Креативный класс: поиск социологического концепта Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

Волков Ю.Г.

КРЕАТИВНЫЙ КЛАСС:

ПОИСК СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО КОНЦЕПТА

Фактор, который, на наш взгляд, усложняет видение социальных процессов в российском обществе, — это социальная поляризация, пролегающая не только по критерию доходов, но и в различиях образа жизни, ценностных ориентациях, деятельностно-мотивационных установках населения; короче говоря, в существовании множества параллельных социальных миров, не взаимопересекающихся и не испытывающих потребность в социальном взаимодействии. И пока мы будем ограничиваться констатацией и описанием фактов социальной дезинтеграции общества, сложно выявить перспективы социальной модернизации, определить контуры креативного класса — социального слоя, не просто наделенного до-стиженческими социетальными качествами, но занимающего в обществе позицию генератора идей, референтного в качестве группы социально-инновационной деятельности, ориентированной на постматериалистические ценности, ценности свободы, самореализации и творчества и выступающей субъектом массовых модернизационных практик.

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ РЕФЛЕКСИЯ И СОЦИАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Между тем, вводя понятие «креативный класс», мы рискуем оказаться в ситуации теоретической неопределенности и, может быть, невольно стать участником идеологических дискуссий, выходящих за рамки академической дискуссии. Креативный класс не наделен классифицирующими социально-атрибутивными признаками. Если происхождением среднего класса социологическое сообщество обязано структурному функционализму, реализации концепции социального равновесия, якобы присущего обществу массового потребления 1960-70-х гг., и может быть отнесено к легитимации социально-правового порядка, то креативный класс как социологическое понятие фокусирует разнонаправленные тенденции развития социологической мысли: социальный консерватизм и социальную конфликтологию, апологию глобализма и устремления альтерглобалист-ских течений.

Мы являемся свидетелями того, что в условиях возрастания социальной неопределенности, исчезновения традиционных социальных схем и механизмов, нарастающих вызовов глобализации актуализируется запрос на социальные инновации, социально-проективную деятельность, творческое и самостоятельное решение задач, встающих перед обществом и лично-

стью. Средний класс (и это не скрывается) декларировался как опора социального порядка, носитель идеи социальной и политической стабильности. Его существование являлось аргументом в пользу эффективности общества массового потребления. Усиление в контексте глобализации разрыва между богатыми и бедными обществами, провал концепции «догоняющей модернизации» способствовали критике конструкта среднего класса. Социальный активизм с недавних пор ассоциируется не со слоем социальных конформистов, делающих упор на достаток и безопасность, а с носителями инновационной деятельности, сопряженной с высокой степенью социальной и политической автономии, ценностями свободы и самовыражения, с потребностями создания альтернативного образа жизни.

Однако описание подобного рода вызывает подозрение в утопическом проектировании, призванном заглушить настроения алармизма и сохранить наследие социального модерна. Означает ли это обстоятельство, что креативный класс является очередным идеологическим фантомом, не содержащим аналитического и объяснительного смысла? Содержит дискурс креативного класса поисковые и классифицирующие критерии или с ним связывается попытка воздержаться от исследования социальных реалий, опровергающих классическую социальную теорию? На наш взгляд, креативный класс имеет право на существование при условии выявления, во-первых, воспроизводства социальных позиций, характеризующих регулярность социального взаимодействия, во-вторых, идентификационных параметров, в-третьих, совместных социальных действий, ориентированных на социальную инновацию и творчество как способ выражения интересов и влияния на социальную жизнь.

Если мы откажемся или табуируем заявленную проблему, сохраняется верность принципу объективности социологического знания или нам просто удобно акцентировать внимание на преградах, барьерах, затруднениях, неизбежно встающих на пути анализа социальной структуры общества? Характер российского общества не может быть отмечен монистической формулой: в нем присутствуют зоны архаизации и анклавы постиндустриализма, современные мегаполисы и традиционные локальные сообщества, что выдвигает на первый план вопрос не о том, как прощаться с советским прошлым, а как и на каких условиях войти в состояние постиндустриального общества.

Как пишет Н.Е. Тихонова1, анализ социальной структуры можно проводить на основе различных подходов — марксистского и неомарксистского, веберианского и неовеберианского, интеракционистского и ресурсного.

Россия реформирующаяся. Ежегодник. Вып. 6. М., 2007.

Очевидно, что эвристические возможности отмеченных подходов определяются стратифицированностью российского общества, в которой модели, построенные на индексах уровня жизни, социального капитала при значимости для рефлексии социальных неравенств и социальных напря-женностей, не обладают способностью выявлять творческий потенциал конкретной страты. Как правило, при том, что мы обращаем внимание на особенности социального участия, потребности, ценности и мотивации, квалифицируемые в качестве достиженческих навыков (компьютер, владение иностранными языками, экономическая компетентность), описываются в контексте успешной адаптации и не выводят на верификацию потребностей в творчестве и самореализации, конструирование различий на основе проективной, устремленной в будущее деятельности.

Сложившиеся в современном российском обществе социальные практики демонстрируют ограниченность модели социальной адаптации, так как если ориентироваться на приспособление к переменам, легитимацию прогрессирующих социальных различий, креативный класс не может претендовать на статус модернизационного слоя или превращается в аналог современных элитных и субэлитных слоев. Очевидно, что в контексте высокой степени дезинтегрированности российского общества, дефицита социального капитала и расширенного воспроизводства неправовых социальных практик трудно выявить потенциальные точки возникновения и роста креативного класса. Успешно адаптированные слои населения вполне удовлетворены сложившейся социальной ситуацией, которая закрепляет социальную дифференциацию, индивидуальную разобщенность и установку на негативные социальные инновации. Иными словами, в социальных диспозициях «выигравших» социальных слоев отсутствует высший — третий — уровень, без которого творчество и самовыражение могут принимать формы демонстративного потребления, тусовочного досуга, гламура. Можно предположить, что ориентация на высокие доходы и сохранение достигнутых социальных позиций вызывают негативную реакцию в оценке изменений, содержащих риск нисхождения или пересмотра стандартов преуспевания, уверенности и стабильности.

Базисные социальные слои, живущие в режиме самовыживания, вынуждены направлять свою социальную энергию на поддержание скромных стандартов жизни. Одобряемая установка на многозанятость, как свидетельство растущей социальной самостоятельности населения, в реальности приводит к потере профессионализма, приоритету схем зарабатывания и к оценке творческих потребностей как излишних в условиях невозможности достичь удовлетворения основных социальных потребностей. Упование на молодежь как группу социального творчества грешит

схематизмом, так как в российских условиях молодежь превратилась в группу социального риска1.

Таким образом, чтобы не впасть в тихое отчаяние или не увлечься социальным мифотворчеством, требуется выявить параметры возникновения и функционирования креативного класса в современном российском обществе, определить группы и слои населения, которые выявляют характеристики позитивного социального творчества и самостоятельности или потенциально готовы к данной социально-ролевой позиции при соответствующих условиях освобождения от тягот самоадаптации.

На наш взгляд, российское общество устало не от перемен, востребованность которых, напротив, ощущается в массовых общественных настроениях, а ориентировано на изменения, способные избавить его от властно-коррупционной модели жизнедеятельности и перейти к инновационным социальным практикам, связанным с возрождением норм социальной меритократии и профессионализма, ответственности и компетентности.

В обществе складывается консенсус относительно безальтернатив-ности модернизации различных сфер общественной жизни, включающей и институциональные изменения, и выработку и поощрение социальных практик, ориентированных на баланс интересов общества и личности. Креативный класс в этом смысле не может квантифицироваться по уровню доходов и оценке неформального социального капитала. Адекватными эмпирическими идентификаторами могут выступить критерии субъективной оценки перспектив модернизации и личного влияния и участия в этом процессе, а также оценка человеческих качеств, которые характеризуют готовность к самореализации, творчеству. Субъектно-деятельностная модель обладает преимуществом при совмещении и соотнесении структурного и индивидного аспектов. Из анализа отмеченных критериев складывается более или менее достоверная картина потенциала креативности в российском обществе и перспектив развития креативного класса.

Можно предположить, что креативность, т. е. способность личности и группы к инновациям, реализации потребности в самообразовании и профессиональной подготовке, социальной солидарности и уверенности, определяет взгляд на искомый социальный феномен, как не достигший интегрированного состояния трех основных верифицируемых показателей. Действительно, ни одна из демонстрирующих групповые признаки социально-профессиональных, социально-возрастных и социально-территориальных общностей не может претендовать на статус креативного класса в чистом виде.

См.: Чупров В.И., Зубок Ю.А., Уильяме К. Молодежь в обществе риска. М., 2001.

Для новых социально-профессиональных слоев (это менеджеры, представители других рыночных профессий) характерны высокая степень социальной автономии и демонстрация установок на постматериалистические ценности: досуг, творчество, самореализацию, сферу межличностного общения. Но отмеченные особенности не проецируются на отношения с обществом. Как показал кризис 2008 г., в условиях преобладания третичного сектора представители этих слоев весьма уязвимы и проявляют качества социальной дезориентированности, не обладая способностями и устремлениями к освоению новых социально-профессиональных ниш, созданию инновационной экономики и внесению новых социальных практик, результирующих позитивные общественные ожидания.

Представители старых интеллигентских профессий, сохраняя верность профессиональному и общественному долгу, ценностям культуры и образования, испытывают сегодня возрастные и социальные ограничения. Позиция верности профессии и приверженности духовным ценностям может трактоваться сугубо оборонительной, направленной на смягчение последствий социальной депривации или оправдание патерналистских ожиданий. В социально-деятельностной мотивации этой группы уровень притязаний ограничен советскими еще стандартами и ориентацией на профессиональную деятельность в социально-репродуктивном контексте, использование полученного в молодые годы образовательного и культурного капитала, отсутствие готовности к альтернативным способам самореализации, к перемене профессии и одобрению постматериалистических ценностей.

Обсуждаемая в социологическом сообществе тема креативных корпораций, может, и заслуживает внимания в качестве ориентира трансформации монополизированной экономики в экономику открытого типа, но расходится с реальным состоянием российской социально-экономической сферы и не содержит аргументированных доводов в пользу того, что в российском обществе сложился устойчивый креативный слой работников крупных корпораций, превращающихся на наших глазах из индустриальных в корпорации нового типа, продуцирующие новые знания, технологии и услуги как предпосылки успешного модернизационного движения. Если сравнивать структуры корпораций зарубежных стран с отечественными по показателям мобильности, интеллектуального потенциала и освоению инновационных видов деятельности, то российские корпоративные структуры не характеризуются интегрированностью приведенных показателей. Во-вторых, социальная модернизация российского общества является процессом, который зависит не столько от слоя квалифицированных управленцев, менеджеров, сколько от реструктуризации общества, коррекции социальных диспропорций, замещения

социально-имущественных, адаптивных показателей критериями инно-вационности и профессионализма и создания соответствующих условий для актуализации творческого потенциала представителей интеллектуальных профессий.

Существующие модели социальной структуры российского общества, построенные на совокупности субъективных самооценок статусного положения, фиксируют разрыв между богатым меньшинством и сосредоточенностью большинства россиян в нижних классах общества. Отсюда процедура выбора эмпирических идентификаторов задается показателями удовлетворенности/неудовлетворенности жизненными позициями, а жизненные планы, планирование будущего интерпретируются в показателях уровня материального благосостояния.

Учитывая это, исследователь так или иначе наталкивается на границы социологического видения, связанные с тем, что социальные инновации, предпринимаемые той или иной группой, направлены на адаптацию успеха в континууме актуалистских целей и не выходят на уровень мо-дернизационных практик, производства новых идей, технологий, товаров и услуг. Действительно, социально-профессиональная структура российского общества имеет особенности, определяемые доминирующим типом экономического развития как результата «догоняющей модернизации», сращенности власти и бизнеса, навязанной деиндустриализации и восстановления домодернистских традиций в культуре и социальной сфере.

Для того чтобы избежать крайностей объективации и субъективистского конструирования, креативный класс мыслится как аналитический конструкт, ориентирующий на выявление креативно настроенных и социально активных представителей различных социальных групп и слоев, реализующих или потенциально способных идентифицировать себя с институтами модернизации и исходить в массовых социальных практиках из ценностей самореализации и творчества.

ОСОБЕННОСТИ КРЕАТИВНОГО КЛАССА В РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ

В этом контексте следует выявить, насколько не декларативно, а массово воспроизводятся установки на креативность и в какой степени конкретные индивиды связывают реализацию творческих целей, инно-вативных устремлений с задачами модернизации российского общества. Данные, приведенные в аналитическом докладе ИС РАН «Готово ли российское общество к модернизации», свидетельствуют о неоднозначных тенденциях. Доминирование общих позитивных оценок (негативную оценку своей жизни дают только 6 % населения) связано с повышенной субъективной самооценкой, иммунитетом против катастрофизма, но не

означает состояние самоуспокоенности и самодовольства в обществе1. В общественном сознании прежде всего тех, кто может выступить двигателем модернизации на микроуровне (специалистов, предпринимателей, руководителей), существует определенный запрос на модернизацию, которая не ограничилась бы «верхушечными» реформами, приводя общество в качественно новое состояние мобильности, открытости и пропорциональности различных сфер общественной жизни.

Воспринимая в целом позитивно идею модернизации (75 % опрошенных), представления о желаемой модели модернизации имеют совершенно разную смысловую нагрузку. Судя по результатам исследования, ключевой является идея равенства всех перед законом (41 %)2. Правовой уклон в оценке модернизации, на наш взгляд, связан с высоким общественным резонансом этих проблем и с пониманием того, что модернизация принципиально невозможна в условиях существования коррупционной модели общественной жизни. Но правовая идея, консолидирующая различные социальные слои, не характеризует отношение к модернизации как к процессу, связанному с развитием творческого потенциала общества и личности. Иными словами, не отрицая значимости правовых инноваций для модернизации, основная ответственность возлагается на государство, политическую элиту, что содержит риск рецидивирующей, обреченной на воспроизводство «верхушечных», социально неэффективных форм регулирования общественных отношений модернизации. То, что 43 % респондентов поддерживают идею инициативы, предприимчивости, поиска нового в работе и жизни, внушает определенный оптимизм, так как представляет социальный массив, достаточный для приведения в действие механизмов социальной модернизации3.

Это значит, что в обществе выявляется запрос на профессионализм, высокий образовательный уровень и творческий потенциал личности, но в силу отсутствия референтной, воспринимаемой большинством населения в качестве двигателя модернизации группы, справедливость смещается в сферу распределения социальных благ и основывается на идее усиления роли государства. Что же касается формирования эффективной инновационной экономики (24 % респондентов)4 как индикатора «глубинного» понимания модернизации, то данная позиция проигрывает идее равенства перед законом, потому что не содержит немедленного

1 См.: Готово ли российское общество к модернизации. Аналитический доклад. М., 2010.

2 См. там же.

3 См. там же.

4 См. там же.

институционального эффекта, что указывает на нетерпение населения и нестабильность позиций в оценке модернизации.

Социокультурная модернизация, понимаемая как формирование новой системы ценностей, а также как эволюция нового, рационального типа мышления, несмотря на толерантность отношения к понятию «индивидуализм», «буксует» из-за нарастающей в общественных настроениях позиции «быть как все». Речь идет не только об актуальной для общества проблеме прав личности, но и о том, как россияне осмысливают позицию «быть индивидуальностью». При том, что 60 % руководствуются интересами своей семьи1, сложно ожидать волны креативности, направленной на регулярное социальное участие и массовые инновационные практики. Большинство россиян нацелены на поддержку перемен, но 42 % респондентов не разделяют чувства социального оптимизма2. Такой перепад, на наш взгляд, обусловлен активностью на социальном микроуровне, замыканием интересов в кругу семьи и близких, что сужает влияние социального участия в актуализации творческого потенциала. Хотя 63 % респондентов декларируют приоритет равенства возможности для проявления способностей при отсутствии групп интересов, творчество, креативность не содержат социально-модернизационной направленности3. Важнейший показатель рационализации мышления как планирования будущего характерен для меньшинства россиян, что свидетельствует не только о социальной неуверенности как следствии системного кризиса в обществе: девальвируется смысл креативности, представляющей по существу проективную деятельность, установку на «отложенное вознаграждение».

Можно предположить, что существует креативный класс — группа, занятая в интеллектуальном производстве, для которой творческая самореализация выступает основным социально-статусным показателем. Не идентифицируя креативный класс с конкретной социально-профессиональной общностью, можно отметить, что этот слой обладает вполне верифицируемыми критериями, т. е. нацеленность на профессиональную самореализацию, профессиональный альтруизм, ценности свободы, творчества, развития личности. С большей частотой эти социетальные качества и ценностные ориентации проявляются в сфере науки, культуры, управления, более «размыты» у представителей бюджетных профессий. В качестве барьера можно указать слабую консолидированность позиций креативного класса, невысо-

1 См.: Готово ли российское общество...

2 См. там же.

3 См. там же.

кий уровень самоидентификации и отсутствие механизмов коллективного представительства и мобилизации.

Тем не менее следует предположить, что в российском обществе, характеризуемом сохранившимся творческим потенциалом, процесс консолидации креативного класса является ближайшей перспективой, когда постепенно ценности творчества и свободы будут становиться более приемлемыми для групп, обладающих наибольшей заявкой на социальное участие. Нам представляется, что такое развитие событий возможно при активной позиции политико-экономической элиты, осознающей неизбежность воспроизводства отставания при опоре на внешние заимствования (культурные, технологические) и автаркизм государства, игнорирующего творческую спонтанность (самоорганизацию) креативного класса.

Когда высшее политическое руководство провозглашает курс на модернизацию, на избавление от сырьевой моноэкономики, очевидно, что имеются в виду не только структурные перестройки в экономике, но и взращивание и формирование социальных групп, выступающих и опорой, и локомотивом модернизационного процесса. Чтобы не оказаться в ловушке «догоняющей» или мобилизационной модернизации, следует задействовать интеллектуальный и человеческий капитал общества. Россия в последнее десятилетие устойчиво выступает экспортером не только сырьевых ресурсов, но и интеллекта, обеспечивая функционирование и процветание научно-исследовательских центров и наукоемких технологий производств как в странах «первого» мира, так и в бастионах органической модернизации (Китай, Корея, Индия). За пределы России для продолжения научной карьеры и в поиске достойных условий жизни ежегодно выезжает каждый шестой выпускник элитных вузов, также велик эмиграционный потенциал российских студентов (имеющих намерение уехать работать за границу после окончания вуза). У большинства уехавших за рубеж складывается устойчиво негативное отношение к России как к месту постоянного проживания. Не следует обольщаться мыслью об эффекте глобального обмена знаниями и людьми: пока наблюдается дисбаланс не в пользу российского престижа.

Являясь противниками практики запрета, ограничения свободы на выезд, зададимся вопросом о том, на какие человеческие и интеллектуальные ресурсы может рассчитывать общество в ходе модернизации? Принимаемая государством программа строительства российской Силиконовой долины, политика грантов и развитие научно-исследовательских университетов могут только приветствоваться, но их результаты не приведут к желаемым сдвигам, если не будет реализована концепция развития креативного класса.

Какими бы впечатляющими ни казались выгоды от развития малого и среднего бизнеса, Россия при самом оптимальном сценарии может достичь уровня европейской периферии. Формирование креативного класса характеризует способность общества произвести модернизационный рывок, используя накопленный научный потенциал и социальную энергию тех групп, которые в условиях ресурсорастратной экономики оказываются лишними, либо вынуждены менять профессию, либо обречены на эмиграцию.

Главная трудность заключается не в дефиците финансовых возможностей, а в желании следовать инерционному сценарию, провозглашать перемены, ничего не изменяя по существу. В российском обществе не достигнут контакт между миром инструментальности и миром идентичности: интеллект проигрывает адаптированности, а профессионализм — «умению зарабатывать деньги». Процесс интеграции российского общества может начаться только со стремления вернуть или хотя бы частично реабилитировать принцип социальной меритократии: человек зарабатывает соответственно личному вкладу и профессиональным знаниям, а не в зависимости от того, где работает или служит. Кстати, о такой социальной справедливости заявляют большинство россиян, что опровергает вымыслы о мечте вернуться в эпоху уравнительства.

Социально активное население — это инновативно настроенная молодежь и научно-исследовательская, творческая интеллигенция, которая существует вопреки утверждению о ее кончине. К сожалению, просматривается риск верхоглядства, когда технологический прогресс сводят к нанотехнологиям, почему-то забывая о реконструкции базисных отраслей производственной экономики, а проблему наращивания человеческого капитала интерпретируют исключительно в рамках формирования слоя менеджеров, якобы наделенных сверхпрофессиональными навыками разрешать проблемные ситуации и вести к стабилизации и успеху запущенные сферы социальной и экономической жизни.

Не откроем большого секрета, если скажем, что креативный класс отличает профессионализм. Это альтернатива дилетантизму многих современных менеджеров, может быть, и способных регулировать финансовые потоки, но не имеющих элементарного представления об организационных и технологических параметрах конкретной социально-профессиональной деятельности. Другое дело, что происходят коренные преобразования в сфере профессиональной деятельности и в отношении к профессиональному статусу. Вопреки восхвалениям престижных рыночных профессий реальные социальные инновации совершаются не в сфере шоу-бизнеса, имиджмейкерства и банковского дела, а в науке и материальном производстве, образовании и здравоохранении.

МОДЕРНИЗАЦИЯ И РАЗВИТИЕ КРЕАТИВНОГО КЛАССА

Социальное пространство креативного класса — это новые производственные системы и научно-исследовательские и технологические комплексы, интеллектуальное образование и социально ответственная медицина, реконструкция социальной структуры в соответствии с фундаментальными общественными запросами.

Если мы отмечаем истощение творческого потенциала предшествующей постсоветской модели развития, что обязательно, по мысли П. Сорокина, приводит к упадку, то возникновение альтернативной системы видится в переходе к обществу интеллектуального капитала. Нельзя отрицать тенденцию социальной деградации общества в условиях инерционности и актуализации псевдоценностей потребительства и культурного нигилизма.

В современном российском обществе существуют структуры инновации и роста, нуждающиеся в предоставлении возможностей деятельности и стимулирующем воздействии государства. «Точечная» поддержка является видоизмененным продолжением политики финансирования по остаточному принципу, сохраняя в целом инерционный, чреватый социальными и политическими рисками сценарий. Доминирующая логика модернизации требует переосмыслить цели политики государства и общества, осознать несовместимость стагнации социального макроуровня и спонтанной активности микросоциума. Креативный класс развивается в контексте фундаментальных преобразований социально-экономической системы, сбалансированности между универсальными принципами общественной и экономической жизни и правами и интересами личности. В отличие от отошедшей на второй план идеи развития среднего класса, связанной с высокой степенью адаптированности и статусом потребителя, новый социальный слой включает людей, готовых соединить традиции интеллектуального творчества и свободы с достиженческой мотивацией (личный успех, качество жизни, свободное время).

Из этого следует, что необходимо знать, в какой мир мы вступаем, если искренне стремимся к модернизации общества. Не вдаваясь в подробности относительного того, сколько необходимо тратить на развитие человеческого потенциала, приходится осознавать, что с поддержки интеллектуального, образовательного потенциала начинается отсчет опережающей модернизации.

Если переосмыслить вывод о том, что российский средний класс — это люди, которые хотят быть индивидуальностями, а «не жить как все», для модернизации недостаточно быть индивидуалистами: опыт социальных преобразований в последние десятилетия свидетельствует

о степени интегрированности общества, необходимой для поддержания институционального доверия, диалога элиты и народа, для реализации совместных мобилизационных практик. На наш взгляд, креативный класс — это коммунитаристы, ориентированные на баланс личных и общественных интересов, на профессионализм как общественный альтруизм, на творчество как способ взять на себя решение социальных проблем.

Обречены ли мы на долгое ожидание появления такого типа людей в обществе? Существуют ли достаточные предпосылки для актуализации потенциала креативного класса? Я склоняюсь к сдержанно-оптимистическому варианту. Приверженность социально активной части российского общества демократическим ценностям и идеям порядка и стабильности не парадоксальна, такая позиция характеризует комму-нитаристов, рассматривающих социальный порядок как пространство творческого самоопределения и внутренней свободы. Если полагать, что источником общественного богатства считаются знания и информация, то креативный класс по определению занимает лидирующие позиции в общественной и экономической жизни, демонстрирует участие в становлении и воспроизводстве социального порядка в качестве субъекта социальных изменений. Неологизм «консервативная модернизация» неконсистентен, он может быть удобен для объяснения проекта «верхушечной» модернизации, но явно не подходит для описания и анализа потенциала креативного класса.

Для того чтобы пережить опасения, связанные с кардинальными социальными изменениями, мы обязаны по-новому взглянуть на социальное устройство нашего общества. Тезис о трансформационной активности элит и адаптивной инновационности базовых слоев общества отражает ситуацию 1990-х гг., сужая задачи модернизации до проблем элитогенеза и оставляя за бортом перспективы возникновения и развития креативного класса. При элитарной модели модернизации креативный класс обречен на статус интеллектуальной обслуги, превращаясь в группу интеллектуалов, занятых исключительно наращиванием доходов. К тому же не приходится вести речь о социальной ответственности, поощряя такие сервильные качества, как лояльность заказчику и равнодушие к социальным аспектам жизни.

Исходя из приоритетной цели модернизации, т.е. перевода общества в качественно новое состояние, можно сказать, что на первый план сегодня выдвигаются индивиды с проективным мышлением и независимыми экспертными позициями. Властной элите креативный класс предоставляет возможность наладить обратную связь с обществом, инициирует функцию

стратегического планирования, так как в этой ситуации элита вынуждена и обязана считаться с интеллектуальным и человеческим капиталом, с настроениями и оценками масс, которые, благодаря креативному классу, получают образец для подражания, могут включаться и ориентироваться на различные общественные движения.

Безусловно, в современной России сильна традиция этатизма. Люди испытывают доверие к институтам, ассоциируемым с государством, с лояльностью к государству как социальной суперструктуре. Гражданское общество так и не стало самостоятельной силой, вызывая чувство дистанцирования и недоверия. На наш взгляд, общественным (сетевым) структурам недостает креативности, выхода за пределы позиции стороннего наблюдателя. Приглашение к участию не вызывает энтузиазма как раз по причине забюрократизированности, ограничений личной самостоятельности. Коммунитаризм — социальная позиция креативного класса, преодолевающая разрыв между функционированием государства и активностью общественных (гражданских) структур. Установки, связанные с отрицанием влияния государства в контексте творчества и внутренней свободы, слабеют по причине вхождения креативного класса в позицию конструктивного диалога с государственными структурами и стремления совместными усилиями эффективно решить социальные проблемы, которые не могут быть сферой приложения рыночной (частной) инициативы или принуждения со стороны государства.

В основе этих требований лежат предпосылки, в которых население видит возможность поворота государства к интересам общества. Возьмем болезненную и наиболее популярную среди населения проблему ЖКХ. Как правило, отношения между государством и обществом концентрируются вокруг планки коммунальных тарифов и в меньшей степени — качества услуг в этой сфере. Фонд реформирования ЖКХ существует параллельно сетевой структуре жилтовариществ, накопивших определенный позитивный опыт по экономии средств и модернизации сферы в контексте общественного самоуправления.

Креативность конкретных общественных слоев или групп исчисляется по критерию инновационности, вкладу в позитивные изменения в различных сферах общественной жизни. Российский средний класс так и не стал референтным ни в процессе стабилизации общественной жизни, ни в развитии демократической культуры и гражданского общества, ни в имплантации рыночных институтов на уровне среднего и малого бизнеса. Стремление к самодостаточности, опоре на собственные силы, конечно, снижает влияние патернализма, прививает качества предприимчивости, деловитости, собственности и достоинства. Объективным

фактом в настроениях социально активной части населения является рост ответственного индивидуализма, строительство жизненных стратегий в соответствии с достиженческими и карьерными установками.

Вместе с тем инициативная молодежь, будучи резервом социального развития общества, составляет только третью часть данной социальной группы и не создает предпосылок к установлению социального равновесия в государстве. Причина тому — изоляционизм инициативной части населения, установка на расширение приватного пространства за счет ухода из сферы публичной деятельности. Отмечая готовность к гражданским и политическим инициативам, следует выявить расхождение между декларируемыми позициями и реальными поведенческими практиками. Из возможных форм решения личных проблем «инициативники» выбирают преимущественно позицию опоры на собственные силы, что значительно снижает интерес к практикам гражданской мобилизации и инициативы. Можно сослаться на движение обманутых дольщиков, автомобилистов, проявляющих активность и участие в формировании общественного мнения в контексте существующих социальных проблем, и выявить тем самым дистанцию между традиционными обществами (садоводов, охотников, рыболовов, пчеловодов), ориентированными на поддержание локальных, соответствующих досуговым интересам форм социального представительства. На наш взгляд, не следует переоценивать влияние в обществе инициатив гражданских групп, которые воспринимаются другими слоями общества как справедливый, но частный интерес, имеющий коммерческую или корпоративную подоплеку.

Однако ни одно из названных движений не отмечено социально значимым проектом, стратегическим подходом, что способствовало бы позитивной мобилизации общества. Креативный класс реализует творческий потенциал через выдвижение вариантов и альтернатив социального порядка, через предложения способов достижения общественного консенсуса между разностатусными социальными слоями и группами. В российском обществе перспективную активность проявляют работники и предприниматели, занятые в сфере технологических инноваций (информатика, интернет-бизнес, телекоммуникации). Но их лоббистские возможности довольно скромны, высока степень некоординированности, что связано, на наш взгляд, со слабо консолидированной гражданской позицией, ориентацией преимущественно на деловые интересы с технократическим видением социальных проблем. Иными словами, необходимы гуманитарная революция, включение в позиции и планы инновационных слоев социальных и гуманистических ценностей, налаживание межпоколен-ческого диалога между старой интеллигенцией и новыми интеллектуалами. Социальная интеракция возможна на базе принятия значимости

патриотизма, семейного счастья, деловой ответственности. Социальное доверие может возникнуть только при длительном процессе взаимодействия, сотрудничества, взаимной ответственности.

Креативный класс не может возникнуть лабораторным способом, быть сконструированным по социальному или политическому заказу. Актуальная общественная потребность в существовании группы, выступающей референтом общественной инициативы и участия, может реализоваться в контексте обратной связи с государством, реальной заинтересованностью государственных структур сформировать базу поддержки модернизации в обществе и способности к самоорганизации инновационных слоев общества.

Обращаясь к анализу социальной структуры общества, мы свободны от иллюзии о гармонизации взаимоотношений личности и социума, но в то же время понимаем, что баланс общественных и личных интересов является целью социальной модернизации, которая призвана использовать внутренние ресурсы и каналы позитивного внешнего влияния для нахождения обществом новых форм общественной и экономической жизни, вытеснить прежние отношения социальной зависимости и повысить сопротивляемость общества последствиям безответственного индивидуализма и группового эгоизма.

За годы стремительных социальных изменений российское общество незаметно для себя привыкло к таким реалиям рыночного общества, как социальный и предпринимательский риск, стремление хорошо зарабатывать, неравенство в доходах. Следствием избавления от наследия уравнительства стало доминирование индивидуальных интересов над общественными, социальное равнодушие к проблемам других. Общественные ожидания, хотя и со значительной степенью опаски и скептицизма, возлагаются на государство. Россияне уверены в собственных силах при достижении личного благополучия, но общественные диспропорции и конфликты рассматривают вне собственного участия, руководствуясь позицией личной неспособности влиять на социальные события и процессы.

В настоящее время в российском обществе есть понимание безаль-тернативности общественного влияния и участия на происходящие процессы, но минимальна готовность предпринимать конкретные действия в этом направлении, развивать сотрудничество на уровне отношений индивида и социума, общества и государства. Резко усилившийся разрыв между элитой и массовыми группами, изоляционизм среднего класса, привыкание большинства населения к пассивной адаптации создают фон квазистабильности, ожидания перемен, способных только ухудшить социальную ситуацию и разрушить социальный микромир. Иными сло-

вами, творчество и свобода в обществе признаются терминальными ценностями, их значимость определяется достижением жизненного успеха и практически не связана с общественным альтруизмом, коллективизмом, социальной солидарностью.

Сложившаяся современная социальная структура способствует развитию адаптивных стратегий и открывает возможности для групп, связанных с отношениями власти и собственности, но непроницаема для раскрытия человеческого потенциала, для конвертации образовательного, культурного и интеллектуального ресурса в престижные, социально статусные позиции. Между тем нарастает дефицит культурных ресурсов, что показывает высокий уровень функциональной безграмотности взрослого населения, профессиональный дилетантизм и растущая потребность в «штучных» специалистах, связанных с наукоемкими технологиями. Модернизация, несмотря на правовую, организационную и финансовую базу, может стагнировать или привести к паллиативным результатам, если массовые группы не будут ориентированы на определенные навыки жить и работать в модернизирующемся обществе или на их обретение, или вовсе не владеть ими.

Итак, можно сказать, что креативный класс не является продуктом социологического воображения, если исходить из потенциала модернизации в российском обществе. Сложность анализа в том, чтобы избежать стереотипного видения проблемы, не заниматься перенесением на нашу «почву» зарубежных образцов, как это произошло со средним классом. Неменьшее затруднение вызывают сегментированность социального пространства и неразвитость форм социальной интеракции. Социетальные качества креативного класса выражены и у представителей молодого поколения («инициативников»), и у традиционных социально-профессиональных общностей, занятых в сфере воспроизводства человеческого капитала. Отсутствие социального взаимодействия, платформы общих интересов блокирует перспективы кристаллизации этого группового феномена. Происходит распыление позитивной социальной энергии на удовлетворение частных амбиций или демонстрацию негативизма и эскапизма.

Следует отметить, что креативный класс сталкивается с риском периферизации, что связано не только с падением уровня жизни, но и с сокращением возможностей реализовать человеческий потенциал. В условиях экономической нестабильности приходится жертвовать потребительскими ориентациями, в результате чего возникает ощущение относительной социальной депривации, так как российский средний класс не обладает достаточной профессиональной автономностью и социальной сплоченностью, чтобы реализовать конструктивную альтернативу в контексте краха потребительской или карьерной модели жизни. Пред-

шествующий период экономического роста характеризовался недооценкой профессиональных и креативных качеств, но в ситуации возникших диспропорций ответственность лежит не только на работодателях, но и на самих представителях интеллектуального труда, не проявивших интереса к инвестициям в собственное образование и профессиональную переподготовку.

Вероятно, государство, оставаясь гарантом базисных социальных прав и льгот, повысит эффективность социальной политики, если целью социальной модернизации станет достижение равновесия в социальной сфере не через консервацию бедности и поддержку только предпринимательства, но и перенаправление усилий на реализацию программ развития человеческого капитала (профессиональная переподготовка, непрерывное образование, создание сферы креативных услуг). Креативный класс нуждается и в правовых гарантиях, но в большей степени в социальном пространстве, занятии престижных социально-профессиональных ниш и механизмах влияния на диалог общества и государства.

В связи с порочностью остаточного принципа финансирования научной и образовательной сфер отметим, что общественные блага создаются не в рыночной экономике, а в сфере воспроизводства и развития человеческого капитала, где наибольший эффект дает сочетание стимулирующей социальные инновации политики государства и самодеятельность социально-профессиональных групп, ориентированных на удовлетворение гуманитарных общественных потребностей. Гораздо эффективнее поддерживать рост креативных способностей, чем затрачивать немалые усилия на блокирование таких внешних факторов, как страх безработицы и конкуренция за выгодную, высокооплачиваемую работу.

Этот аргумент может показаться слабым в условиях, когда в российском обществе отсталые стандарты производительности труда, нарушена технологическая и организационная дисциплина, когда особую остроту приобретает проблема занятости молодежи. Если мыслить категорией социальной перспективы, то отмеченные социальные напряженности и разрывы имеют происхождение в деинтеллектуализации общественной жизни, в деградации человеческого капитала. Во многом эти утраты определяются девальвацией ценностей рационализма, предвидения и планирования, верой в предприимчивость, спонтанность и авантюризм — эти добродетели наступившей эпохи и гарантии жизненного успеха. Существовавшее в 1990-е гг. в массовом сознании желание обогатиться, достигнуть стандартов благополучия привело к оттоку из интеллектуальной сферы, породило «предпринимателей поневоле» и зафиксировало тревожный симптом дегуманизации социальных отношений.

Рассматривая модернизацию как процесс обретения обществом состояния устойчивого развития и повышения качества жизни, можно обнаружить в российском обществе тенденцию к преодолению стагнации и инертности, неэффективности и коррумпированности, к изменению адаптивного образа жизни. Переход к массовым модернизационным практикам требует лидерства креативного класса, наименее отягощенного бременем изоляционизма и безразличия и наиболее открытого для участия в модернизационном проекте.

В заключение следует подчеркнуть, что креативный класс включает представителей «новых и старых» социально-профессиональных общностей, нацеленных на массовые инновационные практики, разделяющих ценности творчества, свободы, ответственности и реализующих принцип ответственного профессионализма в социальной деятельности. Во-вторых, придерживаясь установки на независимость и компетентность, креати-висты исходят из баланса интересов личности, общества и государства, рассматривая участие в воспроизводстве и развитии социального порядка в контексте расширения социальных благ. В-третьих, модернизация требует конструктивной мобилизации социальных сил, стремящихся к качественному развитию, к интегрированной социальной жизни. Социологическое знание, как подчеркивает М. Вевьёрка1, может быть полезным наряду с тем условием, что принимается подход, в котором производство знания и испытание его значимости артикулируются в едином процессе. Иными словами, чтобы не потерять традиции и влиять на социальную и интеллектуальную жизнь, социология обязана манифестировать креативный класс, с которым можно связывать позитивные социальные изменения и рост доверия к социальным институтам и ценностям.

ЛИТЕРАТУРА

Вевьёрка М. Социология в движении. Гетеборг, 2010.

Зубок Ю.А. Феномен риска в социологии. Опыт исследования молодежи. М., 2007.

Россия реформирующаяся. М., 2004.

Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996.

Шереги Ф.Э., Дмитриев Н.М., Арефьев А.Л. Научно-педагогический потенциал и экспорт образовательных услуг российских вузов. М., 2002.

Новая постиндустриальная волна на Западе. М., 1999.

Вевьёрка М. Социология в движении. Гетеборг, 2010. С.14 (авторский перевод)