CC BY
39
могут быть отождествлены с правом, его природой. Сущность права гораздо глубже и заключается в его назначении разграничивать интересы. При этом важно, что, решая задачу общего определения права, ученый стремится оставаться в рамках его реального функционирования, его реального общественно-исторического содержания. Поэтому такое определение права не только не является абстрактным, но, напротив, указывает на его конкретность, наполненность социальным содержанием, что говорит о его относительности в историческом и культурном контекстах. Он замечает, что данное «.. .определение права как разграничение интересов предполагает полную его относительность права. Оно охватывает собою всякое разграничение интересов, каково бы оно ни было на субъективный взгляд: справедливым или несправедливым, и как бы оно ни было установлено: обычаем, законодательством, судебной практикой или субъективным правосознанием» [7, с. 59].
В заключение можно сделать вывод о том, что правовая концепция Н. М. Коркунова была посвящена решению проблемы теоретико-методологического синтеза в сфере права. В отличие от многих его современников, которые основывали свои подходы к праву на критическом отрицании предшествующих типов правопонимания, он объяснял свой подход к праву идеей эволюции правового знания, не отрицающей, а подчеркивающей значение не только предшествующих этапов развития правовой науки, но и таких форм юридического знания, как энциклопедия права и философия права, в рамках правовой действи-
тельности. В данном контексте важное концептуальное значение имеет положение Н. М. Коркунова о формировании общей теории права как нового этапа развития правовой науки, решающей задачу теоретико-методологического синтеза и, соответственно, выводящей правоведение на новый уровень познания правовой действительности, преодолевающего односторонность и абстрактность как юснатурализма, так и юспози-тивизма.
Литература
1. Поляков А. В. Возможна ли интегральная теория права? URL // http://bibliofond.ru/view. aspx?id=97806
2. Ященко А. С. Теория федерализма: опыт синтетической теории права и государства. М., 1912.
3. Ященко А. С. Синтетическая теория права в юридических науках // Журнал Министерства юстиции. 1912. № 1.
4. Сорокин П. А. Элементарный учебник общей теории права в связи с теорией государства. Ярославль, 1919.
5. Петражицкий Л. И. Права добросовестного владельца на доходы с точек зрения догмы и политики гражданского права. СПб., 1907.
6. Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 1909. Т. 1.
7. Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. СПб., 1914.
8. Коркунов Н. М. История философии права. СПб., 1915.
С. С. Стародубцев
КРИЗИС НОРМАТИВИСТСКОГО ПОДХОДА К ЛЕГИТИМИРОВАНИЮ ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ: РАЗВИТИЕ СОВРЕМЕННЫХ НЕТИПИЧНЫХ ФОРМ ЛЕГИТИМНОСТИ
В статье анализируются факторы, обусловливающие кризис нормативистского подхода к легитимации исполнительной власти, и результаты ее юридической деятельности. Показывается уровень развития современных нетипичных форм ее социального оправдания.
Ключевые слова: властные отношения, исполнительная власть, легитимость, органы государства, право, публичное управление, юридическая деятельность.
Современные дискуссии, связанные с конст- легитимации исполнительной власти, результа-руированием* и обоснованием нетипичных форм тов ее юридико-политической деятельности
* В рамках современных юридических исследованиях уже устоявшимся является принцип социокультурной обусловленности и контекстуальности правовых терминов и концептов, а правовые явления, юридические институты и их функционирование неразрывно связаны с доминирующими социальными представлениями, этнонациональным и групповым стилями мышления и так далее. При этом большинство конструируемых концептов и понятий, используемых в обосновании действующего порядка и функционирования системы властных отношений, «завязаны» на определенный тип юридической и политической рациональности, форму и содержание общественного порядка [2; 10; 14].
(реализация административно-управленческих задач, оправдание правотворческих новелл, достижение статистических показателей и проч.), обусловлены, с нашей точки зрение, не только низкой эффективностью публично-властных органов и структур, но и кардинальной сменой вектора государственно-правового развития.
Справедливо в этом плане отмечает известный политический социолог П. Бурдье, что «настоящая» публичная власть, формы и технологии ее оправдания заключены «в схемах восприятия и мышления, ее обеспечивающих» и последние «никогда не становятся столь явственными как в ситуации кризиса». При этом кардинальные трансформации, по его мысли, должны «произвести новый здравый смысл и со всей легитимностью, которую обеспечивает публичное проявление и коллективное признание, выразить в прежде умалчиваемые или вытесняемые практики и опыт» [3, с. 34-35].
С учетом сказанного можно отметить, что в настоящей государственно-правовой реальности столкновение различных (классических, традиционных, и неклассических, инновационных) форм легитимации государственной власти вызывает к жизни многочисленные дискуссии, положившие начало концептуально-теоретическому и социально-политическому переосмыслению, практическому анализу самого понятия «легитимность власти».
Однако, с нашей точки зрения, феномен нетипичности, смешанности источников и факторов легитимации органов государственной власти следует признать вполне нормальным явлением в эволюции государственно-правовой организации общества. Представляется, что новые трактовки легитимности и формы социального оправдания органов государственной власти возникли в период глобальной типизации принципов и характеристик политико-правовой организации, повсеместной унификации социально-правовых основ взаимодействия в системе «личность - общество - государство».
Исторически феномен «нетипичность» возникает во времена «экспорта» западноевропейской либерально-демократической мысли и стандартизации государственно-правовой практики организации властных отношений. Этот процесс обусловлен, с одной стороны, с тем, что нетипичными формами легитимации органов государственной власти стали обозначать не соответствующие доминирующей практике легитимирования (духовно-нравственные, религиоз-
ные, идеократические, идеациональные и другие), связанной с общепринятыми нормативи-стскими представлениями об оправданности и стабильности системы, прежде всего исполнительной ветви власти. Эту общепринятую концептуально-правовую матрицу нормативистско-го (классического, либерально-демократического) подхода к интерпретации легитимности органов исполнительной власти достаточно четко сформулировал Ф. Фукуяма, который публично-властные системы подразделяет на сильные (обладающие высоким уровнем легитимации) и слабые (неустойчивые, с низким уровнем социального признания и оправдания). Причем в содержание характеристик силы и слабости включаются институционально-административная стабильность и законность органов власти. Низкая легитимная легальность, прежде всего, характеризуется «либерально-демократической неконтролируемостью», «институционально-нормативной нестабильностью» и «демократической некомпетентностью правительства» [12, с. 5-7, 159-160]. С другой стороны, с тем, что либерально-демократическая форма легитимирования органов власти исторически сформировалась в качестве смешанного (нетипичного) социально-правового признания и оправдания властных отношений.
Так, например, один из классиков либерализма Ф. Гизо отмечал, что «в своих институтах и господствующих над ними властях общество ищет именно моральной легитимности, то есть соответствие воли этих властей и их действий законам справедливости и разума. Заметим здесь, что форма "моральной легитимности" институтов власти в тот период воспринималась именно как неклассический, нетипичный способ легитимации власти, противостоящий монархическому, сакральному оправданию публично-правовых институтов. Общеизвестно, что "моральный" тип легитимации властно-правовой деятельности подменяет сакральное оправдание властного функционирования принципами разума, формирует предпосылки для светского легитимирования власти, смещает акценты с устойчивого традиционного институционально-властного порядка в сторону его динамического оправдания - изменяющимися общественными интересами и потребностями. Ни один институт, ни одна власть не обладают сполна этой единственно абсолютной легитимностью. Но когда установившиеся институты и власти почитают и воспроизводят законы разума достаточно верно*, чтобы удов-
* В данной части воспроизводится традиционная сакральная логика описания легитимности власти, а именно почитание и верное воспроизведение «Божественных и естественных законов» (Ф. Аквинскому), однако подменяются основания легитимности.
летворить главные насущные потребности общества, когда тем самым пребывают в гармонии со своим материальным состоянием, с моральным уровнем развития, которого достигло общество, тогда общество считает их легитимными; они и являются легитимными в меру несовершенства общества и их собственного несовершенства. Политическая легитимность, будучи единожды установлена, утверждает себя посредством влияния, которое она, в свою очередь, оказывает на укрепляемую власть. Наилучшее правление расценивается и как наиболее легитимное: полагаемое легитимным, оно становится и наилучшим: и под воздействием времени, которое одновременно укрепляет легитимность и делает ее более плодородной, предполагаемая легитимность правления подталкивает его таким образом к легитимности подлинной, выступающей целью как усилий, так и уважения со стороны общества» [б, с. 543-544].
Следовательно, здесь речь идет о смешанном типе легитимности, поскольку в обосновании легитимности власти, с одной стороны, присутствует традиционная логика привязки к верности и правильности, то есть соответствие институтов власти и их деятельности определенным основаниям (либо к сакральным, то есть принципам Божественного устройства, либо к принципам разума и светского понимания справедливости), а с другой - ссылка на традиции, время, устойчивость, поскольку легитимность власти укрепляется «под воздействием времени» (традиционный тип легитимирования).
Поэтому на протяжении всей истории развития юридической теории и практики можно выделить узловые трансформационные моменты, при которых нетипичность становится доминирующей стратегией обоснования новых форм и способов оправдания институтов и структур публичной власти. В подобные периоды классические (устоявшиеся) формы функционирования и оправдания, прежде всего, институтов и структур исполнительной власти перестают быть значимыми для большинства граждан. При этом прежняя организация властно-правовых отношений перестает воспроизводить и поддерживать общий социальный порядок, «который содержал бы в себе все другие принципы поведения и был способен дать ответы на политические вызовы». Это вызывает «радикальную расколотость мира», где «безопасность наступит только в том случае, если будет приемлемыми способами разбужена и станет повседневностью готовность и способность видеть мир глазами других, то есть инаковость» [1, с. 11].
Более того, нетипичность с течением времени требует, чтобы современное политическое и правовое пространство властных отношений было
концептуально освоено вне признанных категорий (новых форм легитимирования органов исполнительной власти и результатов ее юридической деятельности). В современной государственно-правовой реальности обосновывается необходимость кардинального изменения источников (системы факторов, источников, условий и т. п.) легитимации государственных органов, их должностных лиц и, соответственно, специфики и результатов функционирования последних.
В настоящее время активно обсуждается проблема смены критериев легитимности и оценки социальной значимости юридической деятельности исполнительных органов власти. Многие исследователи отмечают, что нормативистский подход к обоснованию исполнительной власти является достаточно слабым в легитимировании данной ветви государственной власти, а статистические и индикативные характеристики функционирования последней все меньше выступают в качестве оснований оправдания ее значимости и социальной полезности.
Во многих специализированных исследованиях подчеркивается, что легитимность исполнительных органов власти связывается с ее качественным состоянием, которое характеризуется правильностью, оправданностью, целесообразностью, эффективностью, законностью и другими свойствами деятельности органов власти и их должностных лиц [7]. Следовательно, процесс легитимирования исполнительной власти в большей степени является неформальным, чем формальным (нормативистское оправдание власти и ее деятельности), акцентирующим внимание не на статике (формально-юридическое обоснование действующей системы власти), а на динамике - процессе социально-правовой, политической, экономической и иной деятельности.
В этом плане легитимация исполнительной ветви власти, по утверждению современных исследователей, должна оцениваться не по действующим юридическим текстам или формально установленным индикаторам, принятым доктринам и программам комплексного управления разнородными общественными процессами, а «по практической деятельности, по способам решения ею коренных вопросов жизни общества» [4, с. 80], которые выходят далеко за рамки формальных показателей.
В свою очередь, признания ведущего значения динамического фактора в легитимации исполнительных органов власти позволяет утверждать, что классические формы легитимации государственной власти представляют собой лишь статические, абстрактные феномены, которые в реальной публично-властной практике до-
полняются, смешиваются, образуя нетипичные (динамические, нетипичные) формы легитимирования власти и результатов ее социально-правовой деятельности.
Так, нормативистское измерение легитимности склонно рассматривать деятельность государственной власти как вполне самодостаточную, не нуждающуюся в дополнительных формах легитимирования и режимах социального оправдания. Нормативистская теория сводит «всю систему властвования исключительно к системе норм, замыкающейся только на одну-единствен-ную и основную норму - конституцию. Ведь когда в конфликт вступают, с одной стороны, уважение к универсальной норме, а с другой - уважение к уникальной личности, то ситуация с легитимностью только еще больше запутывается и усложняется» [5, с. 33 5].
Сегодня становится очевидным низкий потенциал таких оснований легитимирования органов исполнительной власти, как достижение статистических показателей и формально-нормативных индикаторов. Ведущими характеристиками социальной значимости юридической деятельности органов исполнительной власти являются не качественные индикаторы, а статистические данные и количественные показатели. Эта тенденция достаточно популярная при публичных отчетах правоохранительных органов, оценке деятельности правительства, отдельных ведомств и служб [7].
Более того, нормативный подход в легитимировании органов исполнительной власти, отдельных должностных лиц и их деятельности традиционно (в рамках отечественной государственно-правовой традиции) не является ведущим фактором (основанием) легитимирования. По справедливому заключению Владимира Пастухова, русское право как в прошлом, так и в настоящем, «в отличие от права западного, носит условно императивный характер. Оно не то что бы было совсем необязательным, но его обязательность не является безусловной и зависит от большего числа внешних обстоятельств. Право в России выступает неким ориентиром желательного поведения, указывает направления движения. При этом сохраняется очень большая "вариабельность" моделей этого "желательного поведения". Можно сказать, что русское право имеет "индикативный характер". Речь идет не об элементарном неисполнении права, а о его системной характеристике, где самое вечное "как-бы-исполнение" является сквозной, сущностной чертой... Русское право неопределенно и эластично. Это скорее какая-то гуттаперчевая субстанция, чем твердая матрица, как на Западе»[11,с.519].
Данная эластичность в нормативистском оправдании функционирования исполнительной ветви власти и результатов ее деятельности является устойчивой тенденцией и в настоящей государственно-правовой реальности. Речь идет о стремлении, прежде всего, к духовно-нравственному обоснованию государственной власти и социально-нравственной (идеократической) ответственности властно-управленческой элиты [9], а не к легальному легитимированию последних (выступающему в качестве вторичного фактора оправдания). Такое «распределение» уровней легитимирования (или первичности и вторичности факторов оправдания властной деятельности) для современных обществ, по заключению известного теоретика права Марка ван Хука, является вполне нормальным и естественным. Так, по утверждению президента Европейской академии теории права, в современных формах легитимирования следует выделить первичный (основной) уровень и вторичный - социально-политический. В рамках первого уровня в основе легитимации лежит система ценностей и мировоззрений, «краеугольным камнем здесь будет выступать культура, преобладающая в рамках того общества, где действует правовая система». Второй уровень легитимирования, полагает Хук, связан с принятием конкретных политических решений и их реализацией [13, с. 252].
Так, в социально-политических исследованиях фиксируется, что в современном российском обществе доминируют не нормативистская модель легитимации государственной власти и харизматическая практика наделения лидера государства высокими духовно-нравственными атрибутами, а, напротив, присутствует потребность в формировании морально-правовой системы ответственности публичной власти и реализующих ее лиц. Политико-психологические исследования, проведенные группой ученых под руководством Е. Б. Шестопала, выявили высокую степень тревожности людей, обусловленную, прежде всего, духовно-нравственным несовершенством действующей системы государственной власти и ее представителей. Негативно маркируются политические цели, задачи и деятельность исполнительных органов власти, в которых выхолощены высокие ценностно-нормативные и духовные составляющие.
Вышеперечисленные «тревоги связаны не столько с экономическими проблемами, хотя те и лежат на поверхности, сколько с ощущением отчужденности власти от общества, ее несправедливостью и своекорыстием, отсутствием моральных опор. Это "гуманитарное измерение", связанное с ценностями, настроениями и мораль-
ным климатом, очень слабо проработано у модернизаторов». Данные основания системы государственной власти недостаточно изучены современными консерваторами, о чем будет сказано ниже, поскольку действующая консервативная идейно-концептуальная платформа «не придает этим ценностям большого значения» [15, с. 22-23].
Причем граждан более всего волнуют не вопросы институционально-нормативной конфигурации власти, различные инструментально-технические или экономические проблемы, а вопросы, связанные с духовно-нравственным оборудованием властно-правового взаимодействия граждан [15, с. 23].
Следовательно, «отгораживание» от духовно-нравственных и ценностно-нормативных проблематик в функционировании органов исполнительной власти приводит к тому, что управление общественными процессами перестает быть легитимным, гармоничным и целостным, поскольку ориентируется исключительно на формальные рамки и абстрактные индикаторы, предельно юридизируя и политизируя властно-управленческую практику. Общеизвестно, что гармоничность социально-нормативного регулирования и структурирования достигается путем взаимодействия различных ценностно-нормативных систем, их согласованным учетом в правовой политике государства. «Если разнообразные социальные регуляторы всех уровней, включая нормативный, действуют согласованно и непротиворечиво (хотя, конечно, полного противоречия избежать в развитии общественной системы невозможно. - С. С.), то это симптом гармоничного развития общества и большая удача для него. В составе нормативно-регулятивной системы нормы (совокупность норм) выступают в едином комплексе с соответствующими массивами идей (ценностей) и отношений» [8, с. 21-22]. В свете изложенного очевидно, что современные нетипичные формы легитимации учитывают не только социокультурный контекст и специфику объекта социального признания (органы исполнительной власти, деятельность должностных лиц, конкретные результаты и проч.), но и способ восприятия государственно-правовой действительности, мировоззренческий «ореол» эпохи, воспроизводящийся в обществе устойчивый тип правопонимания и государствопонимания, стиль национального мышления.
В заключение отметим, что нетипичные (смешанные) формы легитимации исполнительной власти предполагают как содержательные и ди-
намические основания (духовно-нравственные принципы и доминанты, ценностно-нормативные и иные качественные характеристики, справедливость, разумность, эффективность функционирования, достижения управленческих и социально значимых целей и проч.), так и формальные - законные правила и процедуры, достижения статистических и индикативных показателей и так далее.
Литература
1. Бек У. Власть и ее оппоненты в эпоху глобализма. Новая всемирно-политическая экономия. М., 2007.
2. Боруленков Ю. П. Юридическое познание (некоторые методологические, теоретические и праксеологические аспекты): монография. М., 2014.
3. Бурдье П. Описывать и предписывать. Заметки об условиях возможности и границах политической действенности // Логос. 2003. № 4-5 (39).
4. Дроздова А. М., Комаров С. А. Легитимация и ответственность государственной власти во взаимоотношениях государства и личности. 2-е изд. СПб., 2011.
5. Исаев И. А. Господство: Очерки политической философии. М., 2008.
6. Классический французский либерализм. М., 2000.
7. Князев Д. А., Мамычев А. Ю. Современные формы легитимации государственной власти: монография. Ростов н/Д, 2010.
8. Мальцев Г. В. Социальные основания права. М., 2007.
9. Мамычев А. Ю., Сухомлинов А. С., Щеглов Б. С. Уровни легитимации государственной власти и правового действия // Власть. 2009. № 12.
10. Мордовцев А. Ю., Попов В. В. Российский правовой менталитет. Ростов н/Д, 2007.
11. Пастухов В. Б. Реставрация вместо реформации. Двадцать лет, которые потрясли Россию. М., 2012.
12. Фукуяма Ф. Сильное государство: Управление и мировой порядок в XXI веке. М., 2007.
13. Хук М. Право как коммуникация. СПб., 2012.
14. Честнов И. Л. Постклассическая теория права: монография. М., 2012.
15. Шестопал Е. Б. Политическая повестка дня российской власти и ее восприятие гражданами // Политические исследования. 2011. № 2.
