CC BY
103
Самойлов Сергей Федорович
Критика криминальной идеологии как средство профилактики организованной преступности в молодежной среде
В статье анализируется криминальная идеология, опровергаются базовые ее принципы с целью предупреждения вовлечения молодежи в преступную деятельность. Исследуются ценностные ориентиры и противоправные модели поведения, характерные для субкультуры АУЕ, доказывается ее тесная связь с субкультурой «воров».
Ключевые слова: криминальная идеология, субкультура АУЕ, право, субкультура «воров», девиантная модель поведения.
Criticism of criminal ideology as a means of prevention organized crime youth
The article analyzes the criminal ideology, refuted its basic principles in order to prevent the involvement of young people in criminal activities. Value orientations and illegal behavior patterns characteristic of the AUE subculture are investigated, its close connection with the «thieves» subculture is proved.
Key words: criminal ideology, AUE subculture, law, subculture of «thieves», deviant model of behavior.
В настоящее время в России сформировалась и стремительно распространяется новая опасная криминальная субкультура АУЕ (эта аббревиатура раскрывается как «арестантский уклад един», «арестантское уркаганское единство»), которая пропагандирует идеологию «воров в законе» и тюремные понятия, активно вовлекая в преступный мир молодежь, в том числе школьников.
В связи с этим возникает острая потребность в осуществлении пропаганды правовой грамотности и законопослушного поведения, направленной на профилактику криминальных проявлений в молодежной среде. Следует отметить, что она будет эффективной только при условии полного понимания специфики криминальной идеологии. Однако прежде чем приступить к критике данной идеологии, необходимо проанализировать ценностные ориентиры и противоправные модели поведения, характерные для субкультуры АУЕ.
Данная субкультура представляет собой малоизученный феномен современного российского криминального мира, поэтому ее характер, время и причины возникновения являются предметом научных дискуссий. Одни исследователи полагают, что истоки данной криминальной субкультуры следует искать в молодежных субкультурах советского периода. Ученые-криминологи, напротив, полагают, что АУЕ следует
признать новым явлением, возникшим после 2010 г. Не меньше споров вызывает и отношение данной субкультуры к «воровскому» миру. Так, ряд исследователей подчеркивают ориентацию анализируемого криминального сообщества на субкультуру исправительных учреждений несовершеннолетних, однако другие ученые и практики указывают на его подчиненность субкультуре тюремного сообщества.
Не менее важным вопросом необходимо признать степень ее реальности. Так, сотрудники правоохранительных органов и жители некоторых российских регионов констатируют массовое распространение субкультуры АУЕ среди подростков и молодежи. Например, в Сибири и на Дальнем Востоке имеет место установление жесткого контроля за деятельностью молодежных группировок со стороны профессиональных преступников, как находящихся на свободе, так и отбывающих наказание. При этом можно с уверенностью утверждать, что в других регионах субкультура АУЕ практически не выходит за рамки сети Интернет.
Несмотря на существующие противоречия в определении и оценке рассматриваемого явления, очевидно, что АУЕ представляет собой самостоятельную молодежную криминальную субкультуру, ориентированную на ценности «воров». Данное определение следует признать правомерным в силу следующих обстоятельств:
99
в отличие от «воровской» субкультуры, субкультура АУЕ не распространена в местах лишения свободы и действует только в молодежной среде;
обе субкультуры базируются на единых ценностях и носят обособленный по отношению к обществу характер;
АУЕ имеет собственную социальную структуру, принципиально отличную от «воровской»;
субкультура АУЕ основана, по сути, на одной простой идее, а «воровская» субкультура представляет идеологически и социально значительно более сложное явление.
На основании вышеизложенного представляется возможным рассматривать субкультуру АУЕ как отдельный, но при этом тесно связанный с субкультурой «воров», феномен.
Основная идея АУЕ заключается в организации молодежных группировок с целью сбора денег, продуктов и вещей, так называемого «грева», для «авторитетных» заключенных, отбывающих наказание в исправительных учреждениях. Необходимость реализации этой идеи именно участниками данной субкультуры объясняется следующими причинами:
криминальный мир, в отличие от нормального общества, и его ценности являются единственно верными;
пребывание в тюрьме неизбежно, и к нему нужно готовиться сейчас, изучая тюремную субкультуру и ведя соответствующий образ жизни;
положение в тюрьме зависит от твоего поведения на свободе, поэтому необходимо собирать «общак» для поддержки «правильных» заключенных.
Структурно субкультура АУЕ состоит из совокупности подростковых и молодежных группировок, собирающих «дань» с подростков, обучающихся в школах и средних специальных учебных заведениях, под предлогом помощи заключенным, каждая из которых включает в себя следующие категории лиц:
«старший» - лидер группировки, осуществляющий руководство сбором «дани» и являющийся держателем «общака», забирающий себе определенный процент добычи;
«близкие» - окружение лидера, состоящее из нескольких человек, заявляющих о своей приверженности криминальным ценностям, но не принимающих непосредственного участия в вымогательстве;
«сборщики» - лица, осуществляющие ежемесячный сбор «дани»;
«бойцы» - участники группы рэкетиров, обеспечивающих силовое прикрытие вымогательств;
«знающие» - участники группы рэкетиров, убеждающие жертв платить «дань»;
«терпилы» - обучающиеся средних и средних специальных учебных заведений, платящие «дань» и обладающие правом обращаться к активным участникам субкультуры за помощью.
Следует отметить, что для субкультуры АУЕ характерны:
картежные игры и алкоголизм как средства сплочения преступной группы; паразитизм и тунеядство; жестокость по отношению к более слабым, отсутствие чувства сострадания;
вымогательство у лиц, стоящих на низших ступенях групповой иерархии;
пониженная эмоциональная идентификация члена группы с группой в целом.
Наиболее распространенными ритуалами в данной субкультуре являются:
коллективное нанесение татуировок; спор на выносливость, например, держание рук над зажженными свечами;
«варка», или «ровное стояние», - нанесение удара по надутой щеке с целью искупления какого-либо незначительного проступка;
использование друга («близкого») в качестве заместителя при силовом разрешении конфликтов или споров;
сбор «грева» для заключенных; наличие прозвища; обряд «опускания».
К числу субкультурных навыков участников группировок АУЕ следует отнести:
умение говорить на воровском жаргоне («ла-лакать по фене»);
умение побеждать («вывозить») в споре; участие в драках («выход раз на раз»); знание оснований разрешения споров; знание местных криминальных авторитетов; знание истории и традиций криминального сообщества.
Повысить авторитет индивида в группировке могут следующие действия:
победа в драке; совершение краж у лиц, не принадлежащих к субкультуре;
умение силовым или мирным способом решать конфликты.
При этом действиями, приводящими к потере авторитета, являются: извинение на камеру; признание своей неправоты; прощение обиды;
воровство у своих («крысятничество»). Как и для субкультуры «воров», для участников АУЕ характерны девиантные модели поведения:
100
употребление наркотиков (гашиш, синтетические наркотики);
посредничество в покупке наркотиков; пренебрежительное отношение к девушкам с целью демонстрации верности группировке;
поощрительное отношение к чрезмерному употреблению алкоголя;
демонстративно развязное поведение, пренебрежение к соблюдению общепризнанных моральных и этикетных норм; допустимость краж и грабежей; невозможность сотрудничества с правоохранительными органами;
уважительное отношение к силе. Одной из наиболее опасных черт данной субкультуры является невозможность выхода из нее. Подросток или молодой человек, хотя бы один раз уплативший «дань», обязан делать это все время. Если учесть, что группировки АУЕ находятся под контролем «воров», то у криминальной идеологии и субкультуры в целом открываются перспективы для проникновения в широкие слои молодежи, что создает значительную угрозу обществу и правопорядку.
В системе противодействия преступности критика криминальной идеологии занимает важное место, поскольку формирует нетерпимое отношение в обществе к противоправным моделям поведения и субкультуре «воров». Вместе с тем решение данной социально значимой задачи затрудняется рядом специфических черт криминальной идеологии:
отсутствием у нее четко сформулированных мировоззренческих положений;
нерациональным характером большинства мировоззренческих установок;
апелляцией к эмоциям, а не разуму человека. Исходя из вышеизложенного сложно выделить основные элементы криминальной идеологии в качестве предметов критики. Несмотря на это, следует признать, что она обладает определенностью и не сводится к другим формам девиантного поведения. Рассмотрим важнейшие аргументы, направленные на опровержение базовых принципов любой криминальной идеологии.
Так, несмотря на то, что криминальная идеология не может предложить своим последователям целостный образ мира, она содержит в себе определенные установки, важнейшей из которых является представление о человеческой жизни как игре случайностей.
Криминальная идеология отрицает нравственное и рациональное начала и предлагает идею судьбы, равнодушную к идеям добра и зла. Мир, по сути, является игрой случай-
ностей, поэтому и человек не несет никакой ответственности перед ним. Он может либо выиграть, либо проиграть, но при этом он не должен чувствовать никакой вины ни перед Богом, ни перед обществом. Понятие «фарт» (удача) выражает идею жизни как игры. Наличие или отсутствие фарта находится за пределами возможностей человека, а следовательно, ему не стоит сожалеть о своих поступках. Неудачи объясняются не ошибкой при выборе преступного образа жизни, а трусостью, нежеланием играть дальше.
Преступник, умеющий играть с судьбой, является бесстрашным существом, морально превосходящим обывателей, прячущихся от мира, приспосабливающихся к нему.
Признание криминальной идеологией иррациональной сущности мира и существования Бога приводит к извращенной религиозности, которая, по сути, является суеверием. Вместе с тем именно иррациональность криминального мировоззрения может стать основанием для его критики с религиозно-нравственных позиций.
Действительно, критиковать криминальную идеологию с атеистических позиций представляется затруднительным, поскольку отсутствие Бога, бессмертия души и посмертного воздаяния делает преступника безнаказанным, а признание разумности, нравственности и личностной сущности мира влечет неминуемое наказание за преступный образ жизни.
Для всех идеологий криминальной направленности характерно деление людей на «сильных» и «слабых», что свидетельствует о сведении ими сущности человека к животному началу. Как и в животном мире, главной целью криминального сообщества является физическое и социальное выживание любыми способами, в том числе путем обмана, предательства и т. п.
В связи с этим романтизация жизни преступных элементов как духовного братства совершенно несостоятельна. Криминальный мир представляет собой непрекращающуюся «животную» борьбу всех со всеми, в которой никакое подлинное нравственное начало невозможно. Даже клановая этика криминальной идеологии, допускающая безнравственное отношение к миру за пределами преступного сообщества и провозглашающая незыблемость нравственных ценностей внутри него, является откровенным лицемерием. В криминальном мире каждый борется только за себя, при этом так называемые общие интересы служат лишь прикрытием корыстных мотивов и стремления выжить.
101
Вместе с тем принципиальное отличие человека от животного заключается в способности контролировать свои природные инстинкты и поступаться собственными интересами ради общих. Уязвимость криминальной идеологии состоит в том, что она теоретически не отрицает нравственное начало, провозглашает преступное сообщество царством подлинной нравственности, где невозможна ложь, предательство, корысть, где все служат общему делу -«воровской» идее, «братве», но на практике она нарушает собственные лозунги, демонстрируя низменную животную составляющую человека.
Все криминальные идеологии носят антиобщественный, паразитический характер, поскольку в них труд рассматривается в качестве способа унижения человеческого достоинства и удела «слабых» личностей, не способных «взять свое» силой. Однако именно труд является одним из важнейших условий сохранения духовно-нравственного стержня в человеке.
Отрицая необходимость трудовой деятельности, криминальная субкультура противопоставляет труду риск. Во многом это связано с архаической природой криминальной идеологии в целом. Профессиональные преступники мыслят себя воинами, каждую секунду рискующими своей жизнью, что делает их, по собственному убеждению, выше обычных людей, которые отказались от риска и предпочли спокойную жизнь. Представители криминального мира убеждены, что предприниматели и рабочие «должны им по жизни». Данная логика интересна не только тем, что характерна для эксплуататорского класса рабовладельческого или феодального общества, но и тем, что содержит в себе явное противоречие: считая себя выше общества, криминальный мир является абсолютно несамостоятельным, он не может что-либо производить, а следовательно, способен лишь на паразитическое существование. Таким образом, криминальный образ жизни не является самодостаточным и эталонным для человека, как полагают профессиональные преступники.
Паразитизм криминальной субкультуры вступает в явное противоречие с идеей о независимом, самодостаточном «сильном человеке». На практике отказ от трудовой деятельности оказывается проявлением страха перед социальным миром, неумением добиться признания у членов общества, бегством от него в параллельную реальность и в конечном счете человеческой слабостью.
В личностном же плане данная установка приводит к полному разрушению духовно-нравственного сознания человека.
Правовой нигилизм традиционно признается одной из главных характеристик криминальной идеологии. Однако рациональная критика данной черты будет эффективной только при условии правильного понимания ее специфики, которая заключается в замене общепринятых норм права их девиантной формой. Вообще под правом понимаются строго регламентированные правила жизнедеятельности общества, подкрепленные угрозой применения насилия. Особенность нормальной формы права заключается в том, что оно осуществляет социальную регуляцию на основе гуманистических ценностей и интересов социума в целом, но при строгом соблюдении правил налагания и снятия санкций. В противоположность этому девиантная форма права, предлагаемая криминальной субкультурой, исходит из антигуманистических, по сути «животных», ценностей, действует в интересах узкой социальной группы, применяющей насилие.
Другими словами, криминальная идеология и субкультура предлагают собственную форму права, которую они противопоставляют, с одной стороны, государственному праву, а с другой - действующим преступникам-одиночкам и преступным группам, не подчиненным криминальной субкультуре. Таким образом, выступая с критикой правового нигилизма криминальной идеологии, следует опровергать не столько нарушения норм действующего законодательства, сколько саму идею превращения криминала в субъекта судопроизводства, поскольку представители криминальной субкультуры мыслят себя в качестве альтернативы государству.
Невозможность осуществления криминального проекта альтернативного права заключается не столько в том, что криминал не контролирует определенную территорию, на которой он мог бы гарантировать реализацию своих «законов» и организацию социальной жизни в соответствии с ними, а, скорее, в том, что предлагаемая им система социального регулирования не является подлинным правом, т. е. не учитывает интересы общества и личности, а потому не способна реализовать идею социальной справедливости. Отсюда следует, что различные криминальные «кодексы поведения» пытаются принять правовую форму, однако правом в полном смысле этого слова они не являются. Криминал, по сути, предлагает
102
вернуться к первобытным, догосударственным формам права, в которых определяющую роль играл не закон, а судья. Именно доминирование личностного начала в криминальных «законах» делает невозможным его письменную фиксацию и детальную разработку. Поэтому призывы к рассмотрению «законов» преступного мира в качестве подлинного права, характерные для криминальной идеологии, оз-
I начают возвращение общества в первобытное > состояние.
В заключение краткого анализа критики базовых принципов криминальной идеологии следует подчеркнуть, что она должна быть сопряжена с культурной и просветительской работой и учитывать специфику мышления социальных слоев, являющихся главными объектами идеологического воздействия криминальной субкультуры.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Самойлов Сергей Федорович, доктор философских наук, профессор, начальник кафедры философии и социологии Краснодарского университета МВД России; тел.: +78612583957.
INFORMATION ABOUT AUTHOR
S.F. Samoilov, Doctor of Philosophy, Professor, Head of the Chair of Philosophy and Sociology of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; ph.: +78612583957.
ИЗДАНИЯ КРАСНОДАРСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МВД РОССИИ
Эффективное противодействие преступности в условиях глобализации: проблемы и перспективы : материалы Между-нар. науч.-практ. конф., 11-12 мая 2018 г. / редкол.: Д.М. Берова, Н. Г. Канунникова, А. А. Цримов, Х. А. Аккаева, А. Ю. Тутуков, М. М. Ардавов, Б. А. Тарчоков, А. К. Карданов, М. М. Хамгоков. -Краснодар : Краснодарский университет МВД России, 2019. - 160 с.
Содержатся материалы Международной конференции, в которых рассматриваются актуальные проблемы противодействия терроризму, экстремизму, незаконному обороту оружия и наркотических средств, вопросы взаимодействия гражданского общества и государства в обеспечении правопорядка.
Для профессорско-преподавательского состава, адъюнктов, курсантов, слушателей образовательных организаций МВД России и сотрудников органов внутренних дел Российской Федерации.
103
