CC BY
154
В целом стремительное увеличение количества курсов началось после 1907 г. В разгар столыпинской реформы - 1912 г - были проведены курсы в 868 пунктах в 69 губерниях (охват населения - около 54 тыс. человек). По сравнению с предыдущим годом количество курсов возросло на 75%, число слушателей - на 98%, а ассигнования Департамента земледелия на эти мероприятия - на 54%. Если в 1909 г расходы на курсы составляли лишь 43% общей суммы правительственных и местных ассигнований, то в 1912 г. их относительная величина поднялась уже до 83%. Это свидетельствовало о том, что правительство среди других форм внешкольного воспитания выделяло сельскохозяйственные курсы как мероприятия, дающие наиболее ощутимые результаты.
Наиболее интенсивно курсы проводились в центре России: в Казанской, Пермской, Костромской, Владимирской, Ярославской, Калужской, Тверской, Новгородской, Черниговской, Екатеринославской, Воронежской губерниях. В этих местностях сельскохозяйственные курсы в 1912 г. были устроены более чем в 500 пунктах, что составляло почти 3/5 от количества курсов по всей империи.
Если в начале рассматриваемого периода организатором проведения курсов было правительство, то в период аграрной реформы курсы устраивались в основном местными структурами - земствами и сельскохозяйственными обществами. В 1912 г. земства организовали 45,5% всех курсов, сельскохозяйственные общества и частные лица - 37,9%, правительство - 14,1%, земства совместно с правительством - 2,5% [1. С. 340].
Таким образом, сравнительный успех и популярность этой формы внешкольного образования были достигнуты усилиями прежде всего земств, опирающихся на достаточно твердую организационно-финансовую и законодательную поддержку из центра.
1. Агрономическая помощь в России / под ред. В. В. Мора-чевского. СПб., 191 4.
2. Государственный архив Воронежской области. Ф. И-20. Оп. 1. Д. 1364. Л.12; Д. 9739. Л. 35.
3. Государственный архив Орловской области. Ф. 580. Оп. 1. Д. 1242. Л. 17; Ф. 525. Оп. 1. Д. 738. Л. 14.
4. Ежегодник Главного управления землеустройства и земледелия по Департаменту земледелия. 1908. Год второй. СПб., 1909.
5. Ежегодник Главного управления землеустройства и земледелия по Департаменту земледелия. 1913. Год седьмой. Пг., 1914.
6. Орловская губерния: труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности. СПб., 1902.
7. Отчет по оказанию агрономической помощи единолич -ным владельцам Губернской землеустроительной комиссией за 1913 г. Пенза, 1914.
8. Сборник сведений по сельскохозяйственному образованию. Вып. III. Постановления по сельскохозяйственным учебным заведениям за время 1836 - 1899. СПб., 1900.
9. Шнейдер В.В. Распространение низшего сельскохозяйственного образования посредством учебных заведений и внешкольным путем в Германии, во Франции, в Италии, в Бельгии и в России. СПб., 1911.
УДК 930.1(09)
КРЕСТЬЯНОВЕДЕНИЕ В ЗАРУБЕЖНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ: СОВРЕМЕННЫЕ ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ
А.И. Кругов,
кандидат исторических наук, доцент кафедры археологии и региональной истории, Ставропольский государственный университет
ВЕСТНИК. 2008. № 3(22)
В англо-американской исторической науке, социологии и антропологии крестьянское хозяйство уже продолжительное время является предметом пристального изучения. Англоязычные научные публикации по аграрной проблематике составляют сегодня неотъемлемую часть мировой историографии, а многие работы ведущих англо-американских ученых признаны классическими. Публикуемые монографии, издающиеся научные журналы, проводимые конференции и симпозиумы являются реальным результатом деятельности научного сообщества, опирающегося на серьезные традиции и солидную организационную базу Начавшая складываться в конце 1940 - начале 1950-х гг система организаций и институтов, занимающихся российской и советской проблематикой, приобрела к настоящему времени четкую структуру охватывающую все сферы научных исследований, в том числе и по аграрной истории.
Одна из первых работ о российском крестьянстве «Сельская Россия при старом режиме» вышла в США еще в 1932 г [20]. Ее автор, Г Робинсон, следуя «прогрессистским» традициям и отражая связанный с этим интерес к социально-экономическим проблемам, попытался показать социальную структуру крестьян России (богатые кулаки и «пролетаризо-ванные» бедняки). Эта книга была популярна среди американских историков вплоть до 60-х гг. XX в. Новые книги о российских крестьянах Х1Х в. появились лишь спустя несколько десятилетий после исследования Робинсона. В своей работе Дж. Блюм исходил из эволюции отношений по-
мещиков и крестьян как основы понимания всей социальной истории дореволюционной России [3].
Событием в научной жизни стала публикация докладов, представленных на семинаре в Стэнфорд-ском университете 2 - 3 декабря 1963 г [17]. Американские ученые попытались обобщить материал о различных сторонах жизни российского крестьянства Х1Х в.: сельской общине, семье, религии, миграции в городах, крестьянстве и армии, - а также об образе крестьянина в художественной и исторической литературе. Большинство докладов носило обзорный характер.
В 1960-е гг на Западе появилась наука о крестьянских мирах, которая получила название «крестьянове-дение». Предметом ее исследования стали страны третьего мира, в которых большую часть населения составляли крестьяне. Методологическим базисом крестьяно-ведения стало теоретическое наследие русских ученых
А.В. Чаянова, Н.П. Макарова, А.Н. Челинцева и других основоположников теории крестьянского хозяйства. В зарубежной историографии в те годы сохранялся повышенный интерес к идеям ученых организационно-производственного направления. Так, в Иллинойсском университете была опубликована книга Г Кейса и У Вильямса «50 лет науке об организации сельскохозяйственных предприятий» (1957). Позднее (1966) под редакцией Д. Торнера был издан сборник трудов А.В. Чаянова по теоретическим проблемам крестьянской экономики [27]. Это издание стало крупным научным событием и вызвало широкие отклики европейских ученых. Во Франции (1967) под редакцией Б. Кербле вышло собрание сочинений А.В. Чаянова [16]. Эти издания заложили основу изучения научного наследия А.В. Чаянова за рубежом.
По меткому замечанию Т. Шанина, на Западе Чаянов «вошел в моду». Его книги издавали большими тиражами, его цитировали деятели самых разных науч -ных школ и направлений: этнологи и антропологи, социологи и культурологи. Многие из них обосновывали свое видение чаяновских идей, и сам Чаянов на страницах зарубежных научных изданий представал в разных лицах. Наибольший интерес представляли работы Е. Дарренбергера, Дж. Банаджи, Б. Кербле, А. Смита, Д. Торнера, М. Харрисона [2; 5; 12; 14; 25; 29].
Под явным влиянием книг А.В. Чаянова в трудах ряда западных ученых, в частности М. Салинза и Дж. Гуди, появились термины «домашний (domestic) способ производства» и «домашняя (domestic) экономика». Так, М. Салинз использовал термин «домашний способ производства» для характеристики первобытного производства; Дж. Гуди понимал под домашней экономикой в том числе и крестьянское хозяйство. Некоторые медиевисты, в частности Э. Ле Руа Ладюри, сочли понятие домашнего способа производства очень подходящим для обозначения хозяйства средневеко-вых крестьян [11; 35].
Особое внимание англосаксонских исследователей к проблемам крестьянской экономики во многом определялось всесторонним общественным интересом к социально-экономическим процессам, разворачивавшимся в те годы в развивающихся странах, где крестьянство составляло подавляющее большинство населения. Здесь сохранялась преимущественно крестьянская традиционная культура, и основывающиеся на ней экономические отношения выступали в качестве определяющего фактора социально-экономического развития.
В работах таких западных ученых, как Т. Шанин, Р Сиви, Дж. Скотт, М. Левин и других, анализировались важнейшие проблемы истории крестьянских обществ Индии, Китая, России. Исследователи пришли к выводам об универсальном характере их развития, общих закономерностях, определяемых характером производственной деятельности семьи. Выяснилось, что крестьянским мирам в странах, вставших на путь рыночной экономики, уготована одна участь - пасть под натиском промышленной цивилизации.
Монографии Э. Вульфа « Крестьяне», «Крестьянские войны XX века» стали, по свидетельству А.В. Гордона, явлением в западном обществоведении [32; 33]. Свое антропологическое видение крестьянства он дополнил определенной аналитической методикой, которая пред -ставляет собой разновидность классового подхода. Вульф характеризует крестьян как класс, занимающий подчиненное положение в обществе, поставляющий прибавочный продукт власть имущим. По мнению Вульфа, «средний» крестьянин стал одним из наиболее важных представителей крестьянства. Ученый попытался дать научное объяснение хорошо известному факту особо активного участия в крестьянских восстаниях именно средних слоев крестьянства. Методом от противного он объяснил, почему в революционном движении участвовали не «крупные» и не «мелкие» (первые, грубо говоря, были довольны, и им незачем было восставать, вторые уже настолько были подавлены, что на восстание у них не было сил), а именно «средние» крестьяне. Этот вывод ученого не раз подвергался критике со стороны отечественных историков-аграрников. Известно, что беднейшая часть крестьянства насчитывала до 65% от общей численности, на середняка приходилось не более 20% крестьянских дворов.
Появление концепции «моральной экономики» Дж. Скотта стало существенным прорывом в понимании природы крестьянства как социального явления, в объяснении мотивов его поведения, деятельности и ценностных норм. Универсальным моральным принципом всех крестьянских обществ, определяющим социальные нормы и поведенческие стереотипы крестьян, являющимся главным мотивом всей их жизнедеятельности, предстает, согласно этой концепции, право на существование как фундаментальное социальное право. Необходимость обеспечения физического выживания каждого члена крестьянского общества, базирующаяся на этом принципе, определяет эгалитаризм в распределении деревенских ресурсов, характер социальных гарантий и норм взаимоподдержки в общине, представления о социальной стратификации, обязанностях власти и представителей имущих «верхов» по отношению к крестьянам, справедливости, допустимой норме эксплуатации. В своем выступлении на теоретическом семинаре «Современные концепции аграрного развития» Дж. Скотт так определил свою концепцию: «Я стараюсь показать, каким образом страх перед голодом объясняет многие особенности технической, социальной и моральной организации крестьянского общества, которые без этого понять невозможно» [22].
Ведущие историки и социологи создали базу российского крестьяноведения в США и Великобритании, пред -ложили и разработали основные концептуальные подходы. Среди них английские историки Э. Карр и Р Дэвис [4; 6]. Р. Дэвис подготовил новое поколение ученых, ру-
ководя университетским центром русских и восточноевропейских исследований в Бирмингеме. К 1970-м гг. сложились два направления изучения проблем СССР: историческая политическая экономика и социальная история. Американские историки М. Левин и Ш. Фитцпатрик посвятили свои исследования вопросам социальной мобильности крестьянства [9; 15].
В 1980-х гг. крестьянство начинает изучаться как «класс в его естественных условиях». Достижением современных подходов к изучению проблемы можно назвать социально ориентированные исследования, где решаются проблемы комплексного подхода к проблемам деревни, на основе изучения таких форм крестьянской культуры, как институт брака, религии, верования, языка, отношения к власти.
С историей русского крестьянства связали свою исследовательскую судьбу современные англо-американские исследователи С. Мерль, Ш. Фитцпатрик, Л. Виола, Д. Аткинсон и др. [9; 31; 36]. В их работах анализируются архаичные условия жизни, социальные отношения внутри крестьянства, природа и последствия поведения крестьянина. Однако в этих изысканиях нет важного исследовательского звена - единой общеисторической концепции, демонстрирующей контуры возможной солидарности крестьянского общества, которая позволяла бы объяснить советские и постсоветские реалии.
В английской историографии выделяются обобщающие работы по социальной истории крестьянства, включающие проблемы коллективизации. Р. Кликманн и Б. Энжел исследуют проблемы женщин-крестьянок. Р Джонсон и Дж. Бушнелл анализируют контакты крестьянина с представителями рабочего класса и армии. Культуру крестьянина, образование изучает Б. Эклоф, крестьянское понимание справедливости - Стивен Франк, крестьянские религиозные традиции - М. Левин. Такие ученые, как Е. Кингстон-Менн и М. Танучи, С. Веткрофт, К. Воробек, О. Фиджес, исследуют вопросы социальной организации и политического поведения крестьянства. Интересен факт параллельного исследования крестьянства в годы «военного коммунизма» О. Файджесом и отечественным историком В.В. Кабановым, причем их оценки, данные независимо друг от друга, во многом совпадают [7; 8; 28; 34].
В Европе сложилась солидная школа крестьянове-дения, учитывающая достижения русской аграрно-экономической мысли 1920-х гг. [22; 23; 24]. Профессор Манчестерского университета Т. Шанин связывает подъем, начавшийся в 1960-е гг., с явлениями политического и экономического характера: военные неудачи американской индустрии в деревенском Вьетнаме, быстрые темпы экономического роста Италии и т.п. Всюду крестьянство с его семейной экономикой демонстрировало исключительную устойчивость: в первом случае в открытом столкновении с индустриальной цивилизацией, во втором - будучи интегрированным в инфраструктуру последней. Т. Шанин выдвинул идею полифонии историй: «Нет одной истории человечества. Есть десятки историй разных обществ. Разные страны движутся в разные стороны, разные классы движутся разными путями, разные группы движутся разными типами движения». По мнению Шанина, повышенный интерес к крестьянскому хозяйству объясняется тем, что оно функционирует как основная единица кресть-
янской собственности, производства, потребления, биологического воспроизводства, самоопределения, социализации и благосостояния. При определении крестьянства им рассматриваются четыре взаимосвязанных аспекта: семейный двор, сельскохозяйственное производство, деревня и ее культура, зависимое положение по отношению к доминирующим общественным силам [24; 37; 39]. Шанин, развивая взгляды А. Чаянова и других представителей «организационно-производственной» школы, разработал концепцию крестьянства, в которой природа этого типа социальной общности определяется исходя из свойств «эксполярной экономики ». Это понятие введено автором для обозначения различных форм семейного, мелкого, непредпринимательского хозяйства, «растворенного» в широком контексте человеческих взаимоотношений [40]. Ученый показывает, что семейное хозяйство не только представляет собой первичную структуру крестьянского хозяйства, потребления и социальной организации, но и определяет роль крестьянской семьи как носителя и гаранта, средоточия обычаев и норм поведения, регулирующих повседневную деятельность и отношения ее членов, а также определенного набора ценностных ориентаций. Другой вид социальной организации крестьянства (основной и высший по сравнению с крестьянским хозяйством) - деревенская община, - осуществляя многообразные социальные функции, является, по мнению Т. Шанина, формой крестьянской автономии и самодостаточности [38].
Зарубежное крестьяноведение достигло значительных успехов в изучении ментального облика и социального поведения крестьянства. Его представители заметно продвинулись на пути понимания сущности крестьянства как всемирно-исторического феномена. Ученые определили ряд универсальных (родовых) свойств этой социальной общности, существующей в рамках традиционных и модернизирующихся социальных систем. Они показали, что родовые свойства крестьянства определяют функционирование всех сфер его жизни: социальную организацию, экономику, культуру мотивацию его деятельности, базовые представления и нормы.
1. BalA.M. And Now my Soul is Hardened. Abandoned Children in Soviet Russia, 1918 - 1930. Berkeley, 1994.
2. Banaji J. Chayanov, Kautsky, Lenin: Considerations toward synthesis // Economic & Political Weekly. 1976. Vol. 11. № 40. P. 1594 - 1607.
3. Blum J. Lord and Peasant in Russia from the Ninth to the Nineteenth Century. Princeton, 1961.
4. Carr E.H. Socialism in own country. 1924 - 1926. Vol. 1. London, 1951. P 4.
5. Darrenberger K.R. Chayanov and Marx // Peasant Studies. 1982. Vol. 9. P. 119 - 226.
6. Davies R.W. The socialist offensive: the collectivization of agriculture, 1929 - 1930. Cambridge, 1980.
7. Figes O. А People's Tragedy. The Russian Revolution, 1891 -1924. N.Y, 1997.
8. Figes O. Peasant Russia, Civil War: The Volga Countryside in Resolution. Oxford, 1989.
9. Fitzpatrick S. Education and social mobility in the Soviet Union, 1921 - 1934. Cambridge, 1979.
10. Goldman W.Z. Women, the State and Revolution. Soviet Family Policy and Social Life, 1917 - 1936. Cambridge, 1993.
11. Goody J. Production and Reproduction. A Comparative Study of the Domestic Domain. Cambridge, 1983.
12. Harrison M. The peasant mode of production in the work of A.V. Chayanov // Journal of Peasant Studies. L., 1977. Vol. 4. № 4. P 323 - 336.
13. Hoffman D. Peasant Metropolis: Social Identities in Moscow, 1929 - 1941. Ithaca, 1994.
14. Kerblay B. A.V. Chajanov. Un carrefour dans l'evolution de la pencee agraire en Russie de 1908 a 1930 // Cahiers du monde russe et sovetique. 1964. Vol. 5. № 4. P. 411 - 560.
15. Lewin M. Russian Peasants and Soviet Power. N.Y., 1968.
16. Oeuvres choisis de A.V. Cajanov / Textes reunis et publ. par B. Kerblay. Paris, 1967.
17. Peasant in Nineteenth Century Russia. Stanford, 1968.
18. Patnaik U. Neo-Populism and Marxism: The Chayanovian View of the Agrarian Question and Its Fundamental Fallacy. Part One // Social Scientist. 1981. Vol. 9. № 12. P. 26 - 52.
19. Peasant Economy, Culture, and Politics of European Russia, 1800 - 1921 / ed. by E. Kingston-Mann. Princeton, 1991.
20. Robinson G.T. Rural Russia under the Old Regime. N.Y., 1932.
21. Sahlins M.D. Stone age economics. Chicago, 1972.
22. Scott J.C. Moral Economy of the Peasant Rebellion and Subsistence in the Southeast Asia. New Haven; L., 1976.
23. Shanin T The Awkward Class. Political Sociology of Peasantry in a Developing Society: Russia 1910- 1925. Oxford, 1972.
24. Shanin T. Peasant and Peasants Societies. Harmond-sworth, 1971.
25. Smith A.E. Chayanov, Sahlins and the Labor-Consumer Balance // Journal of Anthropological Research. 1979. Vol. 35. № 4. P 477 - 480.
26. Social Dimensions of Soviet Industrialization / ed. by W.G. Rosenberg, L.H. Siegelbaum. Indiana, 1993.
27. The theory of peasant economy / ed. by D. Thorner.
Homewood, 1966.
28. The World of the Russian Peasant: Post-Emancipation Culture and Society / ed. by B. Eklof, P. Stephen. L., 1990.
29. Thorner D. A Post-Marxian theory of peasant economy: The school of A.V. Chayanov // Economical & Political Weekly. 1965. Vol. 17. № 5 - 7. P. 227 - 236.
30. Thurston R.W. Life and Terror in Stalin's Russia, 1934 -
1941. Yale, 1996.
31. Viola L. Peasant Rebels under Stalin. Collectivization and the Culture of Peasant Resistance. Oxford, 1996.
32. Wolf E.R. Peasants. N.Y., 1966.
33. Wolf E.R. Peasant Wars of the Twentieth Century. N.Y., 1969.
34. Worobec Ch. Peasant Russia: Family and Community in the Post-Emancipation Period. Princeton, 1991.
35. Ле Руа Ладюри Монтайю, окситанская деревня (1294 - 1324) / пер. с фр. Екатеринбург, 2001.
36. Мерль С. Экономическая система и уровень жизни в дореволюционной России и Советском Союзе: ожидания и реальность // Отечественная история. 1998. № 1.
37. Рефлексивное крестьяноведение: десятилетие исследований сельской России / под ред. Т. Шанина, А. Никулина, В. Данилова. М., 2002.
38. Современные концепции аграрного развития: теоретический семинар // Отечественная история. 1993. № 2. С. 10.
39. Шанин Т. Понятие крестьянства // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992. С. 11 - 12.
40. Шанин Т. Формы хозяйства вне систем // Вопросы философии. 1990. № 8. С. 109 - 115.
УДК 94(470.4)
ИСТОЧНИКИ ФИНАНСИРОВАНИЯ ГУБЕРНСКОЙ ПОЛИЦИИ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ в XIX - начале XX вв. (на примере Пензенской и Саратовской губерний)
Финансы активно влияют на деятельность правоохранительных органов, оказывая положительное или отрицательное влияние на ее эффективность. Поэтому требуется глубокое изучение теоретических основ и практического опыта способов финансирования полицейской системы в регионах.
В настоящее время государственные расходы по финансированию органов внутренних дел в субъектах РФ, имеющие значительную долю в федеральном и региональном бюджетах, непосредственно связаны с правовыми вопросами финансирования, которые пока еще должным образом не разработаны.
В исторических и юридических исследованиях, касающихся региональной полиции, вопросы ее финансирования освещались очень мало. Существует ряд диссертационных исследований, посвященных деятельности полиции Сибири, Пскова, Владимира, где отмечались финансовые затруднения в связи с проведением полицейских реформ второй половины XIX в. Исследователи поволжского региона (Ю.Д. Сысуев, Д.А. Ялтаев,
В.В. Шабаев) анализируют источники финансирования провинциальной полиции относительно проведения полицейской реформы, а именно создание УПУ в городах Казанской и Симбирской губерний. Таким образом,
О.В. Лазарева,
кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Отечества, Мордовский государственным университет им. Н.П. Огарева (г. Саранск)
ВЕСТНИК. 2008. № 3(22)
