CC BY
181
АНИсИН А.л., доктор философских наук, доцент,
anisin@bk.ru
кафедра философии, иностранных языков и гуманитарной подготовки сотрудников органов внутренних дел; Тюменский институт повышения квалификации сотрудников Министерства внутренних дел Российской Федерации, 625049, г. Тюмень, Амурская, 75
ANISIN A.L,
Doctor of Philosophical Sciences, associate professor, anisin@bk.ru
chair of philosophy, foreign languages and humanitarian training of law enforcement officers;
Tyumen Advanced Training Institute of the Ministry of the Interior of the Russian Federation,
Amurskaya St. 75, Tyumen,
625049, Russian Federation
КРИМИНОЛОГИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ РЕЛИГИОЗНОГО ФАКТОРА
Реферат. Значимость религиозного фактора в жизни общества в последние десятилетия явно возрастает, и его влияние бывает как благотворным, так и социально деструктивным. Порой религиозная фразеология служит только прикрытием, но это не отменяет того факта, что в ряде случаев речь идет именно о глубокой искренней вере, хотя и извращенного характера. глубокая религиозная вера способна возвести человека на вершины нравственного совершенства, но она же способна также низвергнуть его в бездны фанатизма, ксенофобии и ненависти. В том случае, если содержанием веры становится возвышение собственной жизни и окружающего мира к Богу, это имеет следствием одухотворение человека и окружающего мира, благотворно воздействует на индивидуальную психологию и общественную атмосферу. однако возможна противоположная логика и динамика религиозной веры, когда человек, дошедший до крайней степени уверенности в абсолютной значимости собственных религиозных представлений, начинает диктовать окружающим правила жизни. При этом отрицается всякая свобода и всякая значимость социальных норм. государство обязано, уважая неприкосновенность личных убеждений, адекватно пресекать те действия, которые несут общественную опасность. Для этого необходимо превентивным образом выявлять очаги «идеологической напряженности» до того, как они выльются в преступления. Требуется выверенная политика по отношению к религиозным организациям, учитывающая как криминологическую, так и социальную значимость религиозного фактора. При строгом соблюдении прав религиозных меньшинств необходимы режим благоприятствования традиционным религиям, а также обеспечение идейного противодействия различным формам религиозной нетерпимости и экстремизма.
Ключевые слова: детерминация преступности, профилактика преступности, религиозная мотивация, религиозный экстремизм, духовные основы общества.
CRIMINOLOGICAL SIGNIFICANCE OF RELIGIOUS FACTOR
Abstract. In last decades the importance of religious factor in society is obviously increasing, and its influence can be beneficial as well as socially destructive. Sometimes religious phraseology serves only as a cover, but it doesn't negate the fact that we speak about true and sincere faith, though its form is perverted. Deep religious faith can lead a human to the top of moral perfection, but it also can overthrow him into abyss of bigotry, xenophobia and hatred. If the matter of faith is rising one's life and outward things to God, it causes spiritualization of human and world around him, and it has a beneficial effect on individual psychics and society's atmosphere. nevertheless, the contrary logic and dynamics of religious faith are possible: when a man at an extreme degree of confidence in absolute significance of his religious views starts to dictate the life rules to others. In his way, he denies any concept of freedom and any social norms. The state must adequately suppress the actions which are socially dangerous, respecting the inviolability of personal beliefs. It is necessary to detect the ideological tensions in a preventive way, before they turn into crimes. The targeted policies, which would take into account the criminological and social significance of religious factor, are needed towards to religious organizations. It is necessary to provide the favorable treatment to the traditional religions, strictly
observing the rights of religious minorities; as well as the ideological counteraction to the different forms of religious intolerance and extremism.
Keywords: determination of crimes, crime prevention, religious motivation, religious extremism, society's spiritual foundations.
При изучении тенденций и закономерностей преступности как многофакторного явления социальной жизни криминологи традиционно обращают внимание на такие важнейшие его детерминанты, как экономическое состояние общества, политические процессы, изменения законодательства и правоприменительной практики. При этом, как справедливо отмечается, «даже беглый анализ мировой и отечественной литературы наглядно показывает, что на сегодняшний день накоплен солидный багаж знаний, касающихся тенденций и закономерностей преступности в мире, его различных регионах и странах» [1, с. 19]. Пожалуй, можно согласиться с тем, что основные и определяющие факторы формирования преступного поведения анализируются в этой литературе достаточно полно. Однако примечателен тот факт, что религиозная составляющая жизни общества при этом либо вовсе игнорируется, либо - в том случае, если сама специфика анализируемой преступности не позволяет обойти молчанием эту тему,
- она редуцируется к вышеназванным детерминантам. Как утверждает М.М. Василенко, «детерминанты преступности религиозного характера производны от общих причин преступности в стране, связанных с экономическим, политическим, идеологическим, морально-психологическим состоянием общества в переходный период, демографическими его характеристиками, конфликтными ситуациями в ней» [2].
При рассмотрении криминологического значения религиозности как на психологическом, так и на социологическом уровне исследователи, как правило, ограничиваются достаточно общими констатациями. Так, например, говоря о влиянии религии на преступность, Р.А. Махарамов отмечает: «религия, помимо сдерживающих начал, иногда выступает и причиной совершения преступлений» [3, с. 71]. И подробнее: «сам по себе религиозный традиционализм, будь он исламский или христианский, не несет в себе отрицательных свойств. Скорее наоборот, как на любом консервативном явлении, на нем
лежат отпечатки спокойствия, благополучия и стабильности. В этом смысле традиционализм чрезвычайно полезен для предупреждения преступных проявлений, поскольку позволяет, если хотите, держать в страхе потенциальных правонарушителей. с другой стороны, нельзя не сказать, что некоторые преступления совершаются на религиозной основе либо непосредственно связаны с этим» [3, с. 79]. А уже цитированный М.М. Василенко в другой своей статье пишет: «Другие формы мировоззрения не могут сравниться с религией по силе и глубине своего воздействия на умонастроения и чувства людей. Следовательно, религия как феномен культуры может обладать как антикриминогенным, так и криминогенным потенциалом, что делает актуальным ее дальнейшее изучение в плане воздействия на состояние и структуру преступности в стране» [4].
Действительно, современная ситуация такова, что, с одной стороны, религия в так называемых «цивилизованных странах» уже не играет той роли, какую играла во времена религиозных войн в Европе и старообрядческого раскола в России. Будучи сами по себе крайне болезненным явлением, эти процессы стали тем не менее значимым фактором развития европейской культуры. Именно религиозные войны послужили непосредственной причиной разработки концепции прав человека, первым из которых стало право на свободу вероисповедания, «свободу совести», провозгласившую религию частным делом, зоной неприкосновенной личной жизни. А в русской истории старообрядческий раскол открыл возможность широкого развития светской культуры. Справедливости ради следует отметить, что сама принципиальная возможность таких культурных сдвигов обеспечивалась спецификой христианской веры, которая именно личные отношения с Богом рассматривает как главное содержание религиозной жизни («Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17: 21), и согласно которой Церковь, присутствуя в мире, миру не принадлежит: «Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18: 36), «ибо не имеем здесь
постоянного града, но ищем будущего» (Евр. 13: 14).
Это в отличие, например, от ислама, который изначально и твердо ориентирован на слитность светской и духовной власти. Хотя Ислам на богословском уровне нередко развивает весьма либеральную концепцию прав человека, но даже в этом случае не может удержаться от характерных оговорок: «Каждый человек свободен выбирать веру и следовать ей, хотя Ислам обладает правом передаваться каждому в соответствии с правилами, установленными Аллахом и деятельностью Посланника» [5, с. 463]. Такие формулировки, конечно, навевают воспоминания как о принципе «все равны, но некоторые равнее», так и о памятной статье 52 Конституции СССР 1977 г., которая гарантировала «свободу совести», закрепив «право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, отправлять религиозные культы или вести антирелигиозную пропаганду». «каждый человек свободен выбирать веру^, хотя Ислам обладает правом передаваться каждому», - такова формулировка в целом весьма либеральной книги, акцентирующей внимание на духовной стороне ислама, книги, в которой ни на одной из более чем полутысячи страниц ни разу не упоминается шариат. А ведь эта нормативно-практическая сторона религиозной доктрины ислама, пожалуй, важна первостепенно, поскольку «...в отличие от христианско-европейской этики, которую можно назвать этикой общих принципов, мусульманская этика есть этика конкретных норм» [6, с. 60]. В частности, именно поэтому «исламская религия и особенно суннитское течение в его рамках представляется более консервативным и соответственно более воздействующим на потенциальных правонарушителей» [3, с. 4].
Итак, мы констатировали, что, с одной стороны, религия в современном мире уже не играет той определяющей роли, которую она играла когда-то. Вместе с тем значимость религиозного фактора в жизни общества в последние десятилетия явно возрастает, и его влияние бывает как благотворным, так и социально деструктивным. Для того, чтобы по-настоящему понять криминологическую значимость религиозного фактора, необходимо более внимательно отнестись к анализу меха-
низмов религиозного сознания, тем более что наряду с религиозными убеждениями и ценностями все чаще говорят о «псев-дорелигиозных» идеологиях сектантства и экстремизма.
Определений религии, как известно, существует очень много, - в зависимости от предпочтений автора и стоящих перед ним задач они акцентируют внимание на разных ее аспектах и проявлениях. Максимально коротко и обобщенно определяя самую суть религии, можно сказать, что она есть сознание и деятельность, основанные на убеждении в существовании высшей сверхъестественной реальности и направленные на установление связи с ней. Такое определение не только может, но и должно уточняться при переходе к более конкретным религиоведческим вопросам. Так, например, понятие «высшей сверхъестественной реальности» в качестве предмета религиозного переживания должно быть поставлено в связь с понятием «абсолютного первоначала бытия», а «установление связи с ней» конкретизироваться через понятия «поклонения» и «культа». Однако для целей нашего исследования, не имеющего предметом религиоведческую проблематику, приведенное определение вполне может послужить отправной точкой.
Прежде всего, из приведенного определения с логической необходимостью следует тот вывод, что для верующего человека религия должна составлять центр его жизни. Если религия говорит правду, то ничто не может быть важнее того, о чем она говорит. Если действительно существует высшая абсолютная реальность, являющаяся первопричиной и руководящим началом всего, и если действительно человек имеет возможность установить с этой реальностью живую связь, то ничто не может быть важнее этого факта и этой деятельности. Следовательно, религиозные убеждения изначально помещают человеческую жизнь в такую перспективу, где все земные дела имеют значение и смысл только в силу своей соотнесенности с высшими религиозными целями этой жизни. Так происходит в том случае, если религиозная вера имеет для человека свой настоящий смысл, однако далеко не всегда религиозность существует в этом своем настоящем виде. Пожалуй, для большинства людей религиозные вопросы не имеют та-
кой исключительной значимости. Понятие «псевдорелигиозности», таким образом, может обозначать, во-первых, восприятие верующим человеком собственной веры как чего-то второстепенного и подчиненного другим, более значимым для него интересам. Такая жизненная позиция, как уже сказано, достаточно распространена, однако в рамках нашей темы не представляет особого интереса, поскольку самостоятельная значимость религиозного фактора в этом случае нивелируется, религиозные мотивы редуцируются к тем другим, более значимым для человека ценностям и интересам. В этом случае, действительно, «детерминанты преступности религиозного характера производны от общих причин преступности в стране» [2].
Более значим для нашей темы случай глубокой искренней веры, сознательно поставленной в центр мировоззрения и жизни. Здесь также возможны не только нравственное оздоровление личности и благотворное влияние на социальную атмосферу, но и определенные деструктивные проявления, которые также можно квалифицировать как «псевдорелигиозность». То, что террористы и экстремисты могут лицемерно прикрываться религиозной фразеологией, не отменяет того факта, что в ряде случаев речь идет именно о глубокой искренней вере, хотя и извращенного характера. Привычными стали констатации того, что «верующих сравнительно легко вовлечь в реализацию своекорыстных планов, заставить умирать и убивать других ради наживы и удовлетворения непомерного честолюбия тех, кто беззастенчиво эксплуатирует их религиозные чувства» [2]. Однако, во-первых, те религиозные чувства и представления, которые таким образом эксплуатируют, должны для этого быть очень сильными, обладать для жертв этой эксплуатации абсолютной значимостью. Во-вторых, извлечение главарями террористических групп и организаций личной наживы, их честолюбие и властолюбие может нисколько не мешать этим главарям столь же искренне верить также и в свою религиозную миссию. А в-третьих, возможность такой эксплуатации религиозных механизмов сознания, видимо, свидетельствует о том, что сама эта религиозность носит нездоровый в духовном отношении характер. Именно такой случай
«псевдорелигиозности» представляет особый интерес в рамках нашей темы.
Глубокая искренняя вера в существование высшей абсолютной Инстанции, стремление установить живую и как можно более полную связь с ней, глубокое убеждение в первостепенной жизненной значимости этой веры и этой устремленности, беззаветное служение религиозным идеалам, - все это способно возвести человека на вершины нравственного совершенства, сделать его духовным светочем правды, добра, любви и мира для многих людей, но все это способно также низвергнуть его в бездны фанатизма, ксенофобии и ненависти, сделать его, говоря по-русски, изувером. Весьма характерно то, что это слово существует в русском языке очень давно и родилось не в умах теоретиков, а в самой народной жизни. Оно, очевидно, обозначает не какие-то новые, ранее не виданные явления, а выражает собой какую-то всегдашнюю опасность, таящуюся в самых глубинах религиозности. Слово «изуве-рять, изуверить» В.И. Даль объясняет как «удостоверять, убеждать вполне, заставлять верить чему» [7, с. 55]. По своей конструкции это вышедшее из употребления слово аналогично словам «изголодаться, иззябнуть, изнемочь, изничтожить, измучить, измызгать, изобидеть, изовраться»: приставка «из-» имеет здесь смысл доведения до крайней степени, до последнего предела: не просто «уверить», а «изуверить». Два слова, очень сходные внешне между собой, обозначают противоположные явления: изувериться - увериться до крайней степени, до фанатизма; извериться - утратить веру, разочароваться. И, как всегда, крайности часто сходятся.
Соответственно этому В.И. Даль определяет и слово «изуверство»: «ложное, упорное верованье, при ненависти к разномыслящим и готовности пострадать за это; фанатизм, нетерпимость», а также отмечает в том же словарном гнезде слово «изуверчивый», то есть склонный впадать в крайние формы одержимости какой-либо идеей [7, с. 55]. Итак, возможные негативные последствия глубокой и искренней религиозной веры вполне осознавались русскими людьми с давних пор, а точнее, всегда. Впрочем, также и необходимость и благотворность для человека глубокой и искренней религиозной веры была вполне
для них очевидна. Каким же образом религиозные механизмы сознания, призванные просвещать и освящать жизнь, могут оборачиваться изуверством?
Все дело, видимо, в направленности религиозной жизни, причем направленности социальной предшествует и ее определяет направленность собственно религиозная. Религия, по наиболее распространенной этимологии (re-ligio) и в явном соответствии основному смыслу, есть стремление к связи, восстановление связи, поддержание и культивирование связи - с Абсолютом. Однако эта связь не является статичной, она предполагает движение, - и вот направленность этого движения принципиально важна для понимания того, как конкретная религиозная практика воздействует на самосознание человека и на его общественно-правовую позицию.
В том случае, если религиозная жизнь человека направлена, образно говоря, «снизу вверх», если ее содержанием становится возвышение собственной жизни и окружающего мира к Богу, то такая установка, видимо, и соответствует изначальному и верному смыслу религиозной веры. Такая динамика связи с Абсолютом имеет следствием одухотворение человеческой жизни и окружающего мира, и чем более глубокой и искренней является такая устремленность, тем благотворнее ее воздействие на индивидуальную психологию и общественную атмосферу. Это благотворное воздействие проявляется прежде всего в обретении и личностью, и обществом духовной свободы: такого нового измерения жизни, которое позволяет подняться над любой ситуацией, позволяет иметь духовные ориентиры и точку опоры для своих действий за рамками наличных материальных и социальных условий. В духовно-нравственном плане такое выстраивание жизни является гарантом не просто законопослушного поведения, но и созидательно-творческого отношения человека к собственной жизни и жизни общества.
Религиозное изуверство имеет другую логику, основанную на противоположной динамике религиозной связи с Абсолютом. В этом случае из-уверившийся человек, то есть человек, дошедший до крайней степени уверенности в абсолютной истиннос-
ти и значимости собственных религиозных представлений, в своей непогрешимости, начинает жить «сверху вниз», «с неба на землю» и вещать от имени Бога. Вместо одухотворения жизни при этом происходит своеобразная «материализация духа»: жесткая регламентация всего и вся с позиции непререкаемого авторитета. Вместо духовной свободы в данном случае культивируется духовное рабство: жизнь человека лишается всякого пространства для возможного собственного движения. Воспринимая себя как прямое орудие Божьей воли, человек отрицает всякую свободу в себе и всякую значимость каких бы то ни было норм, кроме собственного изуверства: веры, дошедшей до внутреннего фанатизма и внешней диктатуры. Та санкция, которую дает человеку беспредельная уверенность в абсолютной значимости собственных убеждений, оправдывает в его глазах любое насилие, любые нарушения общепринятых норм, не только юридических, но и нравственных. Базовый вероучительный текст Международного общества Сознания Кришны «Бхагавад-Гита как она есть» прямо декларирует: «Даже если человек, занимающийся преданным служением, совершит самый отвратительный поступок, его все равно следует считать святым, ибо он исполнен решимости идти по верному пути» [8, гл. 9, текст 30]. Более того, «тот, кто в своих поступках не руководствуется ложным эго, чей разум чист и свободен, даже убивая, не совершает убийства и никогда не запутывается в последствиях своей деятельности» [8, гл. 19, текст 17]. Иначе говоря, с этих изуверских позиций верующий стоит вообще вне понятий добра и зла, его единственным ориентиром должны быть требования духовного наставника, в каждом из которых предписывается видеть непосредственное проявление воли Божества.
Мы процитировали текст одной конкретной религиозной традиции, а точнее
- конкретной религиозной организации, однако подобные явления возможны и реально встречаются на базе любого религиозного учения. Конкретные пути вырождения религиозной веры в религиозное изуверство могут несколько отличаться в зависимости от базового содержания того или иного вероучения, однако общий смысл этого процесса состоит в том, что
человек присваивает себе исключительное право на толкование религиозных истин и становится тем самым на место Бога. И сказанное относится не только к религиозным лидерам тоталитарных сект и фундаменталистских религиозных организаций, но и к их рядовым членам. Принципиальной разницы между ними нет: на любом уровне организационной иерархии изувер сознает себя всецело преданным Богу, а свою деятельность - совершенно соответствующей Божьим повелениям, он видит себя чрезвычайным и полномочным представителем Бога на земле.
Правовая система общества имеет не только генетическую, но и сущностную связь с религиозными механизмами мотивации сознания. В конечном счете «права человека имеют основание в его обязанности "быть человеком", для того, чтобы "быть вправе", необходимо "быть в Праве" в смысле стояния в Правоте, связи с Высшей Правдой и служения ей. Редукция понятия права к его формально юридической стороне при игнорировании этих его оснований ведет к правовому релятивизму и дегенерации правосознания. Попытка же полностью реализовать в нормах "положительного права" всю Высшую Правду неизбежно вырождается в тоталитаризм» [9, с. 41-42]. В свете этого экспертная оценка религиозной ситуации в стране могла бы являться одной из значимых основ как криминологических прогнозов, так и профилактических мер, направленных на оздоровление общественного сознания и противодействие преступности. Уважая свободу каждого иметь любые убеждения, нельзя тем не менее не учитывать вполне определенного - конструктивного или деструктивного - социально значимого потенциала, который эти убеждения несут.
Прежде всего, государство не только имеет право, но и просто обязано, уважая неприкосновенность личных убеждений и свободу их распространять, адекватным образом пресекать те внешние проявления этих убеждений, которые несут опасность для общества. А для успешной деятельности в этом направлении необходимо превентивным образом выявлять очаги «идеологической напряженности» еще на той стадии, когда они находятся в рамках правового поля. Не требуя при-
менения правовых санкций, такие «очаги напряженности» требуют тем не менее, во-первых, повышенного внимания со стороны правоохранительных органов, а во-вторых, - серьезной работы с общественным сознанием, направленной на идейное противодействие различным формам религиозного изуверства.
Кроме того, нельзя отказываться и от позитивного использования религиозного фактора в общественном сознании для повышения уровня правовой культуры и укрепления духовных основ общества. Если переводить этот вопрос в чисто практическую плоскость и обратиться к достаточно узкой, но весьма значимой теме социальной реабилитации осужденных и профилактики рецидивной преступности, то проведенные исследования показывают, «что 73,9 % относят себя к верующим: 76,9 % из них исповедуют христианство, 23,1 %
- ислам. У 79,1 % осужденных религиозные взгляды сформировались после осуждения, и, как показывает анкетирование,
- у всех у них имеется стремление придерживаться религиозных заповедей: "не убий", "не укради" и т.д. после освобождения. При этом характерно, что из лиц, имеющих вторую и более судимости, основная масса - 79,5 % - отнесли себя к атеистам» [4].
Приведенные данные не могут не дать пищу для размышлений. Налицо разительный контраст: 73,9 % лиц из всего исследованного массива относят себя к верующим, и при этом среди рецидивистов, составляющих часть этого массива, 79,5 % отнесли себя к атеистам. В свете этого вряд ли возможно отстаивать тезис о вторичности религиозного фактора в профилактике преступности. Примечательно и то, что 58,5 % от общего числа всех осужденных констатирует, что именно после осуждения стали верующими.
Подводя некоторый итог, следует сказать, что современное российское общество представляет собой достаточно аморфную и неразборчивую в религиозном отношении массу, в которой присутствуют в качестве резких вкраплений численно небольшие «островки» религиозной активности. В криминологическом смысле такая ситуация не может рассматриваться как благополучная. Именно религиозная безграмотность и неразборчивость большинс-
тва населения создает почву для вовлечения граждан в деструктивные религиозные организации, формирующие и использующие изуверские формы религиозного сознания. Религиозный индифферентизм не означает отсутствия во внутреннем мире человека духовных потребностей и религиозных механизмов мотивации, он означает отсутствие устойчивых форм удовлетворения этих потребностей и сознательной духовной активности в религиозной сфере жизни. Эта пустота заполняется, как правило, примитивными суррогатами веры: интересом к гороскопам, паранормальным явлениям, экзотической духовности и т.п. Однако такое «духовное наполнение», во-первых, не способно служить позитивной основой здоровой и созидательной социальной активности, а во-вторых, не уберегает от деструктивного воздействия со стороны ультрарадикальных религиозных проповедников, от воздействия, которое способно деформировать сознание вплоть до его криминализации.
Такая ситуация, конечно, должна явиться поводом для беспокойства, прежде всего, традиционных религиозных организаций, стать предметом их автономной от государства духовно-просветительской деятельности. Однако речь идет не просто о суверенных правах личности на мировоззренческое самоопределение (и это означает, что в связи с тем или иным вариантом этого самоопределения допус-
тима только свободная дискуссия), но и о безопасности общества, обеспечение которой есть дело государственной власти. В связи с этим от государства требуется выверенная политика по отношению к религиозным организациям, исходящая из осознания значимости религиозного фактора как в криминологическом аспекте, так и в общей динамике общественной жизни. Меры, предпринимаемые государством в целях профилактики религиозно детерминированной преступности, а также для актуализации криминально-профилактической и социально-интегрирующей значимости религиозного фактора, должны иметь не репрессивный, а протекционистский характер.
Прежде всего, речь должна идти о поддержке традиционных религиозных исповеданий, составляющих духовную основу российской цивилизации. Трансляция высоких форм религиозной веры, имеющих долгий исторический опыт созидательной работы на благо России, призвана лишить почвы те ростки религиозного экстремизма, которые столь опасно проявляются в последнее время. Научноэкспертное сообщество также должно внести свой вклад в информационную политику государства, направленную на идейное противодействие различным формам религиозной нетерпимости и экстремизма, на культивирование в обществе высоких форм духовной жизни.
Список литературы
1. Юзиханова Э.Г. Тенденции и закономерности преступности в субъектах Российской Федерации: ав-тореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2006. 41 с.
2. Василенко М.М. Причины и условия преступлений, совершаемых членами религиозных тоталитарных сект // SuperInf.ru: рефераты, контрольные, курсовые и дипломные работы. URL: http://www.superinf.ru/ view_helpstud.php?id=857 (дата обращения: 7 окт. 2013 г.).
3. Махарамов Р.А. Предупреждение преступности в России и в Узбекистане: учеб. пособие. М.: Былина, 2003. 224 с.
4. Василенко М.М. Культура, религия, преступность: грани взаимодействия // SuperInf.ru: рефераты, контрольные, курсовые и дипломные работы. URL: http://www.superinf.ru/view_helpstud.php?id=852 (дата обращения: 7 окт. 2013 г.).
5. Бюйюкчелеби И. Под сенью Ислама. СПб.: Диля, 2006. 512 с.
6. Кудрявцев В.Н. Преступность и нравы переходного общества. М.: Гардарики, 2002. 237 с.
7. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: современное написание: в 4 т. Т. 2. И-О. М.: Астрель; Аст, 2002. 1280 с.
8. Бхагавад-Гита как она есть. URL: http://www.bhagavatgita.ru (дата обращения: 7 окт. 2013 г.).
9. Анисин А.Л. Принцип соборного единства в истории философской мысли: автореф. дис. ... д-ра фи-лос. наук. Екатеринбург, 2011. 46 с.
References
1. Yuzikhanova E.G. Tendentsii i zakonomernosti prestupnosti v sub"ektakh Rossiyskoy Federatsii. Avtoref. Doct. Diss. [Trends and patterns of crime in the Russian Federation. Autoabstract Doct. Diss.]. Moscow, 2006. 41 p.
2. Vasilenko M.M. Prichiny i usloviya prestupleniy, sovershaemykh chlenami religioznykh totalitarnykh sekt [Causes and conditions of crimes committed by members of a religious totalitarian sects]. Available at: http://www.superinf. ru/view_helpstud.php?id=857 (Accessed 7 October 2013).
3. Makharamov R.A. Preduprezhdenie prestupnosti v Rossii i v Uzbekistane [Crime prevention in Russia and Uzbekistan]. Moscow, Bylina Publ., 2003. 224 p.
4. Vasilenko M.M. Kul'tura, religiya, prestupnost: grani vzaimodeystviya [Culture, religion, crime Dimensions of Cooperation]. Available at: http://www.superinf.ru/view_helpstud.php?id=852 (Accessed 7 October 2013).
5. Byuyyukchelebi I. Podsen'yu Islama [Under the shadow of Islam]. St. Petersburg, Dilya Publ., 2006. 512 p.
6. Kudryavtsev V.N. Prestupnost'inravyperekhodnogo obshchestva [Crime and mores of a transitional society] Moscow, Gardariki Publ., 2002. 237 p.
7. Dal' V.I. Tolkovyy slovar'zhivogo velikorusskogo yazyka: sovremennoe napisanie. V41. T. 2. I-O [Explanatory Dictionary of Russian language: modern spelling. In 4 volumes. Vol. 2. I-O]. Moscow, Astrel'; Ast Publ., 2002. 1280 p.
8. Bkhagavad-Gita kak ona est' [Bhagavad-Gita As It Is]. Available at: http://www.bhagavatgita.ru (Accessed 7 October 2013).
9. Anisin A.L. Printsipsobornogo edinstva vistorii filosofskoy mysli. Avtoref. Doct. Diss. [Conciliar principle of unity in the history of philosophical thought. Autoabstract Doct. Diss.]. Ekaterinburg, 2011. 46 p.
