CC BY
9
Вестн. Моск. ун-та. Сер. 13. Востоковедение. 2023. Т. 67, № 1. C. 111-128 Lomonosov Oriental Studies Journal, 2023, Vol. 67, No. 1, pp. 111-128 (In Russ.)
Б01: 10.55959/М8Ш320-8095-13-67-1-9 ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
«КРАСОТА НАЧАЛА» В ПЕРСИДСКОЙ ГАЗЕЛИ Х-ХГУ вв.: ЭТАПЫ ФОРМИРОВАНИЯ ЖАНРОВЫХ КЛИШЕ
М.Л. Рейснер
Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова,
Москва, Россия; marinareys@iaas.msu.ru
Аннотация: Статья посвящена изучению одного из конкретных аспектов развития персидской классической газели как структурно-тематического единства, обладающего ярко выраженными признаками поэтической формы. В трансформации газели одну из ключевых ролей играли композиционные факторы. Приемы украшения начала и концовки стихотворного произведения регулировались нормами заимствованной иранцами арабской поэтики. Они обозначались соответственно терминами «красота начала» (хусн ал-матла') и «красота концовки» (хусн ал-макта'). Их применение в персидской стихотворной практике отличалось заметной спецификой по сравнению с арабской. Использование повторяющихся образных и синтаксических клише для реализации этих приемов в газели постепенно превратилось в общепринятую норму. Наряду с принципом единообразного оформления концовки складывается и базовый фонд стандартных образно-синтаксических моделей и клише, служивших маркерами начала газели. На каждой стадии своей эволюции газель взаимодействует с различными составляющими жанровой системы, постепенно расширяя тематический диапазон, а вместе с ним и репертуар стандартных зачинов. В результате этих изменений, часто не фиксируемых теоретической поэтикой, но закрепленных в практике, и возникает канонический облик персидской газели, принципиально отличный от исходного прототипа. Пройдя несколько ступеней трансформации, газель превращается в жанровую форму, обладающую набором постоянных структурных признаков.
Ключевые слова: персидская классическая газель, поэтическая форма, стандартный зачин, жанровые клише
Финансирование: Настоящая статья подготовлена в рамках НИР ИСАА МГУ имени М.В. Ломоносова по теме «Литературы стран Азии и Африки: история и современность».
Для цитирования: Рейснер М.Л. «Красота начала» в персидской газели Х-Х1У вв.: этапы формирования жанровых клише // Вестн. Моск. ун-та. Сер.
13. Востоковедение. 2023. Т. 67, № 1. С. 111-128. DOI: 10.55959/MSU0320-8095-13-67-1-9
'BEAUTY OF THE BEGINNING' IN PERSIAN GHAZAL OF 11-14 CEN.: THE STAGES OF FORMATION OF GENRE CLICHÉS
Marina L. Reysner
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia; zakharyin13@mail.ru
Abstract: The article is devoted to the study of one of the specific aspects of the development of the Persian classical ghazal as a structural and thematic unity with pronounced signs of poetic form. Compositional factors played a key role in the transformation of the ghazal. The techniques of decorating the beginning and ending of a poetic work were regulated by the norms of Arabic poetics borrowed by the Iranians. They were respectively designated by the terms 'beauty of the beginning' (husn al-matla') and 'beauty of the ending' (husn al-makta'). Their use in Persian poetic practice had notable specificity in comparison with Arabic. The use of repetitive figurative and syntactic clichés to implement these techniques in the ghazal gradually turned into a generally accepted norm. Along with the principle of uniform design of the ending, there is also a basic fund of standard figurative-syntactic models and clichés that served as markers of the beginning of the ghazal. At each stage of its evolution, the ghazal interacted with various components of the genre system, gradually expanding the thematic range and the repertoire of standard beginnings. As a result of these changes, which are often not fixed by theoretical poetic treatises, but fixed in practice, the canonical appearance of the Persian ghazal arises. It was fundamentally different from the original prototype. After going through several stages of transformation, the ghazal turns into a genre form with a set of permanent structural features.
Key words: Persian classical ghazal, poetic form, standard beginning, genre cliché
Funding: The article has been prepared on the basis of the Research Project 'Asian and African Literatures: History and Modernity' worked out at the Institute of Asian and African studies, Moscow State University, Moscow, Russia.
For citation: Reysner M.L. 'Beauty of the beginning' in Persian ghazal of 11-14 cen.: the stages of formation of genre clichés. Lomonosov Oriental Studies Journal, 2023, Vol. 67, No. 1, pp. 111-128. DOI: 10.55959/MSU0320-8095-13-67-1-9 (In Russ.)
Данная статья вместе с предшествующими работами1, в которых рассматривались различные аспекты поэтики персидской класси-
1 Рейснер М. Л. К проблеме сравнительного изучения иранской и арабской поэтики (характеристика категории тахаллус // Вестник Московского университета.
ческой газели, призвана уточнить и конкретизировать положения, высказанные в свое время нами в монографии, посвященной анализу основных этапов ее эволюции2. Речь идет в первую очередь о различных проявлениях процесса закрепления компонентов внешней структуры газели, явно прослеживаемых в литературной практике, но лишь частично представленных или вовсе не отраженных в средневековых нормативных трактатах по поэтике.
В научной традиции изучения газели проблема становления ее как формы обсуждалась неоднократно. Подробный обзор мнений по этой теме, в частности обсуждения основных причин и факторов, повлиявших на эволюцию газели внутри жанровой системы персидской поэзии, можно найти в энциклопедии 1гашса3. Все без исключения исследователи, рассматривавшие эту проблему с разных ракурсов, признают кардинальное различие между двумя феноменами, обозначаемыми самим термином «газель» (араб. га-зал), который использовался и в буквальном, словарном значении в качестве обозначения «стихов о любви», и в терминологическом, «техническом» значении в качестве обозначения структурно определенной поэтической формы. Однако конкретные аспекты протекания процесса превращения газели в тематически монолитного жанрового образования в четкую формальную структуру в персидской литературной практике подробно не изучались.
При анализе процесса складывания персидской классической газели как четко осознаваемой формы приходится одновременно учитывать и содержательные, и структурные факторы. В фокусе данного исследования оказалась в первую очередь внешняя структура газели и принципы ее конструирования. Начало и концовка приобрели в газели четкие правила оформления, которые и позволили определять ее (наряду с касыдой, кыт'а, руба'и и т.д.) как замкнутую поэтическую конструкцию.
Газель, стартовав в своем развитии как поэзия строго ограниченного содержания, примерно соответствующего понятию любовной лирики, в персидской литературе в течение двух веков постепенно
Серия 13. Востоковедение. 1983. № 4. С. 54-64; Рейснер М. Л. Жанровые типы рамочных текстов в персидской классической поэзии (X-XV вв.) // Восток (Oriens). 2017. № 5. С. 125-128.
2 Рейснер М. Л. Эволюция классической газели на фарси (X-XIV вв.). М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1989.
3J. T. P. de Bruijn andEhsan Yarshater, "GAZAL", in: Encyclopaedia Iranica Online, © Trustees of Columbia University in the City of New York. http://dx.doi.org/10.1163/2330-4804_EIRO_COM_11973 (дата обращения: 10.03.2023)
меняла свое положение в системе жанровых координат. К рубежу XII и XIII века этот процесс в основном завершился. Если сформулировать кратко, газель приобрела стандартный способ обозначения завершения стихотворения в виде авторской «подписи» (тахаллус) в финальном стихе-бейте, что и обеспечило замкнутость композиционной конструкции. Однако и к этому времени в придворной среде оставалось еще достаточно известных поэтов, которые не придерживались установившегося правила, такие как Му'иззи, За-хир Фарйаби, Сабир Термизи. Тем не менее, их стихи, вне всякого сомнения, однозначно идентифицировались как газели. В их творчестве применялись иные, близкие к требованиям арабской поэтики, способы акцентирования финала газели. Кроме того, в их газелях можно наблюдать и достаточно четко осознаваемый и воспроизводимый во многих текстах набор образно-синтаксических клише, связанных с оформлением начального стиха.
Примером этого переходного состояния газели могут служить стихи известных поэтов того времени — отца и сына Джамал ад-Дина и Камал ад-Дина Исфахани, чья лирика была детально проанализирована в монографии З.Н. Ворожейкиной, посвященной литературной жизни средневекового Ирана в предмонгольский период4. Приведем цитату из этой книги, касающуюся оформления финальных бейтов газели: «Последний бейт не включает имени автора — тахаллуса в газелях наших поэтов нет, но, как правило, он представляет собой образец мастерства газельной концовки. Заключительное двустишие отработано как "ударный", венчающий стихотворение бейт — хатиме, — он дает неожиданный поворот лирическому повествованию или остроумно резюмирует его итог»5. Там же в примечании исследовательница отмечает, что поэты следуют требованию выполнения фигуры «красота концовки» (хусн ал-макта'). Это правило относилось ко всем формам поэзии и не специфично для газели. Как было отмечено, только в газели к тому времени уже в основном сформировался нормативный способ реализации этой фигуры. Упоминание автором своего литературного имени как один из вариантов «красивой концовки» встречается и в касыдах, но в них этот прием не обрел статуса стандартного завершения произведения.
4 Ворожейкина З.Н. Исфаханская школа поэтов и литературная жизнь Ирана в предмонгольское время (XII — начало XIII в.). М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1984.
5 Ворожейкина З.Н. Указ соч. С. 150.
Очевидно, что и в области способов маркировки начала газели, регламентируемых фигурой «красота начала» (хусн ал-матла'), шла выработка не столь жестких, как в концовке, но все же стандартных, повторяющихся и канонизированных способов формально-тематической организации. Помимо обязательной парной рифмы (мусар-ра') в начальном бейте, поэтапно складывается область мотивов и синтаксических клише, характерных именно для «зачинов» газелей. Естественно, что в контексте изучения данного вопроса термин «зачин» применяется нами достаточно условно, поскольку речь идет по преимуществу об открывающем газель бейте — матла', при том, что в привычном смысле зачин может ассоциироваться и с более пространным фрагментом текста, как, например, в касыде.
В данной статье рассмотрены наиболее частотные модели оформления начала газели, закрепление которых в каноне дает достаточно четкое представление об этапах ее эволюции внутри жанровой системы персидской классической поэзии.
Поскольку первый этап развития газели генетически связан с арабской поэзией, в которой под газелью подразумевались любовные стихи, исполняемые под музыку, то зачины ранней персидской газели (например, у Рудаки) являются прямым отражением ее тематической доминанты — это обращение6 к возлюбленной («О, любимая!», «О, кумир!» и т.д.), к ветру с просьбой передать послание или принести весть, к собственному сердцу:
О сердце, доколь ты будешь полно себялюбия? Отчего ты любишь заклятого врага? Зачем ты ищешь верности у неверной, Для чего куешь без толку холодное железо?7
Могли подобные зачины содержать те же устойчивые образы, но в иных синтаксических конструкциях, не содержащих прямого обращения. Уже в стихах, приписываемых «Адаму поэтов Ирана» Рудаки (860-941), можно найти пример упоминания ветра, несущего влюбленному весть от любимой:
Ветерок, что веет на меня со стороны Бухары,
Приносит ароматы роз, мускуса и жасмина.
Где бы ни повеял этот ветер на женщину или мужчину,
6 Такие модели начального бейта, как правило, содержали междометие или показатель обращения, присоединяемый к слову, обозначающему адресата.
7 Рудаки Самарканди. Диван / Сост. С. Нафиси, И. Брагинский. Тегеран: Мо'сесе-йе энтешарат-е негах, 1373 (1995). С. 67. За исключением указанных случаев переводы оригинальных текстов принадлежат автору статьи.
Скажут: «Верно, он повеял из Хотана8».
Нет, нет, такой дивный ветерок никогда не дует из Хотана,
Он доносится от моей любимой9.
Открывающие газель клишированные матла' обозначенного типа имеют естественные аналоги в любовных зачинах касыд (на-сиб), совпадая не только по тематике, но и по тональности. Многочисленные примеры таких совпадений легко обнаруживаются в Диване (собрании монорифмических стихов) Фаррухи Систани (ум. 1037/38 г.), придворного поэта эпохи правления династии Газнави-дов. Сам поэт называл себя в стихах «певец газелей» (газал-хан), поскольку полагал, что наивысшего мастерства достиг именно в любовной тематике. В одной из его касыд содержатся две различных по содержанию вступительных части, во второй из них — любовной, Фаррухи помещает «вставную» газель. В ее начальном бейте мы находим характерный для этой формы набор лексем-маркеров: «Жаль моего сердца, ведь похитил его среброгрудый кумир, // а от его сердца нет у меня вестей.. .»10
В концовке финального фрагмента первого зачина, посвященного окончанию мусульманского поста и празднику Разговения ('Ид ал-фитр), поэт помещает смысловой переход ко второму зачину, который гласит:
О певец, неси сюда ту прекрасную чарующую газель,
А если не знаешь такой, послушай, как я сложу свежую газель.
Теперь обратимся к вариации того же мотива похищенного сердца в одном из «газелеподобных» стихотворений малой формы, помещенном в разделе Дивана Фаррухи, содержащем кыт'а («отрывки»):
Что мне поделать с сердцем, ведь все мои горести и печали из-за сердца!?
Если он(а) похитит сердце, скажу: «Забирай, то от меня подарок!»11
Имеет свои вариации в зачинах газели и своего рода «экспозиция», которая вводит стандартную лирическую ситуацию — счастливое свидание влюбленных, сопровождаемое ночной пирушкой. Такие газели обычно начинаются словами: «Явился(-ась) ко мне нынче/ вчера ночью.». О переносе этой модели зачина из касыды в газель
8 Хотан — упоминаемая в средневековой персидской поэзии местность, откуда привозили лучший мускус. Ныне округ на юго-западе Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая.
9 Рудаки Самарканди. Указ. соч. С.86.
10 Фаррухи Систани. Диван / Сост. и ред. Д. Сийаки. Тегеран: Кетабфоруши-йе Зоввар, 1371 (1993). С. 105.
11 Там же. С. 434.
свидетельствует наличие элементов описания красоты персонажа, явившегося на свидание к лирическому герою. Вот, к примеру, бейты, открывающие одну из газелей Анвари:
Вчера, приветствуя ночь, как только луна появилась,
Незваной моя красавица в дверях моей кельи явилась...
Сладостями для меня стали сахар и фисташки, ведь тот кумир
С очами, словно фисташки, и устами, словно сахар, явился12.
Этот тип зачина имеет многочисленные вариации в касыдах. В таких касыдах описание (васф) красоты кумира может быть развернуто в нескольких бейтах. В газели описательные элементы подвергаются компрессии, приспосабливаясь к требованиям малой формы. Обозначенная зона пересечения моделей зачинов в касыде и газели после Х1-Х11 вв. не только сохраняется, но по мере развития газели имеет тенденцию к расширению. Однако этот процесс уже не связан непосредственно с генезисом газели, а демонстрирует естественные для развития поэтического канона взаимообмены между жанрами.
В газелях XII в., например, у Захира Фарйаби (ум. между 1201 и 1222), можно выделить еще один закрепившийся в каноне газели тип зачина-«экспозиции» — явление лирическому герою возлюбленной персоны во сне или как видение (хийал) во время любовной бессонницы13. Эта ситуативная модель оформления начала стихотворения имеет многочисленные аналоги в касыде. Рассказы об увиденном во сне или в бессонной грезе в касыдах развернуты в сложные композиции, сочетающие описательные и повествовательные элементы. В газели свернутый до минимального объема мотив сна или грезы служит одним из повторяющихся способов реализации фигуры «красота начала», влияя на трактовку лирической ситуации в целом. Этот тип зачина сохраняется в репертуаре газели и в последующий период. Большое количество газелей с зачинами такого типа было нами обнаружено у Камала Худжанди (ум. 1400)14.
В известной газели Низами (ок. 1141 — ок. 1209), начинающейся со стандартных формул, описывающих приход возлюбленной на свидание к лирическому герою, мотив сна реализуется в концовке и помещает всю газель в контекст ситуации сновидения. Возможность применения одних и тех же тематических клише для зачинов
12 Анвари. Диван / Сост. М. Разави. 4-е изд. Т. 2. Тегеран: Шеркат-е энтешарат-е элми ва фарханги, 1360 (1982). С. 822.
13 См. об этом подробно: Рейснер М.Л. Сон и бессонница в тематическом лексиконе персидской классической газели (Х11-ХУ вв.) // Вестник Московского университета. Сер. 13. Востоковедение. М., 2019. № 2. С. 4-19.
14 Там же. С. 13-15.
и концовок газели была прослежена нами как раз в рамках анализа мотивов сна и сновидения15.
Газель на ранних этапах своего развития взаимодействует не только с касыдой, но и с формирующимся жанром любовно-романической поэмы, куда проникает в виде несюжетных вставок, именуемых в тексте «стих» (ши'р) или «газель». Эти образцы любовной лирики являются важным компонентом преданий об 'узритских поэтах-влюбленных, которые попали в классические арабские поэтические антологии, и органично вошли в ткань персидских поэтических обработок этих историй. Они же служат одним из индикаторов превращения старых иранских эпических сказаний в любовно-романические истории. Даже утратив внутри крупных нарративных произведений свою исходную рифмовку — монорим (исключение составляет поэма 'Аййуки «Варка и Гульшах»), эти лирические вставки легко опознаются благодаря типичным газельным зачинам16.
Таким образом, в X-XI вв., на первом этапе складывания новоперсидской поэзии в придворной среде, у зачинов касыды и газели наблюдается обширная пересекающаяся зона. Это явление, как представляется, связано с арабоязычным периодом генезиса газели так же, как, например, традиционно воспроизводившиеся в лирических текстах имена возлюбленных арабских племенных поэтов, например, Лайлы или Сальмы. Это ядро газели, восходящее к ранней фазе ее формирования, сохраняется в длительной исторической перспективе, однако на него накладываются новые тематические слои, появляющиеся по мере изменения социокультурных условий и среды бытования газели.
На втором этапе в XI-XII вв., в связи с вхождением газели в поэтическую практику мусульманских мистиков — суфиев, а также в результате значительного пополнения ее тематики за счет переносов мотивов из других типов поэзии, прежде всего из аскетической (зух-диййат) и пиршественной (хамриййат), расширяется и репертуар стандартных зачинов. Поскольку газель выходит за пределы дворца правителя-мецената в городскую среду, существенно меняется и набор мотивов в зачинах, и локализация лирического события. В суфийских газелях не только используются уже имеющиеся модели, но и развивается собственный фонд «экспозиций», вводящих стандартную лирическую ситуацию. Если полагать, что газели Баба Кухи
15 Там же. С. 10.
16 См. об этом подробно: Рейснер М.Л. Лирические вставки в персидском любовно-романическом эпосе XI-XШ вв.: генезис и жанровые функции // Вестник Московского университета. Сер. 13. Востоковедение. 2013. № 1. С. 49-61.
Ширази создавались на рубеже Х1 и Х11 веков17, то можно отметить, что в них появляются совершенно новые типы зачинов. Начинается процесс постепенного расподобления состава клишированных формул начала газели с открывающими бейтами касыд. Сама газель все более становится персонажной, а лирические события перемещается в городскую среду — местом действия, обозначаемым в зачине, становится кабачок или квартал Харабат, в котором располагаются питейные заведения. Новый тип зачина, связанный с тематикой винопития и восходящей к репертуару жанра хамриййат, приобретает в суфийской газели иносказательное значение. Он реализуется у Баба Кухи Ширази в нескольких вариантах, имеющих скрытые в подтексте религиозно-мистические коннотации.
В первом варианте такой условной «экспозиции» лирический персонаж, в ряде случаев обозначенный местоимением не единственного, а множественного числа — «мы», идет в кабачок, однако место, откуда он туда отправляется, не указано:
Вчера мы, хмельные поклонники вина, отправились в кабачок, На встречу с виночерпием, в чьей ладони чаша полная вина18.
Второй вариант этого зачина говорит о том, что лирический персонаж меняет локус, поскольку обозначено место, откуда он отправляется в квартал Харабат:
Вчера из кельи в кабачок отправился я поутру, Чтобы разузнать новости из Харабата19.
Еще один вариант зачина содержит указание на определенное действие персонажа, являющееся знаком его перехода в новое состояние — вступление на путь мистика (тарикат) и подчинение наставнику, которого олицетворяет «старец магов»: Подпоясался я зуннаром гебров В знак служения старцу магов20.
17 Обоснование данной датировки газелей Баба Кухи Ширази, исходя из особенностей их композиции, см.: Эволюция классической газели на фарси (Х-Х1У вв.). М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1989. С. 75-76.
18 Баба Кухи Ширази. Диван. 2-е изд. Шираз: Кетабфоруши-йе мо'арефат, 1332 (1954). С. 27.
19 Там же. С. 101.
20 Там же. С. 89. Зуннар (от греч. зоннарион) — пояс, который в мусульманских государствах в Средние века носили представители других религий. Маг, гебр — зороастриец.
Второй и третий типы зачина формируется непосредственно в суфийской традиции и в зачинах касыд в обозначенный период аналогов не имеет.
Как результат расширения тематики газели за счет активного переноса мотивов из жанра хамриййат в ее зачинах окончательно закрепляется упоминание виночерпия (саки) или обращение к нему с просьбой подать вина. В отличие от вариантов зачина, которые был рассмотрены ранее на примере газелей Баба Кухи Ширази, этот тип характерен и для поздравительных и пиршественных касыд, однако его вариации, попав в орбиту суфийской газели, обретают религиозно-мистические коннотации.
Касыды с обращениями к виночерпию в начальных бейтах можно найти у выдающегося придворного стихотворца газнавидского круга Манучихри Дамгани (ум. после 1041). Вот начало одной из них:
Неси, виночерпий, золотое вино и серебряную чашу,
Вином окажи уважение и почет новой весне21.
В собрании стихов Санаи Газнави (ок. 1081-1141), начавшего свою карьеру при том же газнавидском дворе, но в конце концов оставившего службу, обнаруживается довольно большое количество газелей с этим зачином. Вот начало одной из них:
О виночерпий, пойми, мы страдаем от похмелья, подай чашу!
Подари нам час покоя в этой беспокойной жизни22.
И в касыдах Манучихри, и в газелях Санаи в качестве одной из вариаций этой модели можно наблюдать сращение зачинов двух разных тематических типов, когда в стандартной ситуации счастливого свидания возлюбленный/ая выступают в ипостаси виночерпия.
К концу второго этапа, т.е. рубежу XII и XIII веков, в основном складывается весь базовый репертуар стандартных зачинов газели, не в последнюю очередь за счет того, что происходит постепенное сближение, а затем и синтез придворной и суфийской традиции. В этот период, ознаменовавшийся оттоком выдающихся стихотворцев из придворной среды, такие поэты, как Санаи, Анвари, Хакани Ширвани (ок. 1126-1199), чей талант сформировался при дворе, стали широко применять в газели иносказательный язык и образные клише, сложившиеся в суфийских сообществах. В то же время в своих лирических стихах поэты, прошедшие профессиональную выучку
21 Манучихри Дамгани. Диван / Ред. Д. Сийаки. 4-е изд. Тегеран: Кетабфоруши-йе Зоввар, 1356 (1978). С. 45.
22 Санаи Газнави. Диван / Ред. М. Разави. Тегеран: Кетабхане-йе Ибн Сина, 1341 (1963). С. 797.
в придворной среде, значительно усложняют поэтическую технику. Тогда же в газели начинается активное авторское варьирование сложившихся и закрепленных в каноне моделей зачинов. Так, у одного из величайших суфийских поэтов Фарид ад-Дина 'Аттара (ок. 1145 — ок. 1221) тип зачина, впервые появившийся, судя по всему, еще на рубеже Х1 и Х11 веков и содержащий мотив смены локуса лирическим персонажем, актуализуется посредством привлечения «житийного» образа багдадского подвижника и мученика 1Х в. Ман-сура Халладжа и приобретает отчетливую авторскую маркировку23. Позже, например, у Хафиза, этот зачин вновь отрывается от прямой привязки к истории Халладжа и становится одним из общих мест, однако сохраняет заложенные 'Аттаром смыслы в качестве возможных ассоциаций, скрытых в подтексте. Вот, к примеру, матла' одной из таких газелей Хафиза: «Вчера ночью наш старец пришел из мечети в кабак, // О друзья по тарикату, как нам поступать после этого!?» (Перевод Пригариной Н.И., Чалисовой Н.Ю., Русанова М.А.)24.
На третьем этапе, в Х111-Х1У вв., продолжается авторская разработка всех имеющихся стандартных зачинов, в том числе и за счет продолжавшегося «обмена информацией» между газелью и касыдой. В частности, в газели все чаще встречаются вариации адаптированных к условиям малой формы зачинов, типичных для касыды, например, своего рода «микропейзажи» или мотивы с указанием времени суток или сезона. Газель как малая форма создает особые условия, в которых стандартные зачины касыд, в том числе и описательные (например, календарные) при их переносе в газель компрессируются, «сворачиваются» до одного бейта или даже первого полустишия-мисра'. Таковы «микропейзажи» и «экспозиции», указывающие на время действия или на место, где происходит лирическое событие, вызвавшее определенные переживания героя (у Хафиза — «Берег ручья и подножье ивы...»; «Я видел зеленое поле небес и серп молодого месяца...»25). Эти описательные элементы в газели подвергаются, по существу, тому же типу компрессии, что и богатые описательными деталями зачины касыды, построенные
23 Об этих газелях см, подробно: Рейснер М. Л., ЧалисоваН. Ю. Я есмь Истинный Бог: образ старца Халладжа в лирике и житийной прозе Аттара // Семантика образа в литературах Востока. М.: Восточная литература, 1998. С. 121-158.
24 Пригарина Н., Чалисова Н., Русанов М. Хафиз. Газели в филологическом переводе. Часть 1 / ОпейаНа е! ОаББюа. Труды Института восточных культур и античности. Вып. ХЬП. М., 2012. С. 151.
25Хафиз Ширази. Диван-е газалиййат / Ред. Х.Х Рахбар. Тегеран: Энтешарат-е Сафи 'Алишах, 1375 (1997). С. 390, 553.
на ситуации счастливого свидания или явления возлюбленной во сне. В газели элементы васфа купируются, а оставшиеся от них в наследство «формульные» клише выступают исключительно как маркеры начала стихотворения.
Накопленный за несколько веков репертуар стандартных, закрепленных в каноне зачинов, в дальнейшем развивается по тем же законам, что и сама газель, проходит путь многочисленных авторских переосмыслений и усложнений. Зачины первого этапа, связанные с ее тематической любовной константой, сохраняются в каноне, но трансформируются за счет авторской актуализации путем включения в новые контексты и ряды ассоциаций. К примеру, у Хафиза есть множество газелей, в зачине которых содержится традиционное обращение к утреннему ветерку (саба) с просьбой передать послание любимой или принести весть от нее. Одна такая газель была сложена в соответствии с принятой нормой поэтической практики как «ответ» (джаваб) на газель Хакани. В ней исходная модель зачина обогащена кораническими ассоциациями благодаря сращению образов ветра-вестника и птицы-вестника — удода, чья роль посланца отсылает к истории Сулаймана и царицы Сабеи Билкис. При этом в исходной газели-образце стандартный вариант зачина также подвергнут переосмыслению, поскольку включает обращение не к ветерку, а к утреннему лучу солнца. В вариации зачина, предложенной Хакани, совершается подмена, но ветерок, текстуально отсутствующий в зачине газели, присутствует в лирическом сюжете, выступая как антипод луча рассвета:
О, [луч] рассвета, взгляни, куда тебя я посылаю!
К солнцу верности тебя я посылаю.
Утренний ветерок — обманщик, а ты говоришь правду,
Туда наперекор ветерку тебя я посылаю26 <...>
Хакани тоже на свой лад трансформирует стандартный зачин: он выбирает другого гонца, объясняя посредством фигуры «красота обоснования» (хусн ат-та'лил), почему отказывается доверить ветерку роль вестника. Хафиз возвращает в зачин стандартную формулу обращения к ветру-вестнику, но добавляет ему качество птицы, достигая новой интерпретации мотива: «О, удод утреннего ветерка, я в Сабею тебя посылаю, // Посмотри, откуда и куда я тебя посылаю27.
26 Хакани Ширвани. Диван / Ред. М. Д. Казази. Т. 2. Тегеран: Нашр-е Марказ, 1375 (1997). С. 821.
27 Хафиз Ширази. Указ соч. С. 125.
В тот же период при наиболее полной реализации возможностей своего канона газель, оттеснившая на второй план касыду в придворном церемониале и этикете, берет на себя и ряд ее традиционных функций — панегирических, поздравительных и т.д. Возрастает количество газелей, сложенных по поводу окончания мусульманского поста (праздника Разговения) или празднования Нового года по старому иранскому календарю (Ноуруза). Они отличаются характерными клишированными зачинами, возникшими на основе начальных формул поздравительных касыд, слагавшихся по случаю того или иного праздника. Касыды с весенними календарными зачинами отличались пространными описательными пассажами — картинами пробуждающейся природы и содержали большое количество сезонных слов (в основном названий цветов и певчих птиц). Газели подобной тематики также были поздравительными и частично сохранили описательные компоненты. Приведем начало новогодней касыды, сложенной Манучихри Дамгани:
Пришел счастливый Ноуруз, красиво пришел и достойно,
С благословенным счастьем и яркой звездой.
Черная туча стала, словно нянька-абиссинка,
Дождь словно молоко, а поле тюльпанов — грудной младенец.
Если поле тюльпанов — грудное дитя, так почему же
Словно младенец, плачет соловей?28
А вот для сравнения начало весенней газели признанного мастера Са'ди Ширази (между 1200 и 1219-1291):
Повеял утренний ветерок, [принес] аромат Ноуруза, Радость влюбленным и счастливую судьбу. Пусть будет благословен для тебя этот год и все года! Пусть будет удачным для тебя этот день и все дни! Цветок гранаты будто бы разжег пламя — Мангал не ставь и огонь не разводи29.
Используя в своей газели тот же образ ветра Ноуруза, несущего весну, его великий земляк Хафиз Ширази соединил его с уже знакомым нам зачином, построенном на мотиве ветра, приносящего весть от любимой:
Из квартала любимой повеяло ветром Ноуруза,
Если тебе нужна его помощь, разожги светильник сердца <...>
Снова соловей настолько опьянел от алого вина из чаши розы,
28 Манучихри Дамгани. Указ. соч. С. 34.
29 Са'ди Ширази. Диван-е газалиййат / Ред. Х.Х Рахбар. Т. 1. Тегеран: Энтешарат-е Махтаб, 1364 (1986). С. 460.
Что взмыл до бирюзового свода его напев «Бирюзовый трон».
Ступай в степь, чтобы стряхнуть с подола пыль печали,
Ступай в сад, чтобы обучиться у соловья слагать газели30.
Очевидно, что авторские трансформации традиционных зачинов в газели осуществлялись тем же способом, что и в касыде, — путем «скрещивания» или сращения уже имеющихся в каноне моделей.
Многозначность текста, достигнутая на предшествующих этапах развития газели, позволяла широко варьировать в авторском творчестве интерпретации одних и тех же групп мотивов, наделяя их различными коннотациями и включая в новые ряды ассоциаций. Для этого используется стратегия иносказания, до тонкостей разработанная в мистической газели. Таким образом, на третьем этапе — в XIII-XIV вв. — поэты создают авторские вариации на основе сложившегося за несколько веков репертуара стандартных моделей зачина и по-прежнему продолжают расширять его за счет заимствований из других жанров. В рамках нормативной поэтики взаимодействие поэтических жанров путем различного рода транспозиций (из одной тематической разновидности стихов в другую, с одного предмета описания на другой, из прозаических жанров в поэтические), обозначаемых термином накл, выступает одним из главных факторов эволюции каждого жанра и жанровой формы в отдельности и системы в целом31. Оставаясь в рамках нормативной поэтики, пока не возникли социально-исторические предпосылки ее разрушения, жанровая система сохраняла стабильность, однако правила взаимодействия автора и традиции давали ей возможность развиваться и трансформироваться, в том числе и с точки зрения стиля, т.е. достигать соответствия эстетическим вкусам и предпочтениям на каждом новом этапе своего существования.
В газели, которая проделала в персидской классической поэзии сложный путь эволюции, результаты ее взаимодействия с другими жанровыми составляющими системы проявлены наиболее ярко именно в силу специфики ее трансформации. Общая картина развития газели может быть прослежена не только как постепенное расширение тематического спектра при отказе от содержательного признака в качестве определяющего, но и как выработка повторяющихся и узнаваемых, а потому воспринимаемых в качестве формообразующих, способов маркировки начала и концовки стихотворения.
30 Хафиз Ширази. Указ. соч. С. 617.
31 Об этом категории персидской поэтики и ее применении в практике см.: Рейснер М.Л.
Эти изменения, не всегда фиксируемые теоретической поэтикой, но закрепленные в практике, и приводят в конечном итоге к осознанию ее как самостоятельной жанровой формы, отличающейся структурной замкнутостью. Газель в своем развитии двигалась в направлении твердых форм, но не достигла этого состояния, ибо ее количественный признак — объем — так и не стал жестко фиксированным, как, к примеру в итальянском или английском сонете, а варьировался в достаточно широких пределах (от 5 до 12, а у некоторых авторов мог составлять 15 и более бейтов). Однако тенденция к определению оптимального для газели количественного показателя так или иначе обсуждалась в самих поэтических текстах, и предпочтение отдавалось газелями, содержащим 7 бейтов.
Конечный результат длительного процесса эволюции персидской газели был закреплен в теоретической поэтике на рубеже ХУ и ХУ1 вв.: в трактате Хусайна Ва'иза Кашифи «Чудеса мысли в искусстве поэзии» газель наряду с маснави, касыдой, строфическими формами, кыт'а, руба'и упоминается в числе категорий формы — анва'-и ши'р, а не в числе тематических категорий — аджнас-и ши'р, при том что в течение веков сохранялась двойственность теоретической
32
интерпретации соответствующего термина в поэтике32.
В заключении следует отметить, что отдельного изучения заслуживает статистический анализ частотности применения тех или иных моделей стандартных зачинов на разных этапах трансформации персидской газели в обозначенный нами период, на который пришлись наиболее радикальные сдвиги в ее положении в жанровой системе. Следует также уделить отдельное внимание вопросам синтаксиса начальных бейтов газели — матла', поскольку именно особая грамматическая конструкция служила одним из способов их маркировки. На данной стадии исследования можно выделить как тенденцию частотность применения разных типов обращений в начальных бейтах газели, что было отмечено в начале статьи. Нормативная повторяемость синтаксической конструкции финала газели (макта') была предопределена необходимостью включения авторского имени, т.е. обращением поэта к самому себе или упоминанием себя в третьем лице. По-видимому, такая же функция выделения (маркирования) была возложена на обращения, включа-
32 Хусайн Ваиз Кашифи. Чудеса мысли в искусстве поэзии (Бадаи' ал-афкар фи санаи' ал-аш'ар). Введение (Мукаддима). Пер. с перс., вступит. слово и коммент. М.Л. Рейснер // Восточная поэтика: тексты, исследования, комментарии. М., 1996. С. 258-289.
емые в открывающий бейт газели, что и было одним из возможных
способов реализации «красоты начала».
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Анвари. Диван / Сост. М.М.Т. Разави. Т. 2. Тегеран: Шеркат-е энтешарат-е элми ва фарханги, 1360 (1982). С. 511-1179.
2. Баба Кухи Ширази. Диван. 2-е изд. Шираз: Кетабфоруши-йе мо'арефат, 1332 (1954). 128 с.
3. Ворожейкина З.Н. Исфаханская школа поэтов и литературная жизнь Ирана в предмонгольское время (XП-XШ в.). М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1984. 272 с.
4. Пригарина Н, Чалисова Н., Русанов М. Хафиз. Газели в филологическом переводе. Часть 1 // ОпейаНа е! ОаББюа. Труды Института восточных культур и античности. Вып. XLII. М., 2012.
5. Рейснер М. Л. Жанровые типы рамочных текстов в персидской классической поэзии (X-XV вв.) // Восток (Ойеш). 2017. № 5. С. 125-128.
6. Рейснер М. Л. К проблеме сравнительного изучения иранской и арабской поэтики (характеристика категории тахаллус // Вестник Московского университета. Серия 13. Востоковедение. 1983. № 4. С. 54-64.
7. Рейснер М.Л. Лирические вставки в персидском любовно-романическом эпосе XI-XШ вв.: генезис и жанровые функции // /Вестник Московского университета. Сер. 13. Востоковедение. М., 2013. № 1. С. 49-61.
8. Рейснер М.Л. Сон и бессонница в тематическом лексиконе персидской классической газели (XII-XV вв.) // Вестник Московского университета. Сер. 13. Востоковедение. 2019. № 2. С. 4-19.
9. Рейснер М. Л. Транспозиция как категория поэтики: к проблеме эволюции канона персидской классической поэзии // Исследования по иранской филологии. Выпуск третий. М.: ИСАА при МГУ, 2001. С. 107-123.
10. Рейснер М. Л. Эволюция классической газели на фарси ^^ГУ вв.). М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1989. 223 с.
11. Рейснер М. Л., Чалисова Н. Ю. Я есмь Истинный Бог: образ старца Халладжа в лирике и житийной прозе Аттара // Семантика образа в литературах Востока. М.: Восточная литература, 1998. С. 121-158.
12. Рудаки Самарканди. Диван / Сост. С. Нафиси, И. Брагинский. Тегеран: Мо'сесе-йе энтешарат-е негах, 1373 (1995). 215 с.
13. Са'ди Ширази. Диван-е газалиййат / Ред. Х.Х Рахбар. Т. 1. Тегеран: Энтешарат-е Махтаб, 1364 (1986). 528 (+43) с.
14. Санаи Газнави. Диван / Ред. М. Разави. Тегеран: Кетабхане-йе Ибн Сина, 1341 (1963). 1232 с.
15. Фаррухи Систани. Диван / Сост. и ред. Д. Сийаки. Тегеран: Кетабфоруши-йе Зоввар, 1371 (1993). 519 с.
16. Хакани Ширвани. Диван / Ред. М. Д. Казази. Т. 2. Тегеран: Нашр-е Марказ, 1375 (1997). С. 767-1402.
17. Хафиз Ширази. Диван-е газалиййат / Ред. Х.Х Рахбар. Тегеран: Энтешарат-е Сафи 'Алишах, 1375 (1997).
18. Хусайн Ваиз Кашифи. Чудеса мысли в искусстве поэзии (Бадаи' ал-афкар фи санаи' ал-аш'ар). Введение (Мукаддима). Пер. с перс., вступит. слово и коммент. М.Л. Рейснер // Восточная поэтика: тексты, исследования, комментарии. М., 1996. С. 258-289.
19. J. T. P. de Bruijn and Ehsan Yarshater, "GAZAL", in: Encyclopaedia Iranica Online, © Trustees of Columbia University in the City of New York. http://dx.doi. org/10.1163/2330-4804_EIRO_COM_11973 (дата обращения: 10.03.2023)
REFERENCES
1. Anvari. Divan [Collection of poems]. Red. M.M.T. Razavi. Vol. 2. Tegeran: Sherkat-e entesharat-e elmi va farkhangi, 1360 (1982), pp. 511-1179. (In Pers.)
2. Baba Kukhi Shirazi. Divan [Collection of poems]. Shiraz: Ketabforushi-ie mo'arefat, 1332 (1954). 128 p. (In Pers.)
3. Vorozheikina Z.N. Isfakhanskaya shkola poetov i literaturnaya zhizn' Irana v predmongol'skoe vremya (XII-XIII v.) [Isfahan school of poets and the literary life of Iran in Pre-Mongol time (12-13 cen.)] Moscow: Nauka, Glavnaya redaktsiya vostochnoi literatury, 1984. 272 p. (In Russ.)
4. Prigarina N., Chalisova N., Rusanov M. Khafiz. Gazeli v filologicheskom perevode [Hafiz. Ghazals in philological translation]. Part 1. Orientalia et Classica. Trudy Instituta vostochnykh kul'tur i antichnosti. Vyp. XLII. Moscow: 2012. (In Russ.)
5. Reisner M.L. Zhanrovye tipy ramochnykh tekstov vpersidskoi klassicheskoi poezii (X-XV vv.) [Genre types of 'frame texts' in the Persian classical poetry of the tenth to fifteenth centuries]. Vostok (Oriens). 2017. No 5, pp. 125-128. (In Russ.)
6. Reisner M.L. K probleme sravnitel'nogo izucheniya iranskoi i arabskoi poetiki (kharakteristika kategorii takhallus [To the problem of comparison of Arabian and Iranian poetics (characteristic of 'takhallus' category)] Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 13. Vostokovedenie [Moscow University Oriental Studies Bulletin].1983. No 4, pp. 54-64. (In Russ.)
7. Reisner M.L. Liricheskie vstavki vpersidskom lyubovno-romanicheskom eposeXI-XIII vv.: genezis i zhanrovye funktsii [Lyric Inserts in the Persian Verse Romance of XI-XIII centuries: Genesis and Genre Functions]. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 13. Vostokovedenie [Moscow University Oriental Studies Bulletin]. 2013. No 1, pp. 49-61. (In Russ.)
8. Reisner M.L. Son i bessonnitsa v tematicheskom leksikone persidskoi klassicheskoi gazeli (XII-XV vv.) [Dream and sleeplessness in the thematic lexicon of classic Persian ghazal (XI-XV c.)]. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 13. Vostokovedenie [Moscow University Oriental Studies Bulletin]. 2019. No 2, pp. 4-19. (In Russ.)
9. Reisner M. L. Transpozitsiya kak kategoriya poetiki: k probleme evolyutsii kanona persidskoi klassicheskoi poezii [Transposition as poetic category: to the problem of evolution of canon in Persian Classic poetry]. Issledovaniya po iranskoi filologii [Studies in Iranian philology]. Vypusk tretii. Moscow: ISAA pri MGU, 2001, pp. 107-123. (In Russ.)
10. Reisner M. L. Evolyutsiya klassicheskoi gazeli na farsi (X-XIV vv.) The Evolution of the Classical Farsi Ghazal of the X-XIV Centuries]. Moscow, Nauka. Glavnaya redaktsiya vostochnoi literatury, 1989. 223 p. (In Russ.)
11. Reisner M. L., Chalisova N. Yu. Ya esm' Istinnyi Bog: obraz startsa Khalladzha v lirike izhitiinoiprozeAttara [I'm a Real God: Image of the Old man Hallaj in Attar's lyric and prose]. Semantika obraza v literaturakh Vostoka [Semantic of Image in Oriental literatures]. Moscow, Vostochnaya literatura, 1998, pp. 121-158. (In Russ.)
12. Rudaki Samarkandi. Divan [Collection of poems]. Red. S. Nafisi, I. Braginskii. Tegeran: Mo'sese-ie entesharat-e negakh, 1373 (1995). 215 p. (In Pers.)
13. Sa'di Shirazi. Divan-egazaliiiat [Collection of ghazals]. Red. Kh.Kh Rakhbar. Vol. 1. Tegeran, Entesharat-e Makhtab, 1364 (1986). 528 (+43) p. (In Pers.)
14. Sanai Gaznavi. Divan [Collection of poems]. Red. M. Razavi. Tegeran, Ketabkhane-ie Ibn Sina, 1341 (1963). 1232 p. (In Pers.)
15. Farrukhi Sistani. Divan [Collection ofpoems]. Red. D. Siiaki. Tegeran: Ketabforushi-ie Zovvar, 1371 (1993). 519 p. (In Pers.)
16. Khakani Shirvani. Divan [Collection of poems]. [Collection of poems]. Red. M.D. Kazazi. Vol. 2. Tegeran, Nashr-e Markaz, 1375 (1997), pp. 767-1402. (In Pers.)
17. Khafiz Shirazi. Divan-e gazaliiiat [Collection of ghazals]. Red. Kh.Kh Rakhbar. Tegeran, Entesharat-e Safi 'Alishakh, 1375 (1997). 736 p. (In Pers.)
18. Khusain Vaiz Kashifi. Chudesa mysli v iskusstvepoezii (Badai' al-afkarfi sanai' al-ash'ar). Vvedenie (Mukaddima). Vstupitel'naia stat'ia, perevod, kommentarii M.L. Reisner [Miracles of thought in the art of poetry. The introductory article, translation comments by M.L. Reysner]. Vostochnajapojetika: teksty, issledovanija, kommentarii: Vostochnaya poetika: teksty, issledovaniya, kommentarii [Poetics in the East: texts, studies, comments]. Moscow, Vostochnaya lireratura RAN, 1996, pp. 258-289. (In Russ.)
19. J. T. P. de Bruijn and Ehsan Yarshater, "GAZAL", in: Encyclopaedia Iranica Online, © Trustees of Columbia University in the City of New York. http://dx.doi. org/10.1163/2330-4804_EIR0_C0M_11973 (date of application: 10.03.2023)
Статья поступила в редакцию 20.02.2023; одобрена после рецензирования 24.03.2023; принята к публикации 31.03.2023.
The article was submitted 20.02.2023; approved after reviewing 24.03.2023; accepted for publication 31.03.2023.
ОБ АВТОРЕ
Рейснер Марина Львовна — доктор филологических наук, профессор кафедры иранской филологии ИСАА МГУ имени М.В. Ломоносова; marinareys@iaas.msu.ru
ABOUT THE AUTHOR
Marina L. Reysner — Doctor of Sciences (Literature), Professor of the Department of Iranian philology, Institute of Asian and African Studies, Lomonosov Moscow State University; marinareys@iaas.msu.ru
