CC BY
199
УДК 1(09)
КРИТИКА МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ В НЕМЕЦКОЙ КУЛЬТУРФИЛОСОФСКОЙ РЕФЛЕКСИИ НАЧАЛА 1930-Х ГОДОВ: К. ЯСПЕРС, О. ШПЕНГЛЕР, Э. ЮНГЕР1
© 2014 О. А. Власова, В. И. Шумаков
проф. каф. философии, аспирант каф. философии e-mail: o.a.vlasova@gmail.com, shumakov.v.i@gmail.com
Курский государственный университет
Авторы обращаются к немецкой культурфилософской рефлексии 1930-1933 гг. и на примере анализа работ К. Ясперса, О. Шпенглера, Э. Юнгера раскрывают основные пространства ее критики: развитие техники и массовой культуры, типизация индивида и уплощение культуры. Отмечается, что работы этого периода предвосхищают тематические пространства немецкой и французской левой критики: критический дискурс представителей Франкфуртской школы, «новых левых» и постструктуралистов.
Ключевые слова: К. Ясперс, О. Шпенглер, Э. Юнгер, массовая культура, кризис культуры, типизация, смерть индивида, техника, рабочий.
Приблизительно в 1930-1933 гг. в Германии выходит несколько работ, которые не только отмечают осознание европейской культурой и европейскими интеллектуалами поворотности собственной эпохи и ее переходного характера, но и дают весьма четкий портрет современности. Это «Годы решений» О. Шпенглера, «Духовная ситуация времени» К. Ясперса и «Рабочий. Господство и гештальт» Э. Юнгера. В них, кроме сквозной темы кризиса культуры, мы видим конкретную историческую ситуацию Германии, переживающей затяжной послевоенный
экономический кризис и проживающей свои последние годы и последние месяцы до национал-социализма. Ю.Н. Солонин обрисовывает ее следующим образом: «Крах великой империи, мыслившей свое существование категориями тысячелетий, унижение гордой нации, культурное разложение и распад общества, повлекший малоудачную революцию и затяжную фазу хозяйственного развала. С горизонта духовных ориентиров общества исчезли нравственные ценности; прежде четкие представления об устойчивости и гарантированном расцвете как исторической перспективе Германии сменились чувством безысходности, разочарования и отчаяния» [Солонин 2000: 32-33].
Все три работы выражают переживания немецких интеллектуалов, центральная черта которых - четкое осознание своего времени. И это время Германии, потерпевшей сокрушительное поражение в Первой мировой войне. Миллионы убитых и раненых, сотни тысяч военнопленных, утраченные территории, репарации, спад
промышленности, голод - это только основные потери, которые она вынуждена была вынести. Немцы ощущают себя лишенными собственных корней, и собственная эпоха воспринимается ими не как героическое настоящее, а как утраченное безвременье, не связанное с прошлым и не несущее будущего. «Настоящее, - пишет И.Я. Биск, - было ужасным, будущее казалось беспросветным» [Биск 1990: 133-134]. Как нельзя
Работа подготовлена в рамках проекта «Концептуальный анализ философии Карла Ясперса в свете биографического подхода» по гранту Президента РФ по государственной поддержке научных исследований молодых российских ученых - докторов наук (МД-205.2014.6).
ФИЛОСОФСКИЕ НА УКИ
отчетливо, немцы ощущали свою погруженность в специфическую историческую ситуацию. «В сравнении с таким временем человек оказывается оторванным от своих корней, когда он осознает себя в исторически определенной ситуации человеческого существования. Он как будто не может более удерживать бытие» [Ясперс 1991: 288], -пишет К. Ясперс в «Духовной ситуации времени».
Это чувство потерянности в Германии конца 1920-х - начала 1930-х гг. усиливается вследствие стремительной американизации культуры. Г ермания переживает настоящий технический переворот и «нашествие» массовой культуры. Техническое развитие задается появлением на экономической сцене промышленных гигантов и автоматизацией производства, что помогает выжить в ситуации стремительной гиперинфляции. Этот технический прогресс подталкивает массовую культуру, включая в цикл потребления все группы населения и позволяя удовлетворять потребности и богатых, и бедных. Так Германия быстро превращается в страну массового потребления: супермаркетов, моды, рекламы.
Не удивительно, что эта реальность попадает в пространство философской рефлексии. Самая известная работа здесь - «Духовная ситуация времени» Карла Ясперса, написанная как раз в тот период, когда он окончательно отошел от психиатрии к философии [Власова 2008]. В ней он, пытаясь определить основные черты собственной эпохи, называет массовизацию культуры и развитие техники. К этим явлениям он возводит наблюдающееся уплощение существования человека.
Именно посредством техники, по мысли Ясперса, исчезают преграды времени и пространства, уходит таинственность и непознанность, создается такое ощущение, что все знают все и всех. «Преодоление техникой времени и пространства в ежедневных сообщениях газет, в путешествиях, в массовом продуцировании и репродуцировании посредством кино и радио создало возможность соприкосновения всех со всеми. <...> Людей, занимающих ведущие посты, знают так, будто ежедневно с ними встречаются» [Ясперс 1991: 308], - подытоживает Ясперс. Что еще более существенно - «масса как толпа не связанных друг с другом людей...» [Ясперс 1991: 313] становится доминирующим пространством культуры и жизни человека. Здесь все одинаковы и равны, все завидуют всем остальным. В этой массе все люди - «муравьи», все -функции, все занимаются одним и тем же делом, все похожи друг на друга.
Такая ситуация, которую уже после Ясперса назовут ситуацией глобализации, порождает преобладание всеобщего. Человек, на его взгляд, становится производственной единицей, не мыслит себя вне общества и предстает только как «мы». Человек становится функцией, он должен быть не размышляющим, а деловитым, то есть должен успешно ориентироваться в текущих задачах, в фактах и соответствовать правилам. От него больше не требуется ума и честности, глубины и саморазвития, успех в обществе определяется умением ориентироваться в актуальных тенденциях. Отражением этого Ясперс называет погоню за сенсациями и достижениями техники, развитее индустрии развлечений. Простота и единство берет верх: мода, жесты, манеры, вежливая улыбка.
Точно так же, как лишается своей уникальности вещь и упрощается культура, уплощается человеческая личность, становясь заменимым элементом целого, утрачивая свою уникальность. «Создается впечатление, - подмечает Ясперс, - что мир попадает во власть посредственности, людей без судьбы, без различий и без подлинной человеческой сущности» [Ясперс 1991: 311]. Человек больше не развивается, не растет над собой, единственной его задачей оказывается задача занять какое-либо место в аппарате - на фабрике, в фирме, обществе, - в зависимой и направляемой бюрократией ячейке.
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014. № 2 (30)
Власова О. А., Шумаков В. И. Критика массовой культуры в немецкой культурфилософской рефлексии
начала 1930-х годов: К. Ясперс, О. Шпенглер, Э. Юнгер
Люди, которые занимают в аппарате высокие должности, - это «беспардонные индивиды», использующие других, одержимые продвижением по карьерной лестнице, не задумывающиеся ни о чем, лживые, умеющие завоевать расположение и не способные терпеть тех, кто отличается самостоятельностью и душевной жизнью. «Поскольку высокого положения достигает только тот, кто пожертвовал своей сущностью, он не хочет допустить, чтобы другой ее сохранил» [Ясперс 1991: 312], -так характеризует этих людей Ясперс.
Несмотря на то что современный порядок существования, по Ясперсу, - это технический порядок и порядок прогресса, этот нарастающий технический аппарат и прогресс, удовлетворяющий все потребности, не могут быть постоянными. Технический порядок создает человек, пытаясь выжить и преодолеть господство сил природы. Он постоянно выходит за границы технического порядка, расширяя его все больше и больше. Однако границы эти и есть он сам. Как пишет Ясперс, «эти границы выступают здесь как его противники, но в них он, собственно говоря, и присутствует в качестве самого себя, того, кто не входит в установленный порядок. Если бы он полностью одолел противника порядка своего существования, он потерял бы самого себя в созданном им мире» [Ясперс 1991: 322].
Противоречие между порядком существования и человеком есть противоречие между универсальным, техническим, массовым аппаратом и уникальным, специфическим миром существования. Человек всегда должен оставаться человеком и «не может быть человеком, если он оторван от своей почвы, лишен осознанной истории, продолжительности своего существования» [Ясперс 1991: 323]. Поэтому он не может полностью погрузиться в технический порядок и стать его функцией, он всегда, в большей или меньшей степени, должен сопротивляться ему, чтобы сохранить себя и свою человечность. Преодолевая себя в техническом мире, он вынужден сохранять себя, поскольку сам технический мир существует лишь постольку, поскольку существует человек, и он есть его достижение. Сохранение человека Ясперс называет главной целью своей экзистенциальной философии, начала которой он впервые формулирует именно в этой работе.
В критике технизации и массовизации Ясперс оказывается близок к представителям так называемой «консервативной революции», в частности к идеям, высказанным в то же время О. Шпенглером и Э. Юнгером.
Освальд Шпенглер проделывает опыт такого осмысления в двух своих работах: во первых, в своем докладе «Годы решений», который он читает в 1930 г. и который выходит в печать спустя два года, и до этого в своей основополагающей работе «Закат Европы», где намечает и прорабатывает идею кризиса европейской культуры.
Учение о массовой культуре и попытка осознания массовой культуры встраивается в философии Шпенглера в общую канву его философскокультурологических и философско-культурных исследований. Он прекрасно осознает, что европейская культура переживает не лучшее время, и говорит о кризисном характере эпохи. Поворотность эпохи, по мнению Шпенглера, заключается в том, что Европа совершает на его глазах переход от культуры к цивилизации: культура Европы деградирует. Она перевоплощается, становится не элитарной, а массовой: она движима сиюминутными потребностями, а не вечными идеалами.
Основания этих изменений он возводит к XVIII в., к эпохе Нового времени. На его взгляд, переход от цивилизации к культуре был заложен в европейской истории, в европейской философии начиная с первых шагов просвещенческих проектов. И виной всему - сглаживание сословной структуры общества. Это сглаживание социальной иерархии он называет главным изменением, которое подготавливает современную европейскую революцию.
ФИЛОСОФСКИЕ НА УКИ
Сглаживание социальной иерархии, по Шпенглеру, приносит излишнее акцентирование статуса рабочего - того человека, который является основной силой изменяющегося общества. Рабочий выделяется на фоне других слоев общества, он отличается от крестьян и ремесленников, его статус становится все выше и выше. Таким образом постепенно, к XX веку рабочий превращается в пролетария - основную революционную силу. Однако если для революции, социально-политических трансформаций он играет какую-то роль, то культуру, по мнению Шпенглера, он только губит, формируя деструктивную по своему характеру городскую массу. «Описание Шпенглером городской массы, - указывает В.В. Афанасьев, - во многом совпадает с платоновским описанием “трутней”, которые паразитируют на теле общества и приводят его в конечном счете к гибели» [Афанасьев 2009: 71].
Шпенглер напоминает, что рабочий, в отличие от крестьянина, дистанцирован по отношению к земле: у него нет дома, нет устойчивых ценностей и приоритетов. Он является более удобной силой для общества, однако не укоренен в культуре. С.Е. Вершинин подчеркивает: «Место кризиса европейской цивилизации - это большие города, где собираются лишенные корней и земли массы. Шпенглер выстраивает почти апокалиптическую картину смены социальных ценностей: вместо инстинкта
продолжения рода возникает эгоизм, вместо мудрости старых христианских родов -дух дня, вместо чувства долга - чувство мести и т.д.» [Вершинин 2007: 216].
Культура, где на первый план выступает рабочий, становится культурой рабочего, то есть, по мнению Шпенглера, культурой необразованных слоев населения. «Основная проблема культурного творчества в эпоху перехода к цивилизации состоит, по мнению Шпенглера, в том, что люди перестают стремиться достичь высших идеалов красоты, а стараются сделать искусство понятным для самых широких масс населения», - отмечает В.В. Афанасьев [Афанасьев 2009: 40]. Не низшие слои населения поднимаются до высших, а высшие опускаются до низших. Он подчеркивает: «Такова тенденция нигилизма: никто не думает о том, чтобы поднять массы до высоты настоящей культуры; это хлопотно и неудобно, возможно, отсутствуют и определенные предпосылки. Напротив - строение общества должно быть выровнено до уровня сброда. Должно царить всеобщее равенство: все должно быть одинаково пошлым» [Шпенглер 2006: 46]. По мнению Шпенглера, этому способствует идея равенства. Равенство воплощается в культуре: теперь люди тратят деньги на одни и те же вещи с целью одинакового удовольствия.
Шпенглер выражает критическое настроение своего времени. Он описывает то, что происходило вокруг него. Он говорит о легких деньгах, заполонившем все клубы джазе, негритянских танцах, о женщинах, которые стоят на улице, о падении вкуса даже у благородных дворян, об излишне критическом настроении общества к благородным слоям, о том, как это охотно высмеивается в современной пьесе и современном романе. Ненависть к высшим слоям общества, на его взгляд, указывает не только на ненависть к традициям, обычаям, высокой культуре. Красота, вкус, манеры, правильная речь воспринимаются как враждебные. Единственное отношение, которое формируется, это отношение критики и неприязни. Высокое, как он подчеркивает, сменяется низким.
Высокие идеалы, сложные проблемы, долг, ответственность уступают место мелочному сведению счетов, ненависти, страху, ничего не значащим понятиям. «Отсюда, - указывает Шпенглер, - мелочные, смешные, но становящиеся очень важными заботы в виде “проблем” моды, кухни, брачных и внебрачных любовных связей и, прежде всего, скуки, которая ведет к пресыщению жизнью. Из вегетарианства, спорта, эротического вкуса пытаются вывести “мировоззрение”. Доходят до самоубийства, потому что не получают желаемое вечернее платье или
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014. № 2 (30)
Власова О. А., Шумаков В. И. Критика массовой культуры в немецкой культурфилософской рефлексии
начала 1930-х годов: К. Ясперс, О. Шпенглер, Э. Юнгер
любовника, или потому что не приходят к общему мнению о сырой растительной пище и загородных прогулках» [Шпенглер 2006: 126]. Это приводит к тому, что подлинные ценности, подлинные вещи уступают ложным идеалам и деньгам.
На фоне подмены подлинного ложным, на его взгляд, и развиваются современные формы культуры, среди которых наибольшее место в его творчестве занимают пресса и техника. Пресса - это новая основа современного общества и новая сила в войне между государствами. Если в высокой фаустовской культуре, по мнению Шпенглера, основной силой был порох, то теперь в качестве этой силы выступает книгопечатание. «Порох и книгопечатание, - подчеркивает он, - одной крови...» [Шпенглер 1998: 490]. В современной культуре политика делается с помощью прессы. Эта политика определяет чаяния, потребности и удовольствия людей. Печатное слово становится самым смертоносным оружием современной эпохи.
Стремительные трансформации культуры, на взгляд Шпенглера, являются результатом стремительного развития техники и усиления ее влияния на жизнь человека. Особенность машины в том, что она многократно усиливает мощь человеческого разума и, таким образом, только способствует господству человека. Одновременно с этим Шпенглер указывает на негативные последствия наблюдающихся в современном ему времени изменений. Он говорит о том, что живет в переломную эпоху, когда люди сделали все окружающие вещи и явления зависимыми от самих себя, но одновременно сами впали в зависимость. Он подчеркивает: «...фаустовские люди сделались рабами своего создания. Их численность и все устройство образа жизни оказались вытеснены машиной на такой путь, на котором невозможно ни остановиться хоть на миг, ни отступить назад» [Шпенглер 1998: 535]. В зависимости от мира машин и мира техники, пала социальная структура общества, жизни обычных людей и их быт. Машины стирают различия между классами, назначают новые классы господ, а другие отходят на второй план. И, таким образом, культура приобретает совершенно другой облик.
Обозначенная Шпенглером идея машинного господства и торжества культуры рабочего слоя достигает своей кульминации в трудах Эрнста Юнгера, в частности в его работе «Рабочий. Господство и гештальт».
На взгляд Юнгера, кризис культуры связан с упадком бюргерства и выходом на передний план так называемого «гештальта рабочего». Гештальт рабочего - это некая специфическая совокупность культурных и индивидуальных социальных изменений, которая вращается вокруг самой фигуры рабочего и основного пространства его деятельности - труда. Гештальт рабочего не является тем, что запускает изменения, и одновременно тем, что отражает изменения. Гештальт - это целостность, которая одновременно и является отражением, и предстает пусковым толчком.
Происходящие изменения, то есть смену бюргерства гештальтом рабочего, мы можем увидеть в культуре. Юнгер указывает на тот факт, что на место тихой культуры современного бюргерства приходит чрезвычайно динамичная культура больших городов, которые становятся сосредоточением противоречий. В них господствуют холодные отношения между людьми и сменяющие друг друга события. Люди функционируют среди одинаковых зданий, одинаковых улиц, на которых друг с другом переплетены различные стили. Они объединяются с другими такими же людьми. В городах усиливается течение времени, и импульсивный динамизм становится основной их характеристикой. Юнгер пишет: «Это картина возросшего движения, сурового и не взирающего на лица. Это движение зловеще и однообразно; оно приводит в действие механические массы, чей равномерный поток регулирует звуковые и цветовые сигналы» [Юнгер 2000: 162]. Разумная и размеренная жизнь в таких городах со зловещим движением превращается в «автоматическое времяпрепровождение».
ФИЛОСОФСКИЕ НА УКИ
Образ городов, нарисованный Юнгером, полностью отражает облик современной ему Г ермании и ее столицы. «Берлин во время мирового экономического кризиса 1929-1933 гг., - пишет В.Г. Баев, - это тот же лихорадочный (похожий на американский) ритм жизни, но уже с ощущением зыбкости уходящей из-под ног почвы» [Баев 2002: 20]. В этом потоке, по Юнгеру, человек становится своеобразной жертвой. Он старается приспособиться к стремительной смене событий, пытается успеть за временем, но это время его поглощает. В усилении темпа жизни, ускорении движения, по мнению Юнгера, выражается язык работы, язык рабочего. Это голая механика, механическое движение, доведенное до автоматизма.
В механической культуре, в больших городах, на взгляд Юнгера, просто не может развиваться искусство. Оно уплощается, становится поверхностным, на первый план выходят те его виды, которые наиболее просты. Происходит утрата индивидуальности и физиогномики. На второй план отступает живопись, развивается фотография, которая представляет не индивидуальные лица, а типажи. Жизнь в новом искусстве начинает открываться совершенно другой стороной. Юнгер указывает: «Скорее, мы обнаруживаем, что жизнь начинает демонстрировать фрагменты, которые предназначены именно для линзы и совершенно не предназначены для карандаша» [Юнгер 2000: 200]. Уплощается классический театр, потому что он больше не может выражать характер индивида. На смену театра приходит кинематограф, который не может показать индивидуальное начало человека, и на смену уникального человеческого характера в кино приходит типаж. То же самое происходит и в литературе. Ее уплощение выражается в том, что на смену книге приходят бульварные газеты, которые постоянно увеличивают свои тиражи, которые не требуют глубокого чтения: человек может их просто просматривать.
Специфическим явлением, которое появляется в пространстве гешальта рабочего и которое влияет на упадок искусства и воцарение массы, по мнению Юнгера, является техника. Техника даже не отражает гештальт рабочего, она приходит вместе с ним. Юнгер подчеркивает: «Техника - это тот способ, каким гештальт рабочего мобилизует мир. Та мера, в какой человек решительным образом становится в отношение к ней, та мера, в какой она не разрушает его, а ему содействует, зависит от той степени, в какой он репрезентирует гештальт рабочего» [Юнгер 2000: 235]. Совершенно не важно, в каком жизненном пространстве человек соприкасается с техникой - стоит ли он на работе за какой-то машиной, или он слушает дома радио. Техника выражает порядок современного гештальта, обезличивая человека и выводя на первый план массу.
Все эти изменения в культуре, искусстве и технике олицетворяют, прежде всего, изменения образа человека и образа массы. В новом гештальте рабочего на второй план уходит как человек, так и сама масса. Отличительной чертой эпохи рабочего является формирование образа массового человека. Человек теряет свой индивидуальный облик и становится частицей массы. Он утрачивает индивидуальную физиогномию, лицо, специфический стиль одежды, манеру речи, он становится типичным. И Юнгер подчеркивает, что основным действующим лицом новой культуры рабочего является тип, а не человек. Он больше не является индивидом, он не несет больше достоинства личности, и поэтому он больше не может формировать группу. «В общем, -подчеркивает Ю. Эвола, - тип знаменует переход от “единичного” к “единообразному”» [Эвола 2005: 83].
Масса как группа является суммой индивидов, границы каждого из которых строго очерчены. Вследствие распада индивидуальности, она превращается в неопределенный поток, сплетение, которое массой в полной мере назвать нельзя, которое движется хаотично и напоминает, по Юнгеру, движение муравьиных колонн,
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014. № 2 (30)
Власова О. А., Шумаков В. И. Критика массовой культуры в немецкой культурфилософской рефлексии
начала 1930-х годов: К. Ясперс, О. Шпенглер, Э. Юнгер
подчиненных властному порядку техники, работы. Утрата индивидуальности выражается на всех уровнях функционирования общества. Во всех этих изменениях он видит порождения определенного типа, «...чьи свойства обладают большим единством и соразмерны задачам, встающим в рамках того порядка, который определяется тотальным характером работы» [Юнгер 2000: 172]. Отражение этого типа мы видим в искусстве и культуре, в моде, что реализуется, например, в упадке стиля и в уплощении стиля одежды. Упадок моды, типовая манера одеваться олицетворяет упадок индивидуальной физиогномики.
Уплощенность культуры, искусства и человека приводит к постепенно формирующемуся голоду по индивидуальности и одиночке. Поскольку масса изменяется, слабовыраженными становятся полюсы индивидуальности. Юнгер подчеркивает: «...оба полюса индивидуального мира, полюс массы и полюс индивида, согласуются друг с другом; на одном полюсе не может произойти ничего, что не имело бы значения для другого. Чем больше становится массы, тем сильнее ощущается голод по великому одиночке, в существовании которого находит свое подтверждение существование мельчайшей частицы массы» [Юнгер 2000: 331].
В понятии голода по одиночке, уплощении индивида и трансформации массовой культуры Юнгер предрекает понятие смерти человека, которое начнет формироваться уже мыслителями Франкфуртской школы и постструктуралистами. Он одним из первых использует этот термин, «смерть человека», и подчеркивает тот факт, что в современной ему культуре мы уже не можем найти уникальной личности, даже если внимательно присмотримся к основным ее пространствам. За различными выражениями времени мы не можем найти ничего, кроме распада старой души. Новая культура, на его взгляд, еще не сформировалась. Мы видим ее предтече в техническом прогрессе, в развитии автоматизации, в поступи гештальта рабочего. Пока же распадается старый образ, и в этом распаде еще не заметно никаких конструктивных элементов.
Ощущение переходности эпохи - центральное для всех трех работ. Не зря Шпенглер называет это время «годами решения», «эпохой между временами», а Ясперс впоследствии будет характеризовать его как пограничную ситуацию исторического существования человечества. В идее Юнгера о наступлении порядка рабочего мы видим лишь зыбкое ощущение, но не определение перемен. Это зыбкое ощущение того, что «что-то происходит», - одновременно и отражение, и предвосхищение будущего, которое для Г ермании и ее истории будет слишком разрушительным.
В этом ощущении кризиса и критики современности, наравне с провидением своей исторической судьбы, заметна и вполне органичная реакция на стремительный научно-технический прогресс, реакция предвосхитившая критический дискурс представителей Франкфуртской школы, а также дискурс «новых левых» и постструктуралистов. Нарастание власти техники, ускоряющиеся шаги машинного производства, уплощение человека и его типизация, гибель высокой культуры и «нашествие» культуры масс, наконец, «смерть индивида» (о которой пишет Юнгер) -четкое предзнаменование немецкой и французской левой критики и, несомненно, ее исток.
Библиографический список
Афанасьев В.В. Социология политики Освальда Шпенглера. М.: КДУ, 2009.
192 с.
Баев В. Г. Германское государство в межвоенный период 1919-1933 гг. в зеркале мемуарной литературы 60-80 гг. XX в. Тамбов: Изд-во Тамб. ун-та, 2002. 112 с.
ФИЛОСОФСКИЕ НА УКИ
Биск И.Я. История повседневной жизни населения в Веймарской республике. Иваново: Ивановский гос. ун-т, 1990.
Вершинин С.Е. Освальд Шпенглер как геополитик // Шпенглер О. Годы решений. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. С. 210-223.
Власова О.А. Между психопатологией и философией: путь Ясперса // Ученые записки. Электронный научный журнал Курского государственного университета. 2008. № 1 (5). URL: http://scientific-notes.ru/pdf/005-06.pdf (дата обращения: 12.02.2014).
Солонин Ю.Н. Эрнст Юнгер: Образ жизни и духа // Юнгер Э. Рабочий. Господство и гештальт. СПб.: Наука, 2000. С. 5-54.
Шпенглер О. Годы решений / пер. с нем. В. В. Афанасьева; общ. ред. А.В. Михайловского. М.: СКИМЕНЪ, 2006. 240 с.
Шпенглер О. Закат Европы. Т. 2. Очерки морфологии мировой истории. М.: Мысль, 1998. 608 с.
ЭволаЮ. «Рабочий» в творчеств Эрнста Юнгера / пер. В.В. Ванюшкиной. СПб.: Наука, 2005. 192 с.
Юнгер Э. Рабочий. Господство и гештальт. Тотальная мобилизация. О боли / пер. с нем. А. В. Михайловский, под ред. Д. В. Скляднева. СПб.: Наука, 2000. 540 с.
Ясперс К. Духовная ситуация времени // Ясперс К. Смысл и назначение истории / пер. с нем. М.И. Левиной. М.: Политиздат, 1991. С. 288-419.
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014. № 2 (30)
