CC BY
103
Сергей Дмитриев
Краткий обзор истории формирования коллекций Российского этнографического музея по народам Ближнего Востока1
Сергей Васильевич Дмитриев
Российский
этнографический музей,
Санкт-Петербург
rem_dsv@mail.ru
Появление коллекций, относящихся к этнографии народов Ближнего и Среднего Востока, а также некоторых других коллекций в фондах Этнографического отдела Русского музея (далее — ЭО; в настоящее время — Российский этнографический музей, далее — РЭМ) требует специального разъяснения. Связано это прежде всего с историей основания ЭО и первоначальной концепцией его развития и принципов формирования коллекций.
Как известно, Русский музей императора Александра III был основан в апреле 1895 г. В состав музея должно было входить три отдела: 1) посвященный памяти императора Александра III, 2) художественный и 3) этнографический и художественной промышленности.
Основание Русского музея и его этнографической коллекции было логичным итогом процесса развития идеи национального самосознания в России, впервые озвученной в начале XIX в. в статьях Ф. Аделунга и В.Г. Вихмана (входивших в так называемый «румянцевский кружок»), в которых говорилось о необходимости создания «отечественного» или «национального музея»
Работа выполнена при поддержке РГНФ (грант ГРНФ 05-01-01067а).
[Аделунг 1817; Вихман 1821]. Эти идеи не нашли тогда широкого общественного отклика, поддержки двора и, соответственно, своего развития. Однако они встретили отклик в широких кругах общества, что, в частности, выразилось в попытках создания «Отечественного музеума» П.П. Свиньина [Дмитриев 2004а: 186—193] и вице-президента Академии художеств князя Г.Г. Гагарина [Дмитриев 2006: 118—125].
После реформ, начатых вслед за отменой крепостного права, обстановка изменилась. Бурное развитие капиталистических производственных сил и отношений способствовало развитию российского национального самосознания. Эта тенденция имела широкий общественный резонанс. «Русская идея» и ее содержание широко обсуждались в научной литературе и публицистике, ей отдали дань философы (А.С. Хомяков, П.Я. Чаадаев, В.С. Соловьев), историки (Н.М. Карамзин, В.О. Ключевский, С.М. Соловьев, Н.И. Костомаров), писатели (Ф.М. Достоевский) [Гулыга 2003]. И на волне этих умонастроений, как один из их результатов, в начале 1870-х гг. в Москве был основан, а в 1883 г. открыт Российский исторический музей под патронажем императорского двора.
Та же волна национального самосознания привела к созданию и Императорского Русского музея Александра III в Санкт-Петербурге, и Этнографического отдела в его составе.
Основанию ЭО предшествовала длительная дискуссия о его направлении, в которой принимали участие многие ведущие ученые и государственные деятели тех лет. В ходе нее в основном обсуждался вопрос о том, «какую этнографию нужно иметь в виду, говоря о будущем Этнографического отдела музея: этнографию народов, живущих в пределах Российской империи, или всемирную этнографию» [Могилянский 1912: 479].
В результате дискуссий, проходивших на совещаниях, созванных под председательством августейшего управляющего Русским музеем императора Александра III великого князя Георгия Михайловича, была выработана формула, по которой ЭО и жил весь первый период своего существования. Согласно этой формуле, он был ориентирован на этнографию «Российской империи, славян и сопредельных территорий» [Там же: 477]. При этом под «сопредельными территориями» понимался достаточно широкий круг стран, в их число входили, например, не только Китай, Афганистан, Иран, действительно граничившие с Российской империей, но и Абиссиния [Архив РЭМ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 11. Л. 12—12об.].
Большинство членов Предварительной совещательной комиссии, созданной для выработки основных направлений ЭО,
согласилось с тем, что «в силу Высочайшего Указа будущий музей должен иметь главным своим предметом всестороннее этнографическое изучение России», и «не признало возможным включить в область его ведения страны, не имевшие никакого отношения к ее культуре, с которыми у нее не имеется прочной связи» [Архив РЭМ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9. С. 14].
Политический, имперский характер музея подчеркивался статусом «Центрального Государственного музея»; было «признано необходимым определить объем Музея в общих чертах следующим образом: Россия, славянство и сфера русского культурно-политического влияния на востоке. По мере роста этого влияния должен вместе с тем, отвечая запросам жизни, расти и самый музей» [Там же].
Такое определение направления при формировании музея находилось в русле общего развития этнографической науки тех лет. Как известно, этнография как наука выделилась в середине XIX в. в сильных колониальных государствах. Для появления этой новой (для того времени) науки были свои и общественно-политические, и чисто идеологические условия. Одно из них состояло в том, что капиталистические государства Европы обзавелись к тому времени обширными заморскими колониями, в которых проживало разноплеменное и разноязычное население; этим населением надо было управлять, а для этого необходимо что-то о них знать. В этой связи ощущалась потребность обобщить, осмыслить накопленные ранее сведения, привести их в систему [Токарев 1978: 14].
Лидером в этом отношении была Англия как крупнейшая колониальная держава. По словам Джона Леббока, одного из основоположников этнографической науки в этой стране, «изучение дикой жизни имеет особенную важность для Англии, составляющей великую державу, колонии которой рассеяны по всем частям света и в числе граждан которой есть люди, стоящие на всех ступенях цивилизации» [Леббок 1876: 8]. Политические установки этнографии — национализм и империализм — нашли свое воплощение в формировании крупнейших европейских и американских этнографических музеев [Функ 1933].
Значение этнографической науки для Англии, сформулированное Дж. Леббоком, перекликалось с основными задачами при формировании ЭО Русского музея — что характерно, так как Россия того времени также была крупнейшей колониальной державой, продвинувшейся в XIX в. далеко в Центральную Азию. Обоснование такого движения для России дается, в частности, в «Проэкте Устава товарищества для развития торговли с Среднею Азиею», опубликованном С. Хрулевым в 1863 г.
Там, в частности, декларируется, что «Россия должна непрерывными торговыми сношениями внести в Среднюю Азию влияние твердое и прочное, которое было бы гораздо существеннее приобретаемого громкими победами. Для торговли европейской и для русской в особенности весьма важен рынок Средней Азии и приближение наших торговых операций к северным границами Индии, а еще более к западным странам Китая <...> В настоящее время при некоторых условиях, заводы, фабрики, мануфактуры нашего отечества не могут соперничать с европейскими. Для их произведений можно найти сбыт только у народов, находящихся на низшей степени развития, сравнительно с нами», а именно — на Востоке [Хрулев 1863: 14].
В это время идет активное освоение нового экономического пространства, присоединяемые территории втягиваются в общероссийский рынок. Этому должны были способствовать региональные и общероссийские ярмарки и выставки, на которых, в том числе для нужд музеев и частных коллекций, приобретались предметы, имевшие этнографическое значение и вошедшие в конечном счете и в фонды ЭО Русского музея, и в фонды других музейных учреждений.
Это последнее направление — Восток, заявленное при основании ЭО Русского музея, проявилось сразу же, в первые годы деятельности отдела. И в частности, уже с 1902 г. начали формироваться его ближневосточные и среднеазиатские коллекции.
Собрание музея по народам Ближнего и Среднего Востока можно разделить по истории поступления на три группы. Первая — коллекции, собранные сотрудниками музея и государственными чиновниками, действовавшими по поручению ЭО. Это наиболее ценная в научном отношении его часть. Вторая группа — единичные и малосерийные поступления от частных лиц. К третьей группе мы относим передачи из других крупных коллекций, как частных, так и государственных.
Собрание РЭМ по описываемому региону включает в себя коллекции по туркам, курдам, айсорам, туркменам, иранцам и некоторым другим народам. Формировались они в основном в дореволюционный период, к которому примыкают и первые послереволюционные годы. Отдельные поступления были в более позднее время.
Турецкая коллекция в значительной степени составлялась путем покупок от частных лиц и передач из национализированных собраний (в основном это ковровые и ювелирные изделия, холодное и огнестрельное оружие, столовая утварь и кофейные
приборы). Тем интереснее поступления от великого князя Георгия Михайловича, художника А.П. Эйснера, сотрудничавшего с ЭО (в дальнейшем профессора Академии художеств) (о нем: [Селиненкова 2004: 159—165]), художника академика Л.В. Дмитриева-Кавказского и особенно крупного востоковеда академика А.Н. Самойловича (тогда хранителя Восточного музея факультета восточных языков Санкт-Петербургского университета, а позднее, в 1928 г., сотрудника и одно время директора ЭО [Решетов, Дмитриев 2007: 265—270], и с 1934 г. — директора Института востоковедения АН СССР). Среди собранных им вещей особое место занимает коллекция фигур из кожи — персонажей кукольного театра теней, привезенная летом 1911 г. из Турции, где он совершенствовался в турецком языке [Кононов 1989: 210]. Тогда же, по-видимому, им были собраны и лубочные картинки с изображениями последнего османского султана Мухаммеда V.
В 1919 г. от известного тюрколога Н.Н. Мартиновича (работавшего в музее в 1919—1921 гг. — в период, предшествовавший его эмиграции) в ЭО поступили негативы и фотоотпечатки, сделанные им во время его поездок в Малую Азию и Египет. От него же в 1914 г. поступил в ЭО турецкий кинжал.
Интересны также рисунки гуашью, переданные в музей уже в 1977 г. В.Я. Грасс. На них изображены турецкие этнографические типы (женщины, дервиши, персонажи улицы, а также генералы, офицеры и солдаты турецкой армии середины и второй половины XIX в.). Подписи под рисунками сделаны с использованием французской транскрипции, а частично — по-французски. Автор изображений неизвестен, но, судя по подписям, в которых турецкие слова частично искажены, он мог быть французом. По словам В.Я. Грасс, эти изображения вместе с персидскими миниатюрами и рисунками Виппера (к сожалению, о художнике не приводится никаких других сведений, кроме фамилии; возможно, это известный историк искусства Б.Р. Виппер) были приобретены за несколько лет до передачи в музей Гвидо Дацманисом «у одного профессора» (по предположению сотрудницы музея Е.С. Воло-ховой, регистрировавшей коллекцию, возможно, у самого Виппера).
Довольно значительная коллекция турецких вещей поступила в 1923 г. в ЭО в составе крупного собрания врача Красного Креста П.В. Щусева, старшего брата известного архитектора А.В. Щусева (в это собрание входили также большие дальневосточные и эфиопские коллекции). Из вещей турецкого происхождения в ней были куклы народного театра, косметические принадлежности, флаконы и пузырьки для их хранения,
предметы гигиены, гребни, амулеты, украшения, инструменты для вышивания и ткачества, ножи и один кинжал.
Несколько турецких вещей, в основном оружие, попали в фонды ЭО вместе с коллекцией черногорского подданного, студента Санкт-Петербургского университета М.М. Меденицы (позднее, до 1921 г., работавшего в Русском музее). В 1919 г. в музей из большой восточной коллекции Н.В. Щегловой поступила завеса из мечети в Константинополе.
Коллекция РЭМ по айсорам небольшая, но в целом неплохо атрибутированная. Собрана она главным образом трудами помощника агента Урмийского агентства учетно-ссудного банка Персии А.Н. Петрова (костюмы, вышивка, предметы быта, украшения и т.д.) и многолетнего сотрудника ЭО, а в послереволюционные годы — директора Русского музея, известного кавказоведа и археолога А.А. Миллера. Коллекция последнего образовалась в результате его «Ванской экспедиции» в 1916 г. в г. Урмия (персидская провинция Адербейджан) и в район г. Ван (к айсорам-беженцам). А.А. Миллер производил сбор коллекции в тылу русской кавказской армии во время боевых действий, которые она вела в I мировую войну на территории Турецкой Армении [Дмитриев 2004б: 152—159]. В эти годы, после антиосманского восстания 1914 г. и последовавшего вслед за ним геноцида со стороны турецких и курдских экстремистов, из Турции в соседние государства (в том числе в Россию и Персию) хлынул поток айсоров-беженцев. Таким образом, в коллекции РЭМ представлены материалы по персидским и турецким (но, видимо, не ванским) айсорам, чем объясняется их некоторое этнографическое отличие друг от друга.
Небольшая, но хорошо атрибутированная коллекция по кавказским туркменам отражает культуру двух их групп — туркмен турецких (Карсская область) и ставропольских.
На территорию Северного Кавказа туркмены переселялись в основном с Мангышлака. Основное их ядро составила племенная группа чаудыр (човдур). В 1825 г. было образовано особое Туркменское приставство, занимавшее территорию на северо-востоке Ставропольской губернии. С уменьшением земельных площадей (что было связано с увеличением пахот русского населения) по инициативе российского правительства были предприняты шаги к переходу туркмен-кочевников на оседлый образ жизни. Первые оседлые аулы появились в начале 1860-х гг. Среди них в 1865 г. был образован и аул Чур, в котором была собрана коллекция вещей, находящихся ныне в РЭМ. Собрал эту коллекцию А.Н. Самойлович во время поездки летом 1912 г. в Ставрополье и Крым, где он читал лекции по грамматике крымско-татарского языка для учителей-татар
и одновременно собирал материалы по тюркским языкам и этнографии [Отчет 1912: 235—23; Радлов, Бартольд 1913: 30; Самойлович 1913: 54-74; 6; Кононов 1989: 210].
Вторая коллекция туркменских вещей собрана в Закавказье, в Карсской области. На момент сбора это была территория Российской империи, которая перешла к ней по 58-му параграфу Берлинского трактата, подводившего итоги русско-турецкой войны 1877-1878 гг. После распада Российской империи эта область принадлежала Армении, но затем отошла к Турции в результате армяно-турецкой войны 1921 г.
На территории нынешней Турции туркмены появились во времена сельджукских завоеваний (XI—XII вв.). Наиболее крупные и компактные их группы проживают в юго-восточной и центральной Анатолии. Отдельные группы встречаются на северо-востоке Турции, в том числе в вилайете Карс, куда они были переселены «из глубин Анатолии» [Массальский 1887: 20], по-видимому, из района Сиваса. Этот факт оказал значительное влияние на комплекс их материальной культуры, в частности, на их костюм — в нем чувствуется влияние турецкого и курдского комплексов, что ярко представлено в коллекции РЭМ. Коллекция по культуре карсских туркмен собрана студентом Санкт-Петербургского университета А.А. Флоренским (братом известного русского философа П.А. Флоренского, в дальнейшем известным геологом) в ходе его командировки на Кавказ, в частности в Карсскую область, в 1914 г. по поручению ЭО.
Курдская коллекция РЭМ начала формироваться с 1903 г. и отражает культуру разных групп курдов (Персии, Грузии, Турции, Армении). Собиралась она сотрудниками музея, а также лицами, действовавшими по его поручению. Кроме того, значительны поступления из Санкт-Петербургского университета и Государственного Эрмитажа, а также из Музея народов СССР. Некоторое количество курдских вещей передано частными лицами. В формировании коллекции принимали участие известный востоковед, хранитель ЭО К.А. Иностранцев [Милибанд 1977: 227-228; Васильева 1986: 16-20; Васильева 1991: 114-126; Васильева 1992: 41-51; Сотрудники 2004: 7071], его преемник на этом посту А.А. Миллер, художник Л.Е. Дмитриев-Кавказский, великий князь Борис Владимирович, караимский гахан, известный востоковед С.М. Шап-шал. Отдельные предметы поступили в составе коллекций Ф.М. Плюшкина и В.Н. Оранжереевой.
В 1905-1907 гг. курдские коллекции ЭО значительно пополнились в результате сборов урмийского агента Российского учетно-ссудного банка в Персии А.Н. Петрова. В ее состав
входили оружие, предметы вооружения, быта, одежды, а также фотографии.
В 1910 г. по поручению ЭО на Кавказе проводил сбор экспонатов А.П. Эйснер. К сожалению, архивные материалы, находящиеся в РЭМ, не содержат дополнительных сведений по истории формирования его коллекции [Архив РЭМ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 728]. Несколько экспонатов по курдам-езидам Карсской области в 1914 г. поступило в ЭО от В.Н. Ефремова, а в 1916 г. по персидским курдам — от великого князя Бориса Владимировича. В 1902 г. во время своей экспедиции в Елизаветпольскую область приобрел курдский ковер К.А. Иностранцев.
Большая коллекция по курдам-езидам поступила в музей в результате командировки корреспондента ЭО Ашхар-бек Андреевича Лорис-Калантара (Лорис-Мелик-Калантар, в дальнейшем действительный член Института наук и искусств Армении, ученый секретарь Комитета охраны древностей Армении) в Эриванскую губернию и Карсскую область в 1912—1915 гг. Во время своей поездки он пользовался поддержкой родоначальника всех курдов на Кавказе Усуб-бека (сына Хасан-аги Тей-Мурова), Хачатур-бека Мелик-Вартанесяна, Арташеда Пахлавуни, секретаря Усуб-бека Тадевоса Григоряна, управляющего Сурмалинского училища (в Заре) Исаака Фгродовича Марогулова, от которого получил в дар курдский клинок старинной работы [Архив РЭМ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 380. Л. 12]. Результаты работы 1912—1915 гг. были отмечены благодарностью, вынесенной А.-б. А. Лорис-Мелик-Калантару советом ЭО Русского музея [Там же. Л. 16].
После 1917 г. активная собирательская работа по теме «курды» в ЭО надолго замерла. Только в 1961 г. в Тбилиси сотрудником музея А.Л. Натансон для экспозиции «Новое и традиционное в жилище и одежде народов Советского Союза» была приобретена коллекция, содержащая современный женский курдский костюм.
В 1981 г. в Армении, в местах расселения курдов-езидов, побывала сотрудник музея Э.Г. Торчинская. В маршрут ее поездки вошли в основном районы Арагацкий, Талинский, Масисский и Варденисский. В ходе командировки Э.Г. Торчинская работала с группой сотрудников Музея этнографии Армении (руководитель группы А.А. Погосян); в селение Демурчи она выезжала в сопровождении научного сотрудника Института востоковедения АН Армении М.Х. Дарвещяна, курда по национальности. В результате работы были приобретены 52 предмета (49 номеров) вещевого фонда. В основном это одежда, украшения, ковровые изделия, утварь, детали конской упряжи [Архив РЭМ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 2011].
Персидская коллекция также относится к числу наиболее ранних в собрании музея. Уже в 1902 г. поступили экспонаты от К.Х. Середина (дервишская чашка для сбора подаяния); регистратора ЭО А.П. Рогозиной (две пары носков, приобретенных в Закаспийской обл.); студента восточного факультета, корреспондента ЭО, а впоследствии известного археолога, заместителя директора Кавказского историко-археологического института С.В. Тер-Аветисяна, совершившего в 1902 г. по заданию ЭО «экскурсию» в Персию (он передал также небольшую коллекцию по гебрам). Дальнейшая история создания этой коллекции достаточно длительна — последние поступления датируются уже XXI в., но в основном фонд ее сформировался в первой трети XX в.
Среди фондообразователей иранской коллекции РЭМ — уже упоминавшийся выше помощник агента Урмийского агентства учетно-ссудного банка Персии А.Н. Петров, много лет работавший в Персии — от него поступила богатая коллекция, в состав которой вошли одежда, предметы вооружения и быта, фотографии. Чиновник особых поручений при главноуправляющем торговым мореплаванием и портами великом князе Александре Михайловиче князь Н.И. Аматуни совершил несколько секретных торговых экспедиций по Ближнему и Среднему Востоку, из которых им были привезены и переданы в ЭО одежда разных племен, населяющих Персию (в том числе геб-ров), предметы конской, верблюжьей, ослиной упряжи и убранства, инструменты ремесленников, предметы домашней утвари; принадлежности для курения опиума и т.д. От А.-б. А. Ло-рис-Мелик-Калантара поступили одежда (в том числе гебров и дервишей) предметы домашнего обихода, кальяны, фотографические снимки Испагани, народные картинки, акварели, предметы мусульманского культа и т.д. Передавали персидские вещи в музей Л.Е. Дмитриев-Кавказский, А.А. Флоренский, С.В. Тер-Аветисян, П.П. Жеребин, Магомед Язды, генерал-майор С.И. Похитонов (от него, в частности, поступили 4 картона с акварельными рисунками персидских типов «работы персидского художника-самоучки»), вдова генерала Ж.О. фон Петерс, Ж.Б. Филипьева, вдова генерала от кавалерии Гу-байдуллы Чингисхана Ф.В. Чингисхан (см.: [Дмитриев 2007б: 114-123]), студент-медик, а впоследствии профессор-физиотерапевт М.О. Зандукелли, архитектор, художник, историк искусства, академик Академии художеств Ф.Г. Беренштам, чаепромышленник и чаеторговец К.С. Попов [Дмитриев 2005: 29-35], индолог и иранист Л.Ф. Богданов (преподаватель Курсов востоковедения, член Общества востоковедения, автор трудов по истории Персии, а в дальнейшем библиотекарь Рабиндраната Тагора в Сантиникетане), член Московского
археологического общества М.И. Галашевский. В 1916 г. художник ЭО К.З. Кавторадзе приобрел несколько иранских вещей в г. Шуше Елизаветпольской губ. В 1909 г. в музей поступила небольшая иранская коллекция от директора Тифлисского музея, известного путешественника по Центральной Азии (в составе экспедиции П.К. Козлова) полковника А.Н. Казнакова.
Единичные и малосерийные поступления связаны с именами членов царской семьи, например, великих князей Георгия Михайловича, августейшего управляющего Русским музеем Александра III, и Николая Николаевича младшего (дяди императора Николая II). Среди фондообразователей также товарищ министра императорского двора граф Д.И. Толстой, мас-терювелир из Кубачи Саид Магомед Оглы, тбилисский коллекционер М.И. Чарухчеев, З. Моняфов, основатели, многолетние сотрудники и руководители музея, которые не специализировались по этому региону, Д.А. Клеменц, Н.М. Могилянский.
В начале 1910 г. в ЭО поступила уникальная коллекция индо-персидских миниатюр, приобретенная в Тегеране агентом российского министерства финансов А.С. Остроградским. Состояла она из 100 ламинированных миниатюрных изображений. Коллекция была выкуплена императором Николаем II и передана в ЭО. После революции, в 1921 г., она поступила в Азиатский музей (впоследствии Институт востоковедения АН СССР). В 1935 г. в Государственном Эрмитаже на выставке, которая была организована к Третьему Международному конгрессу по иранскому искусству, был представлен еще не опубликованный альбом, включавший все миниатюры этой коллекции; в 1955 г. в том же Эрмитаже часть миниатюр была показана на выставке индийского искусства; в 1962 г. альбом был опубликован [Альбом 1962; Дмитриев 2007а: 144—149].
В 1993 г. в музей через художницу Н.П. Нератову поступили акварельные рисунки с изображениями иранцев, а также таджиков и узбеков, сделанные художницей Р.Р. О'Коннель-Ми-хайловской во время ее поездки в Персию в начале 1920-х гг. (позднее она многие годы проработала на Государственном фарфоровом заводе в Ленинграде, где, в частности, создала сервиз по персидским мотивам).
Кроме перечисленных выше коллекций, полученных от частных лиц, фонды музея пополнили вещи, происходящие из государственных собраний — Музея народов СССР, Дворца Искусств (Государственного Эрмитажа), Гатчинского дворца-музея, Петроградского археологического института, а также предметы, полученные из Государственного музейного фонда, Ленинградского музейного фонда и других организаций.
Архивные материалы
Архив РЭМ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9. С. 14. Отчет о деятельности Русского музея Императора Александра III за 1901 год. [СПб., 1902].
Архив РЭМ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 11. Л. 11—12об. Протоколы и стенографический отчет совещаний по вопросам организации Этнографического отдела Русского музея. 1901 г.
Архив РЭМ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 380. Переписка с А. Лорис-Калантаром, командированным в Эриванскую губ. и Карсскую обл. для собирания этнографических материалов по народностям курды-езиды, армяне, персы, татар; описи предметов. 24 л.
Архив РЭМ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 728. Переписка с художником А.П. Эйсне-ром о собирании материалов по этнографии турков, аджарцев, армян, греков и курдов в Абхазии, Сванетии, Батумской и Карсской областях. 14 л.
Архив РЭМ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 2011. Торчинская Э.Г. Отчет об экспедиции в Армянскую ССР к курдам и ассирийцам. 22 л.
Библиография
Аделунг Ф. Предложение об учреждении Русского национального музея // Сын Отечества. 1817. № 14. С. 54-72.
Альбом индийских и персидских миниатюр XVI-XVIII вв. / Вступ. статьи А.А. Иванова, Т.В. Грек, О.Ф. Акимушкина; под ред. Л.Т. Гузальяна. М.: Изд-во вост. лит., 1962. 83 с., 100 отд. л. илл. в папке. (Восточная миниатюра и каллиграфия в Ленинградских собраниях / Под общ. ред. И.А. Орбели)
Васильева Н.Е. К.А. Иностранцев как сотрудник Этнографического отдела Русского музея // Из истории формирования этнографических коллекций в музеях России (XIX-XX вв.): Сб. науч. трудов. СПб.: Гос. музей этнографии, 1992. С. 41-51.
Васильева Н.Е. К.А. Иностранцев как сотрудник Этнографического отдела Русского музея // Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока: XXVI годич. науч. сессия ЛО ИВ АН СССР, 1990 (Доклады и сообщения). М.: Наука, 1991. С. 114-126.
Васильева Н.Е. Константин Александрович Иностранцев (18761941) // Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока: XX годич. науч. сессия ЛО ИВ АН СССР, 1985 (доклады и сообщения). М.: Наука, 1986. Ч. 1. С. 10-20.
Вихман В.Г. Российский отечественный музей // Сын Отечества. 1821. № 33. С. 289-310.
Гулыга А.В. Русская идея и ее творцы. М.: ЭКСМО, 2003. 448 с.
Дмитриев С.В. История появления в России альбома индо-персид-ских миниатюр // Восток = Oriens: Афро-азиатские общества: история и современность. М., 2007а. № 1. С. 144-149.
Дмитриев С.В. К истории развития идеи создания Российского национального музея в XIX в.: Концепция князя Г.Г. Гагарина (1855) // Собор лиц: Сб. статей. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 2006. С. 118-125.
Дмитриев С.В. Коллекция хана Букеевской орды Джангера // Россия и тюркский мир: Востоковедение и африканистика в университетах Санкт-Петербурга, России и Европы: II Международная научная конференция, 5—7 апреля 2006 г.: Доклады и материалы. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 20076. С. 114-123.
Дмитриев С.В. К. С. Попов — предприниматель-чаепромышленник и коллекционер // Вестник Восточного института = Acta Institutionis Orientalis. СПб., 2005. Т. 10. № 1-2 (19-21). С. 2935.
Дмитриев С.В. Проект создания «Отечественного Российского музеу-ма» П.П. Свиньина и его место в истории русской музеологи-ческой мысли // Археология, история, нумизматика, этнография Восточной Европы: Сб. статей памяти проф. И.В. Дубова. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 2004а. С. 186-193.
Дмитриев С.В. Экспедиция Этнографического отдела Русского музея в Ванскую область // Этнографический источник: Материалы Третьих Санкт-Петербургских этнографических чтений. СПб.: Рос. этнограф. музей, 2004б. С. 152-159.
[Кононов 1989] Биобиблиографический словарь отечественных тюркологов: Дооктябрьский период / Подгот. А.Н. Кононов. 2-е изд., перераб. М.: Наука, 1989. 298 с.
Леббок Дж. Начало цивилизации. СПб.: Ред. журн. «Знание», 1876. 350 с.
[Массальский 1887] Очерк пограничной части Карсской области: Предварительный отчет кн. В.И. Массальского. СПб.: Тип. А.С. Суворина, 1887. 35 с.
Милибанд С.Д. Биобиблиографический словарь советских востоковедов. М.: Наука, 1977. 766 с.
Могилянский Н.М. Этнографический отдел Русского музея Императора Александра III // Живая старина. 1911. Год 20. Вып. 3-4. СПб., 1912. С. 473-498.
Отчет о состоянии и деятельности Императорского Санкт-Петербургского университета за 1912 г. СПб: Б.и., 1913. 244+251+22 с.
[Радлов, Бартольд 1913] О командировании А.Н. Самойловича в Ставропольскую губернию // Известия Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии. СПб., 1913. Сер. 2. С. 30.
Решетов А.М., Дмитриев С.А. Музейная деятельность в научных занятиях А.Н. Самойловича // Лавровский сборник: Материалы Среднеазиатско-Кавказских исследований: этнология, история, археология, культурология. 2006-2007. СПб.: МАЭ РАН, 2007. С. 265-270.
[Самойлович 1913] Среди ставропольских туркмен и ногайцев и у крымских татар (Отчет о командировке в 1912 г. прив.-доц. А.Н. Самойловича) // Известия Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии. СПб., 1913. Сер. 2. С. 54-74.
Селиненкова Е.Я. Собиратель кавказских коллекций РЭМ А.П. Эйс-нер // Этнографический источник: Материалы Третьих Санкт-Петербургских этнографических чтений. СПб.: РЭМ, 2004. С. 159-165.
Сотрудники императорского Эрмитажа, 1852-1917: Биобиблиографический справочник. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2004. 72 с.
Токарев С.А. Истоки этнографической науки (до сер. XIX в.). М.:
Наука, 1978. 167 с. Функ Е. Этнографические музеи в капиталистических странах // Советская этнография. 1933. № 1. С. 173-183. Хрулев С. Проэкт Устава товарищества для развития торговли с Среднею Азиею. СПб.: Изд. «Журнала мануфактур и торговли», 1863. 48 с. [Приложение к «Журналу мануфактур и торговли». 1863. Т. 9].
