CC BY
264
Н.В.Кузнецова,
доктор экономических наук, ДВГУ
Кризис экономической теории
«Ученого политэконома можно сделать даже из попугая. Все, что он должен выучить, — это два слова: «спрос» и «предложение».
Самуэльсон П.
В результате резких экономических перемен сильные повороты на себе испытала наша экономическая наука, особенно это проявилось в концептуальных проблемах экономической теории. Глобализация — одно из подтверждений кризисных явлений в экономической теории.
Глобализация — термин, так прочно вошедший в научные публикации последнего времени, требует тщательного изучения, ясного и четкого определения как экономического процесса. Необходимо прежде всего определить истоки происхождения данной категории. Для этого мы должны ответить на вопрос, на основании каких критериев выделять сегодня экономические закономерности развития, характерные для разных стран?
Ранее мы использовали концепцию способов производства, т.е. историческое свидетельство общего развития всех государств, проходящих сходные этапы развития экономики. На основании этого достигалось единство логического и исторического. Сегодня мы пытаемся отойти от наших исторических традиций. И более того, не определив ничего нового, мы легко отбрасываем без доказательств, аргументов, новых теоретических обоснований то, что было наработано наукой до сегодняшнего дня. Так была по молчаливому согласию отброшена теория способов производства. Экономический строй в теории изучался самыми разнообразными школами, немецкая историческая школа — в противовес английской классической политэкономии. Ф. Лист экономическое развитие разделял на следующие фазы: дикое состояние; пастушеское; земледельческое; аграрно-
промышленное; современное (аграрно-промышлен-но-торговое); Б. Гильденбранд выделял натуральное, денежное, кредитное состояние; К. Бюхер
— замкнутое, городское, национальное, мировое хозяйство.
В настоящее время теорию способов производства пытаются заменить либо концепцией цивилизационного развития, либо теорией стадий роста У. Ростоу. Но цивилизационный подход состоит в подчеркивании качественного несопоставимого многообразия культур. В истории способов производства от материального до экономического — как бы один шаг. Между экономическими закономерностями цивилизаций — все размыто.
Теория стадий роста У. Ростоу, несомненно, больше подходит для целей обоснования общих экономических закономерностей в отличие от неопределенной концепции цивилизаций. Вот пример: во Всемирном экономическом обзоре МВФ в мае 1997 г. пересмотрена классификация стран. НИС Азии (Гонконг, Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Израиль) рассматривались как продвинутые экономики, что свидетельствует о новой стадии экономического
развития — высокие жизненные стандарты, развитые финансовые рынки, растущий сектор экономики, снижение занятости в промышленности. Но далеко ли она ушла от концепции способов производства? Здесь уместен сравнительный анализ. Исторически классификации выглядят следующим образом.
А. Сен-Симон. 1. Дикость; 2.Античное общество; 3. Феодализм; 4. Капитализм; 5. Индустриализм (социализм).
Марксизм. 1. Первобытно-общинный строй; 2. Рабовладение; 3. Феодализм; 4. Капитализм; 5. Коммунизм а) 1-я стадия — социализм б) 2-я стадия — коммунизм.
У. Ростоу. 1. Традиционное общество; 2. Стадия подготовки условий для сдвига, «переходное общество»; 3. «Сдвиг», т.е. переход к индустриальному развитию; 4. Индустриальное общество; 5. Стадия массового потребления;
6. Стадия «поиска качества жизни (ведущий сектор — сфера услуг)».
Правильно было бы считать, что А. Сен-Симон выдвинул плодотворную идею, которая развилась в концепцию способов производства. У. Ростоу ее заимствовал, попытался осовременить и приспособить в условиях «холодной войны» для идеологических задач. Вряд ли это представляет интерес в современных условиях. Сегодня для всех очевидно, например, выделение как отдельного этапа понятия «информационное общество» (как современная форма развития постиндустриального общества). Следовательно, необходимо определиться по поводу концепций способа производства или стадий роста для обоснования общих экономических законов и границ их действия. Это не единственный «тупик» экономической науки. В чем причина «наших метаний»?
Именно экономическая наука, как никакая другая, является объектом вторжения людей других и далеко не смежных специальностей. Сегодня на экономические темы пишут, говорят, преподают представители самых разнообразных дисциплин: историки, математики, юристы, физики,
географы и т.д., вторгаясь в чужое пространство, они вносят и привносят дискурсный хаос (дискурс — пространство, в котором доминируют те или иные ценности, который поддерживается с помощью специальных символов
— терминов, закономерностей, законов), в результате чего наука оказывается в лучшем случае в понятийном тупике, в худшем — перестает быть экономической наукой с собственным понятийным аппаратом. Поэтому сегодня трудно понять друг друга и договориться по концептуальным вопросам. Последнее время экономическая терминология подвергнута засорению американскими терминами: менеджмент, консалтинг, маркетинг, франчайзинг, дистрибьюторы и др., что «засоряет» дискурсное пространство. Хотя в русском языке есть своя научная терминология.
Концепции цивилизационного развития как раз пример вторжения историков в экономическую теорию. Именно глобализация экономики — термин, недавно возникший в экономической теории, очень часто трактуют, опираясь на данную концепцию с исторических позиций.
В качестве примера приведем заседание «круглого стола» на страницах журнала «Мировая экономика и международные отношения», в котором приняли участие одни историки1. В выступлениях глобализация определялась как вторжение какого-то внешнего фактора в сложившиеся внутренние структуры различных обществ2. Говоря о глобализации, в большей степени речь шла о
социально-культурных факторах в русле социополитической топологии мира. Систему глобализации пытались рассматривать на уровне таких процессов, как большой модерн, постмодернизм, демодернизация как процесс всегда существовавший, как процесс, отвергающий внутренние ценности.
Все это имеет право на самостоятельное исследование, но в рамках исторической науки. С точки зрения экономической науки такое определение представляется размытым, а сами процессы не упорядочены, закономерности движений не выявлены, механизм возникновения и внутреннего движения не определен.
У каждой науки есть свое определенное поле исследования. Экономическая наука до конца 1980-х годов имела свою стройную систему базисных понятий, теорий, свою концепцию, методологические приемы. Сегодня мы вынуждены двигаться вперед, причем на ответственном историческом этапе развития страны, изменяя наши теоретические подходы, отвергнув методологическую базу, не создав ничего нового, не заложив нового фундамента, мы строим стены и крышу.
Отсутствие теоретико-методологической базы ставит под сомнение наши концепции. «На одном из заседаний Президиума РАН академик Велихов задал вопрос — а есть ли у отечественной экономической науки какое-то ядро, как, скажем, у физиков или генетиков? Увы, вопрос так и остался висеть в воздухе. Неужели он так и будет висеть дальше, до очередных конфузов? На такие вопросы мы обязаны отвечать (если есть что ответить) и не ради ублаготворения вопрошающих, а ради самих себя, ради развития наших школ, развития нашей науки. Может быть, у нас действительно нет доктринального ядра или мы не умеем осмыслить и вразумительно объяснить его суть? — заявил академик Д. Львов3.
В результате изменения теоретических парадигм — отечественной и западной — первая находится в критическом состоянии. Сегодня уже активно говорят о кризисе экономической науки, достаточно вспомнить работы Д. Львова, Блауга, В.М. Полтеровича, Ю.М. Осипова, В.Т. Рязанова, В.М. Цветаева и др. Нельзя не отметить такой фундаментальный труд, как «Экономическая наука на рубеже веков». На вопрос, какой должна быть экономическая теория в XXI в., ученые выразили единодушное мнение, что она должна быть другой. Об этом говорят и дискуссии о смене теоретической парадигмы.
Не решен главный принципиальный вопрос: будет ли российская экономическая теория развиваться своим собственным путем или присоединится (вольется) в единую мировую (называемую у нас сегодня западной) экономическую теорию?
Данное обстоятельство вполне ясно сформулировал в книге В.В. Рада-ев: «Первая проблема в связи с кризисом старой парадигмы для российской экономической науки — это не поиск новой парадигмы вообще, а «встреча» и установление определенной взаимосвязи с давно развивающимся мировым научным сообществом. Или — определение своего отношения к той парадигме, которая господствует сегодня в мировой экономической науке»4. Ю.М. Осипов пишет: «Пришел экономике... Но так или иначе нас не удовлетворил и экономике, в особенности попытка заменить им политэкономию»5.
Возможен ли синтез политэкономии и Экономикса? Думается, что нет. Как показывает практика, ничего путного не получилось и получиться не
могло, так как нельзя совместить в рамках единой теории концепции, основанные на разных исходных понятиях, на разной аксиоматике. Это вообще принципиально различные научные подходы.
Более того, почему-то никто не осмыслил отношение самих западных ученых к Экономиксу. Первые проблемы начались в 30-е годы, но в 70-е не было ни одного престижного журнала («Американское экономическое обозрение»» (American Economic Review), «Журнал Экономики» (Economic Journal), «Журнал экономической литературы» (Journal of Economic Literature), не публиковавшего статьи ведущих ученых о критическом состоянии экономической теории. Если бы критики было достаточно, чтобы создать крупное научное достижение, то уже в начале 70-х годов это произошло бы.
Николас Калдор (Nicholas Kaldor) писал о неуместности экономики равновесия: «...с одной стороны все более и более признается, что абстрактная математическая модель ни к чему не приводит. С другой же, признается также, что и экономическая никуда не ведет». Оскар Моргенштерн (Oskar Morgenstern) перечислил 13 критических замечаний к современной экономической теории, Филе Браун (Е. Н. Phels Brown) обозначил положения неразвитости теории (решение современных проблем сводится к использованию постоянного допущения в экономическом поведении), Восвик (G. D. N. Worswick) поднял вопрос, «возможен ли прогресс в экономической науке» и выразил сожаление, что экономисты концентрируют свое внимание на том, что он назвал «абстрактными играми маленьких уместностей» и «показной квалификацией»; Джоан Робинсон писала о втором кризисе в экономической теории, а Г.Мюрдаль (Gunnar Myrdal) уделил особое внимание в своих статьях слабости развития науки.
Моргенштерн (Morgenstern), который вместе с Ньюменом (John von Neumann) усовершенствовал применение теории игр в экономике, добавил наиболее детализированный список подробных претензий, относящихся ко всем фазам экономической теории.
1. Представители экономики редко контролируют переменные, которы ми они манипулируют в поисках наиболее оптимальных ситуаций.
2. Обнаруженные предпочтения не показывают предпочтения состоя тельного человека.
3. Оптимальная Парето не оптимальна для людей, которые негодуют, когда их оставляет позади кто-то, чьи доходы растут.
4. Walras's tatonnements могут производить сговор или сотрудничать охотнее, чем создавать конкурентное равновесие.
5. Люди взаимодействуют лучше, чем реагируют на введенные пара метры, как это допускается в общем равновесии Вальраса (Walras).
6. Рынок не может быть только инструментом, годным для лучшего применения ресурсов.
7. Товары могут быть заменителями, но их стоимость будет различать ся в зависимости от их бесполезности в качестве дополнительных товаров.
8. Кривая безразличия — настолько «бедный» инструмент, что исчез нет из экономики уже в следующем поколении.
9. Теория фирмы более применяется к производству фактической про-
изводительности, чем к услугам, которые в настоящее время составляют 60 % от ВНП.
10. Анализ в форме агрегатных индексов, скорее, шаг назад, чем впе ред.
11. Теория распределения, основанная на концепции предельной про изводительности, не принимается в расчет как сила, эксплуатация, сделка и т.д.
Моргенштерн делает вывод, что содержание множества экономических теорий неуместно. Указывается, что экономическая теория направлена на концентрацию, на изучение поведения рынка, у которого только слабый двойник в реальном мире.
Раздавались настойчивые жалобы ученых по поводу очевидной невозможности экономической теории решить проблему инфляции-стагнации или стагфляции, ненадежности эконометрического прогноза, а также по поводу ссылок на бесплодие многих упражнений в математической экономике и эконометрии.
Итак, в нашу жизнь ворвался экономике, нельзя сказать, что (пусть в урезанном варианте) его не читали и не разбирали в 60-70-х годах.
В 1964 г. вышел первый русский перевод учебника П. Самуэльсона «Экономикс» с грифом «для научных библиотек» тиражом в 2000 экз. Ф.Ф. Рыбаков пишет в своей статье о том, как И.В. Алешина, собрав у коллег 10-12 книг, раздала их на семестр, чтобы они изучали экономике, пусть с позиций марксистской экономической мысли6. Я помню, как мы, студенты 70-х, доставали этот учебник и читали, пытаясь осмыслить его. Кстати, должна сказать, что талант наших преподавателей заключался в умении так подать материал, что не ощущалось давления, навязывания политических штампов, позволялось размышлять, высказывать собственные суждения, опираясь не на жесткую марксистскую парадигму, а на большое разнообразие точек зрения в монографиях, статьях, касающихся сути рассматриваемой проблемы, а не ее идеологической оболочки.
Я помню семинары профессора Н.В. Раскова, который, увидев учебник по политической экономии для экономических вузов, сказал: «Опять достали книги для домохозяек». Лекции и семинары молодого профессора М.Ю. Шишкина (он читал историю экономических учений) давали полное представление о наследии экономической теории, причем не по принципу — это наше, а это нет, а по принципу — «смотрите, думайте, сопоставляйте». Спецсеминары профессора А.А. Демина заставляли не только поднимать массу литературы (это был принцип преподавания любого профессора), но учили остро реагировать, осмысливая происходившее на семинаре, поскольку была система докладов и содокладов. Работа строилась следующим образом: на обсуждение выносилось приблизительно 5 проблем, по каждой из них назначались докладчики (3-4 чел.), но только на семинаре мы узнавали, кто будет делать основной доклад, кто — содоклад. Естественно, приходилось «копать» несметное количество литературы, потому что стыдно было повторяться. Но хуже всего приходилось тому, кого назначали завершавшим семинар: представляете, всех выслушать и выразить собственное мнение по всем 5 проблемам и докладам. Ведь надо точно сформулировать, кто смог раскрыть тему, а кто нет.
Поэтому готовиться надо было «на все сто», по всем проблемам. Но зато на таких занятиях мы учились говорить и, что самое главное, думать и не просто думать, а самостоятельно мыслить.
Кстати, никогда не забуду семинара по монополиям Японии, где мне пришлось делать завершение семинара. Мои однокурсники сказали, что я практически заговорила по-японски, так мелькали у меня названия японских предприятий. Кто бы мог подумать, что, примерно через 12 лет, я стану преподавать в Восточном институте? Примерно то же самое происходило на семинарах профессора Е.А. Целыковской. А спецкурс по «Капиталу» К. Марса!? Многие сегодняшние студенты не представляют, сколько томов «Капитала» написано, не говоря о том, чтобы подержать его в руках (достаточно тяжелый труд как в прямом, так и в переносном смысле).
Обычно молодой профессор Ю.В. Пашкус задавал вопрос так: «В каком параграфе, какой главы Маркс написал о том и том-то?» Попробуйте попросить сегодня студента хотя бы перечислить наиболее значимые имена ученых по экономической теории, думаю, в лучшем случае Вы прочитаете недоумение на его лице, в худшем Вам объяснят, что им этого не задавали. А мы писали конспекты, разбирались, спорили — учились, одним словом. И неважно, что К. Маркс сегодня не в моде — классика всегда остается классикой и многому учит, а этот труд учит методологии экономической теории, даже если Вы понимаете неверность отдельных положений.
Можно много говорить о методике преподавания экономических знаний, очевидно одно: это была самая интеллектуальная и демократическая школа, позволившая нам, ее ученикам, легко войти в тяжелое перестроечное время.
В чем же заключаются отличия Экономикса и политэкономии?
Джоан Робинсон определила, что экономическая теория — это ящик с инструментами. То есть, анализируя каждый конкретный экономический цикл, каждую экономическую ситуацию, мы используем определенный набор категорий, применимый для всех случаев. Затем определяем сходные свойства, к которым мы можем применить эти общие схемы. На этом уровне мы и создаем инструмент, который работает всегда одинаково, к какой бы конкретной экономической проблеме мы его не применили.
Наша (мы понимаем, что оборот «наша» недостаточно корректен, но в данном случае пытаемся сопоставить нашу и западную школы) экономическая теория исследовала не только экономические явления (что пытаются делать сегодня), а стремилась к определению сущности, причинноследственной связи (что свидетельствует о ее теоретической глубине), выявлению связи между сущностью и ее явлениями в реальной действительности.
Экономикс пытается создать «механический механизм» (рассматривая поверхностные отношения, основное внимание сосредоточив на обмене), одни поверхностные пласты, которые представлены определенными формами, не обнаруживая своего содержания. Но не изучив реальной связи между сущностью и формой ее проявления, невозможно точно определить реальное экономическое поведение субъектов.
Политическая экономия, исходя из анализа стоимости, соотношения спроса и предложения, степени овладения научно-техническим прогрессом, определяет закономерность установления цен.
Экономикс исходит из уже имеющейся цены, не определяя и не объясняя закономерность достижения данного уровня. Основное внимание сосредоточено на исследовании влияния величины цены, на изменении количества спроса и предложения. Хотя в действительности спрос и предложение в экономике проявляют себя двояко. С одной стороны, они выступают одним из факторов ценообразования, с другой — изменение уровня цены воздействует на изменения количества спроса и предложения.
В политической экономии упор делается на изучение одной из сторон этого процесса. Экономикс же сосредоточивает свое внимание на рассмотрении другой его стороны, оба подхода имеют право на существование, не противоречат друг другу, а обогащают, способствуя более точному отражению в категориях науки реальных процессов, происходящих на рынке. Итак, что же делать и какой путь выбрать?
Политическая экономия опирается на динамическое и исторические методы, экономике — на функциональные связи и позитивизм. Из данного ключевого развития вытекают следующие различия (см. табл.).
Политэкономия Экономикс
Ключевая категория Стоимость Цена
Объект изучения Процесс воспроизводства Мировое хозяйство
Данный подход является более содержательным и предметным по отношению к экономической теории, дает ответы на глубинные основы экономического развития. Данная методология плохо применима для переходных экономик, так как исходит из сложившихся рыночных отношений западного типа.
Различие проявляется и в несовместимо сти мировоззрен ческих ПОДХОДОВк определению сути экономически х законов. В политической экономии законы признаются объективными, т.е. их сущность и действие не зависят от воли и сознания личности. Напротив, экономические законы определяют волю и поведение людей. В микро- и макроэкономике законы - это полезная функция, которая дает возможность удобно мыслить и принимать выгодные решения; законы должны представлять собой не науку, объясняющую причинно-следственные связи, а знание фактов. Более того, считается, что научное знание мешает практическому действию, ибо, как писал Ф.А. Хайек: "Не только гносеология и методология, проблемы рациональности и научности являются почвой, на которой произрастает антипатия к рыночному порядку”.
Политическая экономия исходит из единства логического и исторического. Наша экономическая теория базировалась на историческом и философском начале, что полностью отсутствует в Экономиксе. Экономикс - это система теорий, порой самостоятельно существующих, представляет собой методологическое разнообразие. Достаточно вспомнить идеи экономического империализма Г.Бекке-ра, сопоставить круг проблем современной теории фирмы, макро-, микроэкономики, теории прав собственности, теории общественного выбора и многое другое.
В нашей научной школе математическое моделирование в экономике вылилось в самостоятельную ветвь экономической науки, отдельную специальность -экономическая кибернетика (математические методы и исследование операций в экономике). Экономикс, исходящий из посыла "а что если...", уводит от его практической реальности и экономического развития. Разве могут быть свойственны реальной экономике идеальные рынки и равновесные ситуации на них? Следовательно, широкое использование математического аппарата (можно даже сказать "изобилие" вплоть до подмены экономики математикой), моделей, невозможность включить огромный круг допущений и ограничений, не дающих математически строгих
Классическая теория -философский подход к осмыслению происходящих событий дает серьезный смысловой потенциал. Неоклассика на математическом подходе дает описание механизма функционирования хозяйственной системы. Можно ли подменить смысловой анализ математическим? Наверное, нет, так как это будет уже другая наука.
Классическая политэкономия в качестве предмета рассматривает богатство (А. Смит, Дж.С. Милль и др.) или производственные отношения (К. Маркс и его последователи). Современная экономическая теория дает разнообразные определения, в основе которых лежит функционирование хозяйственной системы в условиях ограниченности ресурсов и необходимости эффективного их использования.
В результате перечисленных различий и проистекает такое смешение в выборе пути реформирования сегодня в России.
Может быть, стоит воспринимать западную теорию как мир теорий, которые следует изучать, а вот принимать или нет — дело каждого. Наша задача
— восстановить белые пятна, которые сегодня есть в теории, упорядочив ме тодологическую базу нашей экономической науки. Объединить нашу теорию и экономике просто невозможно, поскольку мы исходим, произрастаем из раз личной методологии и терминологии.
К.Р. Макконел и С.Л. Брю: «Экономикс исследует проблемы
эффективного использования ограниченных производственных ресурсов или управления ими с целью достижения максимального удовлетворения материальных потребностей человека»8.
П.А. Самуэльсон и В.Д. Нордхаус: «Экономика (экономическая теория)
— это наука о том, как общество использует редкие ресурсы для производ ства ценных товаров и распределения их среди людей»9.
С. Фишер, Р. Дорнбуш, Р. Шмалензи: «Экономика — это дисциплина, изучающая, каким образом общество с ограниченными, дефицитными ресурсами решает, что и как и для кого производить». «Позитивная, или дискринтивная, экономика ищет объективные или научные объяснения функционирования экономики; она имеет дело с тем, что есть или может быть». «Нормативная экономика предлагает рецепты действий, основанные на субъективных, личных оценочных суждениях; она имеет дело с тем, что должно быть»10. Таким образом, мы видим различные версии экономической теории.
Мы видим абстрактность объектов исследования от национальных хозяйственных систем (вспомните определение Дж. Робинсон) при том, что теории претендуют на некоторую универсальность, а это неверно.
Все реформы так или иначе должны проецироваться на национальные особенности страны, и только на ее экономический потенциал. Этот момент многие реформаторы недопонимали. Отсюда возникли и возникают «японское чудо», особый «немецкий» путь развития, «южнокорейское чудо», «шведская модель» и т.д. Это ли не является подтверждением отсутствия универсальности экономической теорий.
Кстати, на это обращал внимание А.В. Чаянов: «В теоретической экономике представляется более рациональным для каждого народнохозяйственного режима разрабатывать частную политическую экономию»11.
Очевидно одно: система знаний, категориальный аппарат в рамках нашей экономической теории и экономике являются чужими системами, представляют собой различные научные подходы. В результате необходим «перевод», а если мы начинаем изобретать «мозаику» теоретических исследований на механическом соединении двух самостоятельных ветвей экономических теорий, у нас получается искусственно созданная, неработающая концепция.
Не перестает ли экономическая теория быть исторической наукой? Важно понять, что каждая последующая теория зарождается в недрах предыдущей. Так, идея «невидимой руки» А. Смита стала краеугольным камнем классической теории, а позднее — неоклассической экономической теории. Экономическая наука не перечеркивает предыдущие теории, а расширяет границы исследования под влиянием изменяющейся (прогрессирующей) экономической жизни.
Меркантилизм под влиянием хозяйственных процессов того времени доказывал, что богатство страны есть результат превышения экспорта над импортом. Эта идея проявилась в протекционистской политике правитель-
ства (монопольные права и торговые ограничения, вмешательство государства в рыночный процесс, в индивидуальный бизнес, индивидуальную жизнь). На протяжении примерно 250 лет эта система с небольшими вариациями действовала не только в Англии, но и во всех западноевропейских странах. Однако постепенно менялись условия хозяйствования, но что самое главное — любой процесс, имея свое количественное накопление, при переходе определенной точки накопления менял свое качественное содержание.
Сущностные характеристики начинают модифицироваться, что проявляется в других формах. Возможно, это и заставило меркантилистов задуматься о том, что приток денег в страну приводит к росту цен и имеет отрицательное воздействие на благосостояние.
С конца XVIII в. в капиталистической экономике произошли серьезные перемены. В современном обществе нашлось место и крупному бизнесу, и влиятельным профсоюзам, и сильному государству.
А. Смит под влиянием развития хозяйственной практики отстаивал принципы свободной торговли, естественного развития хозяйственных процессов и невмешательства государства в экономику и определял экономическое богатство в производительной силе труда. Он предлагал устранить все ограничения торговой и промышленной деятельности и дать рынку функционировать свободно.
При этом он исходил из убеждения, что индивид, которому предоставляется возможность использовать свои способности и знания по собственному усмотрению и для своих собственных целей, способен наилучшим образом служить человеческим потребностям и общественному благу, одновременно извлекая максимальную пользу из способностей и знаний других индивидов. Действуя в сочетании с конкуренцией и через систему компромиссов, индивидуальный интерес сдерживает рост цен, обеспечивает высокий (и растущий) уровень производства, стимулирует улучшение продукции и внедрение изобретений. Словом, является источником постоянного экономического прогресса. Подобные взгляды получили название классического либерализма.
В период развития маржиналистского направления экономической науки происходит смещение в сторону науки, исследующей механизмы рыночного обмена, действий рыночных субъектов. Наука начинает отходить от философских традиций в сторону оценки практического применения оценочных суждений. Неоклассическая теория (период последовательной реализации маржиналистских принципов) исследовала возможности рынка эффективно использовать ресурсы и обеспечивать экономическое благосостояние.
Маржиналистский подход — подход экономико-психологический. На первое место были поставлены оценки и действия рыночных субъектов, в первую очередь действия отдельного человека. Суверенитет отдельного хозяйствующего субъекта приобрел самодовлеющую ценность, любое нарушение суверенитета изменяет в сторону ухудшения функционирование экономической системы.
В этот период наука начинает называться не политической экономией, а «Экономиксом», это название вошло в употребление после издания в 1890 г. работы А. Маршалла «Принципы экономики». Дж.М. Кейнс не проводил
различия между классической и неоклассической теориями. Он создал макроэкономическую теорию, с помощью которой обосновал необходимость корректировки рыночного механизма со стороны правительства. И с этой точки зрения его можно трактовать как экономико-правовой подход. Без обдуманного вмешательства государства рыночная экономика обречена на постоянные встряски. Количество денег в теории Кейнса является фактором ценообразования и формирования уровня процентной ставки (для классиков и неоклассиков характерен принцип нейтральности денег). По роли правительства в экономике Кейнс близок к меркантилистам, выступая против свободной торговли, но доказывая необходимость ее регулирования.
М. Фридман (основатель монетаристской концепции) подвергает критике государственную экономическую политику. Вмешательство государства на микроэкономическом уровне влечет за собой неэффективность экономических субъектов и коррупцию, его макроэкономическая политика приводит к монополизму и подрыву денежной системы, наносит прямой ущерб обществу. Так, политика всеобщего благосостояния и установление в законодательном порядке минимума заработной платы чреваты увеличением безработицы. А стимулирование экономического роста средствами кредитно-денежной политики и наращивание государственных расходов порождают в конечном счете высокую и постоянно растущую инфляцию. Вот и получается, что решения проблем, предлагаемые правительством, часто столь же опасны, как и сами проблемы.
В развитии экономических знаний, институционалисты видят залог решения практических проблем экономики. В достижении общего блага и защите особых интересов различных социальных групп — цель деятельности государства. Но это не значит, что его принципы чужды частному предпринимательству. Защита от конкуренции, в том числе иностранной, государственные субсидии и заказы означают для многих фирм и предприятий необходимые и привычные условия процветания. Однако рано или поздно бремя налогов и тиски всевозможных ограничений становятся нестерпимыми, масштабы государственного регулирования создают угрозу паралича национального бизнеса. Тогда резкий поворот в общественном сознании в сторону консерватизма неизбежен.
Тем не менее в любых условиях экономические идеи институционализма остаются для многих привлекательными. Чего стоит одна только цель достижения полной занятости! Или задача создания более рациональной атмосферы для принятия экономических решений! Сами же теоретики институционализма высказываются сегодня в том смысле, что, хотя до сих пор не нашлось практического решения определенных проблем, это не может заставить их отказаться от поиска. Однако, «пиная» политэкономию как науку самую идеологическую, мы не можем не отметить, что любая концепция является носителем определенной идеологии.
Почему же экономика как научная дисциплина не свободна от идеологии? По-видимому, это связано с тем, что она имеет дело с человеческим поведением и восприятием, которые меняются в зависимости от времени и места. А также с тем, что в ходе истории непрерывно меняется и сама экономическая система, под влиянием тех или иных политических кругов. Наконец, дело в
том, что экономистам приходится объяснять не только факты действительности - то, что есть, но и постоянно искать ответ на вопрос «как должно быть?»
Поэтому напрасны попытки покончить с разнообразием экономических воззрений и подведения к единой методологической базе. Мало пользы и от попыток их соединить, согласовать, примирить. Нужно примирять не взгляды, а людей, которые их придерживаются. Неплохо, чтобы тот, кому кажутся убедительными, к примеру, доводы М. Фридмана, поостерегся от неприязни к тому, кто разделяет, скажем, идеи Дж. Гелбрейта.
Работают ли сегодня все концепции? Кейнс рассматривал лишь общий уровень цен, абстрагируясь от проблемы относительных цен на различные товарные группы. Для нашей сегодняшней экономики проблема относительных цен является одной из важнейших. Далее, все процентные ставки Кейнс сводил к одной — ставке по облигациям. Следует ли объяснять, что для нас такое допущение неприемлемо, так как государственные облигации не связаны с инвестициями, процентные ставки по государственным облигациям и по кредитам нефинансовому сектору резко расходятся. То же самое можно сказать о допускавшемся Кейнсом абстрагировании различий между вложениями в «физический капитал» и вложениями в облигации, что в нашей стране очень сильно разнится.
Изучение и решение теоретических концепций развития рыночной экономики в переходный период актуально для развития нашей страны и республик бывшего СССР, а также стран Восточной Европы. Темп, глубина и всеох-ватность происходящих там изменений не имеют аналогов в новой истории. Не облегчает задачи и отсутствие учебников, демонстрирующих теоретические положения на российских примерах.
Как известно, еще при жизни Рйкардо развитие экономической науки было приостановлено пробелами, обнаруженными в его теоретической системе. Во-первых, было неясно, как совместить факт эксплуатации рабочего капиталистом, предполагающей неэквивалентность обмена между ними, с трудовой теорией стоимости, обязательным условием которой является эквивалентность. Во-вторых, оставалось непонятным, как совместить факт равной прибыли на равновеликие капиталы, имеющие разное органическое строение, с тезисом о труде как единственном источнике стоимости. Противоречия Рикардо имели чисто теоретическое происхождение; они выявились в результате более последовательного по сравнению со Смитом анализа политэкономических проблем на основе единого принципа — трудовой теории стоимости; следовательно, и разрешать их надо было исключительно теоретическими средствами. Некоторое время эпигоны Рикардо пытались обойти выявленные им противоречия, но их усилия лишь разрушали былую стройность системы. Классическая школа оказалась в тупике. Ее кризис был вялотекущим вплоть до 70-х годов XIX в., пока маржиналисты не указали, наконец, путь выхода из него12.
Влияние государственных расходов на объем личного потребления зависит от того, насколько цены и ставки заработной платы балансируют спрос и предложение на соответствующих рынках, и от конкретной величины соотношения между этими параметрами. Устойчивость или неустойчивость траекторий цен зависит от того, насколько быстро и точно экономические агенты умеют согласовать свои ожидания с реальностью. Во всем этом нет ничего
удивительного, экономическая реальность сложна. Однако совершенно неясно, как пользоваться теорией, если для ее применения в каждом конкретном случае необходимо предпринять трудоемкое исследование, чтобы установить, какой именно из теоретических вариантов в наибольшей степени адекватен реальному положению вещей. Например, при рассмотрении спада в процессе российских реформ мы сталкиваемся с явлениями, характерными и для кейн-сианской, и для классической экономической теории, а в добавление к этому — с нестандартным поведением экономических агентов, так что готовые теоретические инструменты для анализа рецессии отсутствуют.
Зонненшайн показал, что любая непрерывная функция, удовлетворяющая закон Вальраса, может быть представлена как функция избыточного спроса в модели чистого обмена (т.е. в простейшем варианте модели общего равновесия) с квазивогнутыми функциями полезности участников. Оба свойства — непрерывность и выполнение закона Вальраса
— являются весьма общими и могут выполняться для функций, совершенно противоречащих нашим интуитивным представлениям о функциях спроса. Из теоремы Зонненшайна следует, что без дополнительных предположений о виде функций полезности нельзя предсказать направление изменений эндогенных экономических переменных при вариации экзогенных параметров. Например, при увеличении запаса товара у одного из участников его равновесная цена может изменяться в любом направлении. Более того, благосостояние участника в точке равновесия может уменьшиться в результате увеличения его собственности. Коллизия состоит в том, что, как свидетельствует накопленный опыт, подобные эффекты наблюдаются достаточно редко. Это означает, что в модели равновесия, претендующей на отражение реальности, функции полезности должны иметь специальный вид. Выяснить их специфику до сих пор не удается, а без этого ответы на многие фундаментальные вопросы теории не могут быть получены13.
Яркой иллюстрацией сказанного является судьба такого феномена, как длинные волны конъюнктуры. Экономисты обратили на него внимание очень давно. Им занимались У. Джевонс, М. Туган-Барановский, К. Виксель, Шумпетер и, разумеется, Н. Кондратьев, чьим именем они и названы. Тем не менее, по мнению ряда ученых, «... однозначного решения здесь пока не найдено, все расчеты, связанные с выделением тренда или периодов высоких и низких темпов роста, отмечены печатью субъективизма. Более того, в зависимости от методики на одних и тех же реальных данных можно продемонстрировать как наличие, так и отсутствие длинных волн. В результате длинные волны существуют для тех, кто хочет их видеть, и вовсе не просматриваются
14
оппонентами» .
Пример М. Фридмана в этом отношении очень показателен. Когда кейнсианско-монетаристские дебаты были в самом разгаре, появилась необходимость проверить, действительно ли связь между динамикой денег и национального дохода так прочна, как утверждает монетаристская концепция. Многочисленные статистические исследования показали, что связь эта прослеживается недостаточно хорошо. М. Фридман не стал игнорировать новые данные, но и от своей теории не отказался. Несовпадение динамики национального дохода и денежной массы он объяснил наличием длительных и непредсказуемых лагов между изменением количества денег и последующими колебаниями национального дохода. В результате центральный тезис монета-
ризма о предложении денег как первоисточнике экономической нестабильности «был спасен» от опровержения15. Следует обратить внимание и на тот факт, что М. Фридман, обосновывая свои выводы, опирался на данные почти за вековой период, включающий целый ряд циклов. У нашей страны нет векового непрерывного капиталистического развития. Фридмановский «ожидаемый доход», представляющий среднюю величину доходов за ряд предшествующих периодов, как психологический феномен не существует в российской реальности, а без него рушится вся конструкция стабильного спроса на деньги, развитая М. Фридманом. Следовательно, не все теории могут подойти к российским реалиям, а также на том же основании и ко многим другим странам переходного периода.
Кривая Филлипса правильно описывала связь между темпом инфляции и уровнем безработицы в Великобритании перед второй мировой войной и в США в течение 50-60-х годов. Но в 70-е годы, в период стагфляции, статистические данные США перестали подчиняться кривой Филлипса. Несколько раньше, чем это произошло, М. Фридман и Э. Феллс заметили, что темп инфляции должен определяться не только уровнем безработицы, но и инфляционными ожиданиями. В этот период после резкого изменения цен на нефть стало ясно, что изменение предложения также влияет на темп инфляции. Однако данная закономерность не перестает излагаться в учебниках, но сама кривая уже не используется в современных моделях.
Итак, закон, подтверждаемый практикой, — закон, но если он опровергается на определенном этапе — это тенденция. Может быть, многие законы сегодня являются тенденциями? Мы знаем, как повела себя система, но не знаем, как она поведет себя в дальнейшем.
Сегодня жизненный цикл экономического открытия (сменяемость теорий) 4-5 лет. Следовательно, необходимо выработать верное отношение к экономическим теориям. В условиях современного делового мира, который нередко оказывается непредсказуемым и неконтролируемым, традиционные механизмы теории становятся непродуктивными. Сегодня ученые создают методы, с помощью которых сложные системы могут эффективно справляться с неопределенностью и быстрыми изменениями.
Математизация есть один из признаков усложнения объекта исследования. Большое внимание в экономических исследованиях сегодня уделяется методам тестирования моделей. Наблюдается быстрое развитие математического аппарата: теория экстремальных задач, эконометрика, теоремы о неподвижных точках, дифференциальная топология, теория устойчивости, функциональный анализ, теория случайных процессов и т.д. Нет ни одного раздела математики, который не нашел бы приложений в экономике. Сейчас очень модно основные тезисы подкреплять либо модельным обоснованием, либо эконометрическим тестированием на эмпирическом материале. Хайек совершенно прав, говоря, что заимствование экономистами любых методов только на том основании, что они имели успех в других науках, неприемлемо.
Получается, что не теория предсказывает поведение объектов, а изменение объектов определяет изменение теории. Вопрос научности и ненаучности для многих экономистов сводится к эмпирической проверке (хотя и не все считают это необходимым). «Только фактические данные, — пишет
М. Фридман, — способны показать, имеют ли категории «аналитической системы упорядочения» значимый эмпирический аналог, то есть полезны ли они при анализе определенного класса конкретных проблем. В противном случае экономическая теория выродится в простую систему тавтологий и станет замаскированной математикой»16.
Интересна реакция Кейнса о математической экономике и эконометрике. Он подверг сомнению самонадеянность новых подходов и отверг трансформацию экономики в псевдоестественную (натуральную) науку. Несмотря на собственные причины практики математической экономики, он критиковал в Общей Теории «символику псевдоматематических методов, делающую формальной систему экономического анализа ... который допускает автор для потери видения сложностей и взаимосвязей реального мира в запутанности претенциозных и беспомощных символов».
Важным шагом в развитии методологии современной науки явилось формирование «теории хаоса». Так, широко известная на Западе книга Дж. Глика «Хаос: становление новой науки» оказывает большое влияние на развитие методологии как естественных, так и гуманитарных наук. Основным «катализатором» теории хаоса были исследования ученого-метеоролога Э. Лоренца.
Заинтригованные загадкой Лоренца ученые из разных областей науки начали проводить эксперименты с копированием других физических систем. В итоге они обнаружили идентичные явления. Бесконечно малые изменения в начальных условиях могли оказать глубокое воздействие на эволюцию всей системы. То, что было верным для погоды, оказалось в равной степени верным для большинства физических систем, а также экономических систем как макро-, так и микроуровня.
Экономисты института 8айа-Бе создают компьютерные аналоги экономических сделок, трансакций примерно так, как Э. Лоренц создавал модель погодных условий. Вместо того чтобы рассматривать экономику как ньютоновскую машину, они смотрят на нее, как на что-то органическое, адаптивное и живое.
Благодаря теории хаоса стали понятными изъяны традиционных математических моделей мира, которые создавали физики. Модели хаоса указали на недостатки элегантных математических моделей неоклассических экономистов.
Пути переосмысления теоретической базы экономической теории предлагаются самые разнообразные. Такие попытки предстают как ревизии учения о стоимости (Ю.М. Осипов и его последователи), как учение о богатстве (Н.М. Казанцев), как результат переосмысления истории экономической мысли (Н.В. Воротилов), как результат обращения к современной философии (А.А. Шевелев) и т.п.
В статье Л.Д. Широкорада показывается, что традиционно русская научная и экономическая теоретическая мысль была толерантна западным теориям и активно участвовала в их развитии. Автор указывает на значительные достижения современной западной экономической теории и настаивает на необходимости их освоения. К нему присоединяется П.Г. Заостровцев, утверждая тезис о единстве мировой экономической науки, настаивает на освоении совре-
менных западных теорий, отмечает отдельные достижения российской экономической науки в советский период. Так, А.И. Добрынин систематизирует взгляды западных экономистов на предмет экономической теории и развивает свою точку зрения по данному вопросу, в соответствии с которой предметом экономической науки является проблема экономического
17
роста, исследуемая инструментарием трансакционных издержек .
Подводя итог вышесказанному, следует отметить, что недостатком развития нашей экономической науки явился механический подход к Экономиксу (многие, познавая его, пересказывали, как бы открывая для себя заново экономическую теорию, что свидетельствовало либо о плохом знании истории экономических учений, либо об отсутствии последних) вместо попытки постановки вопросов о потребностях в ее обновлении и творчески обоснованном ответе на проблемы экономического развития страны. Кстати, следовало сконцентрировать свое внимание не на кривых спроса и предложения, а на закономерностях воспроизводственного процесса. Это, возможно, предотвратило бы «гибель» производства в России, ибо, не производя, предложить нечего, и, следовательно, нас должно волновать, какие производства следует поддерживать и развивать. Необходимо развивать традиции нашей экономической теории, следуя основным ее методологическим подходам: рассматривать процесс
воспроизводства; сосредоточить внимание на глубинных основах экономического развития; вернуться к историческим и философским началам при рассмотрении экономических процессов; не перегружать излишним математическим моделированием экономические концепции.
Вопрос — кто мы, кто наши предшественники и учителя, на какое экономическое наследие мы смогли опереться в 1917 г., в 20-е годы, в 50-60-е годы и сейчас, в эпоху радикальной экономической реформы, — это вопрос методологии развития экономической теории в нашей стране.
Необходимо восстановить белые пятна в истории отечественной науки и экономического образования. Например, непростительно забыта деятельность Михаила Андреевича Балугьянского (1769—1847), профессора Петербургского педагогического института с 1804 г., затем ректора и профессора Петербургского университета. Им написаны и опубликованы впервые в России очерки истории экономических учений (меркантилистов, физиократов, А. Смита), воспитана блестящая плеяда учеников, ставших впоследствии крупными учеными в области политической экономии, статистики, финансов, других экономических наук. Среди них — академик А.И. Арсеньев, профессор Царскосельского лицея А. Куницын, прогрессивные профессора — А. Галич, М. Плисов, П, Плетнев. М.А. Балугьянский сочетал занятия ученого и преподавателя с деятельностью в высших эшелонах государственной власти (с 1827 г. в должности статс-секретаря). Из-за своего недворянского происхождения и национальной принадлежности (карпато-росс (украинец?), венгр, славянин) он был теневой фигурой экономической политики XIX в. Настало время глубоко и всесторонне изучить его влияние на разработку экономической теории, политики и формирование общественного сознания современников. Незаслуженно забыт И.Я. Горлов, автор первого в России учебника финансов (1841), удостоенного Демидовской награды в 1842 г. Нового прочтения требуют тру-
ды ученых второй половины XIX в.: Н.Х. Бунге, И.И. Янжула, СЮ. Витте, И.Х. Озерова, М.И. Туган-Барановского и многих других18.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Актуальные вопросы глобализации // МЭиМО.1999. № 4. С. 37-52.
2 Там же. С. 39.
3 Львов Д. Экономическая наука в новой России. (Доклад на расширенном заседании отделения экономики РАН).
4 Экономическая теория на пороге XXI века. М., 1998. Т. 2. С. 120.
5 Там же. С. 17.
6 Ф.Ф.Рыбаков. Экономический факультет: студенты и преподаватели (60-е годы) // Вестн. Санкт- Петербургского университета. Вып. 2. 1999. № 12. С. 86-87.
7 Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. М., 1992. С. 156.
8 Макконел К.Р., Брю С.Л. Экономикс: Принципы, проблемы и политика. В 2-х ч. М., 1992. Т. 1.С. 18.
9 Самуэльсон П.А., Нордхаус В.Д. Экономикс. М., 1997. С.48
0 Фишер С, Дорнбуш Р., Шмалензи Р. Экономика. М., 1993. С. З.Пер.с англ.
" Чаянов А.В. Крестьянское хозяйство. М., 1989. С. 142.
2 Отмахов. Рационализм в экономической науке: теория и практика// Вопр. экономики. 1998. № 2. С. 129.
3 Полтерович В.М. Кризис экономической теории. ЦЭМИ. С. 7-8.
4 Полетаев А., Савельева И. Длинные волны в развитии капитализма // Мэи-МО. 1988. №5. С. 73.
15 Отмахов. Эмпиризм в экономической науке:теория и практика// Вопр. эко номики. № 4. 1999. С. 66.
6 Фридман М. Методология позитивной экономической науки. THESIS. 1994. Т. 2. Вып. 4. С. 24-27.
17 Экономическая теория на пороге XXI века. С. 768.
18 Косачевская Е. М. М. А. Балугьянский и Петербургский университет в пер вой четверти XIX века. Л., 1971. С. 76-91.
Natalia V. Kuznetsova
The Crisis of the economic theory
In the article the author deals with the problems of the crisis of the economic theory. The author considers the reasons of the crisis arising but not only in the Russian sciense. This situation is studied on the example of different schools as a repeating one. The considerable part of the article is devoted to the composing of the methodology of the Russian economic theory and economics. The author proves the impossibility of the mechanic merging of these two theoretical approaches.
