его все ближе к конечной цели разговора: тому самому, главному вопросу, на который он не сможет не ответить, если для этого была подготовлена почва в виде налаженной, на первый взгляд функциональной коммуникации. Конечно, гость может начать пускаться в софистику и уходить от прямого ответа, но на этот случай также существуют особые технологии. Как учит в своей книге легендарный Л. Кинг, в подобных ситуациях достаточно просто сказать: «Простите, но вы не отвечаете на мой вопрос». И даже в случае, если гость заявит, что не будет отвечать на вопрос, это еще не конец. В этом случае следует спросить: «У вас должны быть на это веские причины. Какие?» [King, Gilbert].
Также стоит обратить внимание на «Девять простых советов», которые дает в своем назидании молодым коллегам другой мэтр американской журналистики, профессор Калифорнийского университета Шэл Израэль: «Не гоните с места в карьер. Будьте человечнее. Старайтесь уговорить, а не выбить признание. Не бойтесь общих, философских вопросов. Не спрашивайте о том, что знаете сами. Готовьтесь к интервью. Изучайте героя. Старайтесь не посылать заранее весь список вопросов, оставьте себе возможность для маневра. Слушайте своего героя»1.
1 Israel S. 9 Tips on Conducting Great Interviews. FORBES online, April 14, 2012.
Кинг Брокау, Кронкайт - именно с них брали пример первые российские интервьюеры новой формации, когда в 80-е - начале 90-х стали создаваться новые стандарты «перестроечного» советского телевидения.
Данный тезис полностью относится и к манере ведения интервью. Существует яркий пример, из «классики» советского стиля. В 1987 году, интервьюируя в Москве Премьер-министра Великобритании М. Тэтчер, советский журналист Т. Колесниченко («Правда») спросил:
«Вы говорите, что ядерное оружие сохранило мир в течение сорока лет. Но ведь мы не раз уже были на грани ядерной войны, за эти сорок лет. Иногда нас спасал только случай. И ведь ядерное оружие развивается. Сначала угрожало городам, потом странам, континентам, а сейчас - всему человечеству. Разве это не безумие - полагаться на ядерное оружие как на гарант мира? Ведь можно идти по пути уничтожения ядерного оружия, и можно идти по пути сокращения обычного оружия. Собственно говоря, мы это и предлагаем. От Атлантики до Урала. Варшавский договор конкретизировал это. Почему эти два процесса не объединить?»
Хрестоматийный пример того, что называют «Loaded Question» (нагруженный вопрос), навязывающий зрителю точку зрения интервьюера и подталкивающий гостя к желательному ответу. Причем, стоит заметить, что этим приёмом журналист пользуется в полемике с руководителем государства, что противоречит уже не только канонам жанра, но и элементарной этике международного общения. Здесь уместно отметить факт, наглядно характеризующий состояние советской аудитории конца восьмидесятых годов прошлого века: симпатии зрителей вышеупомянутого интервью однозначно остались на стороне М.Тэтчер. И причина была не в ее политической позиции, а в умении филигранно выстроить коммуникацию с прессой и аудиторией в кросс-культурном пространстве.
Вышеприведенный пример можно сравнить с вопросом, заданным прошлой зимой В. Путину по итогам встречи Большой Двадцатки в Аргентине московским корреспондентом Би-Би-Си С. Розенбергом:
«Новый начальник штаба ВС Великобритании заявляет, что для британской национальной безопасности Россия представляет большую угрозу, чем радикальные исламисты. Согласны ли Вы с этим? И не беспокоит ли Вас то, что Россия приобрела такую дурную репутацию?»
Вопросы Розенберга и Колесниченко обладают многими схожими чертами: тот же «нагруженный вопрос», та же «советская» декларативная форма общения, с той лишь разницей, что британский коммуникатор добавил ещё и изюминку изысканного хамства, задав свой вопрос по-английски, хотя видел, что Президент вышел к прессе без переводчика. А ведь Розенберг - московский корреспондент ВВС и прекрасно владеет русским языком! Красивым ответным хамством со стороны В. Путина было бы ответить на оба вопроса лаконично: «No. No.».
Нужно подчеркнуть, что В. Путин избрал единственную выигрышную тактику поведения: он (как человек, владеющий английским) хорошо понял вопрос, и, не став дожидаться переводчика, которого немедленно начал требовать пресс-
секретарь, и не реагируя на некорректность оппонента, спокойно, доходчиво и лаконично в очередной раз разъяснил российскую позицию, продемонстрировав таким образом, что рассматривает пресс-конференцию как формат для высказывания собственного мнения, построения функциональной, а не дисфункциональной модели коммуникации, а также, не как место для заочной полемики с безответственными заявлениями малозначительных политиков, и уж, тем более, не место для воспитания зарвавшихся журналистов. Вопрос Розенбер-га является типичным примером того, как позволяют себе разговаривать западные журналисты с иностранцами, невзирая на чины и заслуги. А ответ В. Путина - образец того, как овладение особенностями и правилами кросс-культурной коммуникации позволяет одерживать верх в непростой полемической борьбе. В. Путин данным примером показал, что владеть этим искусством не менее важно, чем иностранным языком, и что искусство кросс-культурной коммуникации полезно не только журналистам, но и ньюсмейкерам.
Примером конструктивной коммуникации со стороны западного ньюсмейкера может служить диалог, состоявшийся у автора летом 1995 года в Лондоне, на трибуне теннисного стадиона в Уимблдоне. Соседом журналиста на трибуне Центрального корта на матче легендарных теперь П. Сампраса и Б. Бекке-ра, оказался известный актер Джэк Николсон, большой любитель и знаток тенниса. Паузы в игре были использованы для налаживания функциональной коммуникации. Актёр произвёл впечатление чрезвычайно приятного и интересного собеседника, нестандартно мыслящего и с четко выраженной личностной позицией по различным вопросам, далеко выходящим за рамки спортивной и творческой тематики. При расставании, автор протянул Джеку свою визитную карточку со словами:
- Вы бы оказали мне честь, Сэр, если бы согласились на интервью для телевидения России, где у Вас миллионы преданных почитателей.
На что последовал следующий ответ:
- Вы отличный парень, но я не даю интервью. Никогда, кроме как в сугубо формальных рамках официальной кампании по продвижению новой картины. Николсон - это образ, создававшийся мною на экране годами, а одно неверное слово может его разрушить! Что мне прибавит интервью, даже удачное, даже в сверхпопулярном издании? Думаю, ничего, или очень немного. А потерять я рискую значительно большее. И кроме того, я против срывания маски с артиста. Артист не политик, и должен оставаться загадкой для публики.
Данный пример является квинтэссенцией эффективности блестящей школы Михаила Чехова и векового опыта работы западной творческой элиты со свободной прессой. Лаконичный, убедительный и, что важно, не обидный для журналиста способ отказать в интервью, оставляющий приятное впечатление состоявшегося продуктивного акта коммуникации. Также, данный пример может быть крайне назидательным для российских молодых артистов, которые в погоне за вниманием прессы часто рискуют репутацией. На сегодняшний день искусством внятного, целенаправленного общения с прессой российские публичные пер-
соны, включая и политиков, овладевают очень медленно - к удовольствию журналистов и к несчастью для политического процесса в стране.
Переоткрытие телеинтервью на современном этапе информационного противостояния Восток-Запад
Исторически оценивая развитие и взаимовлияние жанра телеинтервью на Западе и в России, приходится констатировать, что, пока российская журналистика двигалась по пути достижения «свободы от оценки» [Вебер: 547], уважения к мнению других, умения учитывать все точки зрения в конфликтной ситуации, то западные коллеги шли в прямо противоположном направлении. Сегодня виден следующий парадокс: российская и западная, в особенности англосаксонская журналистика, полностью поменялись местами, если сравнивать то, как их противостояние выглядело на первом этапе холодной войны, условно, с 50-х по 90-е годы прошлого века.
Если, рассматривая журналистское сообщество, провести аналогию со спен-серовским общественным организмом [Спенсер], то напрашивается вывод, что распад СССР и переход к новому этапу холодной войны, острая фаза которой (гибридная война) наблюдается сегодня, застал российские СМИ и профессиональное журналистское сообщество в стадии недоразвитости. В особенности это касалось электронных СМИ. Уверенные, что Россия стремительно движется навстречу «цивилизованному миру», журналисты того времени считали своим профессиональным и гражданским долгом как можно быстрее адаптироваться к стандартам международной журналистики, буквально на лету ловили любые советы, новшества, внимательно прислушивались к замечаниям западных мэтров. Неудивительно, что президентом Академии Российского телевидения тогда единодушно выдвинули В. Познера, гражданина Франции, США и России. Ведь кто, как не он, олицетворял элегантный, жесткий, объективный западный стиль на всем постсоветском ТВ? И коллеги быстро научились быть такими, как того требовали каноны ВВС и CNN. Но не прошло и 10 лет, как Познер перестал быть образцом для подражания, иконой; сегодня «Познер» - просто одна из ночных программ с приятным пожилым ведущим. Наряду с этим, среди западных журналистов крах коммунизма был встречен совсем в другом ключе. Они находились в сильной позиции, но рыночные отношения не позволяют почивать на лаврах. Они требуют перманентной капитализации успеха.
Направление, в котором было проще всего материализовать тактическую победу в холодной войне в 1991 году, используя, в том числе, безупречную репутацию своих журналистов Западу подсказала Россия: новая война. Поясню: несмотря на немыслимые трудности, с которыми пришлось столкнуться в начале 90-х, Россия на рубеже веков, как образно выразился В. Путин, стала медленно, но уверенно «подниматься с колен», и толкотне вокруг американского трона за право быть ближе к гегемону предпочла формирование вокруг себя нового мирового центра силы. В ответ на это, пришедшие к власти в Вашингтоне респу-
бликанцы, даже не озаботитлись осмыслением очевидно не слишком удачных решений Дж. Буша (мл.) начали новый крестовый поход на Москву.
«Подход Клинтона-Гора к России характеризовался командой Дж. Буша как полный провал... Они обещали покончить с романтизмом, который был характерен для работавших у Клинтона специалистов по России, в первую очередь для Строуба Тэлботта. Для команды Буша Россия была великой страной на стадии упадка и в силу этого непредсказуемой и опасной. Кондолиза Райс писала: «Москва стремится утвердиться в мире, создавая угрозу американским интересам». Согласно взглядам «реалистов», было необходимо «неосдерживание», то есть использованием мощи США для контроля за поведением России» [Голд-гейер, Макфол].
Выводы
СМИ, телевидение в первую очередь, стали первыми рекрутами новой войны, которой было суждено стать «гибридной». Любопытно, что они не стали долго раздумывать над тем, как бороться с Россией, которая теперь была вооружена ими же обученными и уже достаточно боеспособными СМИ нового поколения (следует вспомнить, что многие из тех, кто отличился в этом противостоянии на стороне России, такие как М. Симоньян и С. Брилев учились журналистике или стажировались на Западе). Вероятно, поэтому западные СМИ предпочли в данном случае воспользоваться методами, которые ранее против них долгие годы использовала советская пропаганда. Логика было проста: «Кто на нас подумает, когда у нас такая безупречная репутация!?» И эта репутация без колебаний была брошена в топку нового противостояния. Новости ВВС - «священная корова» мировых теленовостей - были спалены одними из первых. Незыблемые и казавшиеся почти каноническими принципы, заложенные в легендарной Хартии ВВС - принципы, на которых были воспитаны многие поколения журналистов во всем мире, включая Россию, и которые десятилетиями они старались прививать младшим коллегам и ученикам, перестали для них существовать 10 августа. В тот день коллеги из ВВС записали с эфира телеканала Риээ^ТоЬау кадры обстрела грузинскими войсками жилых районов Цхинвала из установок залпового огня, «перевернули» их с помощью простого спецэффекта так, что смертоносные снаряды полетели в ночном небе в противоположном направлении (не справа налево, как на оригинальной исходной записи, а слева направо!) и снабдили комментарием о том, что это - снятые ими кадры российского наступления на независимую мирную Грузию! Но ужасна не эта подлость ловкого редактора, а их до сих пор, несмотря на эту чудовищную ложь непоколебимая уверенность в своей правоте. Потому что это - сработало. Также впоследствии продолжали работать постановки Белых касок с «химоружием» в Сирии и многое другое. Ведь опыт холодной войны показал, что свободной, правдивой, объективной журналистке может противостоять только подконтрольная государству пропагандистская машина, не чурающаяся клеветы и лжи. Так, про-
изошла метаморфоза: Восток и Запад поменялись местами, и то, что еще недавно называлось «Тоталитарной Советской Пропагандой», теперь стало именоваться элегантнее - «Fake News». В самом деле, современный мир сталкивается с усложняющимися метаморфозами [Кравченко], которые распространились и на коммуникативную сферу.
Таким образом, такую радикальную трансформацию смысла и роли телеинтервью вряд ли стоит считать законченной формой коммуникации. Но это, безусловно, один из примеров того, как знание особенностей культурной коммуникации страны может стать инструментом в борьбе политических формаций.
Источники
Вебер М. (1990). Смысл «свободы от оценки» в социологической и экономической науке // М. Вебер. Избранные произведения. М.: Прогресс.
Голдгейер Д., Макфол М. (2009). Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны. М.: Международные отношения.
Горшков М.К., Шереги Ф.Э. (2012). Прикладная социология: методология и методы. М.: ФГФНУ «Центр социологических исследований», Институт социологии РАН.
Гофман И. (2000). Представление себя другим в повседневной жизни. М.: КАНОН-ПРЕСС.
Давтян О.С. Арцишевский И.С. (2016). Согласно протоколу. СПб: Коста.
Дридзе Т.М. От герменевтики к семиосоциопсихологии: от «творческого» толкования текста к пониманию коммуникативной интенции автора // Социальная коммуникация и социальное управление в экоантропоцентрической и семиосоциопсихологической парадигмах. М.: Институт социологии РАН, 2000.
Квале С. (2003). Исследовательское интервью. Москва.
Кравченко С.А. (2019). Усложняющиеся метаморфозы: социологические поиски ответов на вызовы. М.: Знание - Сила.
Ксенофонтов В.Н. (2000). Этика: генезис, содержание, особенности. Москва.
Матвеев В.М., Панов А.Н. (1983). В мире вежливости. Москва: Молодая гвардия.
Спенсер Г. (1997). Синтетическая философия. Киев: Ника-Центр.
Шарков Ф.И., Горохов А.М. (2018). Применение социальных технологий в исследовании информационных императивов коммуникации (на примере информационного противоборства) // Коммуникология. Том 6. №2. С.105-115.
Ядов В.А. (2011). Стратегия социологического исследования. Описание, объяснение, понимание социальной реальности. М.: Омега-Л.
Beck U. (2007). Cosmopolitan Vission. Cambridge: Polity Press.
King L., Gilbet B. (1994). How to Talk to Anyone, Anytime, Anywhere: The Secrets of Good Communication. NY: The Crown Publishers.
Simmel G. (1978). The Stranger. In: Levine, D.N. (ed). George Simmel: On Individuality and Social Forms. Chicago: University of Chicago Press.
■ ■ ■ Intercultural Communication as an Integral Part and Tool of the Interview
Gurnov A.B.
Moscow State Institute of International Relations (MGIMO), Moscow, Russia.
Abstract. The author analyses Russian and foreign methods and tactics of television interviewing from the standpoint of cross-cultural communication, taking into account the mentality of journalists, as well asthe personality and attitudes of their guests' and viewers', who sometimes represent different models of communication and interview traditions. The first part of the article defines the unwritten rules of intercultural communication, common and understandable for everyone who is able to conduct a functional dialogue of a person. The second part identifies the problems that may arise during a television interview under the circumstances when the interviewer, the interviewee, and the viewer represent different established communication models. The third and fourth parts of the article deal with specific cases of communication problems in television interviews, both publicly acknowledged and from the author's private practice. Along the study, the author outlines certain differences between the current attitude upon the role of mass media in Russia and the Western countries.
Keywords: cross-cultural communication, communication, journalism, television journalism, television interview, etiquette, international journalism, interview, media
For citation: Gurnov A.B. (2019). Intercultural communication as an integral part and tool of the interview. Communicology (Russia). Vol.7. No.4. P. 138-155. DOI 10.21453/23113065-2019-7-4-138-155.
Inf. about the author: Gurnov Alexander Borisovich, post-graduate student and lecturer at Moscow State Institute of International Relations, Political analyst for RT Television channel. Address: 119454, Russia, Moscow, Vernadsky av., 76. E-mail: gournoff@yandex.ru.
Received: 28.10.2019. Accepted: 01.12.2019.
References
Beck U. (2007). Cosmopolitan Vission. Cambridge: Polity Press.
Davtyan O.S., Artsishevsky I.S. (2016). In accordance with protocol. SPb: Costa (In Rus.). Dridze T.M. (2000). From hermeneutics to semiosociopsychology: from a «creative» interpretation of the text to understanding the communicative intention of the author. In: Social Communication and Social Management in the Ecoanthropocentric and Semiosociopsychological Paradigms. M.: RAS Institute of Sociology (In Rus.).
Goldgeier J., McFaul M. (2009). Power and Purpose: U.S. Policy toward Russia After the Cold War. Moscow: International Relations (In Rus.).
King L., Gilbet B. (1994). How to Talk to Anyone, Anytime, Anywhere: The Secrets of Good Communication. NY: The Crown Publishers.
Kravchenko S.A. (2019). Complicating metamorphoses: a sociological search for answers to challenges. M.: Znanie - Sila (In Rus.).
Ksenofontov V.N. (2000). Ethics: genesis, content, features. Moscow (In Rus.). Kvale S. (2003). Research Interview. Moscow (In Rus.).
Matveev V.M., Panov A.N. (1983). In the world of politeness. Moscow: Molodaya Gvardiya (In Rus.).
Sharkov F.I., Gorohov A.M. (2018). Application of social technologies in studying the informational imperatives of communication (information warfare). Communicology. Vol.6. No.2. P. 105-115 (In Rus.).
Simmel G. (1978). The Stranger. In: Levine, D.N. (ed). George Simmel: On Individuality and Social Forms. Chicago: University of Chicago Press.
Spencer G. (1997). Synthetic Philosophy. Kiev: Nika-Center (In Rus.).
Weber M. (1990). The meaning of 'freedom from value judgements' in sociological and economic science. In: M. Weber. Selected works. Moscow: Progress (In Rus.).
Yadov V.A. (2011). Sociological research strategy. Description, explanation, understanding of social reality. Moscow: Omega-L (In Rus.).
