CC BY
80КРИТИКА ТЕХНИЧЕСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ Н. А. БЕРДЯЕВЫМ
А. И. Цыпленков,
кандидат философских наук, доцент кафедры философии для естественно-научных и инженерных специальностей ИСИ МГУ им. Н. П. Огарева
Современная техническая цивилизация подверглась критическому анализу в трудах многих зарубежных, а также отечественных мыслителей. Одним из ярких критиков указанной цивилизации был известный русский философ Н. А. Бердяев (1874—1948), который замечал, что процесс технизации, механизации и процесс массовой демократизации (вступление в культуру огромных человеческих масс) ведет к перерождению культуры в техническую цивилизацию, «вдохновленную материалистическим духом»1. Из этого замечания Бердяева видно, что он различает культуру и цивилизацию. По его мнению, культура духовна, а цивилизация имеет «машинную основу». Жизнь делается все более и более технической. Мышление становится техническим, всякое творчество и всякое искусство приобретает все более и более технический характер.
По Бердяеву, цивилизация создана человеком, чтобы освободиться от власти стихийных сил природы и организовать цивилизованное общество. Но развитие цивилизации сопровождалось угнетением и эксплуатацией огромных масс человечества, трудящегося народа, и это угнетение оправдывалось объективными ценностями цивилизации.
Цивилизация, заявляет Бердяев, не есть последняя цель человеческого существования и верховная ценность. Она обещает освободить человека и, бесспорно, дает орудия освобождения. Но она есть также «объективация человеческого существования», и потому она несет с собой порабощение. Человек делается рабом цивилизации, он «закован» в ее нормах и условностях, «начинает погибать образ человека»2.
Хотя Бердяев и говорит о перерождении культуры в техническую цивилизацию, в то же время он считает, что цивилизация и культура неразрывно связаны. Русский мыслитель даже предполагал, что цивилизация в известном смысле «старее и первичнее» культуры. Изобретение самых элементарных орудий примитивными людьми есть цивилизация. Различие между культурой и цивилизацией Бердяев усматривал в том, что цивилизация есть социально-коллективный процесс, а культура — процесс индивидуальный, «идущий вглубь». Бердяев рассуждает следующим образом: мы говорим, что у этого человека есть высокая культура, но не можем сказать, что у этого человека есть высокая цивилизация. Мы говорим «духовная культура», но не говорим «духовная цивилизация». Эпохой цивилизации по преимуществу можно назвать, утверждает Бердяев, такую эпоху, в которой преобладающее значение получают «массы и техника»3. Это обыкновенно говорят о современной эпохе. Массам, не приобщенным к благам и ценностям культуры, трудна высшая духовная культура и сравнительно легка техника. Варвар и человек культурный одинаково могут пользоваться телефоном и военными орудиями истребления.
Как видно, Бердяев цивилизацию связывает больше с массами и техникой, а культуру — с личностью и духом. Но и в эпоху цивилизации существует культура, как и в эпоху культуры существует цивилизация. Техника, охватывающая всю жизнь, разрушительно действует на культуру, обезличивает ее. Но всегда в такую эпоху есть «элементы», которые восстают против победного шествия технической цивилизации. Такова, по Бердяеву, роль романтиков. Правда, Бердяев считает, что культурная среда, как и цивилизация, основана на подражательности. Гений никогда не мог вполне «вместиться в культуру», и она всегда стремилась превратить гения «из дикого животного в животное домашнее», как-то «приручить» его4.
Рассмотрев основные, на наш взгляд, положения бердяевского понимания культуры и цивилизации, отметим следующее. Нужно согласиться с теми авторами, которые полагают, что Бердяев, говоря о единстве и даже условности различения понятий цивилизации и культуры, тем не менее абсолютизирует их различие, усматривает несовместимость культуры и цивилизации (техника, присущая цивилизации, разрушает культуру). Реальный процесс общественного развития намного сложнее, чем думает Бердяев, и влияние цивилизации на культуру может быть как позитивным, так и негативным.
Необходимо обратить внимание и на то, что Бердяев, ставя культуру выше цивилизации, понимает и ту и другую как самоцели, подавляющие творческую свободу человека, а не как средства для духовного восхождения человека. Человек превращает в идолы науку, искусство, «все качества культуры», и это «делает его рабом». Цивилизация и культура творятся человеком и порабощают его, делает вывод русский философ.
Н. А. Бердяев в соответствии со своей религиозной позицией видит у культуры и цивилизации общую судьбу — высший, божественный суд над ними, как и над обществом и историей.
Критикуя современную техническую цивилизацию, Бердяев имеет в виду прежде всего капиталистическое общество. Капитализм есть прежде всего антиперсонализм, он обращается с человеком, как с товаром. В этом обществе человек человеку волк. Жизнь в капиталистическом мире — «волчья жизнь». Обуржуазивание человека смертоносно для личности, для личного существования5.
Разрушающее влияние капитализма на личность Бердяев связывает с буржуазной собственностью: нет начала более враждебного личности, чем пресловутая буржуазная собственность. Буржуа имеет особенное отношение к собственности, замечает мыслитель. Проблема буржуа есть проблема отношения между «быть» и «иметь». Буржуа определяется не тем, что он есть, а тем, что у него есть. По этому критерию он судит о других людях. Но эта собственность, с которой буржуа так сросся, не составляет его личности, то есть того, что он есть, утверждает Бердяев. Личность не может зависеть от собственности, от капитала. Но собственность должна зависеть от личности, должна была бы быть личной собственностью, которая является трудовой. «Недопустима собственность, которая делается орудием порабощения и угнетения человека человеком»6, убежден Бердяев.
Ничем не ограниченное и абсолютное право частной собственности породило зло и несправедливость капиталистического общества. С точки зрения христианской этики, заявляет Бердяев, принцип абсолютной, неограниченной собственности над «материальными вещами и хозяйственными благами есть вообще ложный и недопустимый принцип»7. Никто не может быть абсолютным, неограниченным собственником — ни личность, ни общество, ни государство. Когда личности приписывается абсолютное право собственности, она делается тираном и тем самым эксплуатирует других людей. Такими же тиранами, продолжает Бердяев, являются общество и государство, когда им дается абсолютное право собственности. Но все же Бердяев как религиозный философ абсолютное право собственности признает за Богом, который «как субъект права собственности, дает свободу и не эксплуатирует»8.
Право частной собственности, заявляет русский философ, этически должно быть признано как право ограниченное, как право «употребления, а не злоупотребления». Данное право должно быть разделено и «размежевано» между личностью, обществом и государством и одинаково для всех этих субъектов.
Как видно, собственность в бердяевском понимании представляет собой прежде всего духовную ценность и в ней заключается определенный нравственный смысл, раскрывающийся во взаимоотношениях между людьми. При капитализме, по Бердяеву, собственность превращается в орудие корысти и угнетения ближних и тем самым теряет духовную сторону. Когда собственность лишается духовной основы, убежден русский
мыслитель, забывается предназначение человека, теряется его образ и понимание, ради чего существует хозяйство.
Большое место в критическом осмыслении технической цивилизации Бердяевым занимает категория «буржуазность», которая является не только социальной категорией, связанной с классовой структурой общества, но и категорией духовной. По Бердяеву, буржуазность есть «состояние духа и направленность духа», буржуа — человек «особенного духа или особенной бездушности»9. Для буржуа главное — материальные блага, собственность, деньги, власть. Еще в 1907 г. русский философ замечал, что «всеобщее обезличение и всеобщий звериный эгоизм — вот душа капитализма», никогда еще не было «такого поклонения хамству, как в капиталистическом обществе, никогда прежде нельзя было всего купить за деньги»10. Царство буржуазности, отделенное от духа, стоит под знаком власти денег. Деньги и есть, по Бердяеву, «сила и власть мира, отделенного от духа», то есть от свободы, от смысла, от творчества, от любви.
Подчеркивая прежде всего духовный смысл буржуазности, Бердяев считает ошибочным связывать ее с классом капиталистов, хотя в нем она «наиболее сильна». Есть буржуазность всех классов, есть буржуазность дворянства, буржуазность крестьянства, буржуазность пролетариата. «Уничтожение всех классов, которое социально желательно, приведет, вероятно, к царству всеобщей буржуазности»11. Буржуазный дух, замечает Бердяев, может овладеть всякой социальной группой или в форме довольства своим положением и охранения его во что бы то ни стало, или в форме зависти к ближнему. То есть, по Бердяеву, буржуазность не всегда является в образе материалиста, плененного низменными благами жизни. Бедный, который завидует богатому и «духовно порабощен» жаждой стать на место богатого и получить себе его богатство, — такой же буржуа, как и капиталист.
Буржуа возможен, утверждает Бердяев, во всех сферах духовной жизни. Можно быть буржуа в науке, в морали и в искусстве. Буржуа является в образе ученого и академика, самодовольного, напыщенного и ограниченного. И достоинство научности и академичности, пишет Бердяев, «приспособляется к уровню буржуа». В этом своем образе он боится творческого движения мысли, «свободы познающего духа». Буржуа-моралист является хранителем морали окружающей его среды. Морализм буржуа может проявиться в разных формах, от «самых охранительных до самых разрушительных.. .»12.
Бердяев допускает возможность быть буржуа и в религии; буржуа может быть даже «праведником». Но праведность буржуа, замечает русский мыслитель, никогда не превосходит праведность «книжников и фарисеев». Буржуа любят «творить милостыню» в синагогах и на улицах, чтобы «прославляли их люди». Буржуа, «будь он внешне католик, православный или лютеранин, также отверг бы Христа, как отвергли его книжники и фарисеи, если бы Христос явился ему на жизненном пути, и ему самому пришлось бы свободно решать, кто перед ним»13. Основная идея буржуа, утверждает Бердяев, достигнуть могущества и блага в мире, «не приняв тайны Голгофы». Буржуазность и есть не что иное, как неприятие Христа, как «распятие Христа». Распинать Христа могут и те, которые «исповедуют его устами».
Распространяя буржуазность на все сферы общественной жизни, Бердяев буржуазным считает и «частно-семейственный взгляд на жизнь», порабощающую любовь к «уюту частной жизни».
Бердяев убежден в том, что буржуа не может преодолеть свою буржуазность, он есть «вечная фигура» в этом мире. Буржуа «всегда раб». Он раб своей собственности и денег, раб «воли к обогащению», раб буржуазного общественного мнения, раб тех рабов, которых эксплуатирует и которых боится.
В то же время нельзя не отметить того, что Бердяев, критикуя буржуазность и буржуа, признает заслуги буржуа в прошлом. Буржуа проявил огромную инициативу, сделал много открытий, развил производительные силы человека, он преодолел «власть прошлого и повернул к будущему», которое представлялось ему бесконечным ростом
могущества. По Бердяеву, судьбу буржуа нужно понимать диалектически, он не всегда был один и тот же. Было бы несправедливо сказать, замечает русский мыслитель, что буржуа всегда корыстен и думает только о наживе. Буржуа может быть совсем не корыстным и не эгоистичным человеком, у него может быть бескорыстная любовь к «буржуазному духу», возможна даже «бескорыстная любовь к деньгам и наживе»14. Буржуа может быть аскетом и совсем не думать о личных наслаждениях и удобствах жизни, он может быть «человеком идеи». Неверно также сказать, продолжает Бердяев, что жизнь буржуа счастливая. Мудрецы всего мира во все времена говорили, что богатство, деньги не дают счастья. Буржуа может быть очень добродетельным, но «господство деморализует буржуа. Всякий господствующий класс деморализуется. Более всего деморализует господство через богатство» 15.
Согласно Бердяеву, буржуазны и капитализм, и социализм. Наивно думать, замечает мыслитель, что буржуа может быть побежден и уничтожен одним изменением социального строя, например, заменой капиталистического строя социалистическим или коммунистическим. Буржуа вечен, он останется до конца времен, он трансформируется и адаптируется к новым условиям. Буржуа может стать и коммунистом, или коммунист может стать буржуа, уверяет Бердяев. Это вопрос «душевной структуры», а не социальной. Отсюда, конечно, не следует, что не нужно менять социальной структуры. Но последняя автоматически не создает нового человека.
Бердяев неоднократно подчеркивал, что почва капитализма и почва социализма — одна и та же. Социализм «плоть от плоти и кровь от крови буржуазности. Идеалы социализма — буржуазные идеалы»16. Социализм заканчивает буржуазное «устроение мира». Капитализм и социализм, продолжает философ, «одинаково сопровождаются упадком и угасанием духовного творчества, убылью духа в человеческом обществе»17. Индивидуальный буржуа сменяется коллективным буржуа, то есть пролетариатом. Пролетариат как «новый буржуа» говорит старому буржуа: «Уйди с этого места, чтобы я на него сел». Этот буржуа, отмечает Бердяев, будет не лучше, он будет еще хуже, но в «медовый месяц своих побед он будет иметь вид сорви-головы, столь непохожего на образ буржуа солидного и важного»18. Россия, по Бердяеву, «явила в коммунизме» этот новый тип буржуа.
Вытеснение старого буржуа новым буржуа Бердяев называет вечной комедией истории. Вступивший на арену истории новый человек сначала делает вид, пишет мыслитель, что он низвергает всякую буржуазность, и что царство его будет не буржуазным. Но очень скоро выступают черты «вечного буржуа», одинакового во все эпохи и у всех народов. Духовная буржуазность есть вечное начало, одно из мировых начал, являющееся все в новом и новом обличье. Духовная буржуазность не уменьшается, а возрастает в мире, и на вершинах европейской и мировой цивилизации она обнаруживается в наибольшей своей мощи. Господство духовной буржуазности, замечает Бердяев, является следствием отделения духовности от «полноты жизни», что привело к тому, что материальность, вещи и деньги стали господствовать над человеческой жизнью 19.
Духовная буржуазность может быть побеждена, заявляет мыслитель, лишь духом, лишь «творческим движением духа». В мире должна образоваться духовность, христианская духовность, которая «прежде всего персоналистическая». В основании ее лежит отношение человека к человеку, к ближнему, «ко всякой конкретной человеческой личности». Эта духовность будет бороться против «тирании общества над человеческой личностью»20.
Подвергая критике капитализм и социализм, Бердяев признает, что есть «великая правда» социализма перед капиталистическим обществом, которое должно будет уступить место социализму «по необходимости и по справедливости». Позицию Бердяева по отношению к социализму можно выразить и в таких его словах: «Относительная правда социализма несомненна. Но несомненна и абсолютная неправда социализма»21. По
Бердяеву, правда социализма и коммунизма — это требование бесклассового общества. Но после осуществления «элементарной правды» социализма восстанут с особой остротой «самые глубокие вопросы» для человека и трагизм человеческой жизни станет особенно острым. Цели человеческой жизни духовные, убежден мыслитель, а не социальные, социальное «относится лишь к средствам». Социализм, по мнению Бердяева, должен быть облагорожен духовно, подчинен религиозным началам. Как бы то ни было, незадолго до смерти русский мыслитель писал, что у него всегда была «советская ориентация», несмотря на то, что он всегда критиковал и продолжает критиковать коммунистическую идеологию и проповедует свободу22. А буржуазный мир, заявляет Бердяев, он «всегда не любил».
Критически оценивая современную техническую цивилизацию и обращая внимание на положение человека в ней, Бердяев замечает, что машиной, развитием материальных «производственных сил» человек пытался овладеть природными стихиями, но вместо этого он становится «рабом созданной им машины и созданной им материальной социальной среды». То, что современная техническая цивилизация делает с человеком, заявляет Бердяев, «невыносимо для христианского сознания, и не только христианского, но человеческого сознания, сознания человеческого достоинства»23. Человек, «раненный технической цивилизацией», хотел бы вернуться к «органически-природной жизни», которая начинает ему представляться раем. Это — одна из иллюзий сознания. Невозможен возврат от жизни технически организованной к жизни природно-органической. Мы стоим, констатирует философ, перед вопросом о спасении образа человека. Окончательное освобождение человека Бердяев как религиозный философ видит на пути к «царству Божию».
Интересно отметить, что взгляды Бердяева об отрицательном воздействии современной и будущей технической цивилизации на человека перекликаются с подобными суждениями некоторых западных мыслителей. Американскому социальному философу, историку Л. Мамфорду (1895—1990) так представляется положение человека в будущей технической цивилизации. С появлением новой «мегатехники» господствующее меньшинство создаст некую единообразную, всеохватную и выходящую за пределы Земли структуру, предназначенную для «автоматической работы». Вместо того чтобы активно функционировать в качестве самостоятельной личности, человек станет пассивным, бесполезным и «машиноуправляемым животным». Если верить современным интерпретациям роли человека со стороны технократов, присущие ему функции окажутся либо поглощены машиной, либо строго ограничены и подвергнуты контролю в пользу обезличенных коллективных организаций. Мамфорд резко критикует капитализм с его ненасытной страстью к «материальным богатствам». При капитализме погоня за деньгами сделалась страстью и наваждением — целью, по сравнению с которой все прочие цели выступали лишь средствами24.
В заключение отметим, что выдающийся русский мыслитель первой половины ХХ в. Н. А. Бердяев снискал себе мировую известность как яркий и последовательный обличитель современной технической цивилизации. С позиций христианского гуманизма он критиковал капитализм и социализм, рассматривая их как завершающие этапы реализации безрелигиозного, атеистического мировоззрения. Будущее человечества зависит от того, полагал Бердяев, будут ли соединены в мире движение духовное и движение социальное, будет ли связано создание более справедливых обществ с защитой духовных ценностей, с духовной свободой, с достоинством человека как духовного существа. Н. А. Бердяев верил, что человечество не только должно, но и может возродиться на основе духовности, религиозного обновления.
Примечания
1 Бердяев Н. А. Духовное состояние современного мира // Н. А. Бердяев. Смысл творчества: Опыт оправдания человека. М.; Харьков, 2002. С. 664.
2 Бердяев Н. А. Философия свободного духа // Н. А. Бердяев. Диалектика божественного и человеческого. М.; Харьков, 2003. С. 220.
3 Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека // Н. А. Бердяев. Опыт парадоксальной этики. М., Харьков, 2003. С. 544.
4 См.: Там же. С. 544—545.
5 См.: Бердяев Н. А. Судьба человека в современном мире // Н. А. Бердяев. Дух и реальность. М., Харьков, 2003. С. 163.
6 Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека... С. 609.
7 Бердяев Н. А. О назначении человека // Бердяев Н. А. Опыт парадоксальной этики. М., Харьков, 2003. С. 316.
8 Там же. С. 317.
9 Бердяев Н. А. О человеке, его свободе и духовности // Избр. труды. М., 1999. С. 238.
10 Бердяев Н. А. Новое религиозное сознание и общественность. М., 1999. С. 165.
11 Бердяев Н. А. Дух и реальность. М.; Харьков, 2003. С. 318.
12 Бердяев Н. А. О человеке, его свободе и духовности... С. 245.
13 Там же. С. 242.
14 Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека... С. 611.
15 Там же.
16 Бердяев Н. А. Смысл творчества... С. 247.
17 Бердяев Н. А. Новое средневековье // Н. А. Бердяев. Смысл творчества... С. 562.
18 Бердяев Н. А. О человеке, его свободе и духовности. Указ. соч. С. 243.
19 См.: Бердяев Н. А. Дух и реальность... С. 360.
20 Там же. С. 362.
21 Бердяев Н. А. Смысл творчества... С. 248.
22 См.: Бердяев Н. А. Судьба России. Самопознание. Ростов н/Д., 1997. С. 524.
23 Бердяев Н. А. Человек и машина // Вопр. философии. 1989. № 2. С. 159.
24 См.: Мамфорд Л. Миф машины. Техника и развитие человечества: пер. с англ. М., 2001. С. 9—10, 364.
