CC BY
182
УДК 130.2
КРИЗИС ЛИЧНОСТНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ В ПОСТСОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЕ
О Н. Римская
Белгородский государственный институт искусств и культуры e-mail: [email protected]
В статье рассматривается феномен антропологической идентичности в контексте социальных и антропологических рисков. Выделяются как сценарии позитивной личностной идентичности в субкультурах (креативного личностного опыта), так и негативной, нонконформистской и маргинальной, связанной с децентрированием сознания и самосознания, с деструктивными стереотипами образа жизни. Наиболее вероятным вариантом признаётся феномен «спутанной», «мозаичной» идентичности, в которой откладывается социализация человека и возможны сценарии застоя психологической жизни и болезненные срывы.
Ключевые слова: модерн, субкультуры, постмодерн, нормативность, анормативность, типы идентичности.
Современный человек реально находится в ситуации антропологического кризиса, и кризис идентичности - только одна из его форм. Человек в условиях (пост)модернистского распада устойчивых социальных и культурных стратификаций оказался не только в ситуации тотального отчуждения (и в этом оказались правы и Маркс, и неомарксисты), но и полной утраты идентичности, глубинных онтологических оснований собственной жизнедеятельности (утрата нормативной телесности, семьи, этничности, веры, любви, надежды, всей иерархии ценностей, в том числе и прежде всего, сакральных).
Реальный человек, разумеется, продолжает любить и надеяться, жить в пространстве повседневности, существовать, сопротивляясь мягким дисциплинарным мифо-идеологическим технологиям (пост)индустриального общества, которые через медийные нарративы и транскоммуникативные дискурсы (Интернет) порождают столь невиданную ранее манипуляцию не только сознанием, но и всей жизнедеятельностью человека. Мы не отрицаем наличия определенной объективной «логики манипуляции» сознанием современного человека, но постараемся объективно объяснить социальные, духовные, личностные и психологические феномены в данном контексте, исходя из социокультурных реалий жизнедеятельности людей, а не из политизированной парадигмы «козней ловцов человеческих душ».
Такой подход предполагает отказ от эмоциональных, морализаторских и дискриминационных познавательных стереотипов и догм. На наш взгляд, основной проблемой, от которой уходят многие современные исследователи, является тот факт, что «анормативность» (например, когда речь идет о «молодежной религиозности», «субкультурах» и т.п.), не является основанием для моральной, мировоззренческой, а тем более правовой дискриминации по ментальному, субкультурному или религиозному признаку. И предполагает ответ на другой вопрос: а что такое нормативность в нашем и общепринятом понимании? Есть ли общезначимое определение «нормативности»?
Д.И. Дубровский, например, выделяет следующие базисные, онтологические структуры сознания, связанные со сложными формами личностного развития и социализации человека: «Если взять за систему отсчета модальность «Я», то в первом приближении «Я» выступает по отношению к «не-Я» как отношение «Я»: 1) к внешним объектам, процессам; 2) к собственному телу; 3) к самому себе; 4) к другому «Я» (другому человеку); 5) к «Мы» (к той социальной общности, группе, с которой «Я» себя идентифицирует, к которой оно себя в том или ином отношении причисляет); 6) к «Они» (к той общности, социальной группе, которой «Я» себя противопоставляет или, по крайней мере, от которой оно себя отличает); 7) к «Абсолютному» («Мир», «Бог», «Космос», «Природа» и т.п.)»1. Эти структуры важны для нашего анализа. При этом следует заметить, что оппозиции «Я - не-Я», «я -другой», «Я - мы» - филогенетически и онтогенетически более поздняя, чем «мы -они», связанная со сложными формами личностного развития и социализации человека.
Базовые ментальные структуры индивидуального сознания в той или иной мере подвергаются объективации в предметах, дискурсных (речевых, знаковосимволических, коммуникативных, когнитивных и т.п.) и социальных практиках и институтах, получая тем самым статус «общественного сознания». Общественное сознание выступает ничем иным, как «системным качеством», системным эффектом бытия человека, наделенного единственно реальным и онтологичным индивидуальным сознанием, в конкретно-исторической социокультурной динамике. Иной, Другой, а тем более Совсем Другой (чудик, странный, юродивый, враг, чужой и т.п.) в нашем сознании всегда будет объектом фантазий и иллюзорного, неадекватного восприятия. А если он не один, а объединился в группу, и мы имеем дело с Они и Другими, то здесь неадекватность восприятия перерастает в явную враждебность, антипатию. Тем более, если все это затрагивает высшую онтологическую структуру сознания - отношение к Абсолюту, область религиозных интуиций и верований.
На наш взгляд, главная опасность заключается в том, что у нас разрушается то, что О. Тоффлер назвал «психосферой». И опасность не в том, что разрушается «психосфера Второй волны», то есть духовная жизнь человека индустриального общества в преддверии грядущего постиндустриализма, новые технологии которого требуют и новых стилей поведения и новых форм ментальности и мировоззрения. Мы давно пропустили главную опасность: в индустриальной цивилизации,
сопровождавшейся радикальной секуляризацией (вплоть до атеизма в тоталитарных ситуациях), оказались разрушены онтологические основания жизнедеятельности человека. И, разумеется, выход не в том, чтобы искать подобно Ницше или Хайдеггеру эту «онтологическую истину» или «истинную онтологию» у досократиков. И не в том, чтобы ратовать, например, за «возрождение христианства» (более политкорректно - «традиционной религиозности) и публицистически
кликушествовать на этот счет.
В последнем случае возникает закономерный вопрос: какое христианство мы возрождаем? Евангелических, апостольских времен? Но Лютер и Кальвин уже это «возрождали» и получили капитализм, техногенное, урбанизированное общество, которое и «подрывает» основы нашего бытия. В России мы «возрождаем»
1 См.: Дубровский Д.И. Проблема сознания: опыт обзора основных вопросов и теоретических трудностей // Проблема сознания в философии и науке. М., 2009. С. 5-53. Также см.: Дубровский Д.И. Проблема «Другого сознания» // Там же, с. 153-171.
дореволюционное православие? Какое? Киевской или Московской Руси? Разумеется, никто не ратует за феодализм... Но было ли там «истинное православие»? Возрождаем «синодальное православие» ХУШ-Х1Х веков? Так оно особо и не умирало, разве что вернули институт Патриарха, а модель государственно-церковных отношений (фактически модернистская) почти не изменилась. Но разве не эта модель до революции легитимировала потрясающее социальное неравенство, которое и вызвало самую грандиозную и разрушительную революцию за всю историю человечества? Вопросов больше, чем ответов.
Потому уважаемые нами богословы весьма пессимистично пишут: «Мы остались наедине с собой: «Кругом чужие, а где свои - неизвестно». Иллюзии о прошлом и настоящем рассеялись, а будущее, хотя бы в своих основных контурах, даже не проступает в тумане разноречивых экономических и политических прогнозов. Фрустрация, экзистенциальный вакуум, утрата смысла жизни стали типичными состояниями массового сознания»2. Действительно, никогда в истории «греховного» человека мы не наблюдали такого тотального разрыва социальных связей и отношений, разрушения первичных онтологических (телесность, семья, этнос) и ментальных структур (именно здесь нарушен «образ и подобие божие» в человеке), одиночества человека на пути социализации, вхождении Я в мир себе подобных, где человек по-прежнему остается одиноким, не свободным, но подверженным мягким дисциплинарным, системным и несистемным технологиям насилия3. Здесь очень важно разобраться с самой проблемой нормативности и анормативности в процессе социализации личности человека, обретения им идентичности и достаточно структурированной системы индивидуального сознания и самосознания.
Дело в том, что «вечные» онтологические структуры человеческого сознания и личности никогда не заданы раз и навсегда в той или иной конфигурации. Во-первых, личность и сознание человека всегда историчны, определяются не только социокультурными факторами и контекстами, но и повседневной жизнью каждого конкретного человека. Во-вторых, во все времена в структуре сознания личности (мы предполагаем достаточно развитую личность, вышедшую уже из недр антропогенетического «творения») мы можем наблюдать сложную динамику центрации и децентрации Я, как в его когнитивных, так и ценностнопраксиологических измерениях4. Их «гармоничное» сочетание, обеспечивающее конкретную целостностную идентичность (самость) человека, возможно тогда, когда сам человек в процессах социализации через механизмы самосознания проявляет определенное, творческое или просто интенциональное усилие, направленное как на установление равновесия телесных, психических и духовных структур своего сознания (мера центрации и децентрации, созидания и негации ), так и на установление связей с окружающей средой, природной и социальной, через коммуникативные практики.
2 Архиепископ Белгородский и Старооскольский Иоанн (Попов), Возьмитель А. А., Хвыля-Олинтер А.И. Духовная безопасность России (актуальные теоретико-методологические и практические проблемы духовной безопасности). Москва, 2005. С. 39.
3 См.: Жижек С. О насилии. М., 2010.
4 См.: Дубровский Д.И. Проблема сознания: опыт обзора основных вопросов и теоретических трудностей // Проблема сознания в философии и науке. М., 2009. С. 32.
Негацию не всегда надо понимать в сугубо отрицательном смысле, она часто вызывает такие флуктуации в человеке и его сознании, которые дают активное, творческое стояние и состояние в мире.
Собственно, в общем виде это и составляет процесс социализации личности, который происходит всю жизнь: от рождения до смерти человек вынужден утверждать себя в этом мире перед лицом Других. И на этом пути человек всегда испытывает кризисы, которые вызываются не только внешними кризисными условиями, но и онтологией личностного развития. Разумеется, личностные кризисы идентичности усиливаются в кризисном мире. Наверное, неслучайно Э. Эриксон концептуализировал проблематику идентификации и идентичности именно в 40-е годы5, когда в условиях тоталитарных режимов и тоталитаризации либеральных обществ начался тот кризис антропологический кризис, который продолжается поныне.
Современное разрушение идентичности как наиболее болезненное и зримое проявление антропологического кризиса обнаруживает себя в различных формах депрессии и апатии, бессмысленной жестокости, различных формах зависимости и беспомощности, стремлении убежать от реального мира, в проявлениях избыточной властности и агрессии, разных формах нигилизма и нарциссизма, в алкоголизме и наркомании, сексуальных и гедонистических извращениях. Все это и т ведет к негативной личностной автономии, к ощущению безвременья, дезинтеграции жизненных смыслов и отсутствию жизненных планов и стратегий, т. е. к потере идентичности. В отличие от О. Тоффлера мы не склонные идеализировать постиндустриализм и связывать все эти негативные феномены с переходом к этому уровню цивилизации. На наш взгляд, все это просто продолжение «второй волны», индустриального капитализма, только доведенное до абсурда (тоталитаризм и был попыткой «подморозить» эти процессы, соединить технические достижения модернизации с преимуществами и стабильной нормативностью «созидательного традиционализма»).
Все угрозы современного глобализирующегося мира - техногенные катастрофы и ядерные угрозы, моральная безответственность и медийнокоммуникационное насилие, переоценка роли пола и эксперименты с генными кодами, и т.д., и т.п. - создают условия кризиса идентичности, в которой современный человек может потерять не только свои онтологические (социальные и биологические) свойства. Современный человек должен не просто создавать новый культурный универсум, разделяемый и обжитый всеми (иначе нет единого мира, разделяемого и понимаемого всеми), но и преодолевать предрассудки прошлого, «традиции мертвых поколений» (Маркс), весь анормативный хаос настоящего. Без этого невозможно формировать позитивную и творческую (гармоничную) идентичность.
Даже наши «Богом данные» онтологические идентичности имеют массу отрицательных свойств и могут подвергаться деградации и деструкции. Вечное бегство вперед, безудержная тяга к новому, разрушение прошлых, стабильных и долговременных форм коммуникации, интенсификация контактов, обострение культурно-идентификационных процессов не способствуют формированию «позитивных идентичностей». В эпоху информационной революции проблем, связанных с осмыслением социальных и культурных идентичностей, становится еще больше. Современные средства массовой информации и информационные системы, становление информационного общества нарушают границы, системные свойства пола, класса, этноса, религий, национальности, субкультуры. Они разрушают
5 См.: Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М.,1996.
прежние социальные институты, порождают психологические издержки свободы, отчуждение, дефицит межчеловеческих связей, их нестабильность.
Все это обрекает те «нормативные» социальные группы, которые мы наблюдали в период «модерна» и которые поддавались схематизации в терминах теории классов или теорий стратификации (рабочий и средний класс, белые и синие воротнички, и т.п.), постоянно находиться на грани маргинализации. Этот социальный (и психологический) феномен попал в поле зрения американских социологов еще в 30 годы, фактически одновременно с феноменом субкультур (их рассматривали часто как взаимодополнительные концепты). К субкультурам и маргинальным группам были отнесены весьма активные слои населения (этнические и религиозные меньшинства, представители мыслящей художественной и научной интеллигенции и т.д.). В последнее время ученые обращают внимание, что сама по себе маргинальность, как и субкультурность, не только не несет негативных импульсов, не является показателем девиантности человека или социальной группы, но и способствует созданию «субкультурными маргиналами» творческих инноваций, которые и возникают, как правило, на «стыках» культур. Но наибольшей маргинализации в этих условиях подвергается именно молодежь, сам статус которой обрекает ее на перманентную «транзитивность» в процессе социализации и обретения идентичности. И если на пути молодого человека встречаются те или иные препоны (от внешних нормативных и цензурных до внутренних сублимационных и рефлексивных) маргинальность может приобретать деструктивные формы, соответственно сказываясь и на негативации идентичности, и децентрации сознания и самосознания. Формы идентичности и самосознания современного человека имеет определенные общие типологические и таксономические формы. Мы будем опираться на последние исследования сознания и самосознания человека в философии и социально-гуманитарных науках.
Д.И. Дубровский, в частности, сравнил аксиологическую структуру Я-личности с конусом, основание которого составляют повседневные, релятивные «профанные» ценности (горизонтальные, децентрированные), а вершину -нормативные, «сакральные» (иерархические, центрированные). Пересечение
аксиологической «вертикали» и «горизонтали» в условиях «нормальной» социализации формирует гармоничную идентичность и самосознание. Любое их нарушение под воздействием «внешних» и (или) «внутренних» факторов приводит к кризису идентичности, иногда «отложенному», как показал Эриксон, до лучших времен - вплоть до старости, формированию превращенных форм сознания и самосознания.
Собственно, здесь и возникает веер возможностей личностного развития: от блуждающего, децентрированного «Я» до сверхцентрированного, маньякального Эго. Д.И. Дубровский очень прекрасно описал эту феноменологию самосознания и идентичности: «В условиях резкого увеличения числа ценностных интенций низшего уровня, их непомерного «расползания» (столь характерного для нынешнего потребительского общества), вершина «конуса» как бы опускается, проседает, иерархический контур деформируется, высшие ценностные интенции «снижаются», их управляющая функция, по отношению к интенциям низшего ранга, сильно ослабевает, либо во многих отношениях утрачивается целиком. Нарушается динамическое единство процессов центрации и децентрации «Я», что приводит к феномену децентрированного «Я» (блуждающего в себе и вне себя в джунглях неподлинных потребностей и коммуникаций). При этом «Я» все же сохраняет свое, пусть и ослабленное, единство за счет упрочения связей рядоположенных ценностных
интенций и ситуативноговозвышения ранга каких-то низших ценностей. Это отличает его от патологически децентрированного «Я».
Антиподом указанного феномена является суперцентрированное «Я», для которого характерна жесткая иерархическая организация, имеющая вид не усеченного конуса. Динамизм этой структуры минимален, высшие ценностные интенции сведены нередко к одной единственной»6. Вариантом суперцентрированного «Я» оказываются часто, например, религиозные и спортивные фанаты, политические радикалы и экстремисты, применительно к которым мы имеем различные варианты центрации и децентрации личности. Суперцентрированный вариант личностной идентичности - скорее редкость, часто создается искусственно и сознательно лидерами субкультурных группировок действительно «тоталитарного» и авторитарного типа и характеризует больше групповую идентичность, жестко детерминирующую личностную. Скорее всего, преобладающим будет вариант размытой (мозаичной) идентичности (о ней ниже), что и вызывает потребность в суперцентрированных ценностях, структурирующих в превращенных формах идентичность и самосознание членов субкультурных общностей и сообществ - от религиозных до политических.
Опираясь на некоторые идеи авторов, совместно с нами занимающимися исследованием субкультур7, и на работы Д.И. Дубровского, можно выделить несколько вариантов личностной идентичности человека в современном кризисном мире:
- позитивная идентичность (конформисты, достаточно безболезненное вхождение в мир, усвоение стандартных технологий жизнедеятельности и в основном горизонтальных ценностных норм);
- спутанная идентичность (богоискатели или рефлексивные нытики, мечущиеся между потребительством и «служением» обществу, Богу и т.п.);
- негативная идентичность (личностные и социальные маргиналы, иногда нонконформисты на грани девиантности, находят себя в субкультурных и контркультурных группах, в том числе и религиозных или имеющих сакральную вертикаль);
- креативная идентичность («революционеры», принадлежат часто к субкультурным группам, в том числе и религиозным, мифология и жизненные стратегии которых ориентированы на творческий потенциал личности, инновации и экспериментальны практики, в том числе и повседневные).
Если посмотреть на все типы идентичности, то во всех мы можем обнаружить если не деструктивные, то уж точно негативные интенции личностного развития. Могут возразить, что позитивная идентичность и есть та норма, которая позволяет человеку успешно развиваться и жить. Но разве конформистская нормативность всегда является «положительной»? Разве она до сих пор не порождает «ионычей» или «акиев акакиевичей» постмодернистского мира? Разве все эти преуспевающие яппи, менеджеры и прочие нормативные личности постиндустриализма в один прекрасный
6 Дубровский Д.И. Проблема сознания: опыт обзора основных вопросов и теоретических трудностей // Проблема сознания в философии и науке. М., 2009. С. 32-33.
7 См.: Белоусова М.М. Антропологические основания и знаково-символические формы молодежной культуры: Автореферат диссертации. к. филос. н. Ростов-на-Дону, 2008; Белоусова М.М., Мельник Ю.М., Римская О.Н., Римский В.П. Методология исследования субкультур в социально-гуманитарных науках (на примере молодежной культуры). Статья 1. Культура и субкультура // Научные ведомости БелГУ. Серия «Философия. Социология. Право». №8 (63). Вып. 8. Белгород, 2009. С. 30-41.
мир не остаются перед бездной собственной серости, чтобы сорваться в другую бездну какого-либо «бойцовского клуба» за порцией адреналина?
Скажут, что креативный тип идентичности, конечно же, является наиболее предпочтительным. Но и в нем, по нашему мнению, заложены варианты деструктивности: бездумная погоня за «новым» часто вырождается в симуляцию творческой деятельности, столь же разрушающей личность, как и безмерная мерность и нормативность конформизма.
Отметим еще один момент: спутанная идентичность в виртуальной культуре информационного постиндустриализма все более приобретает черты эклектической, мозаичной идентичности, что более соответствует культуре постмодерна и облегчает молодому человеку обретение собственной идентичности, жизненных стратегий и смыслов. Часто именно мифологизированные субкультуры более соответствуют этому типу идентичности: мифосознание и есть мозаичное сознание,
неиерархизированное, а горизонтальное, по крайней мере, относительно аксиологической и эмотивной структуры «мы». Точно также «неудачник» и «больной человек» эпохи индустриализма вполне может быть «нормальным» и креативным в эпоху постмодерна. И этому личностному типу дают определенный простор субкультуры. Негативная идентичность также может сглаживать свои бунтарские, нонконформистские формы в мире информационно-медийной виртуальности, становясь одним из многочисленных, никого уже не удивляющих симулякров постмодернистской культуры, каковыми и являются субкультурные формы мифосознания.
Ситуация личностного развития (прежде всего, имеет смысл речь вести применительно к молодежи) часто усугубляется тем, что человек оказывается одиноким в семье, в школе и в собственной душе, им овладеет страх не только перед будущим, но и перед каждой минутой настоящего. Субкультуры оказываются тем «экзистенциальным пространством», в котором человек пытается хоть как-то сохранить свою самость, свою идентичность, выработать хронотопный экзистенциал, позволяющий стоически утверждать себя в рухнувшем мире, связать прошлое, настоящее и будущее не только в пространстве повседневности, но и в карнавальном или сакральном мире (отсюда такая тяга, например, «новых верующих» или «новых политических радикалов» к эсхатологическим проектам и эксперименты с игровым воспроизводством различных темпоральных сценариев).
В современном массовом обществе создан специфический «массовый человек» (Тоффлер не прав - массовое общество никуда не ушло, оно доведено до абсурда), который легко примеряет любые социальные маски, легко играет любые культурные роли. Сегодня он сектант, а завтра православный, сегодня он коммунист, а завтра либерал. Кстати, современные социологи и политологи, исследуя поведение человека, до сих пор оперируют классификациями старого, классово-сословного общества. Но ведь в XX веке произошло изменение не только социальной стратификации и мобильности, которые были характерны в прежние времена, но и самого типа личности. Человек массового общества, по преимуществу, - игровая личность, способная к мимикрии при изменении социокультурного контекста. Не доведём ли мы эту игровую личность массового общества и массовой культуры в XXI столетии до полной фантомности и утраты всех онтологических оснований человека? Смена стилей, игра в бисер с ценностями всей человеческой культуры становятся уделом не только рафинированных интеллектуалов, но и самых широких масс, прежде всего, молодежи. Именно в этом игровом поле и реализуется парадигма постмодерна: тотальная ирония, деконструкция ценностной иерархии (особенно религиозной),
игровой маскарад, возможность фантомных личностей в кино и в компьютерных сетях.
Избежать в этом сценарии негативных последствий возможно лишь на путях возрождения и сознательного воспроизводства традиционных ценностей в новых культурных условиях. Именно традиционные религиозные и светские ценности, должны воспроизводиться в качестве духовного центра постиндустриальных обществ. Именно традиционные ценности (а к ним следует отнести и традиционализм «общества модерна») в условиях постмодернистского культурного релятивизма создают новую, подвижную, ценностную иерархию как в национальных культурах, так и в контексте мирового культурного диалога.
Подобная модель культурной эволюции человечества только гармонизирует светскую и религиозную культуру, делая последнюю энергетическим центром культурного развития. Для этого нет нужды в очередной массофикации или тотальном воцерковлении России при помощи государства и средств массовой информации. Надо вложить деньги в науку, культуру, в создание промышленных образцов передовых технологий, и - главное! - в образование и воспитание молодежи. Тогда возрождение традиционной религиозности, национальнопатриотических и семейных ценностей будет сочетаться с достижениями научнотехнического прогресса и современной светской культуры.
В нашем сложном мире все определяют зачастую совершенно малые бифуркации, малые культурные возмущения. Небольшое усилие - и развитие направлено к другой цели. Сколь бы мы не говорили о необходимости воспитательной работы с молодежью и ее духовно-нравственного просвещения, все усилия будут напрасными без изменения всего социокультурного контекста нашей жизни. И дело не в «глобальных» изменениях политики и экономики, которые могут только привести к непредсказуемым рецидивам религиозного фундаментализма или политического национализма и ксенофобии (последнее мы сейчас наблюдаем в украинских событиях). Реальной силой обладают не столько различного рода конфессионально-экуменические или государственно-политические проекты, сколько постоянные, ежедневные усилия деятелей науки и культуры, отдельных политиков и предпринимателей, иерархов ведущих мировых конфессий, простых людей по утверждению новой системы культурных ценностей.
Список литературы
1 Архиепископ Белгородский и Старооскольский Иоанн (Попов), Возьмитель А.А., Хвыля-Олинтер А.И. Духовная безопасность России (актуальные теоретико-методологические и практические проблемы духовной безопасности). Москва, 2005.
2 Белоусова М. М. Антропологические основания и знаково-символические формы молодежной культуры: Автореферат диссертации. к. филос. н. Ростов-на-Дону, 2008.
3 Белоусова М.М., Мельник Ю.М., Римская О.Н., Римский В.П. Методология исследования субкультур в социально-гуманитарных науках (на примере молодежной культуры). Статья 1. Культура и субкультура // Научные ведомости БелГУ. Серия «Философия. Социология. Право». №8 (63). Вып. 8. Белгород, 2009. С. 30-41.
4 Дубровский Д.И. Проблема сознания: опыт обзора основных вопросов и теоретических трудностей // Проблема сознания в философии и науке. М., 2009. С. 5-53.
5 Дубровский Д.И. Проблема «Другого сознания» // Проблема сознания в философии и науке. М., 2009. С. 153-171.
6 Жижек С. О насилии. М., 2010.
7 Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М.: Прогресс, 1996.
CRISIS OF PERSONAL IDENTITY IN A POSTMODERN CULTURE
O.N. Rimskaya
Belgorod state institute of arts and culture e-mail: olgarimskaj [email protected]
The article discusses the phenomenon of anthropological identity in the context of social and anthropological risks. Stand out as a positive scenario of personal identity in subcultures (creative personal experience), and negative, nonconformist and marginal associated with decentering of consciousness and selfconsciousness , with destructive stereotypes lifestyle. The most likely option is recognized phenomenon of "confused", "mosaic" of identity, which is delayed socialization and possible scenario of stagnation psychological life and painful setbacks.
Keywords: Nouveau, subcultures, postmodern, normativnost, anormativnost, types of identity.
