CC BY
14
но просто рассматривать снимки, читать ком- ческой эпохи одни из них увидят следы соб-ментарии или совмещать то и другое, что и ственной жизни, другие поймут и ощутят быс-задумано авторами художественно-визуальной концепции В. Б. Махаевым и К. И. Шапкари-
трую, порой безжалостную, поступь времени,
каждый
ным.
тель, безусловно, ощутит чувство благодарнос-Авторская позиция, острое освещение заяв- ти к тем, кто попытался зафиксировать «ухо-
ленной темы — одно из главных достоинств книги, обращенной к самому широкому кругу читателей. В образе Саранска коммунисти-
дящую натуру», и к авторам книжного проекта, сделавшим ее достоянием жителей Саранска начала XXI в.
НАРОД МОГ;«ИИ!И: СОШЮКУЛКП И»ЛЯ ДИНАМИКА
О
КРАУЧ* НАРОДА РЕГИОНАЛЬНОГО СУБЪЕКТА РОССИИ
(ред. на монографию В. Ф. Разживина «Народ Мордовии: социокультурная динамика» Саранск, 2007)
«Правды, правды ищи...* (Втор 16 : 20)
Еще в 1946 г., т. е. сразу же после победы советского народа в Великой Отечественной войне против немецко-фашистской Германии, директор НИИ при СМ МАССР Г. Я. Меркушкин и бывший им ранее В. Й. Самаркин настоятельно рекомендовали обществоведам республики преодолеть односторонний взгляд на историю Мордовского края, понимаемую лишь как историю мордвы. Политические ус-ловия того времени детерминировали отождествление народа с трудящимися (рабочими и крестьянами), борющимися за освобождение от социальной дискриминации. Авторы рекомендовали исследователям исходить из того, что «при изучении истории Мордовской АССР необходимо говорить о трудящихся МАССР, а не только о мордве»**
Однако воссоздание целостной научной картины динамики социальной жизни полиэтнического, поликонфессионального народа Мордовии во времени и пространстве оказалось весьма нелегкой проблемой. Сказались и
политическая ангажированность существовавших исследовательских проектов, и редукция методологии понимания социокультурной динамики людей, образующих социум, и ограниченный ресурс эмпирического материала. Влияние первых двух факторов проявлялось в сведении фактических задач изучения социальной истории к описанию жизнедеятельности мордвы (этнографии без этнологии). При этом авторы нередко поддавались искушению удвревления истории, т. е. приписывали мордве то, что она в своей истории никогда не имела, не совершала и по логике эволюции социокультурной динамики не могла иметь и не научилась еще совершать.
Так, например, среднестатистический мордвин (мокша и эрзя) XX в., все еще не освободившись от зависимости инверсионного круга мышления и воспроизводства архаико-тра-диционалистской культуры, не научился понимать смысл и значение многих абстрактных культурных ценностей, характерных для циви-
Крауч ¡англ. сгисИ букв, сгибаться, приседать/
в лыжном спорте
низкая стойка при
спуске.
**См.: Меркушкин Г. Я., Самаркин В. И. Состояние и задачи изучения истории Мордовской АССР / НИИ при СМ МАССР Записки 6. История и археология. Саранск, /946. Вып. 6. С. 9.
326
ВЕСТНИК Мордовского университета | 2008 | № 3
лизационного социального времени. Таких, например, как свобода (некоторые историки-этнографы Мордовии стремление архаичного мордвина к воле отождествляли со свободомыслием, а неприятие духовных ценностей христианства — с атеизмом), право, закон, рефлексию христианского мышления (религиозная вера, в отличие, например, от ритуало-обрядового тотемизма и обычаев традиционализма мифологизированной культуры социальной жизни, требует напряжения «высокого ума»*) и многих других. Поэтому и в XXI в. по-прежнему не решена проблема модернизации, т. е. смены парадигмы способа мышления и общественного сознания значительного большинства населения России, а, стало быть, и их способности понимать, производить и потреблять инновационную культуру. Все еще не задействована система культурных форм, способов и средств перехода от политики воспроизводства человеческой массы — к политике производства массы личностей, которые, собственно, и образуют народ. Причем задача производства человека с рефлексивным мышлением, т. е. понимающих смысл и значение собственного разума и личных интересов, актуальна не только для мордвы, но и для России в целом. «Потому что, каковы мысли в душе его, таков и он...» (Притч 23 : 7). Таким образом населению Мордовии все еще предстоит выход из состояния затянувшегося исторического кризиса и превратиться из массы в народ.
Что же касается третьего фактора, то, очевидно, что скудный эмпирический материал позволял в лучшем случае создавать этюды, но не целостную историческую картину жизнедеятельности социума Мордовского края. В результате в изучении истории народа Мордовии появились «зоны умолчания», возникли «белые пятна». Назревала общественная потребность в теоретических и эмпирических исследованиях, адекватных современным вызовам цивилизации. Необходимо переломить давление сложившихся стереотипов и с позиции плюрализма методологических подходов, опираясь на солидную эмпирическую базу научных исследований, по-иному посмотреть на социальную историю населения Мордовского края. А он — не только историческая
родина мордвы, но и исторически сложившаяся территория места жизнедеятельности русских, татар, а с конца XVIII в. — вынужденных переселенцев-евреев из Польши. Обществоведам и гуманитариям лишь предстоит обстоятельное научное изучение и понимание масштабов и значения культурного влияния евреев как на аборигенное население (наряду с мордвой, к нему вполне можно отнести и русских, и татар-мишарей), так и на представителей многочисленных этносов России, в совокупности образующих массу населения Мордовии.
Своеобразным ответом на возникшую общественную потребность стала монография В. Ф. Разживина и И. В. Широковой. Собранный буквально по крупицам и проанализированный авторами статистический материал воплотился в систему логически связанных конструктов эмпирических данных, в том числе и о динамике культурной среды места жизнедеятельности (сельские, поселковые, городские поселения, урбанизационный процесс) этнических, тендерных и иных социальных групп населения. Обществоведы и гуманитарии получили самую полную версию систематизированной научной информацию о социальной географии 1921—2005 гг. — территории воспроизводства и производства культуры жизни производимого, а чаще всего все еще воспроизводимого населения Мордовии.
Внешне сухие, дотошно выверенные цифры статистики естественного и механического движения населения Мордовии — это выражение той ранее недоступной для исследователей и педагогов-обществоведов объективной социальной реальности информации, отсутствие которой не позволяло создать правдивую картину динамики социокультурной жизни региона. Вдумчивый, профессиональный исследователь общественных и гуманитарных процессов, преподаватель и читатель обнаружат всю полноту драматизма взлетов надежд и отчаянных попыток обретения людьми комфортных условий жизни, достойной личности цивилизационного времени социальной истории человечества. Перед читателем материал, раскрывающий последствия безответственной политики очередного социального экспериментирования над массой на-
*См.: Фрезер Дж. Дж. Золотая ветвь ; исследование магии и религии. М., 2006. С. 67—68.
Серия «Гуманитарные науки»
селения конца XX в., приведшего к демографической катастрофе. Крушение промышленно-производственной и сельскохозяйственной инфраструктуры, открывшаяся бездна материальной бедности экономики республики и ее населения, прогрессирующая социальная бедность масс стали вызовом, ответом на который явилось физическое вымирание го-родс-кого и сельского населения. Демографическая ситуация усугублялась массовым бегством наиболее дееспособной его части за пределы Мордовии в поисках обретения условий, средств выживания и реализации мечты о достижения комфортной жизни.
Обвальная кривая роста естественной убыли населения начинается с 1992 г., и эту негативную тенденцию социальной динамики современной Мордовии еще не удалось переломить. В 2006 г. в целом по республике численность умерших превышала численность родившихся на 5 480, а,1за девять месяцев 2007 г. — на 4 630 чел. Это, конечно, меньше по сравнению с самым неблагоприятным 2002 г., когда естественное движение населения составило -7 787 чел., но все же выше, чем в годы Великой Отечественной войны, когда естественный прирост населения составлял: в 1941 г. — +13 495; в 1942 г. — -4 632; в 1943-м — -5 517; в 1944 г. -4 945; в 1945 г. — +2 381 чел. (с. 65). Только в январе — октябре 2007 г. миграционный прирост населения Мордовии составил -1 244 человека. Из республики выехали 10 326 чел. Кстати, материалы монографии
дают весьма и весьма убедительный эмпирический материал, свидетельствующий о том, что ни до, ни после ВОВ, т. е. с 1928 по 1985 г., не наблюдались явления геноцида ни населения Мордовии в целом, ни какой-либо этнической группы, проживавшей на ее территории. Тем самым авторы лишают доказательной базы некоторых политически ангажированных исследователей, все еще не выплывших из мутных вод перестроечного и постперестроечного времени, пытающихся найти свидетельства геноцида мордовского народа в
XX в.
Очевидно, что при современных обстоятельствах, в результате инновационных процессов, качественно изменяющих условия выживания человека, изменяется и сущность очередного демографического перехода человечества. Он, по мнению С. П. Капицы, означает смену парадигмы качества уже не воспроизводимого, а производимого населения*. На арену социальной жизни выходит личность гражданина, рационально-прагматически отвечающего на вызовы современности. Монографическое исследование В. Ф. Разживина и И. В. Широковой содержит фундаментальный эмпирический материал, требующий размышления над вопросами: адекватны ли современная демографическая ситуация и демографическая политика в Мордовии инновационным вызовам цивилизации? Все ли делается для того, чтобы создать условия для решения проблемы уже не воспроизводства, а производства населения, способного эффективно реализовать потенциал своего разума?
*См.: Капица С. П. Рост населения Земли и будущее цивилизации // Общественные науки и современность. 2003. № 3. С. 129, 140.
328
ВЕСТНИК Мордовского университета | 2008 | № 3
