УДК 94(470.24-25):271.2-55(091)(045) Н.В. Халявин
КРЕЩЕНИЕ НОВГОРОДА В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Рассмотрен процесс зарождения историографического интереса к проблеме крещения Новгорода. Представлены основные выводы дореволюционных отечественных историков по этой теме.
Ключевые слова: историография, Новгород, церковь, принятие христианства, крещение новгородцев.
Для изучения процессов древнерусского политогенеза первостепенное значение имеет история двух восточнославянских центров - Киева и Новгорода. В современной отечественной историографии присутствует понимание того, что эти города представляли «борьбу двух традиций - киевской и новгородской, полянской и словенской (выделено в тексте. - Н.Х.), каждая из которых при всем собственном этноцентризме, основываясь на сложившейся иерархии этнических общностей, не могла не признать высокую по сравнению с другими восточнославянскими группами престижность друг друга. Эта традиция... выросла из исторических реалий, определивших особую сакральную и политическую роль двух «старейших городов на Руси.» [18. С. 270].
В этом контексте любые социальные, политические, религиозные, культурные взаимоотношения Новгорода и Киева вызывают пристальное внимание у исследователей. Большой комплекс исторической литературы посвящен одному из важнейших событий древнерусской истории - принятию христианства. Главное внимание при этом отводится, как правило, центральному действующему лицу - киевскому князю Владимиру Святославичу и анализу мотивов его политики. Новгород, как в самом процессе принятия христианства, так и в плане изучения этого процесса оказался как бы на периферии. Тем не менее, в рамках одной статьи трудно было бы охватить всю отечественную историографию крещения древнего Новгорода, поэтому данное исследование хронологически ограничено дореволюционными работами. Это даёт возможность проследить важный историографический процесс зарождения исследовательского интереса к проблеме.
Дошедшие до нас летописи довольно скупо делятся описанием крещения Новгорода. К примеру, Новгородская вторая летопись под 6497 (989) г. сообщает только, что: «Крестися Володимер, и взя [у] Фотия Патриарха Цареградского перваго митрополита Киеву Леона, а Новугороду архиепископа Акима Корсунянина, а по иным городом епископы, попы и диаконы, иже крестиша всю Русскую землю; и бысть радость всюду. И прииде к Новугороду архиепископ Аким, и требища разори, и Перуна посече, и повеле врещи в Волхов; и поверзаху и по калу, биюще жезлием и пихающе, и в то время вшед бяше бес [в] Перуна, и нача кричати: "о горе! ох мне! Достался есми немилостивым сим рукам"; и вринуша и в Волхов. Он же плаваше всквозе великий мост, вверже палицу свою на мост, еюже и нынен безумне уби[ва]ющеся, утеху творят бесом. И за[по]веда никому нигдеже прияти ему; и иде Пидблянин рано на реку, хотя горньницы вести в город, оли Перун приплыл ко бервы, а отринув шестом и; "ты, рече, Перунище, досыти еси ел и пил, а ныне поплыви прочь"; и плы и[з] света некошное» [17. С. 1-2].
Эти известия были существенно дополнены В. Н. Татищевым, излагавшим свою версию крещения новгородцев по Иоакимовской летописи, к сожалению для всех остальных историков, не сохранившейся. Здесь стоит подробно процитировать татищевский рассказ, так как он был взят во внимание многими последовавшими историками и до сих пор играет ключевую роль в историографии описываемых событий.
В дополнение к приведенному выше краткому летописному известию «История Российская» В. Н. Татищева сообщала, что присланный от Константинопольского патриарха митрополит (Михаил, а не Леон, как в Н2Л) «по совету Владимира, посажа Епископы по градам в Ростове, Новеграде, Владимире и Белеграде. Сии шедше во земле с вельможи и вои Владимировыми, учаху люд и креща-ху всюду стами и тысящами, колико где прилучися, аще людие невернии вельми о том скорбяху и роптаху, но отрицатися воев ради не смеяху».
Дальше эта общая сентенция иллюстрировалась событиями на Волхове: «В Новеграде людие, уведавше, еже Добрыня идёт креститися, учиниша вече, и закляшася все, не пустити во град, и не да-
2013. Вып. 3 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
ти идолы опровергнути и егда приидохом, ови разметавше мост великий, изыдоща со оружием, и аще Добрыня прельщением и лагодными словы увещевая их, обаче они ни слышати хотяху, и вывесше два пороха великие со множеством камения поставиша на мосту, яко на сущия враги своя, выштий, же над жрецы Славен Богомил, сладкоречия ради наречен Соловей, вельми претя люду покоритися. Мы же стояхом на торговой стране, ходихом по торжищам и улицам, учахом люди елико можахом, но гиблющим в нечестии слово крестное, яко Апостол рекл явися безумием и обманом. И тако пре-быхом два дни неколико сот крестя. Тогда тысяцкий Новгородский Угоняй ездя всюду вопил: лучше нам помрети, неже боги наша дати на поругание. Народ же оныя страны разсвирепев, дом Добрынин раззориша, имение разграбша; жену и неких от сродников его избиша. Тысяцкий же Владимиров Пу-тята, яко муж смысленный и храбрый, уготовав людия, избрав от Ростовцев пять сот мужей, ночию перевезеся выше града на ону страну, и вшед во град никому же пострегшу: вси бо видевши чаяху своих воев быти. Он же дошед до двора Угоняева, оного и других предних мужей яше, и абие посла к Добрыне за реку. Людие же страны оныя услышавше сие, собрашася до пяти тысящ оступиша Путяту и бысть между ими сеча зла. Некие шедше церковь Преображения Господня разметаша, и домы христиан грабляху. На разсветании Добрыня со всеми сущими при нем приспе, и повеле у брега некие домы зажещи, чим люди паче устрашены бывше, бежаху огнь тушити, и абие преста сечь. Тогда преднии мужи пришедше к Добрыне, просиша мира.
Добрыня же, собра вои, запрети грабление, и абие идолы сокруши, древяннии сожгоша, а ка-меннии изломав в реку ввергоша, и бысть нечестивым печаль велика.
Мужие и жёны видевше тое с воплем великим и слезами просяще за ны яко за сущие их боги. Добрыня же насмехался им веща: что безумием сожалеете о тех которые себя оборонить, не могут! кую пользу вы от них чаять можете! (выделено курсивом в тексте. - Н.Х.) и посла всюду обь-являя, чтобы шли ко крещению. Воробей же посадник сын Стоянов, иже при Владимире воспитан, и бе вельми сладкоречив, сей иде на торжище, и паче всех увеща. Идоша мнози, а не хотящих крести-тися, воины влачаху, и крещаху мужи выше моста, а жёны ниже моста. Тогда мнозии некрещении поведаху о себе крещенными быти, того ради повелехом всем крещенным кресты на шее, ове дере-вянны, ово медянны , и каперовы на выю возлагати, а иже того не имут не верити и крестити, и абие разметанную церковь паки сооружихом, и тако крестя Путята, иде ко Киеву. Сего деля людие поносят Новгородцев: Путята крести мечем, а Добрыня огнем» [21. С. 38-40].
Кажется, споры о том, доверять или не доверять В. Н. Татищеву начались сразу, как только вышла в свет его «История» и продолжаются до сих пор. Спектр сложившихся мнений весьма многообразен - от полного неприятия известий Иоакимовской летописи (А. П. Толочко: «Татищев считал, что... ему посчастливилось открыть драгоценный памятник, написанный первым новгородским епископом Иоакимом, вероятно, в конце X века. Сегодня ясно, что Татищев либо искренне обманулся в своих оценках, либо сознательно вводил в заблуждение» [22. С. 196]) до признания того, что «специальное источниковедческое изучение и особенно археологические раскопки в Новгороде, проведённые советским археологом и историком В. Л. Яниным, доказали их историческую достоверность» [25. С. 96].
Историки ХУШ в. использовали рассказ В. Н. Татищева о крещении Новгорода в своих трудах, соединяя его с летописными известиями, но, как правило, избегая частных подробностей. Например, М. В. Ломоносов полагал, что митрополит Михаил сам, «не надеясь учением преодолеть упорство жителей», просил «о вспоможении Добрыню, с которым низверг в Новгороде идолов». Но, кроме упоминания Михаила и Добрыни, больше никаких параллелей с Иоакимовской летописью у Ломоносова не заметно. Своё повествование он вёл придерживаясь Новгородских летописей, отмечая, что происходившая в Новгороде расправа с идолами повторяла то, что уже случилось в Киеве: «и Перуна подобно как в Киеве, велел с биением и поруганием грязью отволочь на берег и кинуть в Волхов» [9. С. 217] (см. известия Лаврентьевской летописи, где Владимир «приде Киеву. повеле кумиры ис-проврещи овы осечи а другие огневи предати Перуна же повеле привязати коневи к хвосту и влещи с горы... мужа пристави бити жезлием» [16. С. 116]).
Большее влияние В. Н. Татищева заметно на М. М. Щербатова, который, опять же избегая подробностей, соединил рассказ Иоакимовской летописи с другими летописными известиями, получив в итоге вполне удовлетворительную для себя картину: «.пошел Михаил, первый Митрополит Киевский, с другими Епископы и с Добрынею, дядею Владимировым, сокрушить идолы в Нове городе; что хотя с некою трудностию им было учинено. При сем баснословно повествуют, что якобы когда идола Перуна, влекли ввергнуть в воду, то от него стенание происходило, и когда уже был кинут в
реку, поплыл в верх воды, и как приближился к мосту, с великим воплем возопив и выкинул палицу свою на мост, сказал: Се вам в память Новогородцы оставляю, по том утонул» [26. С. 274].
Именно баснословность этого повествования выделял И. Н. Болтин, оппонент М. М. Щербатова, подчеркивая, что «Татищев гораздо более имел разума, чтоб такую уродливую баснь поместить в состав исторический» [3. С. 92].
Крещение такого важного древнерусского центра, как Новгород, не мог обойти вниманием Н. М. Карамзин. Комментируя в примечаниях к своей «Истории государства Российского» рассказ о крещении Новгорода, он сетовал, что «Из всех сказаний мнимого Иоакима самое любопытнейшее есть о введении Христианской Веры в Новегороде; жаль, что оно выдумка, основанная единственно на старинной пословице: Путята крести мечем, а Добрыня огнем!» [7. С. 129]. Критик Н. М. Карамзина, Н. А. Полевой не добавил ничего нового к сведениям о крещении Новгорода, описав лишь местное предание, связывающее кулачные бои новгородцев с «завещанием» Перуна: «.когда низвер-женный Перун плыл по Волхову, то бросил палку на мост и вскричал: люди! Храните ее в память мою! (курсив в тексте мой. - Н.Х.). С тех пор, говорило предание, каждый год новгородцы дрались палками в честь Перуна, в тот самый день, когда он произнес на них заклятие» [15. С. 225].
Увлечение историей, ставшее модным после выхода труда Н. М. Карамзина, коснулось П. И. Сумарокова, который в 1812-1815 гг. был новгородским губернатором и составил свою «Новгородскую историю». Его стиль изложения и выводы не отличались новизной, а ссылки на литературу показывают, как формировались авторские взгляды по линии произведений И. П. Елагина, Екатерины II с выходом на В. Н. Татищева. Поскольку П. И. Сумароков был приверженцем соответствующей историографической линии, он рисовал процесс крещения Новгорода близко к тексту Иоакимов-ской летописи, полным драматизма: «Уже весь град в жестокости, тревоги уже повсюду слышны яростные крики: лучше умрем все в купе, нежели предадим богов своих на поругание. Бегут из числа раздраженных к дому Добрыни, разметают оный по частям, похищают имение и убивают всех его ближних...» [20. С. 46].
Однако уже в царствование Николая I тон исторических произведений, выходящих из-под пера ученых, близких властям, значительно изменился. Последователь «теории официальной народности» М. П. Погодин вообще предпочёл не замечать какой-либо напряженности и уж тем более насилия при принятии крещения: «Так тихо, мирно, вследствие обстоятельств, согласно с народным характером, произошло среди Славянского племени принятие Христианской веры; с такою покорностию оставлены Полянами и прочими племенами языческие верования, или по крайней мере обряды!.. Точно так нет ни единого слова о сопротивлении и во всех прочих местах: Володимер просвещен сам и сынове его, и земли его» [14. С. 331]. Эту идею ученый отстаивал и в более поздней работе: «так крестился Володимер, и сыны его, и вся почти земля Русская, мирно, безпрекословно, в духе кротости и послушания...» [13. С. 49]. Неожиданным для историка патриотически-охранительного направления историографии было указание на то, что «как в Киеве задолго до Владимира, так точно и в Новгороде примечаются следы христианской веры вероятно до 988 года, но только принесенной с другой стороны, с Запада, может быть, вследствие торговых и других связей Новгородцев с Голландцами, Норманнами и пр.» [14. С. 335]. Впрочем, никаких особых выводов из того, что Новгород ещё до Владимира мог завести христианскую веру по католическому образцу, М. П. Погодин не делал.
Сменивший на руководстве кафедрой русской истории в Московском университете М. П. Погодина С. М. Соловьёв изменил и сам подход к написанию истории Отечества. Первый том его фундаментальной «Истории России» появился в 1851 г., став предвестником перемен в методологии исторической науки, проникнутых духом гегелевской диалектики. В изложении С. М. Соловьева крещение новгородцев происходило следующим образом: «митрополит с епископами, присланными с Царяграда, с Добрынею, дядею Владимировым, и с Анастасом, ходили на север и крестили народ; естественно, что они шли сначала по великому водному пути, вверх по Днепру, волоком и Ловатью, до северного конца этого пути - Новгорода Великого. Здесь были крещены многие люди, построена церковь для новых христиан; но с первого раза христианство было распространено далеко не между всеми жителями; из Новгорода, по всем вероятностям путем водным, Шекснинским, проповедники отправились к востоку, до Ростова. Этим кончилась деятельность первого митрополита Михаила в 990 г.; в 991 он умер. .Скоро впрочем был призван из Царяграда новый митрополит Леон; с помощью поставленного им в Новгород епископа Иоакима Корсунянина, язычество здесь сокрушено окончательно» [19. С. 170-171].
2013. Вып. 3 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
С. М. Соловьев отстаивал версию двойного крещения Новгорода, построенную на данных Иоа-кимовской летописи. Описав то, что происходило на Волхове её словами, историк в примечании пояснял: «Мы, согласно с Никон. лет., приняли две проповеди для Новгорода: первую митрополита Михаила, вторую уже при митрополите Леоне, Иоакима Корсунянина. Подробное Сказание Иоакима нисколько не противоречит известиям Никон. летоп... На первую проповедь указывает прямо известие о христианах из Новгорода и о церкви Преображения. Ясно также, что Добрыня с Путятою явились во второй раз в Новгород из Ростова, на что указывает ростовский полк тысяцкого Путяты» [19. С. 172].
Мнение С. М. Соловьёва далеко не всем историкам казалось убедительным. К примеру, К. Н. Бестужев-Рюмин, описывая процесс распространения христианства в первые годы после крещения князя Владимира, ограничивался сообщением, что «При Володимере было три митрополита: Михаил (988-992), Леонтий (992-1008), Иоанн (1008-1035). Духовенство отправилось и по городам проповедовать христианство: в Новгород, Ростов, Суздаль», а в примечании к этим словам пояснял: «Известие о крещении Новгорода Иоакимовой летописи подозрительно своею позднейшею книжно-стию: напр. жрец Богомил, прозванный Соловьем и т.п., и потому, несмотря на мнение С. М. Соловьева, мы считаем себя не вправе на него опираться» [2. С. 129-130].
Близко к точке зрения С. М. Соловьева передавал свой рассказ о крещении новгородцев Н. И. Костомаров. Он также доверял данным Иоакимовской летописи и поддерживал версию о двойном крещении Новгорода, говоря, что при митрополите Михаиле «была только первая посадка христианства и принялась довольно плохо. Язычество было слишком сильно на севере; принятие христианства не предуготовилось предварительным свободным распространением новой веры, как это было в Киеве... В 992 году при Михаиловом преемнике, митрополите Леонтии, епископ Иоанн, назначенный в Новгород, пришедши туда, должен был еще раз сокрушать идолов и разорять требища». В изложении Н. И. Костомарова изначально мирный характер распространения христианства в Новгороде сменился затем активным сопротивлением новгородцев новой вере: «новгородцы-язычники показывали терпимость к христианам; по крайней мере существовала в Новгороде христианская церковь Преображения, построенная верно в приход митрополита Михаила; жили спокойно среди язычников новопринявшие крещение их соотечественники. Но когда услышали язычники, что к ним идет ратная сила с тем, чтоб уничтожить богов - их прадедовскую святыню, то составили вече и приговорили не впускать приходящих в город и не выдавать богов» [8. С. 32-33].
Существенным дополнением Н. И. Костомарова к тому, что уже было сказано в исторической литературе по поводу крещения Новгорода, стало определение связи этого процесса с киевско-новгородскими отношениями. По мнению ученого, «сказание о насильственном крещении Новгорода, по Иоакимовской Летописи, подтверждает то, что в этот период времени Новгород находился в качестве покоренной земли под такими условиями, которые не позволяли новгородцам показать свою самобытность. Владимир покорил его себе с помощью варягов-норманов, а потом, ставши киевским князем, удерживал над ним свою власть: таким образом Новгород чрез него подпал под власть Киева, стал как бы пригородом последнего» [8. С. 35].
Современник С. М. Соловьева и Н. И. Костомарова - И. Д. Беляев, говоря о крещении Новгорода, обращал внимание на то, как шел процесс распространения христианской веры, насколько широкие слои населения и как быстро он охватывал. Он пришел к выводу, что «Христианство началось в Новгороде вслед за утверждением его в Киеве; но утвердилось оно у Новгородцев не прежде XII столетия. Новгородцы первоначально оказали нерасположение к перемене своей старой веры, которая выросла у них вместе с обществом; и по всему вероятию сначала в Новгороде была крещена только княжеская дружина и лишь немногие из княжеских приверженцев». Новгородцы не могли спокойно воспринять новую веру ещё и потому, что её им навязывали иноплеменники: «самое духовенство христианской церкви в Новгороде состояло из пришельцев: Корсунян, Греков, Болгар и нескольких Киевлян; первый епископ Новгородский Иоаким, заподлинно известно, был пришелец из Корсуни. Отроки (300 человек) учившиеся в Ярославовом училище в Новгороде, конечно не скоро получили степень священства; и они-то вероятно были первыми священниками из Новгородцов» [1. С. 104-105].
Заметным событием для новгородской историографии стала защита А. И. Никитским в 1879 г. докторской диссертации на тему внутренней истории церкви в Великом Новгороде. Опубликованные в Журнале министерства народного просвещения очерки по теме докторского исследования содержали в себе массу оригинальных наблюдений и выводов. А. И. Никитский подверг критике своих предшественников, указав на то, что «Соловьев и Костомаров, не только говорят о противодействии новгород-
ского язычества водворению христианства, не только считают себя в праве передавать все подробности происходившей между ними борьбы, но и вообще склонны смотреть на утверждение христианства в Новгороде, как на дело проповедников особенного рода, как на подвиг Владимировых полков. Однако данные, на которых они основывают свои заключения, являются слишком шаткими и неубедительными, и не могут заставить нас усомниться в мирном распространении христианства и в Новгороде. Яки-мовская летопись, откуда почерпаются сведения о сопротивлении язычества в Новгороде, отличается таким мутным характером, что было бы уже давно пора совсем исключить ее из числа источников по новгородской истории» [11. С. 280-281]. Странно однако, что, критикуя С. М. Соловьева и Н. И. Костомарова, А. И. Никитский совсем не замечает оригинальных наблюдений И. Д. Беляева.
Анализируя миф о низвержении Перуна в Новгороде, А. И. Никитский увидел в нём доказательство враждебного отношения местного населения к языческому культу: «Летописное известие о крещении народа в Киеве сообщает нам, что жители города по крайней мере выражали плачем свое пассивное сопротивление поруганию Перуна. Ничего подобного в Новгороде мы не видим. Отношение новгородского населения к низвергнутому идолу. везде является крайне враждебным» [11. С. 281] (В этой трактовке отношения новгородцев к свержению языческого идола видно знакомство А. И. Никитского с трудами Е. А. Болховитинова, о котором речь ниже). Правда, уже на следующей странице А. И. Никитский начинал сам себе противоречить, говоря, что «как явление новое, не подготовленное свободным распространением новой веры, христианство долгое время не могло быть в Новгороде ни достаточно прочным, ни достаточно глубоким. ... При свежести языческих преданий новообращенные христиане легко поддавались влиянию ревнителей старины и начинали колебаться в привязанности к новой вере». В доказательство этому А. И. Никитский сравнивал появление волхвов после принятия христианства в Киеве и Новгороде: «в Киеве появление волхва, начавшего возвещать о скоромь наступление времени, когда последует пременение стран, и когда Греческая земля станет на место Русской, и Русская - на место Греческой, не сопровождалось никакими смятениями: волхва слушали только простые люди, а верные смеялись и говорили: «Бес тобою играет на пагубу тебе». Напротив того, в Новгороде когда в княжение Глеба явился волхв, и превознося собственное неведение и способность творить чудеса, стал хулить христианскую веру, то встретил общее сочувствие» [11. С. 282-283]. Новгородцы у А. И. Никитского выходили какими-то закоренелыми безбожниками, равнодушными как к вере предков, так и к христианской религии.
Разумеется, не могли обойти стороной тему крещения новгородцев исследователи русской церковной истории. Одним из первых к этому вопросу обратился Е. А. Болховитинов (митрополит Евгений). В его «Исторических разговорах о древностях Великого Новгорода», составленных как беседа нескольких приятелей, был виден незаурядный ум пытливого исследователя. Приятели, дополняя друг друга, оценивают известные им летописные рассказы о новгородском крещении, замечая, что «Иоаки-мова, так называемая, Летопись, много рассказывает о бунтах в Новегороде при основании Христианства. А достовернейшие Новгородские Летописи, Иоаннова и Софийская, ничего того не говорят, и повествуют только, что, спустя четыре года по обращении Киевских Славяе, прислан был в Новгород Епископ Иоаким Корсунянин для основания Христианства». Приятели считали, что новгородцы «признавали единого Бога, и Ему только в едином кумире, под именем Перуна, покланялись» и, в отличие от киевлян, «они даже и к сему кумиру немного имели приверженности» [4. С. 31-32].
Представленная свобода рассуждений в последующих трудах по истории церкви исчезает. Архиепископ Филарет (Д. М. Гумилевский), ориентируясь на данные тех же источников, что и Е.А. Бол-ховитинов, дает им иную трактовку: «в Новгороде не только не без скорби, как в Киеве, но и не без сопротивления расстались с старым» [24. С. 17].
Митрополит Макарий (М. П. Булгаков) поддержал версию С. М. Соловьева о двойном крещении («проповеди») Новгорода. Вопреки известным уверениям М. П. Погодина о мирном характере распространения христианства, ученый-епископ признавал, что «в Новгороде уже не так, как в Киеве, дело обошлось не без сопротивления, которое надлежало укрощать силою; и в следствие первой проповеди крестились только многие. Окончательно же утвердить в Новгороде св. Веру суждено было Промыслом первому Новгородскому епископу Иоакиму, который, прибыв на свою паству, ниспроверг остальных идолов и целых тридцать восемь лет подвизался в деле своего пастырского служения. Не все, принявшие тогда у нас св. Веру, приняли ее по любви, некоторые - только по страху к повелевшему (т.е. в.кн. Владимиру), как свидетельствует Иларион; не все крестились охотно, некоторые - не охотно, как известно из примера Новгородцев. Впрочем, какого либо упорного сопротивле-
2013. Вып. 3 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
ния евангельской проповеди, за исключением только двух городов, частию - Ростова и особенно Мурома, у нас тогда не было» [10. С. 5,16].
Труды Е. А. Болховитинова и М. П. Булгакова из литературы XIX в., посвященной истории русской церкви, в научном плане были, пожалуй, самыми ценными. В остальных, как у П.В. Знаменского, можно было найти только то, что «в Новгороде язычество было все еще сильнее христианства; когда в 992 году явился туда первый новгородский епископ Иоаким, то был встречен очень опасным сопротивлением язычествующего народа, которое нужно было преодолевать оружием. Тысяцкий князя Путята вместе с Добрыней усмирили город после злой сечи и пожара, вследствие чего про новгородцев составилась пословица: "Путята крести мечом, а Добрыня огнем""» [6. С. 15], или ещё более короткий вывод М. В. Толстого: «после Киева был просвещён святой верой второй из славных городов Русских, Новгород Великий. Но здесь перемена веры обошлась не без сопротивления, нужно было укрощать возмущение силою» [23. С. 14].
Своеобразным итогом дореволюционной историографии крещения Новгорода можно считать работу Е. Е. Голубинского «История Русской церкви». Несколько тяжеловесные построения Голу-бинского отвечали на вопросы: - когда был крещён Новгород? «Если мы примем сейчас сказанное, что Новгород был крещен не тотчас после Киева в 991-мъ году, а в неизвестном году спустя то или другое время после него: то мы поймем, каким образом Владимир приготовлял к принятию христианства остальную Русь. В Новгород епископ был послан тотчас, как он прибыл с митрополитом из Греции; но город был крещен не тотчас после сего, а спустя тот или другой промежуток времени: ясно, что епископ, посланный в город тотчас по своем прибытии из Греции и прежде чем решено было крестить последний, послан был за тем, чтобы приготовить жителей к крещению. Как поступил Владимир в отношении к Новгороду, так он мог поступить и в отношении ко всем городам, в которых намеревался учредить епископские кафедры или - что то же - ко всем городам важнейшим, ибо кафедры были учреждены в этих городах» [5. С. 172];
- как проходило крещение? «.Совершенная покорность Русских в деле перемены веры по воле князя и так называемое мирное распространение христианства на Руси есть не что иное, как невозможная выдумка наших неумеренных патриотов, хотящих приносить здравый смысл в жертву своему патриотизму. Нет сомнения, что введение новой веры сопровождалось немалым волнением в народе, что были открытые сопротивления и бунты, хотя мы и не знаем о них никаких подробностей. О крещении Новгородцев сохранилась пословица, что "Путята крестил их мечем, а Добрыня огнем". Это, очевидно, значить, что в Новгороде новая вера была встречена открытым возмущением и что для подавления последнего потребовались и были употреблены самые энергические меры» [5. С. 175-176];
- как долго шел процесс христианизации? «. необходимо думать, что Владимиром крещены были в области Новгородской только самые, весьма немногие, города - Новгород, Ладога, Псков, и что затем вся остальная сельско-деревенская земля была предоставлена будущему времени. В Новгороде еще и в 1074-78-м году христианство было более номинальным, чем действительным: проповедь волхва произвела мятеж против правительства, все жители обратились на его (волхва) сторону и хотели убить епископа» [5. С. 209-210, 213].
Работа Е. Е. Голубинского в дореволюционный период XX в. была, наверное, последней, где история крещения Новгорода рассматривалась так подробно. В остальных трудах этому событию отводилось лишь несколько строк, как например у С. Ф. Платонова: «Кумиры старых богов были повергнуты наземь и брошены в реку. На их местах были поставлены церкви. Так было и в других городах, где христианство водворяли княжеские наместники. По преданию, новая вера распространялась мирно, за исключением немногих мест. Так, в Новгороде пришлось применить силу» [12. С. 109].
Итак, можно выделить несколько важных позиций, которые были выработаны в дореволюционной историографии по проблеме крещения Новгорода. Прежде всего, шло установление достоверности сведений о христианизации Новгорода, но здесь всё упиралось главным образом в признание или отрицание известий Иоакимовской летописи. Вместе с тем, в науке были подняты вопросы о характере самого процесса принятия крещения, и спектр мнений здесь был весьма широк - от отрицания какой-либо борьбы новгородцев-язычников с новой религией до яростного неприятия ими насаждения христианства. В литературе сформировалось представление о двойном крещении новгородцев, причем эта «двойственность» имела несколько вариантов - до князя Владимира и при нём, после крещения киевлян; при князе Владимире, от поверхностного крещения некоторых из новгородцев, до насильственного крещения их всех Добрыней и Путятой.
Однако в целом можно говорить о наступившей в исторических работах стагнации, когда во вновь появляющихся трудах всё чаще звучали уже знакомые по прежней историографии положения о новгородском крещении. Нарастала потребность в методологическом и источниковедческом прорыве для преодоления этой ситуации.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Беляев И. Д. Рассказы из русской истории. Кн.2: История Новгорода Великого от древнейших времен до падения. М., 1866.
2. Бестужев-Рюмин К. Н. Русская история. СПб., 1872. Т. 1.
3. Болтин И. Н. Примечания на историю древняя и нынешняя России г. Леклерка, сочиненные генерал майором Иваном Болтиным. СПб., 1788. Т. 1.
4. Болховитинов Е. А. Исторические разговоры о древностях Великого Новгорода / сост. Е. Болховитинов. М., 1808.
5. Голубинский Е. Е. История Русской церкви. Т. 1. Ч. 1. Период первый. Киевский или домонгольский. М., 1901.
6. Знаменский П. В. История Русской Церкви: 9-е изд., испр. М., 2000.
7. Карамзин Н. М. История государства Российского. СПб., 1818. Т. 1.
8. Костомаров Н. И. Собрание сочинений. Кн. 3. Т. 7-8: Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада (История Новгорода, Пскова и Вятки). СПб., 1904.
9. Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. Ч. 5: Древняя Российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава Первого, или до 1054 г., сочиненная Михайлом Ломоносовым. СПб., 1804.
10. Макарий, мтп. История Русской церкви. Т. 1. СПб., 1857.
11. Никитский А.И. Очерк внутренней истории церкви в Великом Новгороде // Журнал Министерства народного просвещения. 1879. Ч. 201.
12. Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. М., 1993.
13. Погодин М. П. Древняя русская история до монгольского ига. М., 1871. Т. 1.
14. Погодин М. П. Исследования, замечания и лекции о Русской истории. Т. 3: Норманский период. М., 1846.
15. Полевой Н. А. История Русского народа. М., 1829. Т. 1.
16. Полное собрание русских летописей. Т. 1: Лаврентьевская летопись. М., 1997.
17. Полное собрание русских летописей. Т. 3. Вып. 2: Новгородские летописи. СПб., 1879.
18. Пузанов В. В. Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты. Ижевск, 2007.
19. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. 2-е изд. СПб., 1896. Т. 1-5.
20. Сумароков П. И. Новгородская история. М., 1890. Ч. 1.
21. Татищев В. Н. История Российская. М., 1768. Кн. 1. Ч. 1.
22. Толочко А. П. «История Российская» Василия Татищева: источники и известия. Москва; Киев, 2005.
23. Толстой М. В. История Русской Церкви. Валаам, 1991.
24. Филарет, архиепископ Черниговский (Д.М. Гумилевский). История Русской церкви. Т. 1. 988-1237. М., 1859.
25. Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси. Ижевск, 2003.
26. Щербатов М.М. История Российская от древнейших времен. Т. 1. СПб., 1770.
Поступила в редакцию 05.02.13
N. V. Khalyavin
The christening of Novgorod in pre-revolutionary home historiography
The article deals with the process of origin of historiographical interest in the problem of christening of Novgorod. The basic conclusions of pre-revolutionary Russian historians on this subject are presented.
Keywords: historiography, Novgorod, the church, the conversation to Christianity, christening of Novgorod.
Халявин Николай Васильевич, кандидат исторических наук, доцент
ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2) E-mail: [email protected]
Khalyavin N.V.,
candidate of history, associate professor Udmurt state University
426034, Russia, Izhevsk, Universitetskaya st., 1/2 E-mail: [email protected]