CC BY
172
ИСТОРИЯ
О.Г. ВРОНСКИИ
доктор исторических наук, профессор кафедры Истории России Тульского государственного педагогического университета им. Л. Н. Толстого Е-шай: o-vronsky@yandex.ru Тел. 8 903 659 70 20
КРЕСТЬЯНСКОЕ ОБЩИННОЕ САМОУПРАВЛЕНИЕ В ЭПОХУ «КОНСЕРВАТИВНОЙ СТАБИЛИЗАЦИИ» (КОНЕЦ XIX - НАЧАЛО ХХ В.)
В статье рассматриваются вопросы, отражающие кризис традиционного общества в России рубежа XIX - XX вв. Одним из базовых институтов традиционализма в аграрной стране, вступающей в XX век, оставалась крестьянская община. Развитие капиталистических отношений в стране под влиянием Великих реформ повлияло на крестьянское общество. Вместе с усилением социальной мобильности, ростом имущественного расслоения крестьянства нарастает кризис структур управления крестьянской поземельной общины, меняется состав ее должностных лиц, меняется и само отношение деревенских жителей к общинным ценностям.
Ключевые слова: традиционное общество, Россия на рубеже XIX-XX вв., институт традиционализма, крестьянство, Великие реформы, социальная мобильность, крестьянская поземельная община.
Завершение Эпохи Великих Реформ, переход властей к политике «народного самодержавия», символом которой в деревне стал институт земских начальников, лишили должностных лиц крестьянского самоуправления даже той символической независимости, которой они располагали доселе.
Община отреагировала на это резким ухудшением состава должностных лиц крестьянского самоуправления, прежде всего - сельских старост. «Сельские старосты превратились в безответственных слуг низшей полиции, главная обязанность которых состояла в сборе податей и применении принудительных мер к односельчанам - недоимщикам», - пишет по этому поводу Н.Бржеский [1, с. 28]. В материалах местных комитетов Особого Совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности по Рязанской губернии поднимается вопрос о выборах сельских старост: «Всякий зажиточный крестьянин... заблаговременно откупится от обязанностей старосты усиленным угощением мира... Всякий серьезный крестьянин обегается избирателями как лицо, которое может угрожать требованиями порядка и законности... Остается обыкновенно выбор из совершенно безличных или из таких пройдох, которые, желая зацепить мирскую копейку, очень щедро поят водкой мироедов, имеющих решительное влияние на выбор» [7, с.630].
На содержание каждого сельского старосты в среднем по России из мирских средств выделялось 33 рубля в год. Но здесь мы имеем дело со случаем, когда средние цифры лишь дезориентируют: 1/3 сельских старост страны несли свою должность как натуральную повинность, и таких старост в губерниях ЦентральноЗемледельческого района было большинство.
© О.Г. Вронский
«Отбывание должности старосты, сотского, десятского обыкновенно бесплатно,- отмечалось в трудах местных комитетов Особого Совещания по Курской губернии, - постоянное требование этих лиц к становому приставу, земскому начальнику, всем уездным чиновникам, часто в самую горячую пору, является часто первым шагом к разорению зажиточного крестьянина, который ... в этих должностях спивается» [8, с. 84]. В ряде мест появился порядок назначения домохозяев общества старостами поочередно [1, с. 29]. А ведь «Общее Положение
о крестьянах, вышедших из крепостеной зависимости» явно не предусматривало такой метаморфозы: его составители наделили сельского старосту широкими полномочиями, краткое перечисление которых заняло в «Положении...» 12 полновесных пунктов. Исполнение столь ответственных обязанностей, как руководство сходом, приведение в исполнение его приговоров, контроль за крестьянскими податями и повинностями, наблюдение за исполнением договоров крестьян между собой и с посторонними лицами, надзор за состоянием межевых знаков, дорог, мостов, за порядком в училищах, больницах, богадельнях, - требовало от носителя знаков сельской власти сметливости, распорядительности, ответственности и безусловной авторитетности в крестьянской среде.
Но несение старостой полицейских функций, да еще в порядке отбывания повинности, не способствовало его авторитету. «Сельский староста всецело зависит от волостного старшины и земского начальника, неотложно исполняет все их приказания, а с крестьянами поступает, как власть имеющий»; «Власть сельского старосты в обществе
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
крайне незначительна и постоянно дискредитируется самим же обществом. Все старосты за очень малым исключением не знают прав и обязанностей, возложенных на них законом»[4, л. 4, 59], - вот наиболее типичные сообщения из деревень губерний Центрально-Земледельческого района, достаточно точно обрисовывающие действительное положение сельского старосты к исходу XIX века. Обстоятельства избрания старосты, повинностный характер несения им своей службы, чиновничий произвол в отношении сельских выборных - все это влияло на тип поведения последних. В одном из сел Кромского уезда Орловской губернии в 1898 г. крестьянское общество поймало на потраве полевых наделов волов земского начальника и, согласно установленных правил, задержало их до выяснения размеров ущерба и способов его компенсации. Приехавший земский начальник «дал старосте две хорошие пощечины при всех крестьянах, хоть староста был при должностном знаке, и увел волов без всякой компенсации за потраву” [4, л. 27]
Не менее жалким было и положение сотских и десятских. Вот фрагмент из сообщения курского крестьянина, сделанного им Судженскому уездному комитету Особого Совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности: «Вот опишу я, как я был сотским и как я нес свою службу. В деревне у нас 30 дворов, в которых 2 десятских и
1 сотский. Живем от Суджи в 18 верстах и каждую неделю выставляем две, а то и три подводы к становому приставу, и на каждый раз приезжает около 80 человек подводчиков. По хорошей дороге - 80 лошадей, по плохой - 160. Зачем же мы приезжаем? Смотря по времени года: копать огород, садить картофель, убирать сено, рубить дрова, возить воду, запрягать-отпрягать лошадей кучеру - на то мы и полиция. Вот почему у нас во время выбора десятских и сотских каждый ставит водку и отпирается от этой должности»[8, с. 706]. Воспитанные обстановкой унижения и произвола, сельские выборные копировали поведение своих чиновных начальников в отношениях с крестьянами, поэтому далеко не редки указания очевидцев на то, что «староста и сотские нередко вступают с крестьянами в ссоры и драки» [4, л. 44] Даже самую первую из означенных законом задач - «созывать и распускать сельский сход и охранять должный порядок на оном» [7] большинство старост не могли выполнить подобающим образом. Можно ли говорить о «должном порядке», если «на сельском сходе... многие сидят кучками и поговаривают о посторонних делах, а во время прений стараются все сразу говорить, перебивают или смешивают мнения других, во время чего нередко бывает ссора и брань», если «большинство крестьян
совершенно инертно и вполне индифферентно относится к обсуждаемым вопросам», если «все говорят сразу, почему верх всегда остается на стороне лиц, обладающих зычным голосом», если «на сход крестьяне пьяными являются очень редко, со схода -почти всегда»[3, л. 12, 16; 4, л. 54, 56, 57], если «на сходах крестьяне не стесняются в своих выражениях» [3, л. 16].
Констатировав падение авторитета сельского старосты, десятских, сотских, мы оставили открытым вопрос о «влиятельных людях «мира». Кто же вел за собою сход и умело добивался принятия нужных для себя решений? Да и были ли такие люди?
Отвечая на этот вопрос, хотелось бы сразу особо рассмотреть те случаи, когда в сельских сходах принимало участие заинтересованное в решении какого-либо вопроса начальство - волостной старшина или земский начальник. По свидетельству орловского сельского священника Птицына, земского начальника «крестьяне встречают с почтением и стоя без шапок, опустив голову вниз и облегшись на костыль, выслушивают с вниманием и исполняют каждое приказание, хотя и говорят после: «он зверь, травленный волк, от него не скроешь!»[4, л.3]. Зависимое положение выборных должностных лиц общины, известное каждому в деревне, с неизбежностью вело крестьян к мысли, что настоящий хозяин в своем участке - земский начальник: «у крестьян явилось понятие, что земский начальник все может для них сделать, да оно так и выходит»[4, л.40], не случайно поэтому «вопросы по приказанию начальника всегда решаются (сходом) в требуемом смысле» [4, л.54]. «Иногда приговоры постановляются прямо-таки по приказанию начальников, - сообщали руководству Департамента Полиции из Кромского уезда Орловской губернии,
- например, общество не соглашалось учинять передела земли, но земский начальник требовал обязательного постановления, и сельский сход, вопреки своему желанию, волей-неволей вынужден был согласиться с требованиями начальства»!»[4, л. 92]. Как бы ни относились крестьяне к земскому начальнику, именно он олицетворял в их глазах настоящую власть, только он своим появлением добивался посещения схода всеми домохозяевами, только он своим авторитетом пресекал пьянство на сходах!»[3, л.2], - а потому воле его (доброй или злой) перечили редко. Но присутствие начальства на сходах - редкость, ведь проводить их старались без оповещения старшины и земского. Кто же «верховодит на сходах» в их обычном составе?
Свидетельства на этот счет разбиваются на две неравные части. Подавляющее большинство очевидцев говорит об исключительно сильном влиянии зажиточных крестьян - «мироедов»: «Решающее значение принадлежит зажиточным, пользующимся
ИСТОРИЯ
образованием и развитостью крестьянам», «богатые крестьяне имеют влияние на сход, так как подговаривают себе партию из бедных», «зажиточные крестьяне в большинстве случаев имеют сильное влияние на сход. Это объясняется ... почти исключительно тем, что ... богатые всегда в состоянии поставить больше вина», «иногда под влиянием подкупов мироедов постановляются на сходе приговоры меньшинством голосов, а чтобы приговор был постановлен с соблюдением требований закона, то ... через 5-6 дней призывают грамотных по одному и сказывают: вот
- подпиши приговоры - этот - по тому-то предмету, а этот - по такому-то»[4, л. 38, 50, 57, 92]. Особенно любопытна характеристика поведения зажиточного крестьянина на сходе, данная Д. Шишловым, наблюдавшим за мирскими собраниями села Белоомут Зарайского уезда Рязанской губернии: «Интересно видеть кулака-мироеда на сходе. Он становится сам не свой, перебегает от группы к группе, убеждает, кричит, ругается, спорит, грозит несогласным с ним и в конце концов успевает приобресть власть над всеми, подчинить своему влиянию весь сход» [2, л. 3]. По мнению автора этой записки, кулак -»человек зажиточный, ловкий» - использует в качестве своей «агентуры» и задолжавших ему бедняков, и подкупленных им должностных лиц, часть которых избирается под давлением на сход местных богатеев.
Меньшинство очевидцев говорят о преобладании на сходах бедняков-«горлопанов»: «Всякое решение делается... людьми более бедными, но любителями водки и способными более всех кричать»; «В Анастасове не видно влияние зажиточных, и часто мнение бедного, громче всех кричащего по вопросу принимается для исполнения сходом»; «В общем шуме и сутолоке, царствующих на сходах, совершенно невозможно различить, кто о чем говорит, и председателю схода - старосте или старшине - поневоле приходится установлять решение разбираемого вопроса по силе голосов» [2, л.3; 3, л.16, 4, л.2].
Ограничиться замечанием, что многое зависело от конкретного случая, от степени зажиточности или бедности села, от отношения к делу сельских выборных, от сути разбираемого вопроса, - на наш взгляд, было бы недостаточно. В общине каждый человек был ограничен мирскими порядками, каждый был по-своему унижен, и каждый по-своему реагировал на унижение.
Сельский староста, напрямую подчиненный доброму десятку начальников, постоянно отрываемый ими от крестьянского труда, вынужденный добиваться «единогласия» схода, грозя и задабривая, стремился окупить свою тяжкую повинность злоупотреблениями. Он «сшибал бутылки» у крестьян, заинтересованных в утверждении сходом их хода-
тайств [4, л.58], растрачивал общественные деньги (редкий ежегодный финансовый отчет старосты не заканчивался скандалом и возмещением старостой части украденных общинных денег), устраивал махинации с земельными наделами через подставных лиц [4, л.58].
Зажиточные крестьяне, зависимые от общества по широкому перечню земельных и податных вопросов, включенные в заведомо невыгодную им систему круговой поруки, связанные законом о неотчуждаемости надельных земель, вынужденные откупаться от отбывания выборных должностей, стремились использовать накапливающуюся задолженность бедноты как рычаг давления на сход, пытались хотя бы отчасти нейтрализовать сковывающее их предприимчивость влияние общины сосредоточением в своих руках максимально возможного количества «душ» (наделов) любыми путями, вплоть до спаивания мирского собрания и его выборных.
Деревенская беднота, влача жалкое существование на наделе - маленьком и истощенном примитивным хозяйствованием, сводя концы с концами лишь благодаря участию в промыслах, «горлопанила» на сходах, стремясь подороже продать свои голоса тем, кто нуждался в них при решении того или иного вопроса. Только цена их голосов была невелика - небольшой долг, прощенный зажиточным соседом, продовольственная или семенная помощь в неурожайный год, чаще - все те же ведра водки, выставляемые просителем сельскому сходу. Рост влияния «кулаков» в общине, сопровождавший усиление имущественной дифференциации пореформенной деревни, на наш взгляд, не следует преувеличивать: отклонение сельскими сходами губерний Центрально-Земледельческого района от 68,8% до 84,2% заявлений о выходе из общины в годы столыпинской аграрной реформы ясно показывает пределы этого влияния [5, с.45]. Деньги, движимое и недвижимое имущество, приобретенное зажиточным крестьянином, не могли заменить прочного правового положения, которого он был лишен.
Если даже он правдами и неправдами и сосредоточил в своих руках часть общинных земель,
- где гарантия, что при коренном или частном переделе они не будут утрачены? Какой смысл в удобрении, мелиоративных работах, орошении, промышленном огородничестве или садоводстве на таких землях? Даже если десятин, находящихся в пользовании, достаточно для ведения продуктивного интенсивного хозяйства, зажиточный крестьянин не может выйти из системы принудительного трехпольного севооборота, зная, что в осенний день, назначенный сходом, общественная земля будет об-
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
ращена в выгон, независимо от того, что произрастает на этой земле и пришло ли время уборки этой культуры.
Если же у «мироеда» нет, помимо надельных, купчих земель (достаточно еще раз взглянуть на цифры, характеризующие крестьянское частновладельческое хозяйство, чтобы понять - таких «мироедов» было большинство), кредитные операции, аренда земли, любая другая коммерческая операция будут обходиться ему втридорога, т. к. кредиторы и хозяева снимаемой им земли высоким процентом и
высокой ценой застрахуют себя, вступая в деловые отношения с ним - лицом неполноправным, зависимым и от «начальства», и от общины, и от семьи.
В подавляющем большинстве случаев покорствующий начальству, рассматривающий несение выборных должностей в качестве тяжелой повинности, не способный обеспечить защиту личных имущественных прав крестьян сельский сход к исходу XIX века оказался лишенным того нравственного авторитета, без которого не может работать никакой орган самоуправления.
Библиографический список
1. Бржеский Н.К. Общинный быт и хозяйственная необеспеченность крестьян.СПб.,1899.
2. ГАРФ .Ф.586.0п.1. Д.118.
3. ГАРФ .Ф.586.0п.1.Д.122.
4. ГАРФ .Ф.586.0п.1.Д.144.
5. Дроздов В.П. Около земли. Очерки по землеустройству. М., 1909.
6. ПС3. Т. XXXVI. Отд.1. 1863. № 36657. Глава II. Отдел II.
7. Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности. СПб., 1903. Т. XXXIV. Рязанская губерния.
8. Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности. СПб., 1903. Т. XIX. Курская губерния. С.84.
О.О.УЯОМЗКУ
PEASANTS’ SELF-REGULATION DURING THE PERIOD OF CONSERVATIVE STABILIZATION (THE END OF THE 19TH CENTURY - THE BEGINNING OF THE 20TH CENTURY)
The article focuses on the issues reflecting the crisis of traditional Russian society at the break of the 20th century. The peasant community remained one the basic institutions of traditionalism in the agrarian country at the beginning of the 20th century. The development of capitalistic relationship in the country under the influence of Great reforms had an impact on the peasants’ society. Along with growth of social mobility and peasantry property stratification there is an aggravating crisis within peasant land community governing structures and its authorities undergo changes. Also there is a shift in village commoners’ attitude towards communal values.
Key words: traditional society, Russia at the break of the 20th century, institution of traditionalism, peasantry, Great reforms, social mobility, peasant land community.
